Настанет день, настанет час…
Из самодельных тетрадей
* * * Ты сердись, как ветер, как метель, Дуй подряд все пятьдесят недель. Невесёлые глаза мои слепи. Ледяным дождём своим крепи. Замети мои дороги и пути, В веру новую, чужую обрати. И чтоб был я и в почёте, и в чести, Ты причастьем страшным причасти. Заведи меня в хрустальные сады, Там, где крови больше, чем воды. Там, где лёд алее алых роз, Где семидесятиградусный мороз. Эти льдины выруби скорей
И в железной печке разогрей. Хвои подмешай туда настой
Пополам с усталою мечтой. Эту чашу – вовсе неспроста – Пью во имя Господа Христа.
* * * Всё больше чёрных пятен, Всё меньше – снеговых. И облик непонятен Лесов береговых. Летит к безмолвным птицам Ветвей шумящих весть. Тем и другим поститься
Успело надоесть.
Silentium
Кровь и обиды, Всё, что ты видел, Если вернёшься домой, Помни немой. В пьяном чаду, В малярийном бреду, Либо
На дыбе, Где мышцы твои рвут палачи, Молчи. В счастливом сне Любимой жене
В свете зари
Не говори. Даже отцу, Мертвецу, На могиле
Ведь не расскажешь были. Матери – помоги. Матери – лги. Дочери, Сыну Ночью Синей, О том, как ты жил, Не расскажи. И, другу
Сжимая руку, К тайнам своим открывая ключи, Про это – молчи. Но на последнем встав пороге, Устав и от правды, и от лжи, Богу, И то немного, Всё-таки расскажи!
Сумерки
Задёрни штору на окне, Прибавь огня. Ты улыбаешься – не мне, А плачешь – для меня. Пусть в полутьме тебе к лицу Полуоткрытый рот. А верность, верность мертвецу
В твоих глазах живёт. Так улыбаться для меня
Не надо – я не жду Чужого тёмного огня
Даже в бреду. Настанет день, настанет час, Ты пальцы мне сожмёшь, Ещё краснея и дичась, За правду выдашь ложь. Но без обмана, без стыда
Твой улыбнётся рот. Тогда – о, только лишь тогда Мертвец умрёт.
* * * Я писал о чём попало, Но свою имел я цель. В стёкла била, завывала
И куражилась метель. Если б мне в своей постели
В это время умереть, Перестали бы метели Озорные песни петь. Стало тихо всё на свете, И спокоен мёртвый сон. Только в смерть не верит ветер. Только ветер, только он. Он бы бегал, как собака, От куста и до куста, Ждал бы шелеста, как знака Жизни книжного листа. И кляня наивность строчек, И хваля упрямство их, Он бы выстроил цепочкой
Всех читателей моих. Он повёл бы их в дорогу, Научил ходить пешком, Через горные отроги
И почти что босиком. Варлам Шаламов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"
|