Ночью не спишь, всё думаешь

Из новой книги

Приплыву к тебе в лодочке синей...

                                          Мезенской земле

Гаснет лампа заката над пожней,

Белой ночью сменяется вечер.

До свидания, Лáмпожня! Сложно

Жить в разлуке, от встречи до встречи!

Мы увидимся, знаю, не скоро.

Это счастье и просто везенье:

Побродить по высоким угорам,

Искупаться в холодной Мезени.

Зачарованный песнею длинной,

Край глухой, заповедный, чудесный:

И река, что так выгнула спину,

И дома на угорах отвесных.

Здесь приветливость в людях – издревле.

У домов не обсохли колодцы,

И хвоя лиственничных деревьев,

О которую – не уколоться.

Я приду с головою повинной,

Словно с самой причиною веской,

И, наверное, ты отодвинешь

Кружевное шитьё занавески, –

И, во власти знакомых предчувствий,

На высокое выйдешь крылечко,

Чтоб моею проникнуться грустью,

И поверишь, что время не лечит.

Я пройду от Мезени до Сёмжи,

Приплыву к тебе в лодочке синей.

Всё о том я, родная, о том же:

Как люблю тебя нежно и сильно.

Горше полыни

А дом мой стоял на угоре,

На том, на крутом берегу…

Приедёшь ли, дефка, вдругоредь?»

…А что я ответить могу?

Кузнечик серебряно-тонко

Поёт, как ручей в полусне...

И снова, глазами ребёнка

Та встреча увидится мне,

Забродит в душе и нахлынет

Всё то, что забыть не могу:

И взгляд её, горше полыни,

И ветра осенний разгул…

«Что камень, на сердце обида:

Есть дети, да где они, где?

Отправили в дом инвалидов!..

Как встрече-то не обрадеть?»

И пряди пригладит седые…

«Ах, годы – что дым на ветру…

Живите, покуль молодые!..»

И слышится снова: «Помру,

Никто хоронить не приедёт…

А ты передай-ко, быват,

Хошь кто-то из бывших соседей

Заглянёт меня повидать…

А дом-от стоял на угоре,

Я карточку – вот, берегу…

Приедёшь ли, дефка, вдругоредь?»

…А что я ответить могу?

Рыбак

Обрывист берег. Жухлая трава.

Сухие ёлки ёжатся, сутулясь.

По-щучьи лодки к берегу приткнулись

И так остались после Покровá.

В избушке доживает век рыбак,

Он ловит звёзды тальниковой сетью,

Он за водою ходит на рассвете

И топит печь, и кормит двух собак.

Ещё не стало время, словно лёд,

Но видит он, склоняясь над рекою,

Как по теченью к вечному покою

Он на дырявой лодочке плывёт.

Над ним встают опавшие года,

Ему уже не страшно и не больно:

Он видит, как уныло и спокойно

Над головой смыкается вода…

Но где-то там, за кромкой дня и льда,

Где льдом ещё не тронуло фарватер.

Реки небесной алая руда

С водой сольётся и его подхватит.

На распутье

Нет утешенья в цветенье июльских даров.

Лист подорожника – не панацея от боли.

Вправо посмотришь – бурьяном заросшее поле,

Влево – развалины жалкие скотных дворов.

Вправо пойдёшь – там пустые деревни стоят.

Влево свернёшь – там лесные дымят пепелища.

Ветер чужой над родными просторами свищет.

Где же она – полевая Россия твоя?

Может, пора искупить перед нею вину –

Дать по рукам разорившим страну лиходеям?

Сколько потерь, но ещё остаётся надея

Хлебом засеять поля, распахав новину…

Птиц не слыхать, и, до звона в ушах – эта тишь…

Прямо иди – к обмелевшим, отравленным рекам.

Стать ли мутантом – иль жить на земле человеком?

Ты на распутье… пока ещё… молча стоишь.

Полушалок

                               З.П.Сосниной

– Да ведь нынче такие не носят! –

И старинный откроет комод,

И достанет – тот беленький, в розах

Плат с кисьём, что она бережёт.

Ахну я:

– Да в Москве они в моде!

Дочка просит найти да купить.

Может, зря он пылится в комоде? –

Я могу хорошо заплатить!

Гладит бабка цветастое диво

От труда огрубевшей рукой:

«Сколь была боева да красива,

Не знавала я слова «покой»!

Ты ведь знаешь работу доярки:

Утром к дойке бежишь на заре,

Да не шибко оденешься ярко –

Не до шалей на скотном дворе…

Не скажу, что совсем не надёван, –

Лишь о празднике…

Сколь ни живу,

Помню: были такие надои,

Что коров повезли мы в Москву –

Показать их на Выставке главной.

Знайте наших, мол: всем нос утрут!

Наградили меня полушалком

И медалью «За доблестный труд»…»

...А потом – не дыра, так прореха,

Зарастали поля лебедой,

Забывались былые успехи,

Всё сильней засквозило бедой...

Стало ясно: пришло оно, лихо:

Ни коров, ни дворов, ни полей...

И вздыхает бабуленька тихо:

«Не вернёшь, сколько слёзы ни лей».

И добавит внезапно и глухо,

На коленях раскинув зарю:

«Ни к чему полушалок старухе.

Коли надо, бери – подарю!»

* * *

Лесной тропою уходя с болота,

остановись, послушай сказку леса!

Вбирай мгновенья тающего лета

перед зимой, пока ещё безвестной.

Пока исходит жаром жаровица

и осени костёр дымит лениво,

как чудно сбором ягод насладиться!

Не иссякала б клюквенная нива.

Неси домой тяжёлые корзины,

сдашь ягоды – накормишь домочадцев.

И ты бредёшь, устало сгорбив спину,

боясь на тропке с лешим повстречаться.

Поставь корзину, отдохни – как славно:

вот паучок на паутине тонкой

летит – куда? Над этим духом травным

летит, чудак, за осенью вдогонку.

Багульник пахнет остро, поневоле

вдыхаешь аромат его тягучий. 

Вот переход по  жёрдочкам за рУчей.

Наверх поднимешься – и выйдешь в поле.

И выйдешь в поле, где трава густая

и пух осота солнышком просвечен,

и мятлика соломка золотая –

всё  светится… Пока ещё не вечер…

И тем осенним светом осиянно

всё поле... поле, ставшее поляной:

горит брусничник и осинок поросль –

поляна эта лесом станет скоро.

Ещё не вечер... Может быть, однажды

на этом месте снова будет пашня.

Пусть отдохнёт земля от человека.

Деревня, осень, лес, начало века.

* * *

Ночью не спишь, всё думаешь: «Боже мой,–

Думаешь: – Господи, только бы не война!»

Как родила дитя, так и страх со мной,

с каждым ребёнком – всё больше в душе вина

в том, что бессильна их оградить от зла,

хоть и берёшь, и носишь в себе их боль...

Только б ещё и к нам война не пришла,

да чтоб жилось нам дружно между собой!

Я посадила сосенки во дворе,

каждому по одной – целый сосновый бор,–

вот соберутся дети о летней поре,

будем сидеть в тени, вести разговор,

чай станем пить со смородиновым листом,

а из созревших ягод варенье варить,

утром подсолнухи будут заглядывать в дом,

будет играть в окольницах сполох зари,

будут резвиться внуки, скрипеть качель

(верится, что для счастья им жизнь дана)...

Только не спишь потом – не от света белых ночей,

а лишь от мыслей, что рядом идёт война!

В юности ездила в Харьков, в Красный Лиман,

в Коробов хутор как-то судьба завела,

помню, девчушка училась русским словам,

на украинском я с ней разговор вела.

Как мы играли с Марусенькой: то "покачай",

то "догоняй", сама же со смехом прочь.

После сидели под вишнями, пили чай,

а на лиман опускалась южная ночь...

Что там сейчас? Вертолётов, снарядов вой,

танки грохочут, рушатся города…

Чувствую и ненавижу бессилье своё

и понимаю: общая это беда.

Вот и взошло, что посеяли – эта война,

их не простить и не умалить вину!

Знаю, и ты, Маруся, лежишь без сна,

с думой о детях.

                               И я до утра не усну…

Здесь тоже Русь

Здесь тоже Русь. Пусть глуше и скромней

пейзажи наших северных окраин.

Живу в глубинке (то есть в глубине

России, с детства русское вбирая).

Спешу, лечу за временем в сугонь

на родине своей, большой и малой,

что с детских лет затеплила огонь

в душе

             и чувства в нём переплавляла!

Живи, мой Север, песнями звени,–

любимый край, я здесь не на постое,

и мне так важно это сохранить:

родной язык, обычаи, устои.

Как много солнца в говоре твоём,

как много самобытного, живого!

Стелю на снег весенний суровьём

родное, не отбеленное слово.

* * *

Север. Русло холодной реки.

Здесь неволи душа не приемлет.

Здесь и чудь уходила под землю,

Оставляя свои городки

Там, где ты принимал в свой чертог

Новгородцев – ушкуйников ушлых.

Если кто и хранил твою душу,

То какой-то языческий бог.

Север. Глушь староверских скитов:

Не свобода – так самосожженье.

Здесь и речки уходят под землю,

Чтоб укрыться от зимних оков.

Здесь свобода от царских вериг,

Здесь и пристань отступникам Божьим –

Средь лесов, средь холмов бездорожных,

Что когда-то оставил ледник.

Ты куда нас, судьба, завела?

Кто владеет сегодняшним миром?

Не остаться б на карте пунктиром…

Здесь вот речка… когда-то была…

Север, звучен ветров твоих зык!

Ни к чему тебе самосожженье, –

Начинай же своё возрожденье,

Крепни духом, храни свой язык!

* Галина Рудакова родилась 16 апреля 1956 г. в с. Кургомень Виноградовского района Архангельской обл. Живу в Холмогорском районе.

Член АРО СП России с 2007 г.

Член редколлегии литературного журнала "ДВИНА" с 2015 г.; ведущая мастер-класса в ЛИнтО "Брусника" с 2014 г.

Лауреат премий им. Николая Рубцова в 2005 г., им. М.В. Ломоносова и Международной литературной премии "Имперская культура" им. Э.Володина -  2015 г.

Автор сборников стихов: «Созвездие любви» 2002 г., «В памяти сердца» 2005, «Даль синеокая» 2007, «Цветок лазоревый» 2011, "Когда цветёт светлынь трава" 2015 и краеведческих книг: "Слово старого реченья" 2013, "Бабушкины обереги" 2013 и "Кургомень" 2014 г.

Автор публикаций в журналах "Наш современник", "Молодая гвардия", "Форум" (Москва), "Север", "Двина", "Новая Немига литературная" (Белоруссия), "Бег", "Русский писатель", "Невский альманах" и "Парадный подъезд" (СПб), э/ж любителей русской словесности "Парус", "Европейская словесность" (Кёльн), "Новая книга России", "Плавучий мост" (Германия-Россия); в газетах "Интеллигент" и "Слово" (Москва), в сборнике научных статей "Семантика и прагматика слова и текста. Поморский текст" 2010 г., в альманахе "Петербургские строфы" и др.

Редактор-составитель нескольких сборников стихов и прозы.

Галина Рудакова (Холмогоры)

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"