8 октября – день памяти Преподобного Сергия Радонежского, великого и смиренного радетеля за человека. Вот и решил в эти светлые дни для неравнодушных людей поместить на странице главу из своей книги об ученике Сергия Радонежского – Преподобном Никоне Радонежском.
НИКОН РАДОНЕЖСКИЙ
Глава первая
К закату клонился год 1352. И уж как во Владимирской земле ждали первого снега, а за ним морозца – устали люди от страха, слез и горя. Казалось, по всему белому свету гуляло моровое поветрие, выкашивало семью за семьей, дом за домом.
Владимирский князь Симеон Иванович Гордый каких только грозных приказов не рассылал по народу, а толку не было – моровая язва праздник праздновала.
– За грехи наши, – шептались в Юрьеве-Польском, страшились, но шли к крепостной стене. Там скопились прохожие и нищие, а теперь вот надо собирать умерших и придавать их земле. Боялись заразиться, да что поделаешь: христианские души, настрадавшись, должны обрести покой.
Дождались люди – с утра выпал пушистый снег, неровно так лег на тонкий ледок реки Колокши, а застенчивое солнышко вызвало улыбку: даст Бог, с холодком и болезнь уляжется. Вымерзнет. Сойдет на нет.
– Ты гляди-ка, матушка, каким ярким утром младенец наш на белый свет явился. Зайчики прямо с креста святого Георгия в наших окнах играют.
– Дождались мы с тобой, сберегли младенца.
Хозяин с лавки поднялся, к зыбке подошел, а в ней долгожданный ребенок лежит, улыбается, пухлыми губками причмокивает.
– Имя, поди, уж давно ему надумала, только скрытница ты у меня, в потаенке его держала. – Никоном его надумала назвать, если против не будешь. По святцам посчитала, Никоном и выходит.
– Так что же? Крепкое имя.
А во Владимирском княжестве, да что там в княжестве – в небольшом их родном городке, этой радости никто и не заметил, и только когда счастливые родители вышли с живым кулечком на улицу, да направились в сторону Георгиевского собора, все соседи, а потом и совсем незнамые люди тихо поздравляли молодых родителей.
– Вот и помощник появился, – не стесняясь, говорили одни.
– Что бы ни случалось, а жизнь продолжается, – задумчиво произносили другие.
– Жить нашему Юрьеву и дальше, пока в нем живые души нарождаются, – сходились во мнении люди. – Это к хорошему.
Батюшка прослезился, увидев младенца. За последнее время ему все больше заупокойную службу приходилось творить, а купель стояла, будто сирота круглая. Сегодня в ней голубится святая вода, переливается в приглушенном солнечном свете, что тихо и застенчиво льется из-под купола собора.
С сыном Никоном вышли из храма родители и пока шли, пока дома любовались на крестик, что прильнул к детской груди, все говорили и говорили, каким будет сын, чем будет заниматься, какой помощник из него вырастит.
Да что говорить об этом. Суздальское ополье, на котором стоит Юрьев-Польский, и горожан к крестьянской работе приучает. Землю пахать, хлеб сеять – это ли не занятье для настоящего мужика?
– Вот и будет он у нас оратаем, – прильнула к мужнему плечу молодая мать.
– Как подрастет, к Колокше его поведу. Пусть в копне душистого сена поваляется, а ты нам в холщевое полотенце ржаного хлеба завернешь, лукошко с яичками да с луком зеленым, да жбанец родниковой воды, от этого человек к земле прирастает.
– А может, в гончарство отдать? – робко проговорила женщина. – Да что это мы? Лишь бы вырастить его здоровым, трудолюбивым, а Господь управит, кем ему стать.
С тем и порешили.
Время незаметно бежит. Глядишь, только березу под окном посадили, а она уже тень на голову бросает. И не заметили родители, как поднялся и окреп Никон. Косой в заливных лугах укладывал в валки душистую траву. Топором помогал поднимать к небу избу. Неводом ловко управлялся, а по вечерам подолгу простаивал перед иконами. Вместе с батюшкой и матушкой вставал утром и ложился вечером с молитвой, а в свободную минуту перед ним раскрывали свою радость священные книги.
– Это куда у нас хлеб подевался? – интересовалась мать.
– Прохожие шли, милостыню просили. Как не дать? – ответствовал сын. А потом уже и спрашивать не стали, видели, как торопится он в храм, где с батюшкой подолгу беседует.
– Хорошо мне в церкви, сердце замирает, – оправдывался Никон. – Слышу молитву, и такое на душе, будто она только для меня и звучит.
Любое дело по душе Никону, но храм притягивает отрока. Он там свой, родной.
– И чего люди придумали, что Бога надо бояться? – говорил он сам с собою. – Иконы научают, как надо землю любить и людей, на ней живущих.
Жил так до отроческих лет, пока не встретил у дома согбенного старика с мальчуганом.
– Куда направляетесь? – спросил он их.
– К Сергию идем, в Троицкий монастырь, – отвечали те с поклоном. – Не слыхал о таком, – присел на лужайку Никон.
– Заступник наш, молитвенник. А уж труженик, каких не видно сегодня. Все княжества пешком исходил – князей совестит, говорит, так и будет народ страдать, покуда вы родства себе не вернете. С ним поговорить, заново рождаешься. Есть ли еще молитвенники такие, не знаю, – крестился старик.
Да много говорил о Сергии.
Услышав об ангельском житии блаженного Сергия, который собрал братию и основал общежитие в окрестностях города Радонежа, Никон будто захворал. О чем бы ни думал, какое бы дело ни делал, а сам там, среди частокола, на горе Маковец, в неведомом Радонеже.
Говорил же старик, что игумен Сергий с братией скорби радостно терпит, думал Никон, и я желаю этого же.
Об этом не раз заводил речь с родителями. И жалко было отцу с матерью отпускать единственное чадо от себя, да понимали: сын тянется к Богу, к единению. Сами выросли и жили в благоверии и благочестии, таким и Никона вырастили.
Не устояли перед просьбами сына, отпустили в дальнюю дорогу. Только и сказал отец на прощание:
– Ты помни, сынок, слова апостола Павла и живи яко чадо света.
С этим отцовским напутствием и отправился Никон в Троицкую обитель. Дорога легко отсчитывала версту за верстой. То лесная, то полевая, она вывела на простор, и на маковке высокого пригорка путник увидел монастырь. Частоколом обнесены приземистые избушки, к ним прильнули огородные грядки, а вокруг травостой душистый.
Сразу же поспешил путник к настоятелю Сергию, и что удивительно: тот оказался в обители. Припав к его стопам, Никон усердно стал упрашивать, чтобы он постриг его в иноческий чин.
Отче по сердцу пришлись благоразумие и душевная чистота отрока, и душа его потянулась к Никону.
Необычный проситель пожаловал ко мне, думал Сергий, духовник будущий, старатель, и отправил пришедшего на испытание – отослал в научение к ученику своему Афанасию Высоцкому, основателю Серпуховского монастыря, славившемуся добродетельною жизнью и искусившемуся в иноческих подвигах.
– Иди без всякого размышления, – сказал он отроку, – и, если Богу угодно, ты примешь там иноческий образ.
Со смирением повиновался Никон.
Иван Чуркин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"