Плач по весёлым одесситам, которых заживо сожгли бандеровцы 2 мая 2014 года
…По Одессе звонят –
Так давно колокольни соборов славянских
не плакали.
Крик огня,
словно крик на костре
протопопа Аввакума.
Он летит, этот крик,
факелами живыми
из окон, огнём переполненных.
Украина горит!
Дни и ночи резни
шабаш батьки Бандеры напомнили.
Руки юных девчат
по бутылкам разлили «коктейль»
из костров преисподней.
Им бы деток зачать…
А зачали войну
по приказу из Киева подлому.
Женешки-палачи
добивали, глумясь,
до костей бедолаг обгоревших.
И метался в ночи
Крик огня, что вовек
не умолкнет в сердцах овдовевших.
И во мне бой идёт…
Высоко, высоко – выше не бывает –
Залетела душа и одна летает.
С той немой высоты видно всё на свете:
В Украине война.
Как мишени – дети.
И во мне бой идёт москалiв з хохлами,
В моём сердце течёт кровь отца и мамы –
Батя русским рождён,
Мама – украинкой.
Кем же я окрещён, разнокровный сын их?
И на чьей стороне мне за Правду драться?
Кто мне друг, кто мне враг,
одноверцы-братья?!
Мать славянская – Русь
сыновей теряет.
Одиноко душа в небесах летает…
Страда на Украине
Безбрежна синева небесной целины,
Что солнце-плуг извечно поднимает,
И эта пашня семя принимает
Из тёплых рук радетельной Весны.
И на земле иконой золотой
Сияет нива богоданным хлебом.
Но чем крестьян одарит нынче Небо,
Когда в полях кипит кровавый бой?
И косят жито пули – не серпы,
Горячей юной кровью обагрились
Колосья, будто их приговорили,
Как мальчиков безвременно седых.
И с изумленьем тенькает: «Вы чьи?» -
Степная птаха в обгоревших перьях.
Неужто мир забыл под знаком зверя:
Посеешь распрю – вырастут мечи?
Сашка
Сашка, Сашка – мужичок-фронтовичок,
Кто тебе войной глаза заПорошил?
Ни один не выжил от огня зрачок,
А осколок руку правую срубил.
Лишь в душе живёт мальчишка.
В десять лет
Он такого навидался навеку!
Фронтовых пополнил воинство калек
И познал пролитой крови горький вкус,
Когда рядом разорвавшийся снаряд
На него мозгами матери плеснул –
Хорошо, что был тогда уже незряч…
Слава Богу, без мучений брат уснул…
Ох и метко ты войну свою ведёшь,
Укр-наводчик!
Сразу трёх «врагов» сразил.
Отчего ж, Господь, его ты не убьёшь?
Он детей твоих безгрешных погубил.
Сашка нынче в русский госпиталь попал
И мечтает оживить потухший взор.
Не для игр.
Винтовку в поле откопать.
Не для мести.
Чтоб исполнить приговор.
Три неба
Отразился звёздный бисер
В зеркалах уснувших волн,
Смёл его летящий глиссер,
Буруном плеснув на мол.
... Улеглось качанье моря,
Две луны опять зажглись.
Звёзды с неба жарко спорят
С теми, что глядят с Земли.
И чаруют быль и небыль
Сказкой, полною волшебств.
Я молюсь на оба неба,
Небо третее – в душе.
Тайны
Бьётся сердце прибоя
В ритме с тем, что во мне,
Гонит море рябое
Накопившийся гнев.
Рвутся сети, как нитки,
У волны на пути.
Шторм волшебные свитки
Бурунов раскрутил.
Мы их не прочитаем.
Есть ли в этом вина?
В нераскрытостях тайн
Вечность заключена.
***
Скрасила ночь угловатости ломкие дня –
Так кузнецы выправляют углы на овалы.
Вот уже снежные скрылись вдали перевалы
И колокольцами нежно цикады звенят.
Стелется острыми саблями лунный ковыль,
Не притупила их жала полночная темень.
Кормит младенца, целуя в родимое темя,
Мать полной грудью под шёпот ночной синевы.
Катится кругло луна по ухабам-волнам
Озера, полного звонких серебряных слитков,
Осокорям тёплый дождик оранжевый снится,
Зайцами блики снуют по седым валунам.
Дивным изгибом, что стан твой, – падение звёзд.
Как они ярко сгорают, как быстро сгорают
Юностью первой.
И медлит с приходом вторая,
Будто поток этот звёздный дороги развёз…
***
Мерцающие тильды горизонта,
Зовущие округлости холмов,
Стрижи, хмельные от вина озона,
В полёте достигают облаков.
Так тихо, что отчётливо и громко
Мне слышен говор давних-давних лет:
В Фанагории у прибрежной кромки
В любви клянётся эллинке поэт.
Трубочка
Воспоминание о 5 марта 1953 года*
За вечной мерзлотой изломанных судеб,
Поруганной любви, младенцев нерождённых
Стоят ревтрибунал, неистовый совдеп –
Так раскурили трубочку с вождём мы.
Когда улёгся дым «Герцеговины флор»
И трубочка заветная остыла,
Рыдала вся страна: рабочий, пахарь, вор...
Как будто бы отца похоронила.
И мамочка вплела в сосновые венки
Немецкие трофейные гирлянды.
Я с братьями их нёс, не чувствуя руки,
На площадь, где читали меморандум,
Неистово клянясь не забывать вождя
И высоко нести родное имя...
На пленуме ЦК, немного погодя,
Был предан, продан он «по гроб своими»
И вышвырнут тайком из Мавзолея враз,
Где Ленину сейчас тревожно спится,
Чтобы забыл его навек любой из нас.
Но... трубочка победная курится
* День смерти И.В. Сталина.
***
Что пророчил нам с тобой Нострадамус?
Разве мало на веку настрадались?
Небо оземь, как стекло, разобьётся,
Кара Божия Любви не коснётся…
***
Церковь не строй – сироту пристрой.
Иоанн Богослов.
Как слагают стихи –
по кирпичику храмы слагают.
Все приходы в лесах,
возрождается русский собор!
И горят в небесах
купола золотыми стогами.
Отчего ж не окрепнем мы
в вере святой до сих пор?
Нам бы души сложить,
что болят, как открытые раны,
Веру сердцем принять
без напутствия сытых попов.
Когда бедность и мрак
окружает богатые храмы,
До небес не доходят
молитвы из-под куполов.
Похоронка
Тайны серых крестов
на заброшенных бедных могилах
Оторочены броско подтекстами
чёрных теней.
Имена съело время.
Оградка местами прогнила.
Но зато по весне здесь
сирень сини неба синей.
И покоем оплаканным
дышат зелёные ивы.
Их не взял желтизною тоски
даже первый мороз.
И старуха-ворона
сидит на кресте молчаливо,
Будто ей почтальон
с той войны похоронку принёс.
Но не ей и не вдовам
вручила беда похоронку,
А деревне, что тихо легла
под крестами окон.
Как по кладбищу, бродит
по улицам бывшим тихонько
Вечной памятью лет похороненных
призрачный конь.
***
Пока солнце обернётся
вкруг оранжевой оси,
Пока сердце отзовётся
на сияющую синь
Глаз твоих, таких глубоких –
без начала, без конца,
Буду я просить у Бога
воду с твоего лица.
Нарушая поговорку,
что с лица воды не пьют,
Выпью сладость, выпью горечь –
Выпью я судьбу мою.
Из цикла «С Пушкиным» (1996 – 2017 годы)
Зов
Тихой песней встретило Тригорское.
Кто запел?
Попробуй, угадай.
Бор дубовый встал зелёной шторкою:
Чуть раздвинешь – зеркало пруда.
Мостик выгнут невесомой радугой –
Сколько бы он мог порассказать!
Светятся озёра светлой радостью,
Чистые, как Аннины глаза.
Зримые черты мгновенья чудного
Выстилают памятью простор.
Дальним звоном тишь встревожив чуткую,
Колокол зовёт на Святогор.
Пушкинский перевал
…Да, может, это горская легенда,
Вобравшая в себя любовь и беды,
Как встретился с убитым «Грибоедом»
Сам Пушкин, проезжая перевал.
Так на арбе бросало гроб на спусках,
Что вороньё кричало в падях узких,
И в горле ком от горя застревал.
…Да, может, это горская легенда.
Но приняли её мы без сомнений,
Когда в «атаке» жаркой на ученьях
Повзводно брали этот перевал.
Пустели быстро с холостыми ленты,
Сердца срывались в бездну, как кометы,
И «Грибоеда» ветер отпевал.
– Всё было так, – нам горы рассказали, –
На Пушкинском Олимпе-перевале
Утихли вьюги, птицы замолчали,
Когда поэт поэта повстречал.
Скрипя, арба в бессмертье удалялась,
И память в небо звёздами врастала,
И Пушкин нам свои стихи читал.
Багрянцы
Август в октябре аукнул жарком,
Обескровив краски бабьелетья, –
Зеленью горит в лесах и парках
Лето, превратившись в долголетье.
К перелёту не готовы птицы –
Засиделись на лиманах тёплых,
В небе лишь один листок кружится –
Солнышко, светясь в оконных стёклах.
На припёке вышла в колос озимь.
Грустно...
Время листопаду грянуть!
Чтоб по-царски Болдинскую осень
Даровали Пушкину багрянцы.
Венец
Частицею души –
звенящий листопад,
О чем-то говорит,
срываясь, дождик.
Дождинки и слова
ложатся невпопад
И вспенивают лужи,
будто дрожжи.
Откройся мне язык
летящих наземь крон –
Как этот перезвон
услышал Пушкин?!
Поэта воцарил
октябрь на вечный трон
И Болдино открыло наши души.
Но золотой венец
поэта всех времён
Не удержал
от гальских чар Наталью –
И пролилась на снег
кленовым жаром кровь,
И принял Святогор
бессмертные печали...
Тихая охота
В Тригорском сторожат тишину вековые дубы. Говорят, в них любил промышлять тихой охотой Александр Сергеевич Пушкин, и был удачлив. В этом бору нашёл роскошного белячка и я. Совершенно случайно. Эхо «чудного мгновенья»?
... А в Тригорском дубы такие –
Необъятны, что ввысь, что вширь!
Небо вечное милой России
С их зелёных взирает вершин.
На ветвях отдыхают столетья –
Как же быстро они летят!
Анна... Жар незабвенного лета...
Очи звёзд, словно в душу глядят...
А наутро – походы лесные
К тем дубам, что поныне стоят,
У подножий – грибы боровые:
Беляки, стайки чёрных опят,
Сыроежек пурпурная строчка
И лисичек приплод охряной...
Я нашёл беляка у дубочка –
Видно, Пушкин прошёл стороной.
Два пистолета
В маленьком французском городке Лимрэ, в музее почт обнаружены, благодаря поискам русских эмигрантов Г.М. Воронцова-Вельяминова и его супруги, антикварные дуэльные пистолеты работы дрезденского оружейника К. Ульбриха. Те самые, которые сыграли трагическую роль во время дуэли на Чёрной речке в Петербурге 27 января 1837 года. В то время они принадлежали сыну французского посла в России де Баранта Эрнесту и накануне поединка были переданы секунданту Дантеса д᾽Аршиаку. Роковой для всей России выстрел прозвучал…
Пистолеты Эрнеста де Баранта выстрелили ещё раз – на дуэли их хозяина с другим великим русским поэтом...
Ах, знали б вы,
Ах, знали б вы секреты,
Герр Ульрих, конструируя стволы
Пистонных двух
Изящных пистолетов –
Чьи руки их взведут
В дуэлях злых?
Вы б шомпола
Навек забили в дула,
Чтоб заклепать
Тяжёлым пулям ход…
Из их зрачков
Так холодом тянуло,
И знала смерть,
Каков будет исход.
Его опережая, ветер плакал
На Чёрной речке,
И не знал Барант
Пистолями ссужая д᾽Аршиака,
Чем жуткая закончится игра
На жизнь и смерть,
На честь и на бесчестье
(Пистоли Ульбриха осечек не дают).
Мне тризну с Чёрной речкою
Пропеть бы по Александру…
Птицы подпоют
И наши, и французские пичуги
Из городка по имени Лимрэ,
Где спят в музее почт,
Прильнув друг к другу,
Два пистолета
Средь почтмейстерских ливрей.
Готовые к дуэли и сегодня,
Они ещё один секрет хранят:
Что в Лермонтова целился Барант
Из одного из них
Но промысел господний
Поэта спас в тот час
От смертных ран.
Души на продажу
Прочёл в газете: «На торги выставлен диван, на котором умер после ранения на дуэли с Дантесом Александр Сергеевич Пушкин...»
На торгах продаётся смертный одр
Властителя умов и дум российских.
В верхах молчок.
Безмолвствует народ.
Нувориши просчитывают риски.
Чтобы купив святыню за пятак,
не прогадать...
А вдруг «подстава» это?
Кровь проступает на тугих бинтах,
На снежных недописанных листах,
Что Русью пролегли по белу свету.
И вся в слезах крестами Натали
Из дома гонит смерть в тоске безмерной,
И плачет Даль, и боли утолить
Данзас не в силах – друг поэта верный.
Аукцион...
Звенит за лотом лот.
Кто больше?
Кто бесстыжее?
Кто гаже?
Россию продают.
Молчит народ.
Но разве можно душу на продажу?!
Откровение
Счастливейший,
Вижу я лик Твой,
Взлетев на крылатом коне.
Стихи –
Это та же молитва
С Создателем наедине.
Букет
Я в букет собираю слова,
Как цветы, что спаслись от морозов,
И душой согреваю для вас,
Отгоняя ненастье и грозы.
И нектаром пою красоты,
Вдруг поверив в спасенье Вселенной,
В то, что мы не утратим листы
Божьих рукописей нетленных.
С верой этой перекрещусь,
Обнимая живой букет свой,
И на волю слова отпущу,
Как воробышков, пойманных в детстве.
Свиток
В древний свиток закрутился жёлтый лист.
Что на нём октябрь прошедший написал?
Как же быстро лета звоны пролились,
Березняк молитву солнцу прошептал
Своей лаковой зелёною листвой,
Что вела с высоким небом разговор.
Лёг он памятью на свиток золотой,
Унесённый ветром в вековой простор.
Прочитают его зори, облака
И весной прольются, дождиком шурша.
Тёплой памятью пополнится река,
Где берёт начало русская душа.
Сердце
Есть пределы такие,
что тайной влекут –
Из чего
Человечее сердце изваяно
гением Божьим:
Из огня, изо льда,
из осколка звезды роковой,
из любви, из восторга, из боли,
что заживо гложет?
Есть пределы такие,
что, кажется, нечем дышать
на краю сиротливом
родной материнской могилы…
Когда сына теряешь,
и с ним умирает душа…
Когда гибнет любовь
на костре из предательства милой…
Есть пределы такие,
что кличут в полёт огневой,
и любовь озаряет
уставшую душу бессмертьем.
Нет, не в глине Господь изваял его.
Так из чего?
Из чего же изваяно Им
человечее сердце?!
Октябрь в Краснодаре
Вдоль по Красной,
вширь по Красной
лавой красный лист.
Обуян
порывом страстным
мчит Октябрь-кавалерист.
Не заглушит шум платанов
Вечный звон копыт.
Конь напьётся
из фонтанов,
ветром красным сыт.
Увлечёт, забыв, что в бронзе
изваян в огне,
И коня
с казаком грозным
на крутой спине.
И помчатся они
вольно
выше облаков,
Не будя
уснувших в ножнах
боевых клинков.
Сотворение мира
Мир сотворяется сначала
В который раз…
В который раз…
Погас лазурный глаз Арала,
Замутнена душа Байкала,
Трясёт Тибет, родной Кавказ.
Утихли разговоры речек,
Кубанскую поивших степь,
И догорают кедров свечи
В сибирских лукоморьях вечных –
В них иволгам уже не спеть.
И даже на Тамани тихой
Взорвался грязевой вулкан.
Он по-казачьи люлькой пыхал,
Песком плевал,
Ругаясь лихо –
И вырос остров-великан
Над волнами Азова-моря,
Как пуп уже не той Земли,
Где вновь родятся счастье, горе,
Мечты, любовь, война, раздоры
Из тех семян, что в нас росли.
***
Деревня с заколоченными окнами –
Печальнее картины не придумаешь.
Плодятся в речке караси да окуни,
В садах зайчишки падалицей хрумают –
Медвяный на ветвях созрел ранет…
А рыбаков да садоводов нет.
И лес пошёл стеной по пашням-сиротам,
Берёзки наступают, как захватчики –
А ведь они у нас воспеты миром всем,
Есенинской любовь-тоской охвачены.
Крестьянин плуг отнёс в металлолом.
Душе не слышен колокольный звон.
По вечерам, перекликаясь, лавочки,
Где в разговорах домочадцы сиживали,
Зовут Петров, Иванов, Мань да Палычей
Откликнуться.
Но эхом разобиженным
Теряется их клич тоскою там,
Где так раздольно звёздам и крестам…
Ночное
Памяти писателя
Валентина Распутина
По притихшей траве
конь серебряный вальсы танцует.
Жаль, что пары ему
в эту звёздную ночь не нашлось.
Перемены скакун
тонконоздрий тревожные чует
с седловины холма,
что века караулит село.
Искры звёзд с мельтешеньем
костровых снежинок смешались.
Косит глазом гнедой
на тревожный ночной перепляс.
Вся Матёра к холму,
словно к печке, душою прижалась.
Чтоб очаг родовой
никогда,
никогда
не угас.
***
Жизнь не течёт уже.
Жизнь убегает.
Встречу с неведомым
Предполагает
Там, где реки
Моей жизни поток
Каплю за каплей пересчитают.
Как бы хотелось мне,
Чтоб хоть одна
Капля осталась не учтена,
И на Земле из неё,
Как исток,
Звонкой живинкой
Забил родничок.
Взлёт
Речка дымкой курится,
и кони
через брод пролетают
на облаке.
Притяженье земного закона
табуну алогривому побоку.
Вслед за мамками
жеребята
вдохновенно стригут крылами.
А село сонной тишью
объято
под церковными куполами.
И когда волшебством на восходе
сны заветные в душах
витают,
наяву чудеса происходят –
скакуны
в небеса взлетают.
И летят, и летят они
выше всех
над простором
мечтою сбывшейся.
Знамя
Памяти поэта Юрия Кузнецова
Я знамя! Вожди подо мною.
Во славе крови и пыли,
Клянутся моей высотою
Все рати небес и земли.
Ю. Кузнецов
Полночь.
Я читаю Кузнецова.
Больно…
Схоронили втихаря
Стягом полыхающее слово,
В каждом пробуждая бунтаря.
Книги.
Вы про книги позабыли!
Мигом
Закопайте вместе с ним
В вечной запечатанной могиле,
Чтобы не пророчил он живым.
Страшно?
Больно чист он, больно русский?
Брат наш
И в печали, и в пиру.
Может, хоть на этот раз не струсим –
Слово, вейся стягом на ветру!
Тише…
Мир и воля его праху.
Слышишь?
Перезвоны вещих слов:
«…И мне не встать,
как будто сквозь рубаху
корнями в землю сердце проросло».
Именем слова
Веками снег и лёд лежат в горах,
Но нужен миг всего,
чтобы сойти лавиной
Или, в расплаве солнечном горя,
Стремительной рекой
обрушиться в долину.
Так и слова срываются в полёт –
Их именем вершится суд на свете,
То беспощадный, острый, словно лёд,
Отточенный на оселке столетий;
То нежный, обжигающий сердца,
Когда вершины и седины тают,
И родинки с любимого лица
Взлетают и кружат счастливой стаей…
Дар
Вернуть бы дар из детской кладовой –
Дар, заглянув за синий горизонт,
Хвост ухватить Жар-птицы зоревой,
Словно мечту под звёздный перезвон.
А в час, когда он стихнет в небесах,
И птицу отпускать придёт пора,
Вдруг ощутить приток тепла в руках,
Что льётся от Жар-птичьего пера.
Как жаль, что потускнеет свет живой
С годами в нём, да и в моей душе.
Вернуть бы дар из детской кладовой,
Чьи двери не откроются уже.
Ночь под Яблочный Спас
Белой пеной плещутся
Гривы облаков.
По ночам мерещится
Топот рысаков.
То ранеты красные
Сыплются вразброс,
Повторяя трассеры
Падающих звёзд.
Красят спины тонкие
Рысаков Орла
Белые антоновки
На краю села.
Из ковша Медведицы
Звёздный Волопас
Пьёт медок, что цедится
Радостью под Спас.
XVI
Июнь на излёте.
Со скоростью света
Вином золотым изливается лето.
И тысячелетье со скоростью света
Ручьём иссякающим катится в Лету.
А что же на белом останется свете?
Когда-нибудь внуки узнают про это…
Николай Седов,
1999
Как звонко мы его встречали!
Рекой шампанское текло,
И вот уж Млечное табло
Число XVI начертало
По счёту прожитых годов
Миллениума.
Славный малый!
Свершил он подвигов немало,
И к новым в зрелости готов.
Его приход окрашен кровью,
Залившей смертною волной
Всю Землю, зло грозя войной,
Что сложит жёлтою горою,
Как Верещагин, черепа
Всего живущего на свете:
Людей, доверчивых, как дети,
И птиц, и змей, и черепах…
Сама Земля безглазой тенью
Сорвётся со своих орбит
И в безвременье полетит
Звездой сгоревшей.
О Миллениум!
Замедли бег кровавых лет;
Пред Богом преклонив колени,
Покайся, вспомнив на мгновенье,
Что кров родной твой на Земле.
Слово заветное
Слово скрывается рыжиком в вечной траве,
Рыбкой серебряной
в омут небесный нырнуло,
Песней малиновки звонкой встречает рассвет,
Где-то звездою на облачке крепко уснуло…
Нету покоя в душе, тихих грёз в голове –
Слово заветное, ты от меня отвернулось?!
Кажется, всё бы отдал, чтоб явилось на свет,
Тайну открыло и молодость сердцу вернуло.
Слово одно…
А за ним неоткрытость миров,
Соединенье галактик, любви неоглядность.
Мне даже жизни, поверьте, не жалко порой,
Чтоб, разгадав его,
с Господом встретиться взглядом.
Две души
Приютилась в роднике души тоска –
И скулит.
О каменья спотыкается река
На мели.
Мать-Кубань, да кто же силушку твою
Расплескал?
Горы мётрвого могильного песка
Наметал?
И засыпал русло буйное, как хмель, -
Не дыши!
Бьются, плачут, натыкаяся на мель,
Две души:
Речки горной, что теряет свою кровь,
Да моя.
Для меня, Кубань-река, твоя любовь –
САМАЯ!
Ловец
Туман жевал беззубым ртом осоку,
Стрижи плясали в облаках высоких,
Текла по руслу времени река.
На берегу, безмерно одинокий,
Сидел пророк в кустах седого дрока
С растрескавшейся удочкой в руках.
Садилось солнце в небе и вставало,
Не уходил, когда и не клевало, –
Как будто здесь с рождения и жил.
Дни напролёт под плеск воды дремал он,
А по ночам, отбросив лет усталость,
Литые звёзды, как ершей, ловил.
Улов в садке не долго заживался,
Он звёзды выпускал и улыбался,
Когда они взлетали в вышину.
И в синеве волшебно зажигались –
В зрачках помолодевших отражались
Ловца бессмертных лет, часов, минут…
***
А может, Он остался на Земле?
С рыбацкою повязкой на челе –
Явленья ждёт апостолов Андрея,
Петра и Иоанна с Заведеем,
Плывущих по Вселенной на челне…
Пока ещё не найден в звёздах брод,
Но встречен, встречен Им Искариот
С душой, испепелённой сатаною!
И сребреники скорбною струною
Звенят, предвосхищая злой исход.
Предчувствуют беду Матфей с Лукой,
Пилат грозит Иешуа рукой,
Как будто меч в неё судьбою вложен…
Он на Земле.
И вновь готов –
О Боже!
Его распявших заслонить собой.
***
Ведут наступленье на старые льды и ненастья
Полки, батальоны и роты безмерного счастья –
Настала пора рамы зимних окон выставлять,
Зелёное солнце в зеницах твоих целовать.
И сердце поставив летучей ладьёю на стапель,
В ладонях твоих отогреть, чтобы раны от сабель,
Измен и предательств любовью твоей затянулись,
И дни, что утрачены, птицами в душу вернулись,
И может, нестройно любовные гимны запели,
И я им подпел бы…
И эти высокие трели
Услышала ты. Не могла, не могла не услышать!
Во мне всё твоё ожиданьем и ласками дышит.
***
Вопросов больше, чем ответов,
Но кто на них наложит вето?
Лишь прожитая жизнь.
Вздохнёшь в сердцах: какая жалость,
Что никому не удавалось
Ответы пережить.
Николай Седов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
