Я горько плачу. Мои слезы смешались с каплями дождя. Вместе мы идем по неровной лестнице жизни: наша школа, синие фартуки, общее горе, все больше чувств и мыслей… Прошу тебя: не говори мне, что это не моя фотография! Пожалуйста, скажи, что она моя! Ведь ты же моя умная сестра…
И что же? В твоем голосе есть что-то таинственное. И что ты предлагаешь?
Она была вставлена в рамку. Не осталось ничего, кроме твоих обещаний. А я вот думаю: могу ли я соперничать с ней? Я знаю, с тех пор, как я принесла ее им, они мне не верят. И я не хочу, чтобы они притворялись, что верят!...
Две молчащие девочки и дождь, который сильно намочил нас, смыв многие наши грехи. А были ли у нас грехи?
Чего ты хочешь? Это в любом случае не твоя фотография. И не важно, написано ли под ней мое имя… Вместе мы медленно спускаемся по лестнице с последнего этажа. С каждой ступенькой мое сердце стучит все сильнее. Мои надежды таят, и я чувствую, что тебе меня жаль, но мне этого мало. Фотографию нужно повесить, и не важно, чье имя под ней написано. И несмотря на твое упрямство, которое лишает меня последней надежды, я не могу тебя ненавидеть.
Теперь фотография в рамке. Я, наконец, добилась своего. Ее повесят на доску почета! Я понимала, что народ не обманешь, как бы я ни старалась, но все равно просила тебя: все, что мне нужно, это чтобы ты сказала учительнице, что это моя фотография. Она обещала поверить мне, если ты скажешь, что она моя! В твоих глазах мелькает сочувствие, а в твоем голосе боль. И в свои семь лет я вдруг почувствовала, что те три года, которые нас разделяют, вовсе не достаточны для того, чтобы ты приняла такое решение.
Ты получила эту фотографию тайком и отнесла ее учительнице, сделав все, чтобы она поверила, что она моя. Я знала, что она не поверит, но я хотела, чтобы никто не упомянул об этой невинной лжи, которая никому не принесет вреда. Ведь я и понятия не имела, что взрослые думают иначе. Я думала, что ты всегда будешь на моей стороне, но тогда я не смогла понять, что ты стала как взрослая.
Отец сказал мне: «Что толку в этой фотографии?». И на этом разговор был окончен. Мы пришли, и все стало ясным. Дама в приемной спросила тебя: «Она твоя?» Ты смотришь на меня, твой взгляд красноречив. Ты хочешь сказать «да», но голос изменяет тебе, и ты с болью говоришь «нет».
Ты быстро исчезаешь. Мне грустно и тяжело, но я знаю, что в моих чувствах к тебе всегда будет что-то глубокое и нежное. Мы стоим во дворе, представляя собой такую картину: два маленьких тела и одно сердце под дождем.
Взглянув на фотографию, учительница спросила: «Что это?». Я готовилась, что-то сказать, и вдруг выпалила: «Я была не такой смуглой, это не школьный фартук, это платье. И волосы у меня были распущены!». И рассмеялась.
Это был горький смех. Учительница велела мне позвать тебя. Я поднималась по лестнице, туда, где был твой класс, и мое сердце чувствовало, что ты – моя последняя надежда. И я никак не предполагала, что ты бросишь меня, но ты оказалась взрослее, чем я думала, хотя и переживала за меня.
Мы вместе стояли перед доской почета на школьном дворе, дождь подпортил фотографии и смыл надписи под ними. Ты сочувственно произнесла: «Вот видишь,…имена все равно смыло. А я все же подумала: «И кому было бы плохо, если бы там все-таки была моя фотография?»
Я вглядываюсь в твое лицо. Моя память услужлива. Я как тогда вижу твое красивое лицо, честный взгляд,… синий фартук…Ну хоть сейчас вешай на доску почета!
Перевод с арабского Даниила Бараниченко
Каусар аль-Джунди (Иордания)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"