Звезда Хорасана

Стихотворная версия древней народной легенды

Где скрылись ханы?

Где гарем?

Вокруг все пусто, все

уныло…

А.С. Пушкин «Бахчисарайский фонтан»

***

Минуя утесов недвижную цепь,

В пески углубляется Волга,

Где в мареве жарком калмыцкая степь,

Дымится и тянется долго.

В дали от сутёмных лесов на горах,

Здесь яркая рожь колосится

И к Волге, сухой освежая овраг,

Неброская речка стремится.

Тут, солнца снося изнуряющий пыл,

Купцы караван проводили

И кто-то к воде наклонялся и пил,

Скользя в просыхающем иле.

Тут мимо безвестный ордынский отряд

Скакал сквозь пустынные долы.

На грозной земле, где горел Сталинград,

Когда-то царили монголы.

Кто древние камни сюда положил,

Где вихрь, поднимаясь песками,

Заносит следы мусульманских могил

И гонит стада с пастухами?

Отсель для Руси начинался Восток,

Что полон шелков и алмазов,

Что яростен был и безмерно жесток

И, все ж, подарил нам легенды цветок,

Что вырос из многих рассказов.

Глава I

Ночуя в шатрах, под покровом светил,

Добравшись до стен Хорасана[1],

Когда-то всесильный Бату покорил

Засушливый север Ирана.

С тех пор, ожидая своей череды,

Для ханов росли полонянки

И, словно светила, средь женщин Орды,

Сияли красой персиянки.

В те дни, под названьем Сарая-Берке,

Орды процветала столица,

Когда, от ее суеты вдалеке,

В глуши поселилась царица.

Дворец у реки окружали сады

В росе водомётов белёсой,

Родившись в Иране, царица Орды

Была Хорасанской принцессой.

С дверей из литых лепестков серебра

Смотрели янтарь и нефриты

На мазандеранский орнамент ковра[2],

Скрывающий медные плиты.

Червонное золото, жемчуг, шелка,

Гилянские[3] розы в сосуде,

Тончайшим фарфором изгиб лепестка

В китайской двоился посуде.

Воинственный Фарсис[4] писал на фарси[5]

Тому ли, кто вырос в Иране,

Забыть «Шах-Наме», если, Фирдоуси[6]

Родился и жил в Хорасане?

Тут сумрачный бархат хранил аромат

Аравии смол и курений,

И, в россыпи звезд, вспоминался Багдад,

Сквозь строки восточных творений.

***

Дворец, словно улей трудился порой,

Здесь дочь Хорасанского хана

Спасала невольниц и родственниц рой

От власти харемов[7] Ирана.

Чтоб гурии[8] жаркой, далекой земли,

Не зная нужды и печали,

Дурбар[9] украшали иль зерна толкли

И пеньем сады наполняли.

Чтоб, одолевая полуденный зной,

Павлина ловили от скуки,

Лепёшки пекли и оранжевой хной,

Измазавшись, красили руки.

***

Что ханше Россия? Чужая страна!

Но в свете нужды и лишений,

От бед милосердно спасала она

Всех жителей местных селений.

К болящим ли старцам участьем горя,

К младенцам ли чувствуя жалость,

Но все, кто просил, приходили не зря –

Вокруг ее милости благодаря,

Все крепло и приумножалось.

И пусть уже вечность с тех пор протекла

И ветхи предания сети,

Царица Орды, по легенде была

Прекрасней всех женщин на свете.

Ведь если о ней и расспрашивал кто,

Сказители всем отвечали,

Что люди под небом ни после, ни до

Такой красоты не встречали.

Недаром царицу чудесную ту,

Как дар благодатный Ирана,

За облик небесный и за доброту

Прозвали Звездой Хорасана.

***

Представить ли хана Орды Золотой,

Владыку и мужа царицы,

Когда он, охрану вводя на постой,

Сюда приезжал из столицы?

Едва уловив конский топот вдали,

Взлетая из-под балдахина,

Хозяйка, не чувствуя ног и земли,

Бежала встречать властелина.

Забыв на жаровне сироп из айвы,

Ей вслед поспешали девицы,

Вокруг, словно розу узором листвы,

Лицо обрамляя царицы.

Арбузы несли, виноград, арахис,

Щербеты и горы фисташек,

Хоть воинам нравился больше кумыс

И жареный, сочный барашек.

***

Нукеры[10] охотились, стрел череду

Сквозь лук пропуская умело,

А хан полюбил чаепитья в саду,

Заставить владыку вернуться в Орду

Могло только важное дело.

Хан в беге степных наблюдал кобылиц,

Гонимых по свежему лугу,

Иль хор незатейливых слушал певиц,

Что плавно скользили по кругу.

    Песня хорасанских девушек

 - О, наш господин, расскажи для чего

Ты сахаром кормишь коня своего,

Зачем золотой он подкован подковой,

И ты не отдашь за пол-царства его?

В дому господина встречает жена,

А если яснее она, чем Луна?

Спросите об этом Звезду Хорасана,

Подругам расскажет, что делать она.

Купец был в Туране[11] и видел Хиву,

Он мёду привез нам, миндаль и халву,

Нам смуглые пальцы изжалили осы,

Чтоб ты, господин, похвалил пахлаву.

Мы двор подмели и прибрали айван[12],

Войди, господин, тебя ждет Хаверан[13],

Чтоб ярче сияла Звезда Хорасана,

Верблюжьей тропой нас привел караван.

Ай, лалала, ай, лалала, ай, ла-ла-ла –

Ай, лалала, ай, лалала, ай, ла-ла-ла.

Хан сердце своё оставлял во дворце

И, едучи степью бескрайней,

О скрытой гадал в безмятежном лице

Свершавшейся медленной тайне.

Он часто просил: - О, души моей рай!

Здесь рыщут свирепые звери,

Зачем расставаться? Поедем в Сарай –

Неведомы войска потери!

Но, кутая плечи в ажурную вязь,

Царица смотрела на хана

Испуганной ланью, быть может, боясь

Пытливых жрецов Алкорана[14]

Глава II

Хан жен разлюбил!

                             От царицы вдали,

Изъян ему виделся в каждой

И жены гарема к владыке пришли,

Томимы отмщения жаждой.

Уже от одних описаний Звезды,

Ума не лишаясь едва ли,

Всем сердцем желая царице беды,

Все вместе они причитали:

 - Великий наш хан! Днем и ночью скорбя,

Мы плачем теперь постоянно

О том, что порочить посмела тебя,

Бесстыдно, Звезда Хорасана!

С тобой говорит она с лестью в устах,

А утром, лишь ты за ворота…

Вернешься врасплох, да посмотришь, в кустах

Быть может и сыщется кто-то!

- Пора бы в гареме порядки менять

Хан думал – в безделье проблема!

И евнухам строго велел наказать

Завистливых сплетниц гарема.

Но дней через десять явился визирь,

Мурзы и советники хана:

- О, хан, отчего не раздвинулись вширь

Владенья в границах Ирана?

С чего их отшельница вольно живет?

У женщин открытые лица,

Лишь ты за порог, за гяурами[15] шлёт

И с ними потом веселится!

Хан был еще молод, порывист и смел

И, злому не внемля рассказу,

Советникам головы снять повелел,

Что было исполнено сразу.

***

Хан помнил о турках, что взяв города,

Подмять Византию сумели,

- Имперство Чингиза, Бату и Орда –

И, все же единые цели!

Страна под ногами – чего нам желать?

Владений – не счесть половину…

Ведь пленникам русским в подошвы вживлять

Еще мы умеем щетину!

Не так уж, и сложен славянский язык!

Забавная вышла беседа…

С утра подготовим для князя ярлык[16] - 

Пусть с ним притесняет соседа!

***

Баскак[17], что с коня соскочил у ворот,

В покои вступил кривоного:

- Владыка, сегодня хороший поход –

Пушнины и золота много!

Баскак был весьма отдаленной роднёй,

Но с делом справлялся отменно

И хан собирался скотом и землей

Его одарить непременно.

- Что хочешь еще?

                   Хан легко награждал

- Кинжал или перстень с эмблемой?

Но сборщик исчез – на него феодал

С прищуром смотрел из-под шлема.

Орда – это слишком большая семья!

Ведь жён-то – хвала Гименею[18]!

Повсюду племянники да сыновья,

Империя в прошлом – кумыса бадья

И пастбища с домом нужнее.

***

И вновь под прицелом и юг и Москва!

Нам верилось – это в минувшем,

Уже не монголы и не татарва,

Но Бог, что вращает свои жернова,

Ломает хребет посягнувшим.

***

Весна разгоралась, но хан был угрюм,

Поскольку размокла дорога,

Тогда и пришла его мать и ханум,

Два слова сказать ему строго:

- О, сын мой и хан! Разве мне все равно?

Честь царская дорого стоит!

Все знают в Орде, что позором давно

Звезда твою голову кроет.

Пока ты не хочешь ни плов, ни каймак[19],

Печалишься с нею в разлуке,

Она принимает гяуров-собак

И даже целует им руки!

Должно быть, князьям нечестивцы сродни –

Все в золоте, все бородаты,

К тому ж, словно важные ханы, они

Парчевые носят халаты.

Поверь мне, я все разузнала точь в точь,

Лишь выпустит листья тутовник,

И день после джумы[20] продлится, к ней в ночь

Приедет ее полюбовник!

Мулла говорит, что шайтан обольстил

Тебя и, забыв про заслуги,

Мудрейших советников зря ты казнил –

То были надежные слуги!

Хан так рассердился, сто слова сказать

Не мог от волны возмущенья,

Однако, он должен был выслушать мать

И взвесить ее сообщенья.

Глава III

Тутовник раскрылся и джума прошла,

Страницу прочтя из Корана,

Владыка, важнейшие бросив дела,

Пронзительно крикнул: «Охрана!»

Но были нукеры его далеки,

Попытка искать их – нелепа,

А эти, что в ножны влагали клинки,

Особо смотрели свирепо.

Пластиной сверкнув, прозвенела броня,

Не внемля отданию чести,

Хан молнией, резко взлетел на коня

И скрылся с нукерами вместе.

Уже и Сарай растворился вдали

И день убывал понемногу,

Но тучи нависшие по низу шли

И влагой блестела дорога.

Казалось, ей вовсе не будет конца!

В ручьи попадая с размаху,

Лишь ночью они добрались до дворца,

Скача по размокшему шляху.

Хан спешился, зрелищем ошеломлен!

Мираж? Утомленья причуда?

Огнями дворец изнутри освещен

И слышится пенье оттуда!

В чем дело? Царица должна быть одна!

Сгибая затекшую спину,

Хан тихо подкрался к решеткам окна,

Чтоб дивную видеть картину:

Плывет мимо девушек в белых платках

Дымок фимиама кудрявый

И плавно с помоста к ним с кубком в руках,

Нисходит гяур величавый.

Так, стало быть, слух пролетел неспроста!

Но что это? Пиршества прежде,

Звезда, приближаясь, целует уста

Гяура в парчевой одежде!

Хан вскрикнул и вихрем в сияющий зал,

Свой меч обнажив на пороге,

Ворвался и всех перебить приказал

И сжечь золотые чертоги.

***

Дворец догорал.

                        С непомерной тоской

В пространство застывшее глядя,

Хан в мрачных раздумьях сидел над рекой,

Не видя, кто движется сзади.

Он только подумал, что шаг его слаб,

Владыку оставила ярость:

- Откуда взялась ты, старуха Зейнаб?

И кто пощадил твою старость?

В дрожащей воде отражались огни,

Нукеры ломали ограду,

Поникла Зейнаб: - Если хочешь, казни,

Но, все-таки, выслушай правду!

Пустыня гонимых пришельцев полна,

Что веру спасали в Иране,

Страдалица тайно была крещена

Рамеем[21], что жил в Хорасане.

Сгубил ты голубку без всякой вины,

Как ястреб набросившись дико,

По воле царицы мы все крещены –

Был пастырь нам хан и владыка.

Обычай твоя исполняла жена,

К ней в дом, принесенный рамеем,

На светлой заутрене первой она

Христосовалась с иереем.

Все смолкло, казалось, весь мир потрясен!

Еще аравийские смолы

Курились и дальних церквей перезвон

Пустынные слушали долы.

***

Гонимое медленной, волжской волной,

Приблизилось таинство мига,

С России упало коростой больной

Монголо-татарское иго.

И ветер, взмывающий до облаков,

Врачуя открытые раны,

На месте их станов пластами песков

Сложил и возвысил курганы.

Чтоб жители освобожденной земли,

Вблизи опустевшей столицы,

Здесь город Царицын потом возвели

И речку назвали Царицей.

Ирина Семёнова

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"