На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Литературная страница - Поэзия  

Версия для печати

«СТОЙ, И НЕ БОИСЬ!»

- любимое выражение замечательного поэта-казака и историка Николая Николаевича Туроверова, героя белого движения, патриота своей отчизны, на которой волею судеб ему довелось прожить лишь первые двадцать лет своей жизни.

Даже сейчас его имя известно далеко не всем. И хотя в России за последние шесть лет увидели свет три его книги, но издавались они такими мизерными тиражами — в пятьсот, тысячу, а последняя — в три тысячи экземпляров, то неудивительно, что их не найдешь ни в библиотеке, ни в книжном магазине. Разве только у собирателей поэзии. Конечно, Н.Туроверов этого явно не заслуживает. Интересна его биография, извилистый жизненный путь, на котором русскому казаку удалось повидать немало, а его стихи, уже давно признаваемые знатоками, не могут не трогать за душу любого русского. Все время, проведенное за границей, вдали от родины, не покидают поэта родные донские степи, Крым, жизнь казачьих станиц. И, конечно, у Туроверова искренне православного человека, много стихов о Боге. Поэзия его полна таким чувством, будто он не покидал родной земли. Трудно представить, что ощущает каждый из русских людей, оказавшись на чужой стороне, и не хотелось бы испытать такого чувства.

Вместе с остатками Донского корпуса он в 20 году уходит из России навсегда...

Н.Н.Туроверов родился 18.03.1899 в станице Старочеркасской Области Войска Донского. Детство его прошло в станице Каменская, где он закончил семь классов реального училища.

Осенью 1917 года Туроверов был зачислен в Новочеркасское военное училище, но вскоре вместе со своим младшим братом Александром вступает в партизанский отряд легендарного полковника В.М.Чернецова; потом служит в лейб-гвардии атаманском полку, где получает чин хорунжего. И это, заметьте, восемнадцатилетним юношей. Немного спустя ему дают чин сотника, а затем и подъесаула.

А гражданская война была в самом разгаре... Белая армия, потерпев поражение в сражениях на Дону, Кубани, с потерями отступает в Крым. Вместе с ней отступает и Туроверов, к тому времени уже четырежды раненый. Кавалер Георгиевской медали 4-ой степени, Св. Анны 4-ой степени «За храбрость», и еще трех боевых наград.

Николай Туроверов, вместе с оставшимися однополчанами покидает Крым на одном из последних пароходов. Об этом он напишет, пожалуй, самое известное свое стихотворение «Крым». Вместе с ним на борт парохода поднялись его жена, казачка Юлия Александровна Грекова, с которой он познакомился в крымском госпитале, где та работала медсестрой, и брат Александр. Начались скитания на чужбине...

Первые полгода они проводят на греческом острове Лемнос, ставшим своеобразным пристанищем русских. Раненные, полуголодные казаки жили в палатках и землянках — лазарете для уцелевших частей врангелевской армии. Затем Туроверов перебирается в Сербию. Здесь ему пришлось работать мукомолом, рубить лес. Но каждую свободную минуту он отдавал стихам. Стихами его зачитывались все. Еще в детстве казаки в станице заметили способность Николая ловко складывать слова в рифмы;

и теперь здесь, за границей, стихи его переписывались от руки и расходились среди казаков и эмигрантов.

В 1922 году с большим трудом Туроверову удается перебраться в Париж. Там он поступает в Сорбонну, — днем учится, а по ночам грузит вагоны. Считают, что именно здесь полностью раскрылся талант поэта, и историка-исследователя. Первые его стихотворения были опубликованы в Софии, в газете «Казачьи думы», а первый сборник издан в 1928 году в Париже. Назывался он «Путь». Простые и душевные стихи о Доне, о гражданской войне, и эмиграции сразу принесли поэту массу поклонников:

 

О милом крае о родимом,

Звенела песня казака

И гнал, и рвал над Белым Крымом

Морозный ветер облака.

Конечно, большую популярность Туроверов имел в казачьих кругах. Стихи его так трогали, что никто не осмеливался их критиковать, а напротив, слышались только лестные отзывы. Г.Адамович писал:

«—Это неплохие стихи. Мы даже решительно предпочтем их стихам более литературным...» (журнал «Звено» 1928). До появления второй книги стихов прошло девять лет, но все это время Николай Николаевич не переставал печататься во всеразличных журналах. Основные издания русской эмиграции — таница», «Родимый край», «Казачий журнал» с удовольствием публиковали стихи и статьи молодого поэта. В 1937 году, в Безансоне выходит второй его сборник, называвшийся просто — «Стихи». Все те же мотивы — но, может быть, стихи стали менее жизнерадостными, почувствовалось уныние:

 

И растет и ждет ли наша смена,

Чтобы вновь в февральскую пургу,

Дети шли в сугробах по колена

Умирать на розовом снегу.

Конечно, любой русский человек, особенно тоскуя по родине, непременно обращается к Богу, и, пожалуй, эти православные строки, каких у Николая Николаевича рождалось немало, самые, на мой взгляд, проникновенные:

 

Не наяву, а в том счастливом сне,

Когда я вдруг заговорю стихами,

И сам Господь в стихах ответит мне;

Но будет тайным разговор меж нами.

Третья книга тоже под названием «Стихи» вышла в 1939 году.

Началась вторая мировая война. Туроверов принимал участие в боевых действиях в составе Иностранного легиона в Африке.

Помимо творчества, Туроверов активно занимался историко-исследо-вательской работой, был организатором всевозможных казачьих обществ, учредил парижский кружок казаков-литераторов, был собирателем и организатором многих казачьих выставок.

И с этой стороны он был в Париже популярен не менее, чем поэт. В «Казачьем альманахе», учредителем которого был сам Туроверов, он опубликовал множество статей на военно-историческую тему.

Впоследствии небольшой сборник его «стихов» выходит в 1942 году, в самый разгар Великой Отечественной, а в 1945 ему удается издать брошюрой свою поэму «Сирко», легенду о атамане, отрубленная кисть которого много лет была реликвией казаков.

В 1946 году Николай Туроверов организует Кружок любителей русской военной старины, а в 1947 становится председателем Парижского казачьего союза. После войны Николай Николаевич поступает на службу в крупнейший банк «Диас», где прослужил тридцать лет, и был удостоен медали «За долгую и безупречную службу».

Его последняя прижизненная книга «Стихи» вышла в Париже в 1965 году. Последние годы жизни поэт часто болел, в конце - концов после перенесенной операции и ампутации ноги 23 сентября 1972 года его не стало. Похоронен Н.Н.Туроверов на русском кладбище в Сен-Женевьев де Буа.

В изданной Российским фондом культуры книге «Двадцатый год— прощай Россия» составитель В.Леонидов сетует на то, что предыдущий тираж в тысячу экземпляров разошелся «почти молниеносно». Видимо надеясь, что тираж в три тысячи дойдет до читателя. Книга стихов Н.Туроверова, надо сказать, издана хорошо, на хорошей бумаге и с хорошим оформлением художника Е.М.Казака.

С надеждой, у что православных читателей эти прекрасные строки о Боге и Отчизне непременно найдут отклик, мы предлагаем Вам подборку стихов поэта разных лет...

 

Василий Дробышев

ПОДМАСТЕРЬЯ

 

И бумага, и медные доски,

И перо, и тяжелый резец,

И, подвластный тебе, его плоский,

Косо срезанный острый конец...

Подмастерья мы оба! Но счастья

Мастерства ожидали не раз,

И Господь, снисходительный Мастер,

Может быть, и посмотрит на нас.

1939

 

+ + +

С тяжелым напряженьем и трудом,

Почти в отчаяньи, в мучительном сомненьи,

Ты ищешь то, что я найду потом

В своем случайном вдохновеньи,

Не наяву, а в том счастливом сне,

Когда я вдруг заговорю стихами,

И сам Господь в стихах ответит мне;

Но будет тайным разговор меж нами.

1941

 

+ + +

Прислушайся, ладони положив

Ко мне на грудь. Прислушайся в смущеньи.

В прерывистом сердцебиеньи

Какой тебе почудится мотив?

Уловишь ли потусторонний зов,

Господню власть почувствуешь над нами?

Иль только ощутишь холодными руками

Мою горячую взволнованную кровь.

1942

+ + +

Как когда-то над сгубленной Сечью

Горевал в своих песнях Тарас, —

Призываю любовь человечью,

Кто теперь погорюет о нас?

Но в разлуке с тобой не прощаюсь,

Мой далекий отеческий дом, —

Перед Господом не постесняюсь

Называться донским казаком.

 

 

ТОВАРИЩ

Перегорит костер и перетлеет,

Земле нужна холодная зола.

Уже никто напомнить не посмеет

О страшных днях бессмысленного зла.

Нет, не мученьями, страданьями и кровью

Утратою горчайшей из утрат:

Мы расплатились братскою любовью

С тобой, мой незнакомый брат.

С тобой, мой враг, под кличкою «товарищ»,

Встречались мы, наверное, не раз.

Меня Господь спасал среди пожарищ,

Да и тебя Господь не там ли спас?

Обоих нас блюла рука Господня,

Когда, почуяв смертную тоску,

Я, весь в крови, ронял свои поводья,

А ты, в крови, склонялся на луку.

Тогда с тобой мы что-то проглядели,

Смотри, чтоб нам опять не проглядеть:

Не для того ль мы оба уцелели, Чтоб вместе за отчизну умереть?

1944

+ + +

За легкомысленный язык;

За склонность к ветреной забаве,

За то, что я уже привык

К незатруднительной отраве,

За все, за все, чем грешен я,

Ты ниспошли мне наказанье,

Но не лишай меня огня,

Оставь широкое дыханье,

Любви и песен не лишай

И не клади во гроб живого,

Ты видишь: льется через край

Еще взволнованное слово.

1944

+ + +

Не плыву — улетаю в Америку.

Кто поймет беспросветную грусть?

Это значит: к заветному берегу

Никогда, никогда не вернусь.

Это значит: благополучию

Свою жизнь навсегда уступил,

Полунищую, самую лучшую,

О которой я Бога просил.

1945

 

+ + +

На простом, без украшений, троне

Восседает всемогущий Бог.

Был всегда ко мне Он благосклонен,

По-отечески и милостив, и строг.

Рядом Ангел и весы, и гири —

Вот он — долгожданный суд!

Все так просто в этом райском мире,

Будто здесь родители живут.

На весы кладется жизнь земная.

Все мои деянья и грехи,

И любовь к тебе, моя родная,

И мои нетрудные стихи.

Мы слышим твой знакомый голос,

Ты нас опять зовешь в тоске

И мирный знак, созревший колос,

Несешь в протянутой руке.

1945

 

+ + +

Отцу Николаю Иванову

 

Не георгиевский, а нательный крест,

Медный, на простом гайтане,

Памятью знакомых мест

Никогда напоминать не перестанет;

Но и крест, полученный в бою,

Точно друг и беспокойный, и горячий,

Все твердит, что молодость свою

Я не мог бы начинать иначе.

1945

КАЗАК

Ты такой ли, как и прежде, богомольный

В чужедальней басурманской стороне?

Так ли дышишь весело и вольно,

Как дышал когда-то на войне?

Не боишься голода и стужи,

Дружишь с нищетою золотой,

С каждым человеком дружишь,

Оказавшимся поблизости с тобой.

Отдаешь последнюю рубаху,

Крест нательный даришь бедняку,

Не колеблясь, не жалея — смаху,

Как и подобает казаку.

Так ли ты пируешь до рассвета,

И в любви такой же озорной,

Разорительный, разбойный, но при этом

Нераздельный, целомудренно скупой.

1945

+ + +

Равных нет мне в жестоком счастьи:

Я, единственный, званый на пир,

Уцелевший еще участник

Походов, встревоживших мир.

На самой широкой дороге,

Где с морем сливается Дон,

На самом кровавом пороге,

Открытом со всех сторон,

На еще неразрытом кургане,

На древней, как мир, целине, —

Я припомнил все войны и брани,

Отшумевшие в этой стране.

Точно жемчуг в черной оправе,

Будто шелест бурьянов сухих, —

Это память о воинской славе,

О соратниках мертвых моих.

Будто ветер, в ладонях взвесив,

Раскидал по степи семена:

Имена Ты их. Господи, веси —

Я не знаю их имена.

1947

+ + +

И снилось мне, что будто я

Познал все тайны бытия,

И сразу стал мне свет не мил,

И все на свете я забыл,

И ничего уже не жду,

И в небе каждую звезду

Теперь я вижу не такой,

Как видел раньше — золотой —

А бледным ликом мертвеца,

И мертвым слухом мудреца

Не слышу музыки светил.

Я все на свете разлюбил,

И нет в груди моей огня,

И нет людей вокруг меня...

И я проснулся на заре,

— Увидел церковь на горе,

И над станицей легкий дым,

И пар над Доном золотым, Услышал звонких петухов,

— И в этом лучшем из миров Счастливей не было людей

Меня, в беспечности своей.

1949

ЗНАМЯ

Мне снилось казачье знамя,

Мне снилось — я стал молодым. Пылали пожары за нами,

Клубился пепел и дым.

Сгорала последняя крыша,

И ветер веял вольней,

Такой же—с времен Тохтамыша,

А, может быть, даже древней.

И знамя средь черного дыма

Сияло своею парчой, Единственной, неопалимой,

Нетленной в огне купиной.

Звенела новая слава,

Еще неслыханный звон...

И снилась мне переправа

С конями, вплавь, через Дон.

И воды прощальные Дона

Несли по течению нас,

Над нами на стяге иконы,

Иконы — иконостас;

И горький ветер усобиц,

От гари став горячей,

Лики всех Богородиц

Качал на казачьей парче.

1949

+ + +

Было их с урядником тринадцать

— Молодых безусых казаков.

Полк ушел. Куда теперь деваться

Средь оледенелых берегов?

Стынут люди, кони тоже стынут,

Веет смертью из морских пучин...

Но шепнул Господь на ухо Сыну:

Что глядишь, Мой Милосердный Сын?

Сын тогда простер над ними ризу,

А под ризой белоснежный мех,

И все гуще, все крупнее книзу

Закружился над разъездом снег.

Ветер стих. Повеяло покоем.

И, доверясь голубым снегам,

Весь разъезд добрался конным строем,

Без потери к райским берегам.

1947

+ + +

Мороз крепчал. Стоял такой мороз,

Что бронепоезд наш застыл над яром,

Где ждал нас враг, и бедный паровоз

Стоял в дыму и задыхался паром.

Но и в селе, раскинутом в яру,

Никто не выходил из хат дымящих, —

Мороз пресек жестокую игру,

Как самодержец настоящий.

Был лед и в пулеметных кожухах;

Но вот в душе, как будто, потеплело:

Сочельник был. И снег лежал в степях.

И не было ни красных и ни белых.

1950

+ + +

Дети сладко спят, и старики

Так же спят, впадающие в детство.

Где-то, у счастливейшей реки,

Никогда не прекратится малолетство.

Только там, у райских берегов,

Где с концом сливается начало,

Музыка неслыханных стихов,

Лодки голубые у причала;

Плавают воздушные шары,

Отражая розоватый воздух,

И всегда к услугам детворы

Даже днем немеркнущие звезды.

 

+ + +

Всегда найдется чем помочь,

И словом, и делами,

И пусть опять приходит ночь

С бессонными глазами.

Она другим еще темней,

Настолько мир им тесен,

Что будто нет живых людей,

И нет чудесных песен.

Ведь только у слепых в ночи

Нет близкого рассвета.

И, ради Бога, не молчи:

Он не простит нам это!

 

 

ДВА ВОСМИСТИШИЯ

Не считаю постаревшие года,

Только дни неделями считаю,

В никуда опять я улетаю,

Снова возвращаюсь в никуда.

И среди моих последних странствий

По необитаемым местам,

Все еще живу в пространстве,

Но, пожалуй, ближе к небесам.

Я не знал, что одинаково

Бьется сердце у тебя и у меня,

Я не знал, что лестница Иакова

Так похожа на крылатого коня.

В этом легком и счастливом расставании

И с землей, и с жизнью, и с тобой —

До свиданья, только до свидания

В неизбежной встрече мировой.

 

+ + +

О сроках ведает один Всевышний Бог!

Но нечего таиться и бояться,

— На перекрестке всех дорог

Нам надо устоять и удержаться.

Не даром — кровь, и муки, и гроба,

Скупые слезы казаков — не даром!

Как ветер зерна, так и нас судьба

Над всем земным пораскидала шаром.

И надо не страшиться помирать,

И знать, за что еще придется биться.

У нас ведь есть глагол: «казаковать»,

Что значит: никогда не измениться.

И тайной музыкой казачьих рек,

И песнями ветров над ними,

Мы крещены из века в век,

Из рода в род мы рождены родными.

Пройдет орда. И вырастет трава,

Дубок расправится, грозою смятый.

Над нами вечные покровы Покрова:

Любить все человечество как брата.

Придет пора. И будет край родной

От вод Хопра и до калмыцких станов,

Где плакал над последней целиной

Мой друг Бадьма Наранович Уланов.

 

ТАВЕРНА

Жизнь прошла. И слава Богу!

Уходя теперь во тьму,

В одинокую дорогу

Ничего я не возьму.

Но, конечно, было б лучше,

Если б ты опять со мной

Оказалась бы попутчик

В новой жизни неземной.

Отлетят земные скверны,

Первородные грехи,

И в подоблачной таверне

Я прочту тебе стихи.

 

+ + +

Сегодня в первый раз запел

Какой-то птенчик на рассвете,

И я опять помолодел —

Конец зимы! За годы эти

Я полюбил тепло весны,

Как нестареющие сны,

Как мимолетное свиданье,

Как поэтический рассказ,

Как это пылкое лобзанье,

Как этот блеск счастливых глаз.

 

+ + +

Скоро успокоюсь под землею

Навсегда я от земных трудов.

Над моей могильной, черной мглою

Стаи пролетят других годов...

Будет биться жизнь еще под солнцем,

Будут плакать так же, как и я,

Будут мыслить все над Чудотворцем,

Спрашивая тайны бытия...

 

ОДНОЛЕТОК

Подумать только: это мы

Последние, кто знали

И переметные сумы,

И блеск холодной стали

Клинков, и лучших из друзей

Погони и похода,

В боях израненных коней

Нам памятного года

В Крыму, когда на рубеже

Кончалась конница уже.

Подумать только: это мы

В погибельной метели,

Среди тмутараканской тьмы

Случайно уцелели

И в мировом своем плену

До гроба все считаем

Нас породившую страну

Неповторимым раем.


 
Поиск Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"