Замелькали, уходя назад, столбы, станционные постройки, водокачка… Последний взмах платком… Платформы с провожающими не видно больше. Москва осталась позади…
Девушка вошла в вагон и, проверив вещи, села на свое место. Старушка, сидевшая рядом на диване, деловито увязывала какой-то узелок.
— Вы далеко едете, барышня? — спросила она.
— До Киева!
— Ну, вот и хорошо! Попутчики, значит, мы с вами. И я тоже в Киев. Захотелось на старости лет поклониться печерским угодникам… Сын — вот что меня провожал
Девушка вспомнила, что провожающие — мужчина и женщина — просили ее «присмотреть» за спутницей. Она улыбнулась.
— Ничего! Мы прекрасно доедем. А у вас в Киеве есть, где остановиться?
— Нет, я уж прямо в монастырь, в гостиницу. А вы к родным едете?
— Нет, к подруге…
Разговор завязался. Девушка рассказывала своей соседке о красавце-Киеве, где она жила девочкой, о широких улицах, зеленых садах, раскинувшихся на высоком берегу Днепра; о древнем Софийском соборе, украшенном драгоценной мозаикой и старинными фресками, о Михайловском монастыре, где лежат мощи великомученицы Варвары. Особенно интересовалась спутница Киево-Печерской Лаврой, где в таинственных переходах пещер покоятся гроба благочестивых подвижников, первых носителей культуры родной земли… Она слушала, утирая слезы, и крестилась.
В вагоне зажгли огонь. Проводник принес постели, из буфета пронесли чай и корзину с булочками и бутербродами. Выпив чаю, старушка начала укладываться на ночь. Ася (так звали нашу знакомую) вышла в коридор и встала у открытого окна. Теплая, июньская ночь дышала в окно ароматом трав и цветов; в кустах у болотца, которое промелькнуло мимо, защелкал соловей… Поезд летел в темнеющую даль на всех парах, и куда-то далеко-далеко уходили зимние заботы, усталость после весенних выпускных экзаменов на Высших Курсах, разлука с родными. Сознание молодости и жажда счастья властно охватили Асю… Вдохнув еще раз всей грудью ароматный воздух, она вошла в купе и тихо, чтобы не разбудить уснувшую спутницу, забралась на свою верхнюю полку. Вытянувшись и закинув руки за голову, она закрыла глаза…
Хорошо так мчаться на верхней полке в скором поезде! Колеса стучат, вагон покачивается, и кажется, что и сама летишь куда-то в пространство, Вслед за поездом летят мысли, не останавливаясь ни на чем определенном, и так хорошо и покойно становится на душе! Завтра Киев — милый старый, любимый с детства Киев, встреча с друзьями, а впереди — чудесное веселое лето где-то в центре Украины… Столько нового, интересного!.. Ася радостно улыбнулась, повернулась на бок и, уютно свернувшись калачиком, уснула крепким молодым сном.
***
«Высоко передо мною
Старый Киев над Днепром…»
В полдень поезд подходил к Киеву.
В вагоне началась обычная суматоха, — пассажиры собирали вещи, увязывали чемоданы и портпледы, случайные знакомые давали друг другу указания и адреса. Обе наши путешественницы были давно готовы. Как только поезд остановился и в вагон вошли носильщики, Ася поручила одному из них старушку, сердечно простилась с ней и, сопутствуемая ее благословениями, благодарностями и пожеланиями «хорошего жениха», вышла из вагона.
Очутившись на перроне, она поставила чемодан и корзиночку и оглянулась. Кругом бежали люди, везли на тележках вещи, раздавались радостные возгласы… В толпе мелькнула белая шляпа с черной бархоткой, улыбнулось знакомое лицо…
— Таня!..
— Ася! Вот хорошо, что ты вышла на перрон, а то ты не указала в телеграмме номер вагона, и я не знала, где тебя искать… Ну, как доехала?
Подруги крепко обнялись.
— Доехала прекрасно и страшно рада, что опять в Киеве. Ну, а твои все здоровы? Что нового?
— Все здоровы, а нового очень много. Я тебе все расскажу потом. Давай часть вещей и пойдем, — там извозчик ждет.
Через пять минут девушки мчались, покачиваясь на мягких рессорах экипажа, по широким улицам Киева и весело болтали. Они были мало похожи друг на друга. Таня — среднего роста склонная к полноте блондинка с тяжелой пепельной косой, короной уложенной на голове, со спокойными голубыми глазами — держалась солидно и казалась старше подруги. Ася — высокая, тоненькая, стройная шатенка, с выбивающимися из-под берета непокорными завитками чуть рыжеватых стриженых волос, с серыми немного широко поставленными глазами — выглядела почти девочкой.
— Господи! Как давно я здесь не была, — сказала она, радостно оглядываясь, — и как я рада, что опять вижу все это! Жаль только, что погулять по Киеву нам будет некогда… Когда мы едем?
— Завтра с 10-ти часовым пароходом. Маруся ужасно торопит: пишет, что у них произошли какие-то невероятные события, но рассказать обещает только лично. Но сегодня у нас вечер свободен, и, если хочешь, мы успеем погулять.
— Правда! Но что же там могло случиться и почему так таинственно?
— Ну, ведь ты знаешь Маруську: она любит заинтриговать!
— А Надя едет с нами?
— Нет, сестра едет через неделю на практику. Может быть, она приедет позднее, к концу июля… Ну, вот мы и дома!
***
После обеда, за которым Ася должна была рассказать семье подруги все московские и свои личные новости, девушки пошли бродить по городу. Вот они, знакомые улицы, памятник Хмельницкому, а рядом переулок и гимназия, где когда-то учились девушки. А вот и Михайловский монастырь и знаменитая Владимирская горка.
Девушки сели на скамейку над обрывом и замолчали, любуясь чудесной панорамой, развернувшейся перед ними.
— Ну, рассказывай, Танюша, что же у тебя нового? — начала, наконец, Ася.
— Про Институт я тебе как будто уже все сказала. Я должна теперь рассказать самое главное… — Спокойное до этого лицо Тани покрылось легким румянцем.
— Что же?
— Сережа мне сделал предложение…
Ася радостно захлопала в ладони.
— Ну, вот видишь, ну, вот видишь: я же говорила тебе!
— Право же, Ася милая, мне казалось, что он сделает это предложение тебе!
— Не знаю, что тебе казалось, — смеясь, возразила Ася, — но неужели наши отношения с Сережей хоть чем-нибудь напоминали любовь?
— Во всяком случае вы всегда были большими друзьями, и ты мне сама говорила, что он тебе нравится.
— Я и сейчас это повторю, но одно дело нравиться, а другое — хотеть быть женой этого человека. Быть женой Сережи я ни за что не согласилась бы, и он это прекрасно знает.
— Ты уж очень требовательна, дорогая, — ты ждешь какого-то сказочного принца!
— Вовсе нет, но Сережа — не герой моего романа, как и я не его героиня, и я сейчас особенно этому рада. Когда же он сделал тебе предложение?
— Весной!
— И как же теперь?
— Надо ждать, пока он кончит, да и я тоже!
— Ой, как долго! А родители знают?
— Да, и дали свое согласие!
— Ну, значит все в порядке! Господи, до чего же я рада! Поздравляю тебя от всей души… Смотри же, позови на свадьбу!
— Ну, еще бы!
Подруги весело засмеялись.
Внизу на Днепре загорелись огоньки, потянуло свежестью. Сзади вспыхнул ярким светом всех своих электрических лампочек огромный крест в мраморной руке князя Владимира — крестителя древней Руси…
Белый пароход, красиво развернувшись, плавно отошел от пристани и поплыл вниз по Днепру. Медленно уходила назад панорама берега. Красавец-Киев, весь в зелени своих садов, залитый радостными лучами летнего солнца, посылал прощальный привет девушкам, которые, стоя на балконе, смотрели на берег.
— Какая красота! — сказала Ася.
— Да!.. К сожалению, берега Днепра далеко не везде так красивы, — ответила ее спутница. — Вот проедем Киев, — ты узнаешь!..
Действительно, через полчаса по сторонам реки тянулись уже ничем не замечательные плоские берега, расстилались бесконечные степные просторы. Красные маки, как огоньки, алели в высокой траве, кое-где на берегу серебрился ковыль, ослепительно сверкала вода за кормой парохода.
На пристанях смуглые жинки и дивчины в ярко вышитых сорочках и с массой бус на загорелой шее продавали топленое молоко в узких глиняных кувшинах, связанных попарно и надетых на палку, как на коромысло. В таких же кувшинах алела свежая земляника, рядом стояли корзины с черешней, Торговки наперебой предлагали свой товар, зазывая покупателей, и горячий воздух, пышущий полуденным зноем, казалось, звенел мягкими интонациями певучей украинской речи.
Ленивые волы лежали тут же, возле телег, пережевывая медленно и неторопливо свою жвачку и как бы нехотя отмахиваясь от мух и слепней, которые тучами вились над ними. Маленькие хлопчики и девочки, засунув палец в рот и держась за плахту матери, исподлобья глядели на чужих городских людей.
***
Солнце уже склонялось к западу, прячась за далекие холмы, и река сверкала расплавленным золотом в его прощальных лучах, когда пароход подходил к пристани Н.
Ася и Таня стояли на балконе, всматриваясь в пеструю толпу на пристани.
— Вот они! — сказала Таня.
— Где?
— Вон, вон направо, у самой решетки: Маруся, Сережа… и Галя с ними!
Едва девушки перешли сходни и очутились на пристани, как к ним стремительно бросилась хорошенькая брюнетка в украинском костюме и, схватив в объятия Асю, закружила ее на месте, напевая:
— Мария! Нас выведут, — полушутя–полусерьезно сказала Галя, старшая сестра Маруси, здороваясь с Таней.
— А мы и сами сейчас уйдем! — невозмутимо возразила Маруся, оставляя Асю.
Обе сестры были очень похожи друг на друга — брюнетки среднего роста с тонкими чертами лица, с темными глазами, одинаково одетые в украинские расшитые сорочки. Темные косы Маруси спускались ниже пояса, а у Гали были уложены на ушах тяжелыми завитками.
Поздоровавшись с Галей, Ася повернулась к Сереже.
— Здравствуйте, кацапка! Я уже боялся, что эксцентричная сестрица задушит вас на смерть и мне не удастся пожать вашу честную лапу, — весело сказал тот, протягивая руку девушке.
— А вы так бы и смотрели, и дали бы меня задушить?.. — засмеялась она. — Вот это мило! А еще только вчера Таня уверяла меня, что мы с вами друзья! Вот именно «уж эти мне друзья, друзья! О них не даром вспомнил я!»
— Ну, «литератор» наш, конечно, не может без цитат из Пушкина, — в свою очередь засмеялся Сережа, ласково пожимая руку Тане, которая слегка покраснела, здороваясь со своим женихом.
— Поедем, поедем, друзья! — заторопила Галя. — Успеете по дороге поговорить.
Забрав вещи приехавших девушек, вся компания направилась к выходу и по длинным зыбучим мосткам вышла на берег.
— Подавай, Грицко! — крикнул Сережа.
Поместительный деревенский экипаж, запряженный парой, подкатил к пристани. Молодой парень-кучер спрыгнул с козел и, улыбаясь всем своим загорелым лицом, приподнял широкополую соломенную шляпу.
— Добрый вэчир, панэньки! — приветливо сказал он.
— Здравствуйте, Грицко! Ох, какой замечательный «дилижанс» и как здесь у вас хорошо! — сказала Ася, вдыхая полной грудью степной ароматный воздух.
— Уж конечно лучше, чем в вашей Московии! — ответил Сережа, которому, видимо, доставляло удовольствие поддразнивать Асю
Все пятеро со смехом разместились в «дилижансе», укрывшись от дорожной пыли плащами. Грицко вскочил на козлы, и пара серых дружно подхватила легкий экипаж.
Через несколько минут река и пристань остались позади, и степь охватила наших путешественников со всех сторон. На необозримое пространство во все стороны тянулись поля, покрытые уже начинающей колоситься пшеницей. Алые маки и васильки пестрели вдоль дороги. Вдали виднелись станицы; белые хатки сбегали в овраги, поднимались на холмы, утопающие в зелени садов. Было тепло, но жар уже свалил, и степь курилась благоуханиями.
— Какой простор здесь! — сказала Ася, — и какой воздух!..
— Помнишь, Ася, у Гоголя, — сказала Маруся: «Степь чем далее, тем становилась прекраснее»…
— Ну, конечно, помню! Но здесь, пожалуй, более подходит стихотворение Фета… «Все степь да степь. Безбрежная, как море, волнуется и наливает рожь»…
Ольга Державина
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
