Замелькали, уходя назад, столбы, станционные постройки, водокачка… Последний взмах платком… Платформы с провожающими не видно больше. Москва осталась позади…

Девушка вошла в вагон и, проверив вещи, села на свое место. Старушка, сидевшая рядом на диване, деловито увязывала какой-то узелок.

— Вы далеко едете, барышня? — спросила она.

— До Киева!

— Ну, вот и хорошо! Попутчики, значит, мы с вами. И я тоже в Киев. Захотелось на старости лет поклониться печерским угодникам…

Разговор завязался. Девушка рассказывала своей соседке о красавце-Киеве, где она жила девочкой, о широких улицах, зеленых садах, раскинувшихся на высоком берегу Днепра; о древнем Софийском соборе, украшенном драгоценной мозаикой и старинными фресками, о Михайловском монастыре, где лежат мощи великомученицы Варвары. Особенно интересовалась спутница Киево-Печерской Лаврой, где в таинственных переходах пещер покоятся гроба благочестивых подвижников, первых носителей культуры родной земли… Она слушала, утирая слезы, и крестилась.

В вагоне зажгли огонь. Проводник принес постели, из буфета пронесли чай и корзину с булочками и бутербродами. Выпив чаю, старушка начала укладываться на ночь. Ася (так звали нашу знакомую) вышла в коридор и встала у открытого окна. Теплая июньская ночь дышала в окно ароматом трав и цветов; в кустах у болотца, которое промелькнуло мимо, защелкал соловей… Поезд летел в темнеющую даль на всех парах, и куда-то далеко-далеко уходили зимние заботы, усталость после весенних выпускных экзаменов на Высших Курсах, разлука с родными. Сознание молодости и жажда счастья властно охватили Асю… Вдохнув еще раз всей грудью ароматный воздух, она вошла в купе и тихо, чтобы не разбудить уснувшую спутницу, забралась на свою верхнюю полку. Вытянувшись и закинув руки за голову, она закрыла глаза… Хорошо так мчаться на верхней полке в скором поезде! Колеса стучат, вагон покачивается, и кажется, что и сама летишь куда-то в пространство, Вслед за поездом летят мысли, не останавливаясь ни на чем определенном, и так хорошо и покойно становится на душе! Завтра Киев — милый старый, любимый с детства Киев, встреча с друзьями, а впереди — чудесное веселое лето где-то в центре Украины… Столько нового, интересного!.. Ася радостно улыбнулась, повернулась на бок и, уютно свернувшись калачиком, уснула крепким молодым сном.

***

«Высоко передо мною

Старый Киев над Днепром…»

В полдень поезд подходил к Киеву. В вагоне началась обычная суматоха, — пассажиры собирали вещи, увязывали чемоданы и портпледы, случайные знакомые давали друг другу указания и адреса. Обе наши путешественницы были давно готовы. Как только поезд остановился и в вагон вошли носильщики, Ася поручила одному из них старушку, сердечно простилась с ней и, сопутствуемая ее благословениями, благодарностями и пожеланиями «хорошего жениха», вышла из вагона. Очутившись на перроне, она поставила чемодан и корзиночку и оглянулась. Кругом бежали люди, везли на тележках вещи, раздавались радостные возгласы… В толпе мелькнула белая шляпа с черной бархоткой, улыбнулось знакомое лицо…

— Таня!..

— Ася! Вот хорошо, что ты вышла на перрон, а то ты не указала в телеграмме номер вагона, и я не знала, где тебя искать… Ну, как доехала?

Подруги крепко обнялись.

— Доехала прекрасно и страшно рада, что опять в Киеве. Ну, а твои все здоровы? Что нового?

— Все здоровы, а нового очень много. Я тебе все расскажу потом. Давай часть вещей и пойдем, — там извозчик ждет.

Через пять минут девушки мчались, покачиваясь на мягких рессорах экипажа, по широким улицам Киева и весело болтали. Они были мало похожи друг на друга. Таня — среднего роста склонная к полноте блондинка с тяжелой пепельной косой, короной уложенной на голове, со спокойными голубыми глазами — держалась солидно и казалась старше подруги. Ася — высокая, тоненькая, стройная шатенка, с выбивающимися из-под берета непокорными завитками чуть рыжеватых стриженых волос, с серыми немного широко поставленными глазами — выглядела почти девочкой.

— Господи! Как давно я здесь не была, — сказала она, радостно оглядываясь, — и как я рада, что опять вижу все это! Жаль только, что погулять по Киеву нам будет некогда… Когда мы едем?

— Завтра с 10-ти часовым пароходом. Маруся ужасно торопит: пишет, что у них произошли какие-то невероятные события, но рассказать обещает только лично. Но сегодня у нас вечер свободен, и, если хочешь, мы успеем погулять… Ну, вот мы и дома!

После обеда, за которым Ася должна была рассказать семье подруги все московские и свои личные новости, девушки пошли бродить по городу. Таня рассказала своей подруге, что Сережа Смаковский сделал ей предложение. Ася была очень рада за нее

Глава II

Белый пароход, красиво развернувшись, плавно отошел от пристани и поплыл вниз по Днепру. Медленно уходила назад панорама берега. Красавец-Киев, весь в зелени своих садов, залитый радостными лучами летнего солнца, посылал прощальный привет девушкам, которые, стоя на балконе, смотрели на берег. Через полчаса по сторонам реки тянулись уже ничем не замечательные плоские берега, расстилались бесконечные степные просторы. Красные маки, как огоньки, алели в высокой траве, кое-где на берегу серебрился ковыль, ослепительно сверкала вода за кормой парохода. На пристанях смуглые жинки и дивчины в ярко вышитых сорочках и с массой бус на загорелой шее продавали топленое молоко в узких глиняных кувшинах, связанных попарно и надетых на палку, как на коромысло. В таких же кувшинах алела свежая земляника, рядом стояли корзины с черешней, Торговки наперебой предлагали свой товар, зазывая покупателей, и горячий воздух, пышущий полуденным зноем, казалось, звенел мягкими интонациями певучей украинской речи. Ленивые волы лежали тут же, возле телег, пережевывая медленно и неторопливо свою жвачку и как бы нехотя отмахиваясь от мух и слепней, которые тучами вились над ними. Маленькие хлопчики и девочки, засунув палец в рот и держась за плахту матери, исподлобья глядели на чужих городских людей.

***

Солнце уже склонялось к западу, прячась за далекие холмы, и река сверкала расплавленным золотом в его прощальных лучах, когда пароход подходил к пристани Н.

Едва девушки перешли сходни и очутились на пристани, как к ним стремительно бросилась хорошенькая брюнетка в украинском костюме и, схватив в объятия Асю, закружила ее на месте, напевая:

— Как я рада, как я рада, как я ра-а-да!

Ася тщетно пыталась вырваться.

— Маруська, сумасшедшая, задушишь! — смеясь говорила она, целуя подругу.

— Мария! Нас выведут, — полушутя–полусерьезно сказала Галя, старшая сестра Маруси, здороваясь с Таней.

— А мы и сами сейчас уйдем! — невозмутимо возразила Маруся, оставляя Асю.

Обе сестры были очень похожи друг на друга — брюнетки среднего роста с тонкими чертами лица, с темными глазами, одинаково одетые в украинские расшитые сорочки. Темные косы Маруси спускались ниже пояса, а у Гали были уложены на ушах тяжелыми завитками.

Поздоровавшись с Галей, Ася повернулась к Сереже.

— Здравствуйте, кацапка! Я уже боялся, что эксцентричная сестрица задушит вас на смерть и мне не удастся пожать вашу честную лапу, — весело сказал тот, протягивая руку девушке.

— А вы так бы и смотрели, и дали бы меня задушить?.. — засмеялась она. — Вот это мило! А еще только вчера Таня уверяла меня, что мы с вами друзья! Вот именно «уж эти мне друзья, друзья! О них не даром вспомнил я!»

— Ну, «литератор» наш, конечно, не может без цитат из Пушкина, — в свою очередь засмеялся Сережа, ласково пожимая руку Тане, которая слегка покраснела, здороваясь со своим женихом.

— Поедем, поедем, друзья! — заторопила Галя. — Успеете по дороге поговорить.

Забрав вещи приехавших девушек, вся компания направилась к выходу и по длинным зыбучим мосткам вышла на берег.

— Подавай, Грицко! — крикнул Сережа.

Поместительный деревенский экипаж, запряженный парой, подкатил к пристани. Молодой парень-кучер спрыгнул с козел и, улыбаясь всем своим загорелым лицом, приподнял широкополую соломенную шляпу.

— Добрый вичир, паненки! — приветливо сказал он.

— Здравствуйте, Грицко! Ох, какой замечательный «дилижанс» и как здесь у вас хорошо! — сказала Ася, вдыхая полной грудью степной ароматный воздух.

— Уж конечно лучше, чем в вашей Московии! — ответил Сережа, которому, видимо, доставляло удовольствие поддразнивать Асю.

Все пятеро со смехом разместились в «дилижансе», укрывшись от дорожной пыли плащами. Грицко вскочил на козлы, и пара серых дружно подхватила легкий экипаж. Через несколько минут река и пристань остались позади, и степь охватила наших путешественников со всех сторон. На необозримое пространство во все стороны тянулись поля, покрытые уже начинающей колоситься пшеницей. Алые маки и васильки пестрели вдоль дороги. Вдали виднелись станицы; белые хатки сбегали в овраги, поднимались на холмы, утопающие в зелени садов. Было тепло, но жар уже свалил, и степь курилась благоуханиями.

— Маруська, подожди-ка! — сказала Ася, — что это за сенсационную новость ты обещала нам сообщить?

— Новость, девочки, действительно, потрясающая…

— Еще бы! — перебил ее брат, — моя сестрица на смерть влюбилась!..

— В кого же? — спросила Таня.

— Да ну, Сергей! Молчи ты ради Бога, — рассердилась Маруся, — ни в кого я не влюбилась, а просто… Видите ли… у нас новое знакомство!.. Помнишь, Таня, мы как-то с тобой прошлый год ходили гулять, и я показывала тебе Ильинское, имение князей Долинских?

— Ну, помню!

— Ну, вот! Там давно никто уж не жил, только управляющий. А вот теперь туда приехали хозяева…

— Да что ты! Кто же? — в один голос спросили обе заинтересованные девушки.

— Сам старый князь, генерал, Константин Николаевич, очень симпатичный… В него я, действительно, влюбилась…

— Да и не ты одна! — заметила Галя, — у нас весь дом, начиная с папы, в восторге от него.

— С ним дочь — Елена Константиновна — очаровательная дама с девочкой Наташей лет шести. А недавно…

— Вот теперь начинается самое главное! Gardez! — с комической важностью произнес Сережа.

— Замолчи, Сергей! Недавно приехал сын князя Олег Константинович и его друг — тоже князь — Александр Микеладзе…

— Вы чувствуете, Ася? Грузин! Вы погибли! — опять вмешался Сережа.

— Князю нужно было видеть папу по какому-то делу. Он запросто заехал к нам и очаровал нас всех — такой он милый и простой! А когда он узнал, что у нас в доме много молодежи, он пригласил всех нас к себе. Мы туда ездили с папой… Ах, девочки, какая там у них красота! Вам наверное понравится! Какой парк! Какой дом чудный!...

— И молодые люди были уже там? — Что же они из себя представляют?

— Они офицеры, учатся оба в Военной Академии в Петербурге.

— Воображаю, как они ужасно дерут нос! — заметила Ася.

— Нет, Ася, — возразила Маруся, — они все совсем не похожи на «высокопоставленных» — очень просто и мило держатся, и я думаю, что нам вместе будет весело.

— Не знаю, может быть! Мне ведь не приходилось иметь дело с титулованными особами! — засмеялась Ася. — Но все же я скорее недовольна тем, что они приехали сюда.

— Вот тебе раз! — засмеялся Сережа, — мы думали, они будут в восторге, а вместо этого…

— Ну, Ася и Таня рассуждают так потому, что еще не знакомы с Долинскими, — улыбнулась Галя. — Право же, они не похожи на блюстителей этикета. Этикеты им самим в Петербурге надоели…

Стало почти совсем темно. Яркие звезды одна за другой зажигались на темном, как бархат, небе. Вдали засверкали огоньки.

— Вот и Малиновка, — сказал Сережа. — Там, конечно, уже ждут нас!

Через полчаса экипаж остановился у крыльца просторного и уютного деревенского дома. Яркий свет лился из открытых окон, освещая дорожку, кусты и клумбы, от которых веяло дурманящим запахом цветов, Соловьи заливались где-то совсем близко.

Молодежь с шутками и смехом выгрузилась из экипажа. На крыльце гостей встретил сам хозяин — отец Маруси, Сережи и Гали Михаил Петрович Смаковский. Это был высокий еще нестарый мужчина в вышитой украинской рубашке с темными живыми глазами и опущенными вниз по-казацки седеющими усами.

— Ну, вот и хорошо! Добро пожаловать! — приветствовал он девушек. — Как доехали? Не устали?

— Что вы, дядя Миша! — ответили обе подруги, здороваясь с ним. — Когда же было устать? И дорога чудесная!

Таня и Ася очень любили отца своих друзей — приветливого гостеприимного хозяина и прекрасного организатора и товарища, принимавшего еще в гимназические годы деятельное участие не только в жизни молодежи, но даже в ее играх и шалостях. Пикники, прогулки, домашние спектакли, шарады как-то особенно удавались, когда в них принимал участие «дядя Миша». И когда в его глазах, темных как у Гали и Маруси, загорался шаловливый бесенок, все знали, что готовится что-нибудь интересное…

Скоро вся компания встретилась в уютной столовой за столом, накрытым белейшей скатертью и уставленным всякими деревенскими яствами. Серебряный самовар весело шипел на одном конце стола. Возле букета цветов посредине почетное место занимали кувшин с варенцом, только что принесенный с погреба, и блюдо свежей земляники. Навстречу девушкам от окна поднялся высокий блондин в пенсне — муж Гали Виктор Федорович Ш–в, преподаватель литературы в одной из киевских гимназий. Все шумно уселись за стол и оказали честь ужину. За чаем девушки рассказывали свои новости и делились впечатлениями от путешествия.

— Вы знаете, мамочка, — сказал Сережа, — Ася и Таня не желают знакомиться с Долинскими.

Сережа был любимцем матери и был очень похож на нее: блондин, невысокого роста, с слегка насмешливыми серыми глазами; от отца он воспринял только его неистощимый юмор и заразительную веселость.

— Что это вы, девушки? — удивилась Анна Павловна, — они прекрасные люди, и это будет просто неудобно, — сказала она.

После ужина Маруся повела Асю и Таню в светелку, где уже были приготовлены три постели и куда перенесены были вещи девушек. Широкая дверь балкона была открыта настежь. Ася вышла на балкон и залюбовалась. Почти полная луна уже поднялась высоко и освещала налево — густые массы деревьев сада, направо — кусты и клумбы цветника. За забором белели стены хаток станицы, и черные тени резко ложились от всех предметов. Благоухали цветы, в кустах и в саду заливались соловьи; где-то сзади, около кухни, слышался говор, смех и звуки бандуры.

Глава III

«Ты знаешь край, где все обильем дышит,

Где реки льются чище серебра…»

(А. Толстой)

— Ах вы, сонули! Как не стыдно спать так долго!

Ася открыла глаза и опять зажмурила их, ослепленная ярким светом, заливавшим комнату. Ася совсем открыла глаза и увидела Таню свежую, как само утро, в светлом платье и с огромным букетом жасмина в руках.

— Ты уже встала? — удивилась она.

— Давно! — ответила Таня, ставя цветы в вазу. — Мы с Галей уже убрали комнаты и приготовили завтрак, а вы все спите. Маруська, вставай! Пойдемте купаться!

Усадьба Смаковских была расположена на самом берегу Днепра. К реке вела прямая как стрела аллея, переходившая в широкую лестницу — спуск с невысокого обрыва. Купальня пряталась в кустах направо, а прямо против лестницы было устроено нечто вроде пристани, около которой качалось несколько лодок.

…Сбросить платье и прыгнуть в воду было делом одной минуты. Река сверкала под утренним солнцем, и свежая после ночи вода обжигала тело. Галя и Маруся свободно и легко поплыли к середине.

— Вот счастливые! — позавидовала Ася, — я вот боюсь без дна плавать! — Мне кажется, что у меня не хватит сил вернуться, — ответила Ася. — Я и сама хочу попробовать.

Через пять минут девушки вышли из купальни, предоставив ее подходившим мужчинам.

***

После чая и вкусного деревенского завтрака на террасе, залитой яркими лучами летнего солнца, Галя и Таня вместе с хозяйкой дома занялись приготовлениями к обеду и домашними делами, Михаил Петрович поехал в поле, Виктор Федорович сел за книгу, а Маруся и Сережа, следуя совету отца, пошли показывать Асе свои владения. Дом Смаковских стоял в конце станицы Малиновки, на правом берегу Днепра. С востока — со стороны реки — и с юга он был окружен небольшим, но густым садом, переходившим на северной стороне в ягодник и огород. Там же помещались службы: сараи, скотный двор, погреб, баня. Всё было устроено на славу: — прочно и красиво. В южной части сада были расположены площадки для игр: тенниса и крокета. Возле самой террасы и вокруг дома был разбит богатейший цветник — предмет особой любви и забот Анны Павловны. Въезд в усадьбу от станицы, с западной стороны, был с обеих сторон обсажен кустами сирени и жасмина. Обойдя сад и показав Асе крокетную и теннисную площадки, беседку над обрывом, все укромные уголки и любимые скамейки в саду и покачав ее на качелях, подвешенных между двумя огромными каштанами, друзья повели гостью в ягодник, где угостили свежей клубникой и черешнями.

— Пойдем в село к Ганне. — Это наша нянька, — сказал Сережа, — там, Ася, вы увидите настоящую Украину!

Выйдя из ворот усадьбы, молодежь пошла вдоль широкой улицы станицы. Станица была очень большая и, видимо, богатая. Белые хатки везде были чисто выбелены и крыты не соломой, а черепицей, а кое-где и железом. Пышные мальвы цвели почти в каждом палисаднике. За хатами сады сгибали свои ветки под зреющими плодами. Все встречные снимали шапки и приветливо кланялись молодежи, произнося обычное: «Добри день!» Посреди станицы, раскинувшейся на 3—4 версты, стояла большая красивая церковь. Михаил Петрович — староста церкви и большой любитель церковного пения — организовал хор из станичной молодежи и сам руководил им. Обе его дочери и сын тоже принимали участие в хоре.

— Сегодня вечером спевка, — вспомнила Маруся, — ведь завтра воскресенье! Ты, Ася, будешь петь с нами?

— С удовольствием, если дядя Миша позволит, — ответила Ася, — я ведь, наверное, ничего не знаю из того, что вы поете!

— Ну, это не трудно, — сказал Сережа, — вы скоро научитесь… А альты нам очень нужны.

Недалеко от церкви Сережа и Маруся свернули в переулок и подошли со своей гостьей к небольшой хатке за вишневым садиком. На скрип калитки из хаты вышла пожилая женщина в обычном украинском костюме и очипке на седеющих волосах. Увидев входящих Марусю и Сережу, она всплеснула руками и, широко улыбаясь, пошла им навстречу.

— Та вот они, соколы мои! Та як же це гарно, шо старую неньку не забуваете… Добри день, барышня, — приветствовала она Асю.

— Здравствуйте, ненько! Вы мабудь заняты? Так мы зараз и пийдемо! — сказал Сережа.

— Та ни, якое занята! Печку я вже скрыла. Зараз самовар поставлю. Заходите до хаты! — приглашала Ганна, отгоняя гусей, которые сердито шипели, вытягивая длинные шеи, на незнакомых людей.

— Не надо самовара, Ганнуся, мы так посидим, — сказала Маруся, целуя женщину.

Молодежь вошла в хату, чисто убранную и украшенную пестрыми плахтами, вышитыми полотенцами и пучками сухих трав и цветов. В переднем углу перед образами теплилась лампада. Гости сели за стол, на котором скоро появилось деревенское угощение: вареники, коржи, мёд в сотах, блюдо спелой черешни и кувшин чудесного квасу. Как ни были сыты Ася и ее спутники, нельзя было не попробовать всех этих прелестей, и все трое оказали честь и вареникам, и мёду, и квасу. Пока молодежь угощалась, Ганна рассказала Асе свою жизнь, показала портреты своих сыновей, разлетевшихся в разные стороны, и мужа, убитого во время последней войны.

— От тильки Грицко в мени остался, та дочка выдана в Ильинско, — закончила она.

Когда было убрано со стола, Ганна открыла «скрыню» и развернула перед изумленной девушкой тканые плахты, вышивки и кружева своей работы.

Ганна обещала Асе сделать настоящий украинский костюм и подарила несколько своих вышивок на выбор. Ася и Маруся принялись выбирать, что было нелегко, так как все вышивки были красивы и глаза разбегались. Наконец, рубаха, передник и плахта были выбраны, и встал вопрос о цене. Ганна не хотела брать денег с подруги своих питомцев, но Ася настояла на своем, пригрозив, что не возьмет ничего, если Ганна Онисимовна откажется взять деньги. Сговорившись о том, что через день девушки принесут материю для шитья корсета, молодежь простилась с радушной хозяйкой и направилась к дому.

После обеда все остались на террасе.

— Ну, певчие, пора! – сказал через некоторое время Михаил Петрович.

Сережа, Галя, Маруся, Таня и Ася присоединились к нему и все вместе направились к зданию школы, находившемуся недалеко от усадьбы.

У школы уже дожидалось человек пятнадцать народу. Здесь были парни и девушки, подростки и сивоусые старики. Последние сидели на скамейках под окнами школы, степенно беседуя, молодежь боролась и шутила с девчатами. При приближении Михаила Петровича все поднялись ему навстречу, дружески приветствуя его и его спутников. Какой-то паренек побежал за ключами, и через несколько минут хор построился в школьном зале около фисгармонии. Спевка началась. Пели простые пьесы, и многие вещи были знакомы Асе; она свободно принимала в них участие, но ей хотелось не петь, а слушать: ее поражало не то, что крестьянские парни и девушки так легко справляются с нотным репертуаром, — чудесные грудные голоса певцов изумляли ее своей задушевной мягкостью.

Потом все вышли на воздух и разместились кто где хотел. Хлопчики и дивчата, висевшие на окнах во время спевки, разлеглись на животах на траве, Грицко прибежал с бандурой, и пение началось. Украинские народные песни следовали одна за другой, звенели то широкой как степь удалью, то грустью — бездонною, как черная глубина днепровского омута… «Виют витры»… сменялись бойким «И шумэ и гудэ», «Ой, не ходи, Грыцю» следовало за «Песней чумаков»… Как зачарованная слушала Ася эти песни. Она знала их и раньше, но здесь, среди украинской степи и белых хат, под теплым южным небом они звучали совсем иначе: хотелось смеяться, и плакать, и слушать, слушать без конца… В заключение Михаил Петрович предложил спеть старую казацкую походную «Ой, там на гори та й жинци жнуть». Эта песня понравилась Асе еще больше, чем прежние. «Концерт» закончился «Гречаныками», и все, весело возбужденные, пошли по домам.

Ложась в постель в этот первый проведенный на Украине день, Ася радостно вздохнула: так много новых ярких впечатлений получила она за один этот день! Засыпая, она, казалось, всё еще слышала задушевные голоса певцов, и звуки украинских песен, баюкая ее, смешивались в туманящемся сознании с торжественными трелями соловьев, опять как и вчера звеневшими в затихшем саду.

Глава IV

Из дальней чуждой стороны

Он к нам заброшен был судьбою…

(Лермонтов)

Ася проснулась рано. Взглянув на часы, и увидав, что еще только половина шестого, она попыталась заснуть опять, но спать больше не хотелось. Девушка спрыгнула с кровати и тихонько, чтобы не разбудить спавших подруг, вышла на балкон. Солнце стояло уже высоко, но было еще свежо, и сад внизу был весь белый от ночной росы.

Тихонько одевшись, она взяла альбом и краски, вышла из комнаты и спустилась в сад. Пройдя по знакомой уже дорожке, она уселась в беседке над Днепром и принялась рисовать. Увлекшись работой, Ася не заметила, как пролетел час. Где-то в доме часы пробили семь. Девушка вскочила.

— «Ой, как я долго здесь! Пора будить Маруську…»

Сорвав две ветки цветущей белой акации, Ася побежала к дому. Быстро поднявшись по лестнице наверх, она подкралась к постели Маруси и легко провела душистыми ветками по ее лицу.

— Кто здесь? — испуганно открыла глаза Маруся.

Ася звонко расхохоталась, но сейчас же, спохватившись, зажала себе рот рукой и посмотрела на спящую Таню. Таня не пошевелилась.

Через несколько минут девушки спустились вниз и явились к Анне Павловне. Получив задание на сегодняшнее утро, они дружно и весело принялись за работу: убрали комнаты, набрали ягод к чаю и обеду, накрыли стол и целый час помогали на кухне вертеть вкусные пирожки с свежей клубникой.

— Сладкое к обеду вы изобретете и сделаете сами, — сказала Анна Павловна, — но помните — сегодня воскресенье, — наверное, кто-нибудь заедет… Не осрамитесь!

Девушки задумались.

— Ах, знаю! — вдруг вскрикнула Ася, — это очень просто и очень вкусно.

— Что это? — с любопытством спросила Маруся.

— А вот увидите! — лукаво засмеялась в ответ Ася, снимая передник, и девушки убежали наверх звать Таню купаться.

***

Выкупавшись и напившись чаю, все, кроме Виктора Федоровича, принарядились и пошли к обедне. Старинная церковь очень понравилась Асе. Хор здесь звучал еще лучше, чем в школе, и красиво сливался с тенорком старика-священника и мягким баском дьякона. В церкви было много народу: мужчины в белых свитках и женщины и девушки в цветных корсетах и нарядных платках и очипках чинно стояли — одни справа, другие слева. Ася ласково кивнула Ганне, которая шепнула ей:

— Зайдите до мене после обедни, мое серденько. Анна Павловна вже прислала мени материал для корсета, так трэба мирку зняты.

— Да когда же она успела? — удивилась Ася.

— Та ще вчора вечиром, як вы на спивки булы.

После обедни девушки зашли к Ганне. Присланный Анной Павловной материал оказался прекрасным синим бумажным репсом, и его как раз хватало на корсет. Ганна сняла мерку с Аси и непременно хотела угостить девушек чаем, но они отказались, ссылаясь на то, что их ждут дома, и обещались прийти на другой день. Ганна не стала их удерживать, но на дорогу насыпала всем троим полные пригоршни черешен. Придя домой, Ася прежде всего побежала благодарить Анну Павловну за подарок.

За чаем — праздничным, а поэтому особенно вкусным — со сливками, пирожками и свежей клубникой, — Анна Павловна сообщила, что Ася и Маруся угощают сегодня за обедом каким-то необыкновенным сладким блюдом, которое будут стряпать «таинственно» — в саду. Все были заинтригованы, и Сережа решил, что он обязательно выведает тайну или подсмотрит, что это за таинственное блюдо будут готовить девушки.

Набрать два стакана свежей спелой клубники было делом нескольких минут. Забрав всё, что было нужно, девушки ушли в заднюю часть сада к погребу, уселись в тени под вишней и принялись сбивать свежие ягоды с сахаром и белками. Увлеченные работой, девушки не слыхали ни конского топота по дороге, ни шума около дома… Когда они, поставив огромное блюдо, полное розовой пены, на снег и заперев погреб, оживленные и раскрасневшиеся вбежали на террасу, обе они сконфуженно остановились.

На террасе, кроме своих, были гости…

— Ой! — успела только сказать Маруся, многозначительно дернув подругу за край передника…

Навстречу девушкам поднялись двое молодых людей, — один в белом офицерском кителе — стройный шатен с серьезными темными глазами, другой — жгучий брюнет с характерным лицом горца, в белой черкеске, отделанной серебряным галуном.

— Ничего, ничего! — ободрил смутившихся девушек Михаил Петрович. — Мы уже рассказали гостям, что вы собираетесь удивить нас своим кулинарным искусством! Прошу любить и жаловать, — обратился он к молодым людям, — моя дочь Мария, вам уже известная, и ее закадычная подруга — Александра Павловна Никитина — внучка известного поэта и потому — сама литератор…

— Ради Бога, дядя Миша! — запротестовала Ася, – ... И вы ведь знаете, что я вовсе не внучка…

— И потом, папа, — вмешалась Маруся, — ты зря представляешь: ведь здороваться мы всё равно сейчас не сможем, — у нас все руки липкие.

— Ах, чтоб вас тут! Ну, идите, мойте руки и приходите скорей сюда! Прошу садиться, господа! — обратился Михаил Петрович к гостям.

Девушки не заставили себя просить вторично и исчезли.

— Очень хорошо! — ворчала Ася, моя руки, — Нечего сказать, хорошо первое впечатление! Вот тебе и «этикеты»!..

Через десять минут девушки вернулись на террасу.

— Ну, теперь, кажется, можно и поздороваться? — спросил Михаил Петрович, увидев их.

— Можно, можно! — смеясь, ответили обе подруги.

— Отлично! Знакомьтесь, кацапка! Князь Олег Константинович Долинский и его друг князь Александр Георгиевич Микеладзе, — сказал Михаил Петрович, представляя Асе гостей.

— Теперь нам приходится протестовать против «торжественности», — улыбнулся князь Долинский, — просто Олег, — сказал он, пожимая руку Асе.

— И просто — Саша, — прибавил его друг.

— Это уж ваше дело, друзья, — возразил Михаил Петрович, — а представлять полагается по всей форме.

— Девочки, а не пора ли накрывать обед? — сказала Анна Павловна.

— Сейчас, мамочка, — отозвалась Маруся. — Мы с Асей сегодня дежурные по хозяйству, — весело сообщила она гостям, вставая.

За обедом Ася имела, наконец, полную возможность как следует рассмотреть молодых людей. Саша — смуглый, с тонкими чертами лица, с пламенными черными глазами, сухим с горбинкой носом и ослепительной улыбкой — казался воплощением горской красоты.

— «Ну, прямо Аммалат-бек или Амед из «Забытой крепости», — подумала девушка, глядя на его характерное лицо и тонкую, перетянутую серебряным поясом фигуру. Когда-то в ранней юности она очень увлекалась Кавказом и его экзотикой, зачитывалась романами из Кавказской жизни. Но теперь поистине экзотическая наружность Саши почему-то не произвела на нее особого впечатления. Гораздо более заинтересовал ее второй гость — Олег Долинский. Он был совсем в ином роде и рядом с яркой красотой друга, казалось, должен был бы проигрывать, но — этого не было. В его по-русски красивом, умном лице, в каждом движении его изящной стройной фигуры было столько врожденной грации, благородства и в то же время подлинной простоты, глубокой интеллигентности и еще чего-то неуловимого, того, — что обычно называют «породой», — что он невольно обращал на себя внимание… Его красивые темные серьезные глаза во время разговора вдруг зажигались искорками веселья и становились еще красивее. Девушка с удивлением замечала, что она, обычно очень стеснительная, чувствует себя в обществе этих едва знакомых ей людей совсем легко и просто. Ей казалось, что Олега она знает давным-давно, и чем больше она на него смотрела, тем больше убеждалась, что она где-то его видела раньше… Но где?

— А мы, между прочим, приехали к вам с предложением, — обратился Олег к молодежи, когда смех утих. — Не хотите ли вы поехать с нами на могилу Шевченко?

— С удовольствием! Конечно, хотим! — послышался хор голосов.

— Прекрасная идея! — сказал Михаил Петрович. — А как вы думаете ехать?

— Ехать на лошадях будет, мне кажется, утомительно и пыльно, — сказал Саша.

— Конечно! — ответил Михаил Петрович. — Я вам советую ехать рекой, на лодках… Возьмите большую лодку, выезжайте пораньше, часов в 6 утра, — и к 12-ти вы будете на месте. Ведь плыть-то придется по течению, — грести будет не трудно.

— Замечательно! — воскликнул Сережа, — только… кто из нас умеет грести?

— Я! — поднял руку Олег.

— Я, и я, и я, и я… — отозвались Саша, Ася, Маруся и Галя.

— Ну, и меня считайте, — сказал Виктор Федорович.

— Ого! Вот вам и руководитель экскурсии! — сказал Михаил Петрович. — Да уж коли на то пошло, и я с вами поеду!

— Погодите, энтузиасты! — засмеялась Анна Павловна, — а как же вы назад? Ведь вы устанете все, а назад грести придется против течения…

— М-да! Це дило трэба разжуваты! — задумался Михаил Петрович.

— О! У меня идея! — вскочила Ася, и глаза ее засияли. — Дядя Миша, сколько времени нам нужно, чтобы там все как следует осмотреть?

— Ну, часа три; но вы, конечно, ведь захотите выкупаться, пообедать, просто погулять. Так вот, если вы выедете обратно часов в 7–8 вечера, будет как раз!

— Очень хорошо!.. Мы выедем в 7 часов, часа три будем плыть, а потом сделаем привал на берегу… будем жечь костер… ночи теперь лунные, чудесные! А утром часов в 5 поплывем дальше… Вот!

— Итак, разработаем подробно план поездки, — сказал Михаил Петрович, когда общее воодушевление несколько улеглось.

— Кто, да кто едет? Ася, Таня, Маруся, Галя, Виктор, Сережа, Олег, Саша...

— Сестра тоже хотела поехать, — сказал Олег, — но я не знаю, согласится ли она ехать на лодке...

— Да еще с Наташей! — заметил Саша.

— А вы ее убедите! — возразил Михаил Петрович. — Итак, восемь человек и еще двое — десять, я — одиннадцатый... А ты, Аня, поедешь с нами — обратился он к жене,

— Нет, что ты, что ты! — засмеялась Анна Павловна, — я уже устарела для таких эскапад!

— Лодка берет двадцать человек... Наташу можно не считать... Придется дать вам на помощь Грицко и взять Оксану, чтобы она помогла девушкам в хозяйстве, — соображал Михаил Петрович вслух... — Это первое! А второе — я обратно поеду не с вами: мне нужно заехать по делу в Канев. Поэтому мы сделаем так: Грицко туда поедет на лошадях степью и будет в Пекарях меня ждать, а обратно заменит меня в лодке. Думаю, что и Елена Константиновна с девочкой захочет ночевать дома, а не по-цыгански у костра, и я берусь доставить ее домой не позже 11 часов вечера.

— Вот это чудесно! Я уверен, что так она согласится, — сказал Олег.

План был принят. Начались обсуждения второстепенных подробностей, и было решено назначить поездку на среду, с тем, чтобы накануне Олег с Сашей заехали договориться окончательно.

Кончив послеобеденную партию игры в крокет, «старшие» пошли в дом, а молодежь направилась к Днепру. Лодки были подвергнуты тщательному осмотру и из больших в две Пары весел была выбрана самая лучшая. Усевшись в лодке, молодежь опять принялась обсуждать детали своей экспедиции.

— Надо взять удочки, — сказал Сережа, — мы рыбы наловим.

— И сварим уху? — улыбнулась Таня.

— А почему бы и нет?

— В чем же вы будете варить уху, Сережа? — спросил Саша.

— Котелок возьмем... Ох, какая мысль! — вдруг прервал самого себя Сережа, — не хуже чем ваша идея, кацапка! Только... А ну, друзья, — обратился он к гостям, — пойдемте посекретничаем!

Молодые люди выскочили из лодки и, отойдя на несколько шагов, заговорили вполголоса. Сережа, видимо, излагал какой-то новый план, Саша и Олег слушали его и смеялись.

— Нет, уж тогда... послышались громче других сказанные Олегом слова, и опять все трое засмеялись,

— Давайте обидимся — сказала Маруся, — и будем тоже секретничать!

— Давайте, давайте!

Девушки в свою очередь вышли из лодки и направились к беседке.

— Да они, кажется, в самом деле рассердились! — послышался веселый голос, и Саша, подойдя сзади к девушкам, взял под руки Таню и Марусю.

В это время Сережа и Олег подхватили под руки Асю,

— Вы сердитесь, кацапка? — спросил Сережа.

— Ну, конечно! — ответила девушка притворно сердито: — шепчутся о чем-то, наверное, интересное придумали, — и не говорят! Ведь мы до среды умрем от любопытства...

(После чая молодые люди, простившись, уехали.)

— Ну, Таня, скажите вы ваше мнение, — обратился Сережа к своей невесте.

— Это тем более интересно, — сказала Галя, вышедшая на террасу с книгой, — что мнение Тани будет беспристрастно.

— Я уже говорила, что оба они очень симпатичные, — ответила Таня, — но, мне кажется, у Саши более оригинальная наружность...

— Просто он красивей, — вставила Маруся.

— И проще держится, — продолжала Таня, — В Олеге все-таки очень все время чувствуется, что он — князь!

— Ну, а вы что скажете, Ася? — спросил Михаил Петрович, с интересом слушавший разговор молодежи.

— Я... вполне согласна с Таней, — помолчав, сказала Ася. — Конечно, мы с ней были не правы, когда думали, что они будут нам мешать.

— И только? — удивился Сережа.

— Только!..

— Ну, а конкретно, кто из них вам больше нравится?

—Оба больше, — смеясь, ответила Ася. — Право же, они настолько разные, что их трудно сравнивать... И я прямо удивляюсь Тане, как это она так тонко разобралась и оценила...

— Идите-ка спать, — сказала Анна Павловна — Не забудьте, что завтра вам много работы, да и отдохнуть не мешает после стольких впечатлений: вон Ася даже побледнела! — и она ласково обняла и поцеловала девушку.

Девушки поднялись к себе и живо разделись. Но Ася долго не могла заснуть. Она мысленно переживала впечатления дня и, как часто с ней бывало, проверяла свое поведение и критиковала его.

— «Какая я глупая!» — упрекала она сама себя... Потом ее мысли приняли другое направление. — «Нет», — подумала она, — «они не правы, что Саша красивее. У него оригинальнее внешность, правда, но...»

Перед ее глазами вдруг встало тонкое лицо Олега, такое открытое и честное, его темные то серьезные, то смеющиеся глаза...

— «Как они могут сравнивать? Разве тут может быть сравнение? Саша это... оперный “первый любовник” и только»... И вдруг ей стало ясно, почему Олег казался ей таким знакомым. Краска залила ей лицо, и сердце забилось больно-больно... Сон совсем пропал.

— «А что, если?.. Фу, совсем с ума сошла!» — почти вслух сказала Ася. Она встала, тихонько вышла на балкон и подставила горящую голову навстречу свежему ночному ветерку.

Через полчаса она спала крепким сном, свернувшись калачиком под одеялом, и радостно улыбалась во сне.

Глава V

Яркое солнце освещало уютную столовую большого дома в Ильинском. За богато сервированным столом красивая дама в белом кружевном капоте разливала кофе. Рядом с ней на высоком стуле сидела голубоглазая девочка лет пяти с белокурыми как лен локонами.

— А вот и дедушка! — крикнула она, соскакивая со стула и бросаясь к высокому военному, входившему в столовую. Тот поймал ее на лету.

— Ну, здравствуй, шалунья! Как спала, с какой ноги встала?

— Конечно, с правой, дедуся! — ответила девочка, целуя старика в обе щеки.

Усадив девочку на ее стул, князь Константин Николаевич поцеловал дочь, тоже поднявшуюся ему навстречу.

— Здравствуй, Ленуша! А где же мальчики? — спросил он, садясь за стол.

— Они вчера поздно вернулись. Должно быть спят еще! — ответила Елена Константиновна, наливая отцу кофе.

Константин Николаевич, заслуженный генерал, несмотря на свои 60 лет еще не выглядел стариком. Высокого роста, статный, с прекрасной военной выправкой, — он казался моложе своих лет. Темные глаза, такие же серьезные, как у сына, смотрели умно и прямо. Домашние знали, что эти глаза могут быть и очень добрыми, ласковыми, но — могут и метать молнии в те редкие минуты, когда князь «гневался». Правда, это случалось не часто. Домашние, сослуживцы, подчиненные, — все любили князя за его неподкупную честность и прямоту, за его глубокий и разносторонний ум и за его обаятельное обращение с людьми, независимо от их социального положения.

— Мальчики ездили к Смаковским? — спросил он, развертывая свежую газету и прихлебывая кофе.

— Да, — ответила Елена Константиновна. — Туда должны были приехать еще две девушки-гостьи. Вероятно, было весело!

— Ах, вот что! Ну, я очень рад, что для Олега здесь нашлось подходящее общество и он не будет скучать...

— С добрым утром! — послышалось сзади, и Олег с Сашей вошли в столовую.

Молодые люди рассказали о своих планах и о новых знакомых.

— Ну, я очень рад, что у вас разные вкусы, — засмеялся Константин Николаевич, — по крайней мере мы здесь гарантированы от дуэли!

— Что вы, Константин Николаевич! — сказал Саша, — неужели вы думаете, что мы с Олегом могли бы дойти до дуэли?

— Кто вас знает? — возразил Константин Николаевич. — Народ вы молодой, горячий. А у вас еще южный темперамент!.. Оно куда спокойнее, когда ваши вкусы не будут сталкиваться на одном предмете. Что же вы намерены сегодня делать? — перевел он разговор на прежнюю тему.

— Думаем поехать в Канев и купить кое-что для пикника, — ответил Олег.

Константин Николаевич вышел, а молодые люди с Еленой Константиновной принялись составлять список покупок.

***

Шли приготовления и в Малиновке. Девушки усердно помогали Анне Павловне готовить разные вкусные вещи, носили их в погреб, укладывали в корзинку посуду. Несколько раз они бегали к Ганне, где спешно дошивался корсет для Аси: все трое, как и Галя, решили надеть на пикник украинские костюмы. Сережа тоже готовился к поездке: он подобрал удочки и отправил Грицко за покупками в соседнюю станицу, где было несколько лавок. Грицко вернулся к вечеру и передал Сереже большой сверток и корзину, а Асе — красные сапожки с подковками к украинскому костюму. Девушка тут же принялась примерять обнову.

— Ну, как? — спросила, входя, Анна Павловна, — впору? нравятся?

— Очень хорошо! И чудесно сидят! — радостно ответила Ася и, схватив Марусю, закружилась с ней по комнате.

***

На следующий день, когда вся семья собралась на террасе к завтраку, к крыльцу дома подъехала легкая двухместная коляска.

Бросив вожжи подбежавшему Грицку, Олег легко соскочил на землю. Саша подал ему два свертка, взял сам еще два, и оба они, направились к террасе.

— Ну, вот и они! — весело приветствовал молодых людей Михаил Петрович. — А наши девушки уж все глаза проглядели, — решили, что вы отдумали ехать.

— Совсем наоборот, — ответил Олег, — все в порядке, мы готовы... И Леля с Наташей едут, — прибавил он, пожимая всем руки.

Были сделаны последние приготовления перед завтрашней поездкой.

Глава VI

Как умру, — похороните

На Украине милой,—

Пусть курган в степи широкой

Будет мне могилой...

(Шевченко.)

...День, действительно, обещал быть чудесным: на заре по небу бродили легкие облачка, но когда солнце поднялось над далеким холмом и озарило деревья сада, они исчезли, и чистое небо, как голубой бездонный океан, опрокинулось над Днепром.

В Малиновском доме зашевелились. Горничная Оксана и Грицко под присмотром самого хозяина носили отобранные вещи в лодку. Кое-что уложено было в коляску, в которой Грицко должен был ехать к месту встречи.

Анна Павловна спешно готовила завтрак отъезжающим. В половине шестого все сошлись в столовой у весело шипевшего самовара.

На мужчинах были надеты вышитые украинские рубашки, Маруся и Таня, желая выдержать стиль до конца, украсили головы пестрыми венками, Галя повязалась платочком в виде очипка, кудрявую головку Аси стягивала темно-красная лента, завязанная сзади так, что концы ее спускались до пояса.

— Ну, берегитесь мальчики из Ильинского — засмеялся Михаил Петрович.

Около шести часов на дороге зазвенели бубенцы, и прекрасная пара караковых, лошадей, запряженных в открытую коляску, остановилась у крыльца. Молодежь бросилась навстречу приехавшим. Пока Олег и Саша здоровались с девушками Сережа помогал Елене Константиновне и Наташе выйти из экипажа.

— Ах, какая прелесть! — воскликнула Елена Константиновна, увидав костюмы девушек и Гали. — Право, не знаешь даже, который лучше!

В то время как Олег представлял сестре Асю и Таню, на крыльцо вышли хозяева. Михаил Петрович познакомил Елену Константиновну с женой.

— Очень, очень рада познакомиться с вами, — сказала Елена Константиновна, целуя хозяйку. — Мне папа и брат столько рассказывали о вас и о вашем замечательном доме и хозяйстве, что я решила просить вас взять меня к себе в ученицы.

Через десять минут вся компания разместилась в лодке… Наташу и Елену Константиновну посадили на среднюю скамейку, прочие уселись где кому удобнее.

— Первая перемена на весла! — скомандовал Михаил Петрович, садясь на руль.

Сережа и Виктор Федорович взялись за весла, и, плавно развернувшись, лодка вышла на стрежень и пошла вниз по реке.

Анна Павловна, стоя на мосточках пристани, махала платком.

— С богом! Счастливо! — крикнула она,

— «Из-за острова на стрежень... чистым густым басом начал Михаил Петрович, — на простор речной волны…»

— «Выплывают расписные....» — подхватили дружно остальные, и широкая русская песня понеслась далеко по реке.

Когда она была кончена, Михаил Петрович сказал:

— А ведь недурно получается! И голоса подобрались удачно... Вы, Ася, альт, — держите втору. У вас, Олег, хороший баритон, — вы ее поддержите. Посмотрите, какой мы хор устроим!

— Ну, до вашего далеко! — сказала Ася и рассказала заинтересованным Долинским о своем впечатлении от хора Михаила Петровича.

— «Вни-и-из по матушке по Волге, по Во-о-олге»... — запела Ася свою любимую...

Опять все дружно вступили, и снова песня полетела вдоль по речному раздолью навстречу всё выше поднимавшемуся солнцу.

— Вторая перемена на весла! — крикнул Михаил Петрович, когда песня была кончена.

«Гребцы» оставили вёсла, и на их место сели Олег и Саша.

— «Гой ты Днепр, ты мой широкий»... — запел Сережа. Эту песню знали только Смаковские, Ася и Таня.

Когда переменялись гребцы, Ася пробралась на нос лодки и уселась там, наслаждаясь развертывающейся перед ней панорамой. Опустив руку в воду, девушка любовалась, как из-под носа лодки, чуть плескаясь, разбегались волны.

— Ой, сколько рыбы здесь! — вдруг вскрикнула она.

— Мамуля, можно мне посмотреть? — спросила маленькая Наташа, которая до этого скромно сидела, прижавшись к матери, и слушала и смотрела, как зачарованная.

— Можно, только не упади, пожалуйста! — сказала Елена Константиновна.

— Не беспокойтесь, Елена Константиновна, я ее буду держать, — сказала Ася, ласково улыбнувшись девочке. — Иди сюда, Наташенька!

Сильные руки мужчин передали визжавшую от восторга и страха девочку Асе. Усадив ее рядом с собой, Ася крепко обняла ее, и они обе склонились над водой.

— Ой, мамочка! — в восторге закричала Наташа, — какие рыбки здесь! И как много! — и она закидала Асю вопросами — и какая это рыба, и где она живет, и что ест.

Ася начала рассказывать девочке волшебную сказку о подводном царстве, о хрустальных дворцах водяного царя, о лесах водорослей, где прячутся рыбки. Наташа слушала, крепко обняв за шею нового друга.

— А поймать их можно? — спросила она.

— Зачем? — ответила Ася, — смотри, как им хорошо в воде. Без воды они умрут. Давай лучше покормим их.

Достав кусочек хлеба из корзинки, Ася дала его девочке, и Наташа начала бросать крошки в воду. Солнце между тем поднялось уже высоко, река сверкала в его лучах, как расплавленный металл, отражая как в зеркале свои берега. Гребцы опять сменились. На вёсла сели Оксана и Галя. Отдав весла, Олег перешагнул через скамейку и сел на носу лодки рядом с Наташей.

— Можно к вам? — спросил он Асю, — у вас, кажется, очень весело!

— Пожалуйста! — улыбнулась она.

— Олег, смотри, смотри! Съела! Большая... — вполголоса, чтобы не испугать рыбок, сказала Наташа, схватив молодого человека за руку.

— Вижу! — ответил Олег, нагнувшись над водой, и продолжал, обращаясь к Асе: — Еще бы не подружиться, когда такие чудесные сказки рассказывают...

— А вы слышали? — чуть покраснела Ася.

— Слышал! — ответил он, глядя в глаза смущенной девушке. — Вы прекрасно рассказываете, Ася. Откуда только вы все это берете?

— Господи! Да из сказок, ну и из собственной фантазии немножко... Не надо больше смотреть в воду, Наташа, — прервала сама себя Ася, — У тебя головка закружится. Смотри, как красиво, — и Ася указала девочке на расстилавшийся перед ними речной простор.

— Как все отражается, как в зеркале... Правда? — сказала Наташа, прижимаясь белокурой головкой к плечу девушки. — Расскажи мне еще что-нибудь, — попросила она.

— Хорошо! — сказала Ася, подумав, — я тебе расскажу о Днепре, по которому мы сейчас плывем. Слушай!..

— «Чуден Днепр при тихой погоде...» — начала Ася, глядя на сверкающий перед ней голубой простор... Олег поднял голову и залюбовался: тонкая фигурка девушки в красочном костюме с белокурым ребенком, доверчиво прильнувшим к ее плечу, казалось, сошла с картины. Серые глаза Аси потемнели, голос звучал сильно и задушевно. — «Глядишь и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылит он из стекла и будто голубая, зеркальная дорога без меры в ширину, без конца в длину реет и вьется по зеленому миру»... читала она так просто, как будто импровизировала, глядя на убегающую вдаль красавицу - реку.

В лодке все притихли, разговоры прекратились, но девушка не слышала этого, отдаваясь музыке гоголевской прозы...

— «Пышный? Нет реки, равной ему в мире!» — закончила она и остановилась.

— Браво, браво! Продолжайте, Ася! — закричали спутники.

Девушка запротестовала.

— Я ведь читала для Наташи... и потом, то, что дальше, уже не подходит к данной минуте...

— Ничего, ничего! Продолжайте! — просили все,

— Продолжайте, пожалуйста! — тихо сказал Олег, — прошу вас!

Ася взглянула на молодого человека. Его темные глаза сияли ей навстречу... Повернувшись к реке, чтобы не видеть этих глаз, девушка начала:

— «Чуден Днепр и при теплой летней ночи».

Ася закончила... Минутная тишина, — и дружные аплодисменты наградили краснеющую девушку.

— Сегодня вечером я буду просить Вас прочесть это еще раз, — сказал Олег, и он опять глубоко заглянул в глаза Аси... — Хорошо?

— Хорошо! — ответила она, улыбнувшись, — только... так уже не выйдет! Ну, а теперь, кажется, моя очередь грести... Наташа, давай переселяться, милая!

Через минуту Ася и Маруся сидели на веслах, и лодка снова неслась вниз по реке. Грести было легко, — лодку сносило довольно сильным течением, и Ася гребла без усилий, стараясь только держать ритм с Марусей. На корме разговаривали. Саша острил, Галя, Маруся и Елена Константиновна весело смеялись его шуткам. Таня с помощью Оксаны вытаскивала из корзинки пирожки и бутерброды — для завтрака. Виктор Федорович открывал бутылку со знаменитым Малиновским квасом. Позади девушки на носу лодки Олег и Сережа о чем-то тихо совещались...

— Опять секретничают! — подумала Ася, покосившись назад. Молодые люди заметили этот взгляд, засмеялись и замолкли. — Пожалуйста, продолжайте, — бросила им через плечо Ася, — я не слушаю!

Мерно поднимались и падали весла, и под их шум летели мысли в голове девушки. Тогда после первого визита молодых людей в Малиновку, она решила, что она «распустилась» и ей нужно держать себя с ними как можно сдержанней и строже. Ей казалось, что она выдаст себя, все свои бредовые мысли при первой встрече с Олегом. Но когда вчера они приехали второй раз, их молодое веселье захватило ее, и она почувствовала себя в их обществе снова легко и просто. Так было и сегодня, сейчас, но — она чувствовала что-то происходило в ее душе, — то, что началось еще в воскресенье, — и она не могла сладить с этим.

Как всякая девушка, она не раз думала о том человеке, которого она полюбит и который ее будет любить... Этот образ — туманный, но дорогой, любимый с ранней юности жил в ее душе. Она не «знала», каким он должен быть, этот ее избранник, но всей душой, всем сердцем «чувствовала» это. И вот теперь, когда она всё ближе узнавала Олега, он всё больше сливался с тем — дорогим образом. Ей безотчетно нравились его лицо, глаза, упрямая складка красиво очерченных губ, его стройная фигура, его изящные, точные движения. Ей хотелось без конца быть, говорить с ним... Она обернулась и, делая вид, что смотрит вперед на реку, взглянула на Олега. Он полулежал на скамейке, опершись на локоть и слушал Сережу. И снова он показался ей таким близким и давно знакомым... Ей стало жутко и радостно. Сердце, казалось, расширилось в груди и забилось, как птица...

— «Нет, нет», — убеждала себя девушка, — «я ведь его совсем не знаю! Вот узнаю еще ближе и, конечно, разочаруюсь. Что-нибудь будет не так!»— и она пыталась найти в Олеге что-нибудь такое, что бы ей не нравилось, — и не находила... — «Это просто потому, что я его мало знаю», — сказала она себе, — «вот и воображаю бог знает что!»

— Виктор Федорович, — услышала она слова Елены Константиновны, — расскажите нам, пожалуйста, о Шевченко. Я лично что-то плохо помню его биографию... Думаю, что и все не откажутся послушать!

— С удовольствием! — отозвался тот.

— Постой, Виктор, — сказал Михаил Петрович, — надо сперва сменить девушек на веслах. Ну-ка, сынку, давай покажем работу! — обратился он к Сереже.

— Уж вы очень скоро, дядя Миша, — сказала Ася, — Я еще совсем не устала!

— Вот и хорошо, что не устала... Сдавайте, сдавайте весла! — ответил тот.

Когда все разместились, Виктор Федорович начал рассказывать... Рассказывал он хорошо, и все слушали его с большим интересом, даже маленькая Наташа, которая не спускала с рассказчика широко открытых, голубых глаз...

Ася сидела на своем прежнем месте на носу лодки. Она старалась внимательно слушать знакомую историю жизни многострадального украинского поэта, но часто забывалась и начинала думать о другом...

Рассказ был окончен. Он произвел сильное впечатление на всех, и некоторое время в лодке царило молчание. Потом Маруся негромко запела:

— Реве та стогне Днипр широкий…

Ее поддержали, и снова песня понеслась по речной глади.

Солнце стояло уже высоко. Было жарко, хотелось пить и купаться.

— А вон и Пекари, — сказал Михаил Петрович, указывая впереди на правом берегу Днепра группу белых хаток, лепившихся по склонам довольно глубокого оврага, — сейчас и могила будет видна!

Действительно, через несколько минут, из-за поворота реки показался высокий курган с простым белым крестом на вершине.

Гребцы налегли на весла, лодка пошла быстрее и через полчаса остановилась у маленькой пристани, устроенной у подножия холма. На пристани стоял Грицко; он издали заметил «своих» и радостно махал шляпой. Оставив лодку на попечение Оксаны и распорядившись насчет обеда, Михаил Петрович пошел с Грицко к лошадям, а Виктор Петрович повел всю компанию на могилу поэта. Приятно было размять ноги после долгого сиденья, и все, обгоняя друг друга, начали карабкаться по довольно крутой тропинке на гору, на вершине которой находится холм–могила. Впереди всех были Ася и Наташа, которая ни на шаг не отставала от своего нового друга. Взобравшись на году, все поднялись по деревянной лестнице на холм к самому кресту. Осмотрев его и прочитав надпись, молодежь залюбовалась широкой панорамой, открывавшейся сверху. Внизу голубой лентой на далекое пространство извивался Днепр, сливаясь вдали с синими холмами и безоблачным голубым небом. Левый берег уходил в необозримую даль зеленым простором степи, правый — гористый был изрезан балками и оврагами, заросшими лесом.

— Какой простор! — воскликнула Елена Константиновна. — Как вы думаете, господа, как далеко это видно?

— Верст на шестьдесят, — ответил Виктор Федорович, — эта панорама одна из красивейших во всей Украине.

Посидев на холме и вспомнив «Завещание» Тараса, молодежь спустилась с кургана и пошла в музей–хатку Шевченко. Осмотр музея занял немного времени, и вся компания отправилась в деревню на базар, делясь по пути только что полученными впечатлениями.

Базар в Пекарях был большой, так как крестьяне охотно везли сюда продукты и разные кустарные изделия, рассчитывая на покупателей из экскурсантов. Кроме молока, ягод и других съестных припасов, здесь был целый ряд палаток, или по-местному «яток», где торговали изделиями украинских кустарей — глиняной расписной посудой, плахтами, бусами, вышитыми и ткаными полотенцами, «люльками» и цветными поясами.

Елена Константиновна пришла в восторг от такого богатства и принялась выбирать посуду, плахты и вышивки. Галя и девушки тоже не могли удержаться, чтобы не купить себе хоть что-нибудь из всех этих красивых вещей. Ася купила красивый расписной кувшин, яркую плахту и полотенце в подарок родным, а для себя — несколько ниток разноцветных украинских бус, которые тут же и надела. Молодые люди решили не отставать от дам и купили себе по смушковой шапке и цветному поясу. Сережа смешил всю компанию своими бесконечными разговорами с торговками; скоро весь базар знал веселого паныча.

Потом молодежь пошла купаться, и Сережа с Олегом научили Асю плавать «без дна». С ними она отплыла далеко от берега.

Когда вся компания сошлась на дороге в деревню, шуткам и смеху не было конца. Михаил Петрович уже ждал своих спутников в местной столовой при небольшом домике, предназначенном для отдыха экскурсантов. Подали незатейливый обед, который с добавлением домашних закусок, сладких блюд и вина превратился в настоящий пир. Михаил Петрович с подлинно украинским юмором рассказал, как он съездил в Канев и как его там приняли в земельном отделе. Дружный хохот не смолкал ни на минуту во время его рассказа. Когда он закончил, его сменил Сережа, рассказав в лицах отцу о посещении базара и купанье. Потом начались бесконечные тосты за всех присутствующих и отсутствующих... Обед затянулся почти до половины седьмого.

— Итак, — комически вздохнув, сказал Михаил Петрович, — настает минута расставания… Совсем как у Жюль Верна в его романе «Дети капитана Гранта»: вы, друзья, поплывете «морем», а мы поедем сушею!.. Но прежде чем ехать необходимо отдохнуть. Объявляется «мертвый час». Дамам мы предоставим комнаты здесь, а сами отправимся на сеновал...

Как не протестовали девушки, пришлось покориться. Около восьми Михаил Петрович разбудил всех. Все участники поездки с удовольствием выпили приготовленного сторожем чаю. В лодку и коляску были снесены нужные вещи… Елена Константиновна и Наташа уселись на приготовленные им места.

— Я чудесно провела день, — говорила Елена Константиновна, прощаясь с молодежью. — Приезжайте теперь все обязательно к нам!

Михаил Петрович сел рядом с Еленой Константиновной и подобрал вожжи.

— Ну, с богом!

Лошади тронулись, и скоро коляска скрылась из глаз.

Глава VII

«Знаете ли вы украинскую ночь?

О нет, вы не знаете украинской ночи!...»

(Гоголь)

Был тихий теплый летний вечер. Длинные косые тени ложились от хат и деревьев... Солнце медленно опускалось за ближние холмы, обливая прощальным золотистым светом и верхушки тополей, и белые стены хат, и белый крест на могиле Тараса. Мошки столбом толклись в воздухе, предвещая на завтра хорошую погоду разноголосо мычало возвращавшееся в деревню стадо... Река текла расплавленным золотом, как в зеркале отражая легкие розовые облака, кое-где кочующие по бескрайнему простору неба.

Подойдя к пристани, где уже ждали Грицко и Оксана, молодежь разместилась в лодке. Было решено грести по трое, чтобы было легче. Маруся, Ася и Сережа взялись за весла, Виктор Федорович сел на руль, и лодка медленно двинулась вверх по реке.

Было тихо, и не хотелось нарушать этой торжественной красоты догорающего летнего дня. Все молчали, наслаждаясь чудесным вечером. Грицко достал бандуру и молча тихонько, перебирал струны...

— Грицко, спойте что-нибудь! — попросила Ася.

— Правда, Грицко, спой! — присоединились и остальные.

Грицко настроил бандуру и запел мягким задушевным тенором — «Солнце низенько, вечир близенько...»

— Вот и начало «майской ночи», — улыбаясь, заметил Олег, когда песня была кончена. — Чудесно вы поете, — прибавил он, обращаясь к певцу.

— Ну, еще бы! — ответила за Грицко Маруся, — ведь это первый тенор папиного хора!

— А ну, Грицко, еще что-нибудь! — попросил Сережа.

Грицко охотно спел еще несколько песен.

Заря догорала... Краски неба постепенно блекли, река потемнела. Стало свежей.

Молодежь, меняясь на веслах, довольно быстро подвигалась вперед.

— Где мы остановимся? — спросила Таня.

— В липовой балке, — ответил Сережа. — Я думаю, часам к одиннадцати мы там будем.

Скоро совсем стемнело, берега потонули во мгле. В кустах на правом берегу защелкали соловьи, на левом где-то далеко в поле кричал коростель. Полная луна вылезла из-за холмов, как огромный медный таз, и быстро начала подниматься в небо. Стало светло, вода Днепра заискрилась серебром, и лунная дорожка протянулась от одного берега до другого.

— Ну, Ася, теперь вам придется повторить нам вторую половину «Днепра», — сказал Виктор Федорович.

— Нет, я думаю, что повторять не стоит, — ответила девушка, — второй раз не выйдет так, как вышло в первый, и я только испорчу впечатление...

— А обещание? — напомнил, смеясь, Олег.

— Я лучше прочту что-нибудь другое, когда мы приедем! — смущенно ответила Ася.

— Добре! — кивнул головой Сережа. — А теперь, хлопцы, наляжем-ка на весла! Так мы до завтра не доедем.

Через полчаса лодка пристала к песчаной отмели около Липовой балки. Это был овраг, заросший лесом, кое-где вырубленным. Крутая дорожка вилась по откосу наверх, где огромные деревья, освещенные луной, стояли неподвижно, как зачарованные великаны. В кустах по обрыву заливались соловьи.

Поднявшись по тропинке вверх, молодежь выбрала уютную полянку над самым обрывом, окруженную со всех сторон деревьями и кустами и заросшую невысокой травой.

— Располагайтесь как дома! — пригласил всех Сережа, — желающие могут отправиться за хворостом, а я пока пойду рыбу ловить. Кто со мной?

На рыбную ловлю вызвались идти Виктор Федорович, Галя и Таня. Остальным было поручено собрать хворосту и развести костер. Хворосту было много, дело закипело, и через четверть часа веселый огонь пылал под деревьями, споря со светом луны.

— Эй вы, рыболовы! — крикнула Маруся, — скоро ли на уху наловите? У нас уже все готово!

— Тише, Маруська, — засмеялась Ася, — ты им так всю рыбу распугаешь!

— Ого, как здорово горит! — сказал Саша, поднося еще охапку хворосту. — А ну-ка, кто перепрыгнет костер?

Он разбежался и легко перенесся через огонь. Девушки ахнули. Саша засмеялся.

— Ведь это же совсем не страшно! Попробуйте! — сказал он.

— А у нас не так прыгают! — сказал Грицко.

— А как?..

— Та с дивчиной вместе, та щоб не разорваться!

— Это интереснее! — заметил Олег. — Давайте попробуем... Хотите? — обратился он к Асе.

— Хорошо, — ответила девушка, подавая ему руку, — только мы не загоримся?

— Не думаю! Давайте, отойдем подальше!

Отойдя шагов на десять, молодые люди повернулись к костру, пламя которого поднималось уже более чем на сажень вверх...

— Не страшно? — тихо спросил Олег, крепко сжав руку девушки.

— Нет! — покачала она головой.

— Раз, два, три! — крикнул Саша...

Молодые люди дружно сорвались с места... Искры, дым, горячий жар на миг охватили обоих и... вот они уже по ту сторону костра.

— Браво, браво! — крикнула Маруся.

— Теперь наша очередь, — сказал. Саша, подавая ей руку.

Олег с Асей отошли в сторону, все еще держась за руки.

— Считайте! — крикнул Саша.

— Раз, два, три!.. и вторая пара перенеслась через огонь.

— Ну, теперь очередь Грицко и Оксаны, — сказала Ася.

— Ой, та я ж боюся! — застыдилась та.

— Ничего, ничего! Авось не сгоришь! — ободрила ее Маруся, и третья пара последовала за остальными.

— Это что же такое? Что вы делаете? — послышался удивленный и несколько встревоженный голос, и Виктор Федорович появился у костра с удочкой на плече.

— А это мы огонь раздуваем, — ответила, смеясь, Маруся. — Ну, много ли рыбы наловили?

— На уху хватит! — весело крикнул Сережа, в свою очередь подходя к костру. — Так клюет, что жалко было уходить! А здорово вы разожгли, молодцы! Давайте приниматься за стряпню... Ну-ка, Грицко, где наш котел?

Часть костра оттащили в сторону, Грицко укрепил перекладину и повесил на нее котел.

Но сначала вместо ухи молодые люди решили сварить глинтвейн.… Пока кипело вино, а Оксана чистила рыбу, девушки накрыли ужин. На траве была разостлана скатерть, разложены приборы, расставлены стаканы, тарелки с пирожками, хлебом и закусками. Когда вино было готово, его осторожно перелили в кувшины из-под квасу, а в котелок положили все, что требовалось для ухи. Через 15 минут она была готова, и вся компания, не исключая Грицко и Оксаны, уселась или улеглась вокруг импровизированного стола, ярко освещенного светом костра. Есть уху из котла оказалось невозможно, так как он был очень закопчен, а уха была невероятно горяча. Пришлось разложить ее в мелкие тарелки и другую, оказавшуюся под рукой посуду. Вино было разлито в кружки и стаканы...

— За нашу дружбу! — поднял тост Олег.

— За веселое лето! — поддержали его все.

Ужин начался. Уха из свежей рыбы или, как ее называют на Украине, — сторчак — была чудная, закуски и пирожки, привезенные из дому, не уступали ей... Когда дело дошло до десерта — ягод, конфет, пирожных, — оказалось, что кувшины с вином уже пусты...

— Скоро! — заметила Галя. — Вы бы лучше, чем с глинтвейном канитель разводить, взяли побольше наливки, — обратилась она к молодежи, — это куда выгоднее и хлопот меньше!

— Не огорчайся, Галочка, — засмеялся Сережа, — мы сейчас трошки пошукаемо, — мабудь и еще чего-нибудь найдется... А ну, Оксано–голубонько, помой-ка котел, да почище!

Все весело засмеялись.

— Да вы нас решили, видимо, совсем упоить? — спросил Виктор Федорович.

— Что вы, что вы! — ответил Саша, — наоборот! Глинтвейн — совсем дамское вино, а здесь весь спирт сейчас выгорит...

Когда вино было готово, Сережа наполнил стаканы и запел: «Из страны, страны далекой»... Все дружно подхватили любимую песню, и она далеко понеслась по заснувшей реке. За первой песней последовала другая... третья... Спели «Дубинушку», спели «Есть на Волге утес» и «Во субботу день ненастный»... Спели несколько украинских песен. Наконец, Саша при общем хохоте исполнил шуточную армянскую песенку с припевом —

«Гюлли-джан, гюлли-джан,

Ходи до мой лавка!

Мы торгуем баклажан,

Всяким сортом травка»... — который пели все.

— Ой, лышечко! — причитала Оксана, — та як же вы його пити будете? Воно ж горит!

— Ну, Ася, теперь вы прочтите нам что-нибудь, — сказал он.

— Что же вам прочесть? — Ася поднялась и встала лицом к реке, прислонившись спиной к стволу дуба, под которым все сидели.

— Что-нибудь соответствующее моменту! — сказала Галя.

Чудная летняя южная ночь торжественно плыла над Днепром. Полная луна стояла высоко над лесом, река внизу сверкала серебром... Ася минутку подумала и начала:

— Знаете ли вы украинскую ночь? О, нет! Вы не знаете украинской ночи!..

Она читала так же просто, как и утром в лодке, но теперь голос звучал не эпически–спокойно, как тогда, а горячо, восторженно и страстно.

Когда она кончила отрывок, все опять дружно зааплодировали.

— Бис! Бис! — крикнул Сережа.

— Ах, бис! Ну, хорошо! — засмеялась Ася. — Сейчас я вам прочту... — Девушка остановилась...

Все замолчали, ожидая. Стало так тихо, что слышно было, как плещутся внизу о берег волны седого Днепра.

— «Тиха украинская ночь, — начала Ася, —

Прозрачно небо звезды блещут»....

Олег вздрогнул и внимательно посмотрел на девушку. Читать Пушкина!.. Смелая девочка!.. Но как просто, ясно и выразительно она читает!

Девушка окончила... Несколько секунд молчания... Потом — взрыв дружных аплодисментов. — Браво! Браво! Молодец, Ася! Чудесно!

Девушка отошла от дерева и все еще немного бледная села на свое место.

— Ну, Ася, — сказал Саша, взглянув на Олега, который молчал, задумчиво глядя в огонь, — могу вас поздравить: вы совершенно покорили сердце моего друга... Смотрите: он никак в себя не придет от вашего чтения! Вы знаете, — он забудет сон и еду, — только читайте ему Пушкина!

Легкая краска покрыла щеки Олега.

— Сколько раз я просил тебя, Сашка, не соваться со своими комментариями, когда тебя не просят! — сказал он с легкой досадой. — Я, действительно, очень люблю Пушкина, — обратился он к остальной компании, — знаю его всего наизусть и знаю, как трудно его читать: одна неверная интонация, — и все пропало... Но вы, Ася, читаете превосходно! Такого удовольствия, какое вы мне доставили сегодня, я не испытывал давно! Спасибо! — и Олег протянул девушке руку.

Импровизированный концерт был продолжен. Саша пел грузинские песни, Маруся и Оксан танцевали гопак, Сережа рассказывал смешные рассказы. Было решено показать все это дома, но Ася предложила поставить спектакль. В разговоре она нарисовала его план и все вместе распределили роли.

— Ну, вот что я предлагаю, — сказал Виктор Федорович, — кажется, принципиально против спектакля не возражает никто?

— Никто, никто! — откликнулись все.

— Итак, эту идею мы принимаем, а, приехав домой — обсудим, выберем вещи и наметим, когда ставить спектакль. Идет?

— Идет, идет! — весело согласилась молодежь.

— А теперь, мне кажется, в наших танцах сегодня был пробел: надо, чтобы кто-нибудь исполнил русскую…

— Правда! Ася! Ася! — Маруся, Галя, Таня, Сережа дружно захлопали, к ним присоединился и Саша.

Ася невольно взглянула на Олега, который с улыбкой смотрел на нее.

— Я же в украинском костюме… — сказала она, смущаясь.

— Это ничего! Ты повяжись платочком! — посоветовала Маруся.

— И пригласите Олега, — добавил Саша, — он прекрасно танцует русскую!

— Сашка! Ты неисправим! — засмеялся Олег. — Допустим, что я танцую, — но ведь мы с Асей вместе никогда не танцевали… Что же у нас получится?

— А вы прорепетируйте! — сказала Галя, — мы даем вам пять минут сроку.

— нет, это не годится, — сказал Виктор Федорович, — Ася права: смешивать стили не следует, это испортит впечатление. Мы будем просить ее и Олега исполнить нам русскую в первый же раз, как мы соберемся вместе дома. А теперь, друзья, ввиду того, что костер догорает и становится свежо, я предлагаю вам сыграть в какую-нибудь подвижную игру!

Стали играть в жмурки. Хохот и веселье царили на полянке, никто и не думал о сне… А заря между тем разгоралась все ярче, подул предрассветный ветерок, в ветвях завозились птицы.

— А сколько сейчас времени? — спросила Таня в перерыве игры, пока завязывали глаза очередному водившему.

— Около пяти! — ответил Виктор Федорович, — солнце уже взошло! Скоро пора будет ехать… Может быть, вы хотите перед отъездом немного отдохнуть?

— Ну, нет! — ответил Сережа. — Пусть кто хочет, отдыхает, а я хочу еще домой рыбы наловить!

— А мы пойдем за земляникой! — сказала Маруся. — Ее здесь по пенькам должно быть много…

— Ну, как хотите! Только, чур, на лодке не дремать! — засмеялся Виктор Федорович.

Компания разделилась: Виктор Федорович и Галя прилегли отдохнуть, Сережа и Грицко пошли ловить рыбу, Оксана принялась мыть посуду, остальные, взяв кружки и корзинки, отправились в лес, и скоро разбрелись в разных направлениях.

Отделившись от других, Ася повернула в сторону оврага. Здесь лес был больше вырублен, пеньков было много, и она скоро набрела на целое поле чудесной спелой земляники.

Усевшись в траву, девушка прилежно принялась собирать ягоды в корзинку из-под пирожных, не замечая окружающего. Сзади хрустнула ветка… Живо обернувшись, Ася увидела за кустом вышитую косоворотку и темную голову Олега. Он не видел ее, занятый ягодами, которые он собирал прямо в рот… У девушки дрогнуло сердце… Почувствовав на себе взгляд девушки, Олег поднял голову, и глаза его радостно вспыхнули.

— Откуда вы взялись, Ася? — весело спросил он, — я не заметил, как вы подкрались!

— А я уже давно смотрю, как вы собираете землянику в бездонное лукошко! — засмеялась девушка.

— Да мне не во что собирать, — ответил он, тоже смеясь. — Я помогал сперва Марусе и Тане, а потом потерял их…

Олег умолчал о том, что он сознательно отстал от прочей компании, чтобы найти Асю, когда заметил, что ее нет с ними, и что сейчас только, собирая ягоды, он думал о ней. Девушка заинтересовала его, и ему хотелось познакомиться с ней поближе.

— Вы много набрали? — спросил он, подходя к ней.

— Порядочно, но у меня большая корзинка!

— О-о, да! Ну, давайте вместе собирать… Здесь ягод масса, — наберем быстро!

Молодые люди принялись за дело. Корзина начала заметно наполняться…

— Эту корзинку вы свезете домой! — сказала Ася.

— Ну, что вы! — возразил Олег. — А вы себе?

— Ну, для дома Смаковских там достаточно много народа собирает, — ответила девушка, — а Елене Константиновне и Наташе приятно будет получить такой подарок.

— Правда! Мне просто не пришло в голову, что это можно сделать, — сказал Олег. — Вам вообще чудесные идеи приходят в голову, Ася, — продолжал он, помолчав минуту, — ведь это вы придумали провести эту ночь у костра…

— Вы не жалеете, что согласились на это?

— Я? Напротив!.. Я думаю, что у всех нас эта ночь останется в памяти на всю жизнь, как одно из самых лучших воспоминаний! Вы же дали теперь идею о спектакле… Мне очень понравился ваш проект инсценировки «Кавказского пленника»: это должно получиться очень интересно!

— Ставить спектакль вообще очень интересно, — ответила Ася. — Когда я еще девочкой проводила лето у бабушки в деревне, мой отец и дяди вместе с соседней молодежью каждый год устраивали спектакль для народа… Господи, сколько было забот, хлопот, — но и сколько удовольствия! Я до сих пор помню, как я изображала Ваню в пьесе Лукашевич «Жизнь за царя»!

— А, знаю! Это ведь переделка оперы?

— Да! У нас еще трагедия произошла во время спектакля: по ходу пьесы поляки должны уже рубить Сусанина, а «заря» — бенгальский огонь — не горит… Хоть плачь! «Сусанин» — его играл один учитель — ждал, ждал, потом как зашипит: «Рубите же меня, черт вас возьми»… В это время заря, наконец загорелась, да так, что прожгла новый подрясник отцу Петру, местному священнику, который ей заведовал…

Олег весело смеялся, слушая рассказ девушки.

— В этих неожиданностях и трагикомических инцидентах особая прелесть любительских спектаклей, — заметил он.

Так дружески беседуя, они продолжали собирать ягоды. Скоро корзинка была наполнена с верхом, и класть стало некуда. Солнце стояло уже высоко. В его лучах весело сверкали капельки росы на траве и деревьях. В кустах заливались соловьи. Олег растянулся на траве, подложив руки под голову.

— Мне кажется, нам не стоит их искать, — сказал он, — мы ближе к реке, и они должны пройти мимо нас.

— Конечно! — ответила девушка, доставая спелую крупную ягоду и укладывая ее в корзинку.

— Довольно, Ася! — улыбнулся Олег, — всё равно ведь просыплется!

— Уж очень хорошая ягода, — жалко оставлять, — оправдывалась та, усаживаясь на ближний пень.

— Ау! — послышалось где-то совсем близко, и Маруся вышла на поляну, где сидели молодые люди.

— Идите сюда! Они здесь! — крикнула она, обернувшись назад. — А мы вас искали — искали...

— Да я все время была здесь! — сказала Ася. — Я сразу попала на это место, а ягод здесь масса! Вы много набрали? — спросила она подругу.

Маруся показала ей полную кружку. В это время тоже с полными кружками подошли Таня и Саша.

— Жаль, нет посуды! Можно было бы и еще набрать: смотрите, сколько ее здесь! — заметила Ася.

— Корзинку не надо трогать! — предупредила Ася, — Саша и Олег свезут ее в Ильинское!

— Очень хорошо! — согласились с ней подруги.

Выпив по стакану горячего чая, приготовленного Оксаной, и закусив остатками ужина, все дружно принялись собирать вещи. Около девяти часов утра лодка медленно отчалила от берега.

— Вот теперь я посмотрю, как вы будете дремать на веслах, — шутил Виктор Федорович.

Действительно, именно теперь, в лодке, страшно хотелось спать, и все, кто был свободен от весел, дремали, прислонившись друг к другу или прикорнув на скамейке. По небу плыли белые пухлые облака, было не очень жарко, равномерное движение лодки убаюкивало, и на душе было как-то особенно безмятежно. Когда лодка подошла к пристани в Малиновке, было уже далеко за полдень. Молодежь живо выгрузила вещи. Мужчины решили сперва выкупаться и направились к купальне, остальные, забрав все, что смогли, пошли к дому. После чая хозяева уложили молодежь отдохнуть.

В шесть часов все собрались к обеду. Отдохнувшая и еще раз успевшая выкупаться молодежь с увлечением рассказывала Михаилу Петровичу о ночном «концерте», и о своих планах. Михаил Петрович очень одобрил проект спектакля, обещал помочь и принять участие со всем своим хором. В конце обеда на террасу вошел Грицко и доложил, что из Ильинского приехали за «панычами», Олег и Саша, поблагодарив хозяев, стали прощаться. Они уехали, дав обещание с малиновцев приехать в Ильинское.

Глава VIII

Старинный замок был построен,

Как замки строиться должны,—

Отменно прочен и спокоен,

Во вкусе умной старины...

(Пушкин)

В воскресенье после праздничного завтрака Грицко подал к крыльцу линейку, и вся компания с Виктором Федоровичем во главе разместилась на ней. Зазвенели бубенчики, и степной простор снова со всех сторон охватил наших друзей.

Сережа как всегда шутил и смешил все общество. Ася смеялась вместе со всеми, но думала о другом. Ее мысли летели вперед, туда, в Ильинское, и сердце радостно билось и замирало в ожидании встречи. Эти два дня она много думала над словами Гали об отношении к ней Олега. Она чувствовала в глубине души, что Галя сказала правду, и боялась этому верить...

— «Если даже это так, — думала она сейчас, — то это просто случайно, первое впечатление. Чем я, простая девушка, могу его заинтересовать?»

Восемь верст до Ильинского промелькнули незаметно... Было около двух часов дня и солнце жгло немилосердно, когда впереди показалась красивая белая церковь и вершины деревьев огромного парка. Через несколько минут экипаж въехал в каменные ворота усадьбы. Дорога превратилась в тенистую широкую аллею, обсаженную с обеих сторон вековыми липами. Стало прохладно, лошади прибавили шагу... Сквозь зелень листвы впереди мелькнул фасад большого белого дома.

***

В Ильинском с утра ждали гостей. В доме царило праздничное безделье. Саша качал Наташу на качелях, подвешенных между деревьями возле дома, Елена Константиновна с братом сидели на веранде. Она вышивала, Олег держал в руках книгу, но ему не читалось. Он ловил себя на том, что все время прислушивается, не звенят ли вдали знакомые бубенчики... Олег улыбнулся.

— «Неужели для меня так уж важно, чтобы они приехали?» — подумал он.

Он попробовал анализировать свое состояние, но безуспешно.

— «Слишком жарко», — решил он и хотел было опять приняться за книгу, как вдруг Наташа сорвалась с качелей и с криком: «Едут! Едут!» — вместе с Сашей бросилась через комнаты к парадному подъезду дома.

Елена Константиновна и Олег пошли за ними следом. Гости только что сошли с линейки, и Сережа отдавал Грицко последние распоряжения насчет лошадей. Саша помогал девушкам и Гале снять плащи, надетые чтобы защитить от пыли нарядные платья. Олег издали увидел белые как всегда — одинаковые платья Маруси и Гали, голубое платье Тани, которое очень шло к ее пепельно-белокурым волосам... Где же Ася? Схватив на руки повисшую у нее на шее и радостно визжавшую Наташу, Ася кружила ее в воздухе. В белой шелковой блузке с отложным воротником и пестрым бантом, в синей клеш юбке с бретелями, красиво облегавшей ее стройную фигурку, она казалась особенно юной.

Поставив девочку на землю, Ася подошла к Елене Константиновне.

— Наконец-то! — сказала та, здороваясь с приехавшими, — мы уже думали, что вы обманете!

— Разве уж так поздно? — спросил Сережа, целуя ее руку. — Кажется, мы не слишком запоздали?

— Что вы! — засмеялась Елена Константиновна. — Вот вы ее спросите! — и она указала на Наташу, которая, как козочка, прыгала вокруг Аси. — Она измучилась с утра... Да и не одна она! — лукаво прибавила Елена Константиновна, покосившись на Олега и Сашу.

— Та то ж все воны! — указал Сережа на девушек, — бог знает, как долго собирались!

— Как у вас здесь хорошо! — сказала Ася, здороваясь с Олегом.

— Вам нравится? — улыбнулся тот, крепко пожимая ей руку.

— Очень! Какой чудесный дом, как будто с картины... И какой парк!

Дом, действительно, был хорош. Огромный, белый, с колоннами, он был выстроен в стиле еще Екатерининской эпохи и содержался в образцовом порядке. Перед домом была разбита роскошная клумба. Усыпанные желтым песком дорожки, огибая дом, вели в парк и к службам, расположенным направо и налево.

— Настоящее старинное имение! — добавила Ася.

— Это так и есть, — ответил Олег. — Этому имению больше ста лет, оно отдано было, как приданое, за мамой. Здесь и в доме и в парке очень много интересного... Мы потом все это посмотрим, а теперь прошу пожалуйста в дом, — с очаровательной любезностью хозяина обратился он к гостям.

Елена Константиновна внимательно посмотрела на брата. Радостный блеск его глаз и улыбки поразил ее. Она вспомнила задумчивое лицо Олега, каким она его видела только что на веранде...

— «Он их видимо очень ждал», — подумала она, — «если теперь так радуется».

Все направились в комнаты.

Через переднюю с зеркалами от полу до потолка и оленьими рогами вместо вешалок прошли в приемную, где стены были затканы старинными гобеленами, потом в уютную голубую гостиную с кабинетным роялем из карельской березы и голубой штофной мебелью. Гостиная отделялась аркой от большого белого зала. Широко открытая стеклянная дверь вела на веранду. Сюда и провели хозяева своих гостей.

Веранда выходила в парк, окружавший дом со всех сторон. Вдоль мраморной балюстрады тянулись ветки плюща; из гранитных ваз, стоящих по углам, свешивались плети цветущих настурций. Мраморная лестница, украшенная такими же вазами, вела в парк. За богатейшим цветником, которому позавидовала бы сама Анна Павловна, шли аллеи, тенистые и таинственные, среди зелени кое-где мелькали статуи, алмазной радугой рассыпались фонтаны.

— Кажется, приехали дорогие соседи? — послышался сзади приветливый голос, и на пороге гостиной показался сам князь Константин Николаевич.

— Очень рад! Очень рад! — говорил он, пожимая руки гостям, — Прошу садиться!

Олег представил отцу еще незнакомых ему Таню и Асю.

— Много слышал о вас от Олега и Лели, — сказал князь, ласково пожимая своей большой мягкой рукой тонкую руку девушки.

Ася вспыхнула... Ей показалось, что внимательные глаза князя заглянули ей в душу и прочитали все ее задушевные мысли. Она не нашлась, что ответить. Олег пришел ей на помощь:

— Мы рассказывали папе, как вы прекрасно читаете классиков, Ася, — сказал он.

— Да она, кажется, не только читает, а и танцует превосходно, — заметила Елена Константиновна. — Вы, Ася, обязательно должны исполнить нам сегодня русскую...

— Это зависит не от меня одной, — ответила смущенная девушка.

— Ну, Олег, конечно, не откажется составить вам пару!

Разговор сделался общим. Вспоминали недавнюю прогулку, все курьезы, которые происходили в тот день, и весело смеялись. Олег был очень весел, шутил и поддерживал остроты Сережи. Ася незаметно наблюдала за ним и пришла к заключению, что он одинаково любезен со всеми девушками.

— «Галя не права», — подумала она. — «Иначе и быть не может... Что я ему?» Ей стало грустно, и сердце заныло больно-больно, несмотря на все доводы рассудка...

Пушистая белая кошка медленно прошла по балюстраде, мягко спрыгнула на пол и стала тереться у ног Аси. Девушка взяла ее на руки и начала ласкать и гладить красивое животное.

— Как это она пошла к вам? — сказала Елена Константиновна, — она у нас и к своим не всегда идет, — признает только одну няню!

— Меня все кошки любят, — засмеялась Ася, — должно быть, потому, что и я их люблю. Я вообще очень люблю зверей! Она, кажется, ангорская?

— Да! И у нее есть прелестный котенок, — ответила Елена Константиновна, —Когда он немного подрастет, можем вам его подарить!

— А вы знаете, кацапка, что любовь к кошкам это черта старых дев? — лукаво подмигнув, сказал Сережа.

— Знаю, — улыбнулась Ася. — Ну, что же делать? Видно уж такая моя судьба. Не могу же я переродиться... И потом животные гораздо лучше, чище людей, — как же их не любить? Ну, посмотрите, какая прелесть! — и Ася подняла мурлыкающую от удовольствия кошку вровень с своим лицом, так что ее вьющиеся волосы смешались с пушистой шерстью животного.

Олег, у которого при шутке Сережи странно потемнели глаза, взглянул на девушку и улыбнулся...

— Пойдемте, погуляем до обеда, — предложил он, вставая.

— Очень хорошо! — сказала Елена Константиновна. — Покажите гостям парк, а я пока распоряжусь обедом.

Все поднялись.

— Можно мне идти с вами? — спросила Наташа, подходя к Асе и доверчиво прижимаясь к ней.

— Конечно, можно, детка! — сказала Ася, спустив на пол кошку.

Взявшись за руки, они первыми сбежали широкой мраморной лестнице на песок аллеи.

— А ты, папа, не хочешь пойти с нами? — спросил Олег Константина Николаевича.

— Пожалуй, и я пройдусь, — ответил тот, вставая. — Славная девушка! — добавил он, проводив ласковым взглядом Асю и внучку.

Все направились вдоль главной аллеи к сверкавшему вдали большому пруду. Парк был огромный, густой и тенистый, с массой уютных скамеек укромных уголков, гротов, беседок, поэтических мостиков, с целыми зарослями роз, сирени и белой акации. На берегу пруда или скорей озера было устроено нечто вроде романтических развалин старого замка. К ним и повели хозяева гостей. Константина Николаевича по дороге остановил кто-то из служащих имения, и он, извинившись перед дамами, попросил продолжать прогулку без него.

— Какая красота! — тихо сказала Ася, подходя к развалинам и любуясь парком и прудом. Ей казалось, что все это она где-то видела, и теперь этот сон свершается наяву... Глаза ее сияли...

— Неправда ли, Ася, настоящее дворянское гнездо, да еще ХVIII века? — сказал Виктор Федорович.

— Да! Я уже говорила об этом Олегу, — ответила Ася.

— Я знала, что тебе здесь понравится! — заметила Маруся.

— Да, конечно, прекрасно, — загробным голосом провещал Сережа, — но не забывайте, друзья, что все это создано руками крепостных...

Ася с упреком посмотрела на Сережу, удивляясь в душе его бестактности.

— Вам уж надо быть до конца последовательным, Сережа, — сказал, смеясь, Олег, — и добавить, как это делает Трофимов в пьесе Чехова, что с каждого дерева здесь на нас смотрят тени замученных крестьян.

— А разве это действительно так? — спросила Таня.

— Нет, — ответил Олег, взглянув на молчавшую все время Асю, — к счастью, в летописях этого имения не сохранилось ни одного рассказа о том, чтобы здесь кого-нибудь замучили... Иначе разве я мог бы говорить об этом смеясь? Все это начало создаваться, действительно, руками крепостных, но уже в начале 20-х годов прошлого века наш прадед — декабрист, возвратившись из заграничного похода, отпустил всех крестьян на волю.

— Вот интересно! — сказала Маруся. — Ведь это живая история! Расскажите нам, что вы знаете о вашем прадедушке, Олег! Можно?

— Конечно, только, к сожалению, я очень мало знаю о нем.

Все уселись, — кто на скамейку, кто на траву и камни, и Олег начал рассказывать одну из тех замечательных повестей, где история сплетается с семейными преданиями. Он рассказывал просто, но удивительно хорошо, и старый парк, слушая эту повесть о прошедших днях, тихо шумел своими зелеными вершинами. Казалось, тени давно умерших людей вставали из могил к тихо бродили по старым аллеям, где когда-то текла их жизнь. Олег закончил. Все сидели молча, невольно поддавшись создавшемуся настроению, и даже Сереже не хотелось шутить и дурачиться.

— Пойдемте дальше! — пригласил Олег, — посмотрим вторую половину парка.

Обойдя пруд и пройдя через висячий мостик над ручьем, все общество вскоре вышло к прекрасно оборудованной теннисной площадке.

После партии в теннис все направились к дому.

За обедом Асе пришлось сидеть рядом со старым князем. Он любезно угощал ее и другую соседку — Марусю и расспрашивал Асю о Москве, о ее родителях, о Высших Курсах, которые она только что окончила. Ася рассказала князю, как двенадцать лег тому назад ее родители, взяв с собой маленькую дочку и распродав все имущество, уехали из родного села в далекий Киев, где ее отец-священник должен был начать учиться в Академии; как, поселившись в номерах монастырской гостиницы, вся семья пять лет жила на студенческом положении: как одновременно учились — отец в Духовной Академии, мать в Педагогическом Институте, а дочка — в гимназии, где она и познакомилась с Марусей Смаковской и Таней Богатыревой...

Константин Николаевич и его дети, с интересом слушали девушку.

— Ваш папа — исключительный человек, Ася, — сказал Константин Николаевич, — нужно много силы воли и любви к науке, чтобы пойти на такой шаг!

— Здесь следует отдать должное и маме Аси, — сказала Елена Константиновна. — Нужно очень любить человека, чтобы ради его идей отказаться от привычных условий жизни и комфорта и пойти навстречу всем превратностям судьбы!

— Да, это верно! — сказал старый князь, — Замечательные люди! Я был бы очень рад познакомиться с ними.

— Милости просим к нам, когда будете в Москве... Будем очень-очень рады! — краснея от удовольствия, сказала Ася.

Во время десерта в комнате вдруг потемнело, порыв ветра захлопнул раскрытое окно.

— Кажется, гроза! — заметила Галя, озабоченно досмотрев в сторону окна.

— Не мудрено после такой жары, — отозвался Константин Николаевич.

После обеда все вышли на веранду. Огромная синяя туча поднималась из-за деревьев парка и уже закрыла солнце. Все краски поблекли, стало очень тихо... Вдруг огненный зигзаг прорезал толщу тучи, и почти тотчас же грохнул оглушительный раскат грома. Наташа спрятала лицо в платье матери.

— Идемте в гостиную, господа, — сказала Елена Константиновна, взяв за руку девочку и уводя ее в комнаты. Константин Николаевич, Таня, Галя и Виктор Федорович пошли за нею следом.

Молодежь вернулась в гостиную, где сидело остальное общество. Олег подошел к роялю и открыл ноты.

— Я тут пытался подобрать музыку к «Кавказскому пленнику»... Может быть, посмотрим вместе? — обратился он к гостям.

— А! Это очень интересно! — сказал Виктор Федорович, — сыграйте, пожалуйста!

Олег сыграл несколько отобранных им отрывков из разных вещей, объясняя, к какому месту действия они могли бы подойти. После обсуждения из них были выбраны наиболее подходящие.

— Как же вы думаете ставить «Кавказского пленника»? — спросил Константин Николаевич. Молодежь изложила ему идею Аси.

— Это ваш проект, Виктор Федорович? — спросил князь.

— Нет! Идея этой постановки принадлежит Асе, — ответил тот, — я уже говорил ей, что у нее бесспорный режиссерский талант!

— Просто мне приходилось несколько раз самой участвовать в спектаклях и устраивать спектакли для ребят, — вот и все!.. — сказала Ася, — А под какую музыку вы будете мечтать о прошлом? — обратилась она к Олегу.

— Ах, да! Я совсем забыл! — ответил тот, — Вот! — и он заиграл вальс Шопена... Подходит?

— Вполне! — сказала Галя... — Играйте, играйте!

Олег доиграл вальс до конца. В его игре не было блестящей техники пианиста-профессионала, но было много мягкости, лирики, того, что обычно называют «душой»... Ася слушала музыку и думала о том, как ей спасти себя от... себя самой... С каждым часом Олег нравился ей все больше, она чувствовала, как властно и безраздельно овладевает он ее душой, и не знала, что с собой делать... Ей было очень хорошо здесь, в этом большом уютном доме, ей очень нравилась вся семья Долинских, — такая доступная, несмотря на княжеский титул и подлинно интеллигентная, но она прекрасно сознавала, как далека она, простая девушка, от этой среды.

— «Разве он может полюбить меня? Разве ему когда-нибудь позволили бы жениться на мне?» — подумала она. Кровь бросилась ей в лицо... — «Конечно, нет!» Ася закусила губу и, чтобы не выдать своего волнения, низко наклонила голову над нотами, которые держала в руках. — «Какая я дурочка, господи!» — бранила она себя, — «Как я могу даже думать об этом? Ведь у него, конечно, масса знакомых девушек в Петербурге, и — не мне чета!»

Олег окончил вальс... Ася подняла голову, и... ее глаза встретились с глазами молодого князя, который внимательно смотрел на нее. Во взгляде этих чудесных серьезных глаз было что-то такое, что заставило девушку сразу забыть все свои мучительные сомнения. На душе стало вдруг спокойно и радостно, и она ответила ясной улыбкой на улыбку Олега.

— Прекрасно! — похвалил музыку Виктор Федорович. — Вот «Кавказский пленник» почти и готов!

— Ну, нет! — протянула Маруся, — а роли-то? Мы ведь не знаем, как они у нас пойдут!

— Это можно было бы попробовать хоть сейчас! — сказал Виктор Федорович. — Вот только книги нет!

— Книгу я сейчас принесу! — ответил Олег, вставая, — а пока может быть, еще кто-нибудь сыграет?

— Теперь очередь за барышнями, — сказал Константин Николаевич. — Вы, конечно, играете, Ася?

— Да, я немножко училась, — ответила девушка, — но последнее время мне мало приходилось играть, я все забыла... Кроме того, я совсем не умею выступать при публике... Вот Маруся и Галя прекрасно играют и порознь, и в четыре руки!

— Просим, просим! — весело обратилась к сестрам Елена Константиновна. — Вот ноты в четыре руки. Что вы играете?

Сестры выбрали увертюру к опере Россини «Вильгельм Телль» и уселись за рояль.

— Только предупреждаем, — сказала Галя, — у нас почти все ноты в Киеве, и мы давно этого не повторяли... Если будем врать, не взыщите!

— Ничего! — отозвался Константин Николаевич, вместе с Виктором Федоровичем расставляя шахматы, — Вы смелее, мы и не заметим!

Все засмеялись и приготовились слушать. Наташа вбежала в гостиную, подбежала к Асе и, повиснув у нее на шее, что-то оживленно зашептала ей на ухо. Ася засмеялась, встала, и обе они тихонько выскользнули из комнаты. Вслед за девочкой Ася поднялась по деревянной резной лестнице во второй этаж и вошла в детскую. Это была веселая светлая комната с огромным итальянским окном, выходящим в парк, и миниатюрной детской мебелью. Посредине на ковре стоял стол, а вокруг него на креслах важно восседали четыре куклы и большой плюшевый медвежонок. Наташа потащила Асю к окну, где стояла корзинка, в которой, свернувшись клубочком, спали два белоснежных котенка.

В это время внизу увертюра была окончена. По просьбе хозяев Маруся и Галя сыграли еще несколько небольших пьес...

— Что же вы не идете за Пушкиным? — спросила Маруся Олега.

— Я слушал вас, — любезно ответил он.

— Идите, идите! — сказала Галя.

— И поищи Асю, — добавила Елена Константиновна, — Наташка, негодница, наверное, к себе ее утащила...

Выйдя из гостиной, Олег направился наверх.

— «Удивительная девушка», — думал он об Асе, поднимаясь по лестнице, — «ни тени кокетства, а между тем...»

— Меня послали за Пушкиным и вами, чтобы начать репетицию.

— О, тогда пойдемте! А где же Пушкин?

— Мы сейчас зайдем в библиотеку и возьмем его, — ответил Олег.

Девушка встала, отряхивая юбку от приставших к ней ниток. Ася поцеловала девочку и вышла с Олегом из комнаты.

— О чем вы думали, Ася, когда я играл Шопена? — спросил Олег, когда они спускались по лестнице.

Ася удивленно взглянула на него.

— Я... ни о чем, кажется!... — и вдруг, вспомнив, о чем она думала, девушка вспыхнула.

— Неправда! — засмеялся Олег. — Хотите, я вам скажу, о чем вы думали?

— Скажите, если знаете, — попыталась улыбнуться Ася.

— О том же, о чем думали в лодке, когда Виктор Федорович рассказывал о Шевченко... Правда?

— Послушайте! Это невозможно! — засмеялась девушка, овладев собой. — Кажется, я поторопилась упрекнуть вас в недостатке наблюдательности... Или вы теперь хотите доказать мне, что я тогда была не права?

— Но почему вы так решили?

— Потому что у вас и тогда, и сегодня было одно и то же выражение лица и глаз... Хотел бы я знать, о чем или о ком вы так думаете...

Они стояли уже у двери библиотеки. Девушка подняла голову и серьезно посмотрела ему в глаза.

— Вы правы, Олег, и тогда, и сегодня я думала об одном и том же... И она слегка побледнела, голос ее странно оборвался и зазвучал строго и немного грустно... — но о чем я думала, никогда никто не узнает... Ну, пойдемте искать Пушкина, — добавила она уже обычным своим тоном и улыбнулась.

Олег молча открыл дверь, и они вошли в библиотеку.

— О, как здесь чудесно! — сказала Ася, осматриваясь.

— Это моя любимая комната в доме, — ответил Олег, слегка смущенный только что происшедшим разговором. Он мысленно бранил себя «болваном» и всячески хотел загладить свою, как он называл, «глупую навязчивость»...

Комната была, действительно, прекрасная. Огромное окно выходило в сад, по стенам стояли книжные шкафы от полу и почти до потолка. На них и между ними на высоких подставках расставлены были бюсты писателей — русских и иностранных. Огромный уютный диван манил забраться на него с ногами и забыться за интересной книгой. Посредине круглый стол был завален свежими газетами и журналами. Несколько глубоких кресел стояло вокруг стола и у окна.

Олег открыл один шкаф.

— Русские классики здесь, — сказал он, — сейчас мы найдем Пушкина.

Увидев книги, Ася ахнула. Это были превосходные издания, одно лучше другого, и она не могла от них оторваться.

— Мой папа очень любит книги, — сказала она, — у нас дома тоже порядочная библиотека, но о такой красоте мы можем только мечтать… Ужасно жаль, что нас ждут в гостиной и нельзя сейчас все это посмотреть, — добавила она.

— Куда вы пропали? — спросила Елена Константиновна Олега, когда молодые люди вошли в гостиную.

— Мне пришлось дважды спасать Асю, — объяснил Олег, смеясь, — сперва от Наташи, а потом от Ростана, а это — особенно второе — оказалось не так легко...

— Как от Ростана? — удивились все.

— Ася, оказывается, такая же поклонница Ростана, как и я, а у нас в библиотеке лежит хорошее издание «Орленка»...

— А мы здесь знаешь, что придумали, Ася? — сказала Маруся, — пригласить к нам Нину Андреевну, — пусть она нам поможет и в танцах и вообще в постановке.

— Очень хорошо! — обрадовалась Ася, — но согласится ли она приехать?

— Согласится! Я сам за ней съезжу. — Сказал Сережа.

— Кто это Нина Андреевна? — спросил Олег.

— Это наша учительница танцев в гимназии, — ответила Ася, — она бывшая актриса и будет нам очень полезна.

— А вот и программа 1-го отделения, — сказал Виктор Федорович, — Видите, мы тут без вас времени не теряли, — и он показал Олегу и Асе исписанный листок бумаги, — Если не успеем ничего сделать больше, ограничимся этим, успеем — добавим второе отделение.

— Ну, что же! Очень хорошо! — одобрила Ася, — но, по-моему, сцену в тюрьме из «Полтавы» надо дать в лицах, а перед ней — сцену Марии с Мазепой, — она очень хорошо пойдет.

— Это можно! — согласился Виктор Федорович.

— А потом... кто же будет читать письмо Татьяны?

— Вы, конечно!

— Нет, я решительно отказываюсь... Это у меня не выйдет, — сказала Ася.

— Ну, это мы увидим, — возразил Виктор Федорович, — а пока давайте читать, а то уж поздно, нам скоро и ехать пора!

— Кто же это вас отпустит? — ответила, смеясь, Елена Константиновна, — Вы послушайте, какой дождь! Что за охота мокнуть? Переночуете у нас, а завтра поедете... Что у вас там? Дети маленькие плачут?

— Что вы, что вы! — запротестовали гости, — ведь нас шесть человек, не считая кучера, — мы вам доставим слишком много хлопот...

— И никаких! — возразил выходивший и только что вернувшийся в комнату Константин Николаевич. — Сейчас будем пить чай, потом вы обсудите все ваши дела, попоёте, потанцуете до ужина, а завтра, даст бог, и отправитесь. В такой дождь я вас не отпущу, и не думайте!

Дождь, действительно, лил как из ведра. Пришлось покориться, к великому удовольствию всей молодежи, и через несколько минут все снова собрались в столовой. Зажгли лампу, и комната стала еще уютней. За стаканами чая с вкусным печеньем, вареньем трех сортов и великолепными петербургскими конфетами опять заговорили о спектакле.

Решено было ставить спектакль в школе, а пока учить роли и готовить декорации. А пока вечером была устроена читка по ролям. После нее начались танцы под аккомпанемент Елены Константиновны.

Минуту спустя, в зале уже кружились две пары: Саша с Марусей и Сережа с Таней...

— Можно вас просить? — подошел Олег к Асе, которая разговаривала с Константином Николаевичем, Виктором Федоровичем и Галей. Извинившись перед своими собеседниками, девушка подняла руку на плечо Олега, и они плавно понеслись по зеркальному паркету. Вальс закончился. Ася осталась без кавалера. Мимо нее одна за другой проносились пары: вот Саша с Таней, Сережа с Еленой Константиновной, вот Олег с Марусей... Он что-то говорит своей даме... выражение лица любезное, но и только! Ася провожает их глазами... Олег, почувствовав на себе взгляд девушки, поднимает глаза и улыбается ей через голову своей дамы...

Сережа вспоминает об обещанном танце, который обещали исполнить Олег и Ася.

— «Русская» за вами, и вы не имеете права отказываться!

— Идите, репетируйте, — сказала Елена Константиновна Асе и брату, — а я пока попрошу няню достать кое-что для вас из кладовой!

Ася в нерешительности взглянула на Олега.

— Придется танцевать, ничего не поделаешь — засмеялся тот, — но я должен предупредить вас, что могу вам все испортить...

— Что вам играть? — спросила Галя.

— Да что-нибудь... Ну, хоть «По улице мостовой», — ответила Ася, — знаешь?

— Кажется, знаю!

Галя наиграла мотив, и молодые люди вышли, закрыв за собой дверь.

Танец пошел неожиданно быстро. Оба хорошо чувствовали стиль музыки и помогали друг другу изобретать фигуры. Когда рисунок танца определился, они повторили его еще раз с начала до конца и вернулись в гостиную.

— Уже? — удивилась Маруся.

— Долго ли, умеючи! — засмеялась Ася. — Галочка, ты конец давай побыстрей!

— Минуточку терпения, друзья! — остановила молодежь Елена Константиновна. — Ася и ты, Олег, пройдите на минутку ко мне... Мы сейчас вернемся, — весело сказала она остальным, — танцуйте пока, а потом будет вам и «русская», и она ушла, захватив с собой брата и Асю.

Поднявшись по знакомой уже Асе лестнице, они прошли мимо детской и вошли в будуар Елены Константиновны.

— Готово, няня? — спросила Елена Константинова старушку, которая что-то раскладывала на кресле.

— Все готово, пожалуйте, — ответила няня, отходя в сторону.

— Прекрасно! Одевайтесь скорей! — обратилась Елена Константиновна к молодым людям, указывая на два роскошных боярских костюма — мужской и женский — разложенные на креслах.

— Вот прелесть! — сказал Олег, — Откуда это, Леля?

— А это костюмы, в которых мама и дядя Миша были на маскараде во дворце... Помнишь, еще они сняты в них! Я просила няню поискать в кладовой что-нибудь для спектакля, она и достала вот это... Для спектакля они не годятся, но «русскую» в них можно исполнить прекрасно!

— Ну, если бы мы это знали, — сказал Олег, — мы бы немного иначе репетировали... Но теперь уж делать нечего!

Он взял костюм и вышел в сопровождении Елены Константиновны.

Ася с помощью няни начала одеваться....

Надев сарафан, она взяла кокошник, подошла к зеркалу... и не узнала себя в красавице-боярышне, глядевшей на нее из стекла трюмо. Сарафан из легкой серебристой парчи ловко охватывал ее тонкую фигурку, оставляя открытыми только изящные ножки в коричневых полузакрытых туфлях. Перед сарафана был весь расшит жемчугом и застегивался вместо пуговиц бирюзовыми застежками. Кисейные рукава спускались мягкими складками до самых кистей рук и тоже были вышиты серебром и голубым шелком. Душегрейка из бледно-голубого бархата, отделанная беличьим мехом, и высокий в три яруса кокошник с богатейшими поднизями из крупного жемчуга — довершали наряд.

— Какая прелесть! — услышала девушка позади себя голос Елены Константиновны, — И как вам удивительно идет Ася! Гораздо больше, чем украинский костюм... Вот это подлинно ваш, русский стиль! Ну-ка, повернитесь... И сарафан — ну, точно на вас сшит! Короток чуть-чуть, но для танца так лучше: нужно, чтобы ноги были видны!

— Постойте, мы еще косу сейчас привяжем, — сказала няня, поправляя кокошник на голове девушки.

— Можно? — послышался из-за двери голос Олега.

— Да, да! — крикнула брату Елена Константиновна.

— Я готов... О-о! Вот это я понимаю! — весело сказал Олег, входя в комнату и увидев наряд Аси.

Девушка обернулась и не могла оторвать глаз от своего партнера... Его костюм не уступал в красоте костюму боярышни: темно-синий бархатный кафтан с высоким воротником-козырем, золотыми застежками и кисточками был перетянут малиновым кушаком. Ворот, не застегнутый до верха, позволял видеть вышитую мелким жемчугом и шелком косоворотку из золотистого шелка. Атласные шаровары густого василькового цвета были заправлены в красные бархатные сапоги, расшитые золотом и камнями. Костюм на Олеге сидел превосходно, и казалось, что эти темные кудри никогда не знали другого убора, кроме бобровой шапки с алым верхом, чуть сдвинутой набекрень....

Темные глаза Олега казались еще темнее и радостно сияли навстречу девушке.

— Замечательно! — одобрила Елена Константиновна костюм брата. — А ну, встаньте рядом!

Олег, улыбаясь, подошел к Асе, поклонился русским поклоном в пояс и подал ей руку. Ответив ему таким же поклоном, девушка отдала ему свою...

— Ну, прелестно! Неподражаемо! — захлопала в ладоши Елена Константиновна, — Право, я не думала, что это будет так красиво! Чудесная пара!.. Пойдемте теперь вниз!

— Подожди, Леля, — смеясь, остановил ее Олег, — уж сюрприз, так сюрприз! Иди ты вперед и закрой двери в гостиную, а мы появимся с началом танца и из разных дверей... Только пусть двери нам кто-нибудь откроет!

— Хорошо, хорошо!

Елена Константиновна пошла вниз, молодые люди, выждав минуту, отправились за ней.

— Честное слово, я все забыла! — сказала Ася, спускаясь по лестнице.

— Ничего, когда начнем, — вспомним! — успокоил ее Олег, — А нет — будем импровизировать!

— Воображаю, как это будет хорошо! — смеясь, ответила Ася. — Нет, уж давайте танцевать так, как придумали...

— Все готово, можно начинать! — сказала Елена Константиновна, выходя им навстречу из гостиной. — Ты, Олег, пойдешь на веранду?

— Да!.. Выходим на первом аккорде, на втором — поклон, — так? — улыбается он Асе.

— Так! — отвечает она, невольно волнуясь.

Елена Константиновна уходит, и Ася остается с няней, которая должна открыть перед ней дверь...

Вот он — первый аккорд... дверь широко распахнулась, и девушка плавно входит в гостиную как раз в ту минуту, когда в двери напротив, ведущей на веранду, появляется стройная фигура Олега... Дружные аплодисменты встречают их появление.

— Какая прелесть! Вот чудесно! Вот это здорово! — слышит Ася голоса Маруси, Тани, Сережи...

Но ей некогда слушать... Она ничего не видит перед собой, кроме глубоких темных глаз, которые как магнит влекут ее к себе, и только улыбается на произведенный их появлением эффект.

Второй аккорд... Низкий поясной русский поклон, и девушка начинает свою любимую пляску. Тихая, плавная музыка, гибкие плавные движения... Кажется, что это не пляска, а задушевный рассказ о чем-то родном, с детства знакомом и любимом... Куда-то далеко ушли волнение и страх. Вьется в руке белый платочек, сияют глаза, улыбаются алые губы... Вот она подошла к партнеру, крутой поворот, — и девушка идет назад, и зовет и манит его за собой. Она видит, как радостно смеются его глаза, она чувствует, что он любуется ей, — и белокрылой птицей трепещет в сердце молодая радость. Выждав ритм, Олег вступает в пляску, и теперь уже вдвоем продолжают они свою красивую прогулку... Шире и шире развертывается пляска, ускоряется ритм... Рывок струн, — и кажется, что невидимый вихрь подхватил танцоров! Соколом носится в лихой присядке «добрый молодец», белой лебедушкой плывет вокруг него «красная девица»... Последний поворот, всплеск ладоней и — финал!

— Браво, браво! Бис, бис! — кричат зрители, дружно аплодируя.

— Ну, барышня-красавица! Утешили вы меня старуху, — говорит няня, которая, стоя в дверях, смотрела на пляску. — По нашему пляшете, по-русски, — весело, хорошо! И князь наш молодой – что твой сокол ясный, до чего же хорошо! Дай вам Бог здоровья! — и она вытирает блеснувшие слезы.

— Повторите, пожалуйста, — просит Галя, — пусть Маруська теперь сыграет, а то я ничего не видала.

Маруся садится к роялю, и танец начинается снова. Он идет еще лучше, чем в первый раз.

— Но это же изумительно! — говорит Галя, когда пляска закончена второй раз, — можно подумать, что вам ставили этот танец, и вы выступали с ним, по крайней мере раз десять! Ведь это же настоящий балетный боярский!

Исполнители весело смеются:

— Конечно, настоящий! Мы подделками не занимаемся!

— Браво, друзья мои! — говорит Константин Николаевич. — Прекрасно! И костюмы к вам обоим очень идут!

— Очень, очень! Просто изумительно! — поддерживают все.

— Этот номер надо непременно включить в программу, — говорит Елена Константиновна, — успех будет огромный!

Решено было включить танец в спектакль, а Ася и Олег задумали еще исполнить на бале мазурку, но репетировать ее в тайне от всех

— О чем это вы шепчетесь там? — заинтересовалась Маруся.

— А мы придумываем новые фигуры для боярского танца, — с невинным видом ответил Олег, покосившись на Асю, которая едва удерживалась от смеха.

Ужин кончился только в час ночи, и хозяева и гости разошлись по своим комнатам. Все порядком устали, и поэтому даже Маруся, любительница поболтать и подурачиться перед сном, заснула почти моментально. Асе снился Олег в боярском костюме. Она опять танцевала с ним «русскую», а потом он взял ее за руку и повел куда-то далеко-далеко, все выше... выше...

Олег, наоборот, долго не мог заснуть. Он лежал, закинув руки за голову, смотрел в темноту, слушал шум дождя за окном и — думал. Он думал о том, как далеко светским барышням его круга до этой простой русской девушки, такой цельной и многогранной в одно и то же время, которая интересуется литературой и серьезной музыкой, затевает спектакль, и в то же время с увлечением танцует «китайскую польку», бегает как ветер, и шьет шаровары медвежонку. Олег улыбнулся, представив картину, которую он застал в детской... Он вспомнил Асю в саду Смаковских, в лодке читающую Гоголя, и ночью, озаренную светом костра... Вспомнил ее серьезное побледневшее лицо во время чтения «Полтавы» и ее детский азарт при сборе земляники.

— «Совсем как ребенок!» — подумал он, опять улыбнувшись... — «Но о чем она думала тогда в лодке и сегодня во время музыки? Много бы я дал, чтобы узнать это!.. И какая она хорошенькая! Наши хваленые красавицы рядом с ней — какие-то раскрашенные куклы!»

Он представил себе серые глаза и алые губы Аси, ее кудрявую головку, всю ее стройную, пропорционально сложенную фигурку...

— «Но я же вовсе не собираюсь влюбляться в нее!» — не совсем уверенно подумал Олег.

Перевернувшись опять на спину, он заставил себя считать до тысячи и не думать — и заснул где-то на шестой сотне...

Глава Х

Дождь кончился. Ясное, точно умытое солнце поднялось из-за деревьев парка и яркими лучами осветило фасад большого дома в Ильинском и помятые вчерашней грозой цветники. Под его теплой лаской цветы оживали, поднимали головки, расправляли лепестки и тянулись вверх каждым листком.

Всё в доме еще спало, только садовник с помощниками — мальчиками вышел в парк, вооружившись граблями и метлами, чтобы привести в порядок дорожки, залитые потоками дождя и забросанные сорванными грозой ветками и листьями. Пруд курился туманом, и развалины, на берегу казались воздушными и висели в воздухе, как мираж.

...Ася не могла долго спать в чужом месте. Она проснулась около семи часов, тихо встала, оделась и подошла к окну. Оно выходило в какой-то уголок парка... Девушка распахнула его и полной грудью вдохнула свежий утренний воздух, очищенный грозой. Усевшись на широкий подоконник, она задумалась, глядя в зеленую чащу деревьев.

Ей припомнился вчерашний день, танцы, «русская»... При мысли об Олеге щеки Аси вспыхнули, сердце больно и сладко сжалось...

— «Ну, что же? Да, я люблю его... и буду любить всю жизнь, но он не должен об этом знать и — никогда не узнает!.. Да и никто не должен знать», — подумала она.

У нее было как-то особенно хорошо и радостно на душе. Казалось, всё в ней пело и ликовало, и ослепительные краски чудесного летнего утра еще больше углубляли эту молодую неуемную радость сердца, охваченного неповторимым чувством первой юношеской любви...

Яркий луч солнца упал на лицо Маруси. Она открыла глаза и подняла голову.

— Ася! — окликнула она подругу, — ты почему не спишь?

— Не спится! — ответила Ася. — Да и грех спать в такое утро! Ты посмотри, как хорошо!

Маруся встала и подошла к окну.

— Правда! Знаешь что? Я сейчас оденусь, и пойдем в парк!

Через несколько минут девушки бесшумно вышли из комнаты, пробрались на веранду и спустились в парк. В парке было тихо. Чирикали воробьи, прыгая по сырому песку дорожек, в ветвях заливались птицы. Пройди немного по главной аллее, девушки, свернули, в одну из боковых аллей и скоро очутились на перекрестке. Роскошная клумба окружала бассейн с чистой, как слеза, водой, над которым мраморный амур лукаво прижимал пальчик к улыбающимся губам.

Девушки остановились, рассматривая изящную статую.

— Маруська, помнишь? Амуг’ тиг’ан цаг’ей, амуг’ гг’оза вселенной, стал укг’ашением бездушным цветника!.. — сказала Ася, улыбаясь и слегка грассируя.

— Ну, еще бы! — весело отозвалась Маруся, — и Тася Р. в роли Сефизы... «На легких кг’ылышках он всюду залетал»…

Девушки весело расхохотались, вспоминая постановку пьесы Щепкиной–Куперник «Месть Амура», в которой принимали участие еще подростками.

— А ведь неплохо тогда вышло! — сказала Ася.

— Очень даже! Я помню, ты была чудесным маркизом, — отозвалась Маруся. — Надо об этой постановке рассказать Олегу и Саше, — добавила она, — это им понравится… особенно «извоняние»…

Девушки опять засмеялись, вспомнив, как их подруга, игравшая главную героиню, конфузилась при слове «изваяние», не понимая его и считая неприличным.

— Маруся! Ведь Саша в самом деле взялся серьезно ухаживать за тобой, — сказала Ася.

— Да ну его! — сердито ответила Маруся.

— Как это «ну его»? Разве он тебе вовсе не нравится? — спросила Ася.

— Нет… он… В том то и дело, что он… нравится мне больше, чем надо… — ответила Маруся, нагнувшись над цветами.

— Ну, и что же? — обняла ее Ася.

— Ну, а я не уверена, насколько он серьезно… Ведь это, может быть, простой флирт, так, от скуки?.. — и Маруся вопросительно посмотрела на подругу.

— Ну, я не думаю… — ответила та, не совсем уверенно.

Маруся говорит Асе, что Олег, кажется, любит ее, но Ася не хочет об этом говорить. Она не верит в возможность их общего счастья.

— Пойдем дальше, — улыбнувшись, сказала Ася, — это Амур виноват, что мы заговорили на такие скользкие темы!

— А как тебе нравятся Долинские? — спросила Маруся, когда они пошли дальше.

— Очень нравятся! Чудесная семья! Не знаешь даже, кто лучше, — все такие простые, милые, радушные…

— Ну, положим, кто лучше, ты знаешь, — засмеялась Маруся, лукаво посмотрев на Асю, — но в общем ты права: они все очень симпатичные… И какие культурные!

Девушки шли всё дальше и вышли, наконец, на аллею, которая вела от ворот к подъезду дома. Они хотели перейти ее, но, взглянув случайно вдоль аллеи, Маруся схватила Асю за руку, и они обе остановились. По аллее по направлению к дому ехал всадник, в котором девушки узнали Олега. Он ехал шагом, бросив поводья и обмахиваясь фуражкой, которую держал в руке. Его красивое лицо слегка горело от быстрой езды, глаза блестели. Он, видимо, наслаждался чудесным утром… Увидев девушек, он спрыгнул с лошади и подошел к ним.

— Доброе утро! — сказал Олег, весело пожимая руки, — но почему вы не спите? Ведь еще рано! А знаете о чем я думал сейчас, возвращаясь домой? — обратился он уже к обеим девушкам: — Как было бы хорошо, если бы вы ездили верхом! Мы могли бы свершать вместе чудесные прогулки…

Девушки переглянулись.

— Ну, Таню никакими силами не посадишь на лошадь, — заметила Маруся, — да и Сергей предпочитает путешествовать в экипаже…

— А вы?

— А мы с Асей пробовали ездить, но… по-мужски…

— Ну, и что же?

— Да мы вас, пожалуй, скомпрометируем…

— Какие пустяки! — засмеялся Олег. — В следующий раз приедем к вам верхом и обязательно поедем кататься!

— Как его зовут? — спросила Ася, гладя породистую голову лошади Олега. Во всё время разговора его с Марусей она молчала и ласкала умное животное, которое, шаля, пыталось схватить руку девушки своими мягкими губами.

— Его? Верный, — ответил Олег, улыбнувшись ей и ласково потрепав лошадь по шее, — это мой большой друг… Ты что, Вася? — обернулся он к денщику, почтительно вытянувшемуся в двух шагах от него.

— Прикажете взять лошадь, Олег Константинович? — спросил тот.

— Да, пожалуйста! — ответил Олег, передавая ему поводья. — Пойдемте в дом, — обратился он к девушкам, — завтрак, вероятно, уже готов!

Он подхватил ту и другую под руки, и все трое, весело болтая, направились к дому.

— А! Вот они, беглянки! — встретил молодых людей в столовой Константин Николаевич. — Здесь весь дом на ноги поставили: ищут вас, говорят, — пропали! Где ты их изловил, Олег? — обратился он к сыну.

— На дороге! — смеясь, ответил тот.

— Мы никуда не собирались бежать, — оправдывались девушки, здороваясь со старым князем. — Просто нам захотелось погулять в парке, — утро такое чудесное.

Скоро вся компания собралась к завтраку, и хозяева стали убеждать гостей остаться до вечера. Виктор Федорович и Галя не соглашались, прочие дипломатично молчали.

— Ну, уж если вы с Виктором Федоровичем так торопитесь, — обратился Константин Николаевич к Гале и ее мужу, — мы не смеем вас задерживать, но прочие, мне кажется, могут остаться без всякого ущерба и даже с пользой, так как еще кое-что подготовят к спектаклю.

Галя посмотрела на сестру и ее подруг, но те упорно смотрели в чашки.

— Ты не беспокойся, Галочка, — заметил Сережа, — я их (он указал на девушек) здесь упасу и в целости домой доставлю!

Все засмеялись. Молодежь осталась очень довольна таким решением вопроса и принялась обсуждать план дня. После завтрака Галя и Виктор Федорович поблагодарили хозяев и, простившись со всеми, уехали. Молодежь проводила их до ворот и вернулась в парк. Без старших все почувствовали себя как-то проще и свободней...

— Пойдемте к амуру, — предложила Маруся. — Мы у него были утром с Асей, и нам очень понравилось там. Кстати мы расскажем вам кое-что интересное, — обратилась она к Олегу и Саше.

Через несколько минут молодежь разместилась на скамейках у фонтана, и девушки в лицах принялись рассказывать о постановке «Мести Амура»: Молодые люди и Таня от души хохотали, слушая их…

После партии в теннис, в которой девушки значительно подвинулись вперед, молодежь осмотрела все закоулки парка, побывала в оранжереях, в конюшне, где Ася и Маруся пришли в восторг от прекрасных лошадей, — и вернулась в дом; здесь их ждали к обеду. После обеда Олег предложил гостям пройти в библиотеку. Девушки и Сережа с большим интересом рассматривали прекрасные издания русских и иностранных классиков и современных писателей, которые им показывал Олег. Когда Елена Константиновна прислала за девушками няню, чтобы вместе с ними рассмотреть старые вынутые из чулана платья и решить, что и как из них можно сделать для спектакля, Асе и ее подругам не хотелось уходить из этого волшебного книжного царства... Но костюмы, вынутые няней из кладовой, были по-своему интересны, и девушки провозились с ними до самого чая. Когда после чая все опять собрались на веранде, Ася подошла к роялю в гостиной. Она подняла крышку и взяла несколько аккордов, слушая звук инструмента.

— Сыграйте что-нибудь, Ася! — сказала, ободряя девушку, Елена Константиновна.

— Я, кажется, все забыла, что знала наизусть, — смущенно ответила девушка.

Все же она села за инструмент и, положив руки на клавиатуру, пробежала по ней хроматической гаммой, как бы приспособляясь к роялю. Минутку подумав, она начала красивый этюд. Когда он был окончен, на веранде зааплодировали.

— Это так то вы все забыли и не играете при публике! — засмеялась Елена Константиновна. — Просим еще что-нибудь!

Ася опять взяла несколько аккордов и наиграла русскую песню «Вдоль по улице метелица метет...» Ася запела песню, а когда допела до припева его подхватили все... Окончив песню, девушка запела вторую, третью…

— Да вы, я вижу, мастерица на все руки, — ласково улыбнулся ей Константин Николаевич, когда она вышла на веранду.

— Ну, что вы, — смутилась Ася. — Вот у дяди Миши хор украинские песни поет— изумительно! Непременно нужно вам приехать и послушать.

Уже совсем поздно вечером, когда южная ночь засверкала над парком крупными алмазами звезд, хозяева согласились отпустить гостей домой. Коляска должна была ждать у ворот. Простившись с Константином Николаевичем и его дочерью и поблагодарив их за гостеприимство, молодежь в сопровождении Олега и Саши спустилась в парк и направилась пешком к воротам усадьбы. Было тихо. Вековые деревья таинственно шептали, благоухали цветы, где-то щелкал соловей. Молодые люди невольно разбились на пары: впереди шли Маруся и Саша, за ними Таня и Сережа... Ася, дольше всех прощавшаяся с Наташей, оказалась сзади.

— Не спешите, — сказал Олег, поджидавший девушку, — времени еще немного ... Можно? — спросил он, мягко взяв ее под руку.

— Чудесные были эти два дня, — продолжал Олег, — жаль, что они кончились, и вы уезжаете!

— Вот тебе раз! — засмеялась девушка. — Да ведь вы после завтра к нам приедете!

— Я знаю, — возразил Олег, — но завтра то, ведь целый день... Умрешь со скуки! Нет, по чести, Ася, как вы думаете? Выйдет что-нибудь из моего «пленника»?

Оба помолчали.

— Олег, скажите, — обратилась Ася к своему спутнику, — вы, действительно, пишете стихи?

— А почему вы спрашиваете? — живо обернулся к ней Олег.

— Потому что, если это правда, я очень хотела бы прочитать что-нибудь из написанного вами...

— Это правда, раньше я писал кое-что, — теперь бросил. Но всё это ведь очень слабо... Я свои стихи не показывал никому.

— А откуда же знает Саша?

— Я написал как-то одно стихотворение для нашего школьного журнала, а потом – застольную песню, подражание пушкинским «Пирующим студентам» — ко дню нашего окончания корпуса, — вот и прославился как поэт! — закончил Олег, смеясь.

— Это, наверное, вышло очень интересно! — отозвалась Ася.

— Не знаю! У товарищей песня имела успех. А вы пишете стихи, Ася? — в свою очередь спросил Олег.

— Писала когда-то, но потом все сожгла, — засмеялась девушка.

— Прочтите!

— Ну, смотрите! — сказала девушка и, подумав, начала:

Тихо шумели грустные ели,

Тихо плескалась в берег река,

Ветви шептали, звезды сияли,

Тихо по небу шли облака...

Окончив стихотворение, она взглянула на своего спутника... Его лицо было серьезно.

— Хорошо! Но теперь очередь за вами, — ответила Ася.

— Мы уже пришли, к сожалению, — сказал Олег, — но после завтра даю вам слово, целая тетрадь моего маранья будет у вас! — и он крепко пожал руку девушки.

Сережа, Маруся и Таня уже сидели в коляске. Ася заняла свое место, Олег и Саша, решившие провожать гостей до ближайшего поворота вскочили на лошадей, и веселая кавалькада выехала из ворот усадьбы на широкую степную дорогу…

Глава XI

Проводив гостей до поворота, молодые люди простились с ними и, повернув лошадей, поехали обратно. Они ехали шагом. Саша насвистывал какую-то восточную мелодию, мечтательно глядя на звезды, Олег молчал, задумчиво глядя на дорогу, и время от времени чему-то улыбался.

— «Какая она умница, и какая талантливая», — подумал он об Асе, припоминая только что происшедший разговор.

Олег начал восстанавливать в памяти весь сегодняшний день... Он проснулся очень рано, несмотря на то, что вчера поздно заснул ... проснулся с радостным сознанием, что сегодня его ждет что-то очень хорошее, какая-то большая радость. Так он просыпался, бывало, в детстве, в день своих именин.

— «Что же это такое?» — думал он еще сквозь сон... Потом вспомнил вчерашний день, свои ночные мысли, и проснулся окончательно. — «Влюблен?» — мелькнула в голове мысль... Но было слишком хорошо на душе, слишком весело улыбалось в окно летнее утро, чтобы анализировать свое состояние. Он позвонил.

— Ну, скажи, чтобы седлали Верного! — сказал Олег, принимаясь быстро одеваться.

Через пятнадцать минут он уже мчался по степи, пригнувшись к крутой шее лошади. В душе его по-прежнему звенела и пела радость, а когда он, возвращаясь домой, заметил в аллее девушек, он убедился, что источник этой радости — здесь... Сейчас он думал об этом и опять проверял себя. Он вспоминал те два-три увлечения, которые были у него в Петербурге и которые очень скоро перешли в глубокое разочарование... Но сейчас было что-то совсем другое. Тогда у него не было такого радостного чувства...

— О чем это ты так глубокомысленно размышляешь? — спросил Саша, положив руку на плечо Олега.

Тот вздрогнул от неожиданности.

— Я... думаю о наших светских барышнях! — ответил он, улыбаясь.

— Вот как! Ты что же? Уж не скучаешь ли о них, в частности о...

— Нет! — засмеялся Олег, — Совсем наоборот! Я сравниваю их с Марусей, Асей и Таней и думаю, что нашим петербургским “красавицам” далеко до них…

Саша выразительно свистнул и, пригнувшись к седлу, дал шпоры лошади. Олег последовал его примеру. Через четверть часа, веселые и оживленные, они входили в столовую Ильинского дома, где их ждали ужинать. Здесь в отсутствии молодежи тоже шел разговор об уехавших гостях.

— Как тебе понравились девушки, папа? — спросила отца Елена Константиновна.

— Очень славные девочки, — ответил старый князь, — очень милы и хорошо держатся. Таня, правда, уж очень серьезна и солидна для своих лет, но Ася и Маруся прелестны в своей непосредственности. Не мудрено, что нашим мальчикам они нравятся: таких девушек не встретишь в свете.

— Кто же из них тебе больше нравится?

— У Маруси красивое личико, но она, кажется, капризна и несколько поверхностна. Ася серьезнее, глубже, умнее, да, пожалуй, и талантливее подруг. Вообще, она — интересная девушка, но уж очень скромна и застенчива. Другая на ее месте с такими данными, наверное, не так бы себя держала!

В это время на веранде послышались голоса Олега и Саши, и Константин Николаевич прекратил разговор.

***

На следующий день за завтраком девушки должны были подробно рассказать Михаилу Петровичу и Анне Павловне всю свою поездку в гости. Галя попеняла им за то, что они остались в Ильинском так надолго.

После завтрака Сережа с Виктором Федоровичем, Марусей и Асей отправились в школу, — посмотреть сцену, где предполагалось ставить спектакль, а Анна Павловна с дежурными Таней и Галей принялась совещаться, чем угощать завтра знатных гостей. Зал в школе был не очень большой, но мог быть увеличен за счет соседнего класса, нужно было только снять на время между ними переборку. Сцена была оборудована сносно, но декораций, конечно, не было никаких. Обсудили, как лучше расположить мизансцены, что и где поставить, как рисовать декорации. Поговорив еще о некоторых деталях постановки, вся компания направилась к дому. Здесь уже было составлено грандиозное меню на завтра...

— Придется, девочки, всем вам завтра принять участие в стряпне, — сказала Анна Павловна.

— С удовольствием, мамочка, — ответила за всех Маруся, — но ты не думаешь, что гости объедятся?

— Не думаю! — засмеялась Анна Павловна, — всего ведь будет не так уж помногу. Но мне хочется угостить Елену Константиновну нашими украинскими кушаньями!

***

На следующий день в Малиновке с раннего утра все были на ногах. Девушки в белых передниках носились из дома в сад, с террасы на кухню, в погреб и обратно. На плите что-то вкусно шипело и бурлило, в духовке аппетитно румянился пирог. Оксана под руководством Аси усердно взбивала мусс, Галя варила хворост, Таня начиняла огромного гуся яблоками, Маруся вертела вареники с черешнями...

Долинские приехали около двух часов.

— А где же Константин Николаевич? — спросила Анна Павловна, здороваясь с Еленой Константиновной и целуя Наташу.

— Он приедет попозже, к вечеру, — слушать хор, — ответила молодая женщина.

— А-а! Вот она — самая маленькая актриса! — весело сказал Михаил Петрович, поднимая на руки Наташу. — Ты выучила свою роль? — спросил он девочку.

— Выучила! — с гордостью ответила та.

— Вот и молодец! Ну, перед репетицией необходимо подкрепиться! Пожалуйте! — пригласил он гостей в дом.

После закуски все участники спектакля направились к школе. Около школы уже ждали хористы — парубки и дивчата. Когда все вошли в зал, Виктор Федорович объяснил мизансцены, указал, где кто должен стоять — и попросил Елену Константиновну к роялю. Репетиция началась. Приходилось не раз останавливаться, поправляться, выяснять недоразумения, повторять отдельные сцены... Наконец, «Кавказский пленник» был кончен. Обменявшись мнениями, решили, временно оставив «Полтаву», посмотреть, как пойдет «Русалка». Галя, Михаил Петрович и Виктор Федорович отправились на сиену, Сережа сел за суфлера, прочие заняли места в зале.

— Вот то-то все вы, девки молодые, — все глупы вы! — начал Михаил Петрович.

Все слушали, затаив дыхание. Вот начинается объяснение князя с дочерью мельника...

— Что делать! Князья не вольны, как девицы! — говорит князь – Виктор Федорович, — не по сердцу они подруг себе берут, а по расчету иных людей, для выгоды чужой...

Больно отдаются эти слова в сердце Аси, закусив губу, она низко опускает свою кудрявую головку.

— Олег, — слышит она сзади шепот Маруси, — это как раз о вас!

— Что обо мне? — удивляется тот.

— О вас говорит Пушкин: князья не вольны, как девицы...

— Ну, скажите мне хоть один пример из русской истории, где бы князь женился на девушке из другого круга! — добавила Ася.

— Извольте! — возразил Олег. — Вы, конечно, знаете историю Петра и Февронии? Вот вам пример, когда князь женится на простой крестьянке!

— Да, но — во-первых, это легенда, а во-вторых — как трудно ей было побороть его предубеждение! А потом, сколько им обоим пришлось вынести от бояр! Думаю, что на всё это пошли бы очень немногие князья...

— Мы хотим только сказать, что это, наверное, будет так и будет вполне естественно и закономерно! — сказала Ася и, желая переменить тяжелый для нее разговор, она прибавила: вы скажите лучше, откуда у вас такие знания из древнерусской литературы?

— Но ведь это же сюжет «Града Китежа» — как же этого не знать? — ответил Олег, — а потом я ведь все-таки кончил историко-филологический Факультет Петербургского университета. Чему-нибудь меня там учили, — как вы думаете?

— Господи! — удивленно воскликнула Маруся, — когда это вы успели?

— Я учился в университете в то время, когда после корпуса служил в полку, — конечно, в качестве вольнослушателя, а экзамены сдавал экстерном.

— И все-таки вернулись потом к военной карьере? — спросила Таня.

— Я ее никогда и не собирался бросать. У меня все деды и прадеды — кадровые военные, и лучшей и более почетной профессии для меня не существует. Но быть узким специалистом я не хотел, а так как всегда любил историю и интересовался философией и литературой, я и решил кончить университет.

Девушки с уважением посмотрели на молодого князя. Между тем молодежь подошла к дому.

— Пожалуйте к столу! — пригласила Анна Павловна. — Боюсь, что обед у меня перестоял, вас ожидая...

Все направились в столовую и сели — старшие на одном конце стола, молодежь на другом. За обедом Маруся и Саша опять заспорили на тему о «выборе невесты». Сережа поддерживал Марусю, Олег молчал.

— О чем это вы? — спросила Елена Константиновна, прислушавшись к разговору молодежи.

— Девушки в основном правы, конечно, — сказала она, когда ей изложили сущность спора, — но сейчас, когда сословные перегородки всё больше стираются, в правиле появляется все больше исключений.

— Во всяком случае, мы постараемся быть исключением из правила, — сказал Саша. — Как ты думаешь, Олег?

— Разумеется! — ответил тот, улыбаясь. Ася подняла на него глаза.

Саша взглянул на Марусю... Темные, жгучие глаза молодого человека говорили гораздо больше, чем его слова, и смущенная девушка низко склонила над тарелкой порозовевшее лицо.

После обеда все вышли на террасу, куда подали кофе, клубничное мороженое и фрукты.

Скоро собрался и хор, и Михаил Петрович начал свой «концерт». Песни следовали одна за другой, и как всегда хотелось их слушать еще и еще — без конца... Многое просили повторить. Когда весь репертуар был исчерпан, Михаил Петрович поднялся на террасу, где сидели гости из Ильинского, а молодежь смешалась с хористами. Девушки угощали певцов ягодами и конфетами.

— Сергей Михалыч! — обратился Грицко к Сереже, — мы вас хотим просить!.. — он остановился.

— О чем это? — спросил Сережа.

— Та после завтречка Ивана Купалы, так мы хотели вас просить — и панычей, и барышей — к нам на гулянье...

— Слышите, друзья? — обратился Сережа к остальным. — Ну, как? Принимаем приглашение?

— Конечно, принимаем! — отозвались все.

— А где будет гулянье? — спросил Сережа.

— А за нашей левадой, возле реки, у гаю! — пояснил Грицко.

— Хорошо, спасибо! Придем непременно!

Парубки и девушки ушли, и молодежь вернулась на террасу. Здесь Константин Николаевич и Елена Константиновна восторгались хором и благодарили Михаила Петровича за доставленное удовольствие.

— Ну, мальчики, не пора ли нам домой? — обратился Константин Николаевич к сыну и Саше, когда они поднялись на террасу.

— Что вы! Рано еще! — запротестовали хозяева.

Олег и Саша остались в Малиновке, т.к. на следующий день предполагалось гулянье.

Константин Николаевич с дочерью и внучкой уехали. Проводив их, молодежь ушла в сад на берег Днепра, где и оставалась до ужина. После ужина все собрались у рояля в гостиной, пели, танцевали, дурачились почти до зари…

***

Канун Ивана Купалы прошел как-то совсем незаметно. Утро началось довольно поздно, так как все порядком проспали... После купанья в Днепре, молодежь собралась на террасе, где Анна Павловна угостила всех вкусным завтраком. После завтрака девушки отправились собирать клубнику, а молодые люди обсудили планы на ближайшие дни. Было решено, что завтра Сережа поедет в Киев за Ниной Андреевной, а на следующий день Олег, Саша, Ася и Маруся отправятся в Канев за всем необходимым для декораций и вообще для спектакля. Галя и Таня должны будут в это время вместе с Еленой Константиновной заняться костюмами... Был составлен список, что надо будет купить в городе. Познакомившись с планом и списком, Галя и девушки одобрили их и передали на «утверждение» Михаилу Петровичу.

После обеда и горячей партии в крокет девушки ушли одеваться на гулянье. Они опять надели украинские костюмы, чтобы не выделяться на празднике из толпы дивчат... Не собиралась только Галя: она отказалась идти на гулянье, ссылаясь на головную боль.

...В рощице на берегу Днепра уже было много народа, но он все прибывал, постепенно подходила и подплывала на лодках деревенская молодежь из ближайших станиц. Парубки и девушки прохаживались или сидели группами на земле, смеялись, шутили, боролись. Кое-где звучали песни, слышались звуки бандуры... Скоро совсем стемнело, и южная ночь засияла всеми своими огнями. Бархатное небо, сверкающее крупными, как алмазы, звездами, опрокинулось в Днепре. Праздник начался с того, что парубки скатили с кручи в Днепр горящее колесо. Свистя и разбрасывая искры, оно пронеслось по откосу и с шипеньем исчезло в темной воде... На берегу зажглись костры. Картина была поистине волшебная! Неровный свет костров спорил с ночной темнотой, смешиваясь с мерцающим сиянием бесчисленных звезд. Вокруг костров молодежь в ярких, красочных костюмах пела песни, водила хороводы; здесь — рассказывали страшные истории, там — лихо плясали казачка... Когда пары одна за другой стали переноситься через костры, Сережа обратился к Олегу и Саше:

— Надо и нам не ударить лицом в грязь!

(Молодежь из Малиновки и Ильинского участвовали во всех играх и затеях деревенских хлопцев и дивчат. Потом Ася и Олег пошли на берег Днепра.)

Через несколько секунд оба были на берегу. Сверху из леса доносились голоса и смех играющих, здесь же было совсем тихо. Река курилась в тумане, на востоке алела заря.

— Смотрите, уже светает! — сказал Олег.

— Да! Как хорошо, — правда? — Ася вздохнула всей грудью и взглянула на своего спутника.

Так сидели они рядом, дружески разговаривая на разные темы. Ася рассказывала молодому князю о своем детстве, о деревне, где она росла девочкой, о своей бабушке... Рассказывая, она, казалось, видела перед собой пятиглавую красавицу-церковь с высокой белой колокольней, маленький погост, затерянный среди лесов Н-ской губернии, и хорошенький, веселый, украшенный резьбой домик бабушки, — вдовы священника... Сколько было там цветов на лугу по обе стороны «Волыновской дорожки»! Сколько малины в лесу среди коряг и крапивы выше роста человека!.. А как она любила сенокос, уборку сена, когда вместе с верной Матвеевной они навивали возы и торжественно везли сено к сараю... Как хорошо было потом выкупаться в маленькой речушке, которая лениво струилась по лугу за селом, среди ольховых кустов, то суживаясь до ручейка, то растекаясь в глубокие бочаги, заросшие осокой и желтыми кувшинками. В самом глубоком и чистом бочаге были сделаны мосточки и лесенка для купающихся; среди них была и бабушка, которая, несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, великолепно плавала... Иногда вечером вместе с отцом Ася ходили сюда ловить рыбу... Хорошо было возвращаться поздно вечером с реки с уловом, смотреть, как догорает заря за лесом, вдыхать аромат только что скошенной травы и слушать крик коростеля, доносящийся с соседнего луга... В деревню они приезжали обычно в июне, на «Тихонов день» — местный храмовой праздник. В один из первых же дней после приезда Ася, встав пораньше, уходила на гору к лесу, где росли лесные фиалки — белые и лиловые. Как весело было их собирать! Идешь по колено в траве и по аромату слышишь, что цветок где-то здесь, близко... Оглядываешься — вот он: высокий стебелек и белый султан цветов со сладким одуряющим запахом. Рвешь его, а рядом — еще... и еще... В руках уже огромный букет, а цветов масса, и они, кажется, так и просятся, чтобы их сорвали!..

Олег внимательно слушал девушку, и она чувствовала, что ему не скучно, и он ее понимает прекрасно.

— Там должно быть очень хорошо? — сказал он. — Вот здесь роскошная природа, кажется, чего еще желать? Что может быть лучше? А все-таки для нас — северян в нашей северной есть какая-то своя, особая, неповторимая прелесть, которую нам не заменит ничто!

— Правда! — отозвалась Ася.

— Да, — улыбнулся ее собеседник. — И костры у нас горят не хуже, — даже лучше, особенно если можжушки подбросить!

— Еще бы! — смеясь, ответила Ася. — Я очень любила бывать летом за всенощной — продолжала она, — совсем какое-то особое настроение: за окном церкви шумят березы, вечереет, носятся стрижи, а тут — народу мало, поют так просто, и на душе — удивительно хорошо...

— У нас очень хороший колокол, и когда звонили ко всенощной, было как-то особенно торжественно. Бабушка оденется, бывало, повяжет перед зеркалом кружевную косыночку и пойдет в церковь...

— А вы?

— Мы не всегда ходили, а если шли, то попозже... До смерти бабушки мы всегда туда ездили летом. Там было, правда, хорошо, только немножко скучно! Ребята крестьянские в селе все были меня моложе, а сверстников моего круга и совсем не было... Зато мы с дядей и братом много занимались фотографией.

— И удачно?

— Да, некоторые снимки получались очень неплохо. Вот если вы когда-нибудь попадете в Москву и заедете к нам, я вам их покажу, — неожиданно для себя закончила девушка.

— Это очень интересно! — ответил Олег. — Я тоже немножко занимался фотографией и знаю, что любительские снимки гораздо живее настоящих.

Разговор перешел на фотографию. Потом Ася рассказала о журнале, который они издавали одно лето с отцом и братом. От журнала они вернулись к задуманной «оде» и принялись ее сочинять. Дело пошло неожиданно быстро... Оба хохотали так заразительно, что на их смех пришли Сережа и Таня.

— Вот вы где? — сказал Сережа. — Чему это вы так радуетесь?

— А вот слушайте!

Раз в Малиновке на даче,

В милом доме дяди Миши,

Театралы собралися

и затеяли спектакль...

— и Ася прочла им начало стихотворения, где говорилось о всех участниках спектакли и давались им характеристики.

— А что же дальше? — спросила Таня.

— А дальше еще не сочинили, — ответила Ася.

Все четверо направились по берегу реки в направлении усадьбы. Молодежь вернулась домой, около семи часов утра и отправилась спать, выпив предварительно в кухне по стакану парного молока. К завтраку собрались только в полдень, так как Анна Павловна не велела будить «гуляк»...

После завтрака начали собирать Сережу в Киев. Сборы были недолги, скоро все было готово, вещи уложены и поручения записаны... Грицко подал к крыльцу коляску. Дружески простившись со всеми, Сережа уехал, надеясь успеть на пароход, уходивший в Киев в пять часов вечера. После обеда уехали и гости из Ильинского. В Малиновке сразу стало тихо и пусто...

Глава Х II

...Плачь, душа моя, плачь моя милая!

Тебя небо лишь слушает звездное...

(А. Толстой.)

На следующий день начались работы по устройству спектакля

Вечером все собрались на террасе; ждали Сережу из Киева, и Олег и Саша не уезжали домой, желая встретить его и Нину Андреевну. Все общество сидело за чаем. На столе горела лампа, мягко освещая ближайшие предметы; вокруг нее кружились мотыльки-однодневки. Углы террасы тонули в полутьме летних сумерек.

— Галочка, — сказала Маруся, окончив чай, — сыграй нам вальс, — мы потанцуем!

Галя прошла в гостиную, оставив дверь на террасу открытой, и села к роялю.

— Света вам, надеюсь, не надо? — спросила она.

— Конечно! — ответила Таня, — и так светло!

Когда Ася, помогавшая Анне Павловне убирать со стола, вошла в гостиную, там уже кружились две пары: Маруся с Олегом и Таня с Сашей.

— Ну, пошла писать губерния! — весело сказал Михаил Петрович, останавливаясь в дверях комнаты.

— Дядя Миша, тур вальса! — подбежала к нему Ася.

— Куда уж мне! — отнекивался гот.

— Ну, пожалуйста! Ну, я вас прошу! — и Ася церемонно присела перед Михаилом Петровичем.

— Ну, уж так и быть! Тряхнем стариной! — засмеялся тот и, ловко подхватив девушку, закружил ее по комнате.

Сделав один тур, Михаил Петрович поблагодарил свою даму и упал, отдуваясь, в кресло. К Асе подошел Олег.

— Прошу вас, — сказал он, улыбаясь.

Она подняла руку ему на плечо и, как всегда во время вальса с Олегом, почувствовала себя во власти ритма музыки и его близости. Сегодня ей было как-то особенно хорошо, и она бездумно отдавалась счастью быть с ним — таким любимым и таким далеким...

— «Если бы случилось чудо, и... но ведь это невозможно, невозможно...» — пронеслось в голове девушки, и неожиданные слезы сверкнули у нее на глазах.

— Я не могу… больше... У меня... кружится голова, — прошептала она, едва слышно, и остановилась…

Оставив своего кавалера, Ася быстро вышла на террасу.

— Сергей Михайлович едут! — крикнул кто-то со двора, и вся молодежь бросилась к подъезду встречать Сережу, который весело махал шляпой из-за груды покупок.

Поручив Грицко и подбежавшей Оксане их выгрузку, Сережа помог выйти из экипажа невысокой худощавой даме в дорожном костюме и шляпе с вуалью. Живые черные глаза и молодое лицо приезжей создавали яркий контраст с ее седыми как снег волосами, делая ее наружность оригинальной и запоминающейся. Это была Нина Андреевна.

Когда все улеглись и дом затих, Ася встала, накинула плед и вышла на балкон. Она часто сидела здесь так, прислушиваясь к дыханию спящих подруг и перебирая в памяти события дня. Никто ни в Малиновке, ни в Ильинском не подозревал, глядя на обычно весело улыбающуюся, танцующую до упаду Асю, эту зачинщицу всякого веселья и «душу» общества, что она почти каждую ночь, когда все кругом спало, горько плакала, — здесь на балконе уронив кудрявую головку на руки, или в своей белой постельке, — спрятав лицо в подушку.

Сегодня ей было особенно грустно. Она вспомнила свой разговор с Олегом на террасе, его слова, выражение глаз... Ася не смогла сдержать слез.

Глава Х III

В Малиновке шли репетиции и подготовка реквизита к спектаклю. Олег и Ася в тайне от всех репетировали с помощью Нины Андреевны мазурку.

В Ильинском и Константин Николаевич, и Елена Константиновна искренне радовались перемене, происшедшей в характере Олега с его приездом на Украину. Куда девалась его хандра, его равнодушие к окружающему, его недоверчивое и несколько холодное отношение к людям, которое так огорчало их последнее время в Петербурге? Глядя на всегда оживленное лицо молодого человека, они приписывали эту перемену влиянию дома Смаковских, которые очень нравились им. Нравилась им и Ася, — ее они не раз в разговоре называли очаровательной девочкой. Но в присутствии Константина Николаевича и Елены Константиновны Ася держалась еще более сдержанно, а Олег был одинаково любезен со всеми девушками, поэтому, хотя они и видели, что Ася нравится Олегу, они не придавали этому большого значения. Олег обычно делился с сестрой всем, она знала о всех его увлечениях, но здесь он упорно молчал.

***

Был теплый и тихий летний вечер...

Сидя на террасе, Михаил Петрович разбирал только что привезенную из города почту,

— Вам два письма, кацапушка! — сказал он Асе, которая с лейкой в руках (она поливала цветы) поднялась на террасу.

Девушка поставила лейку на место и взяла конверты, которые ей протягивал Михаил Петрович. Одно письмо было из дома, — писала мама Аси, — другое... Девушка с изумлением посмотрела на адрес, написанный незнакомым ей почерком.

Пройди в светелку, она села у окна и разорвала конверт...

Письмо было огромное — на восьми страницах и содержало в себе нечто вроде объяснения — если не в любви, то в сердечной склонности с предложением «руки и сердца»… Чем дальше читала Ася, тем больше возмущал ее тон этого письма, это фамильярное обращение на «ты», это полное отсутствие хоть какой-нибудь поэзии, хоть намека на романтику... Заканчивалось оно уверенностью, что хотя его автор и не умеет обращаться с девицами так, как другие («тискать» и проч.), все скоро придет к желанному для него концу, и Ася будет его женой. Следовала подпись: «Твой Ваня»...

Перед мысленным взором Аси встала хорошо знакомая ей фигура приват-доцента Г., читавшего в Университете и у них на курсах диалектологию. Ася когда-то сдавала ему экзамен и раза два ездила вместе с другими под его руководством в диалектологические экспедиции. Студенты любили Ивана Васильевича за простоту, за товарищеское отношение, за готовность помочь, но и подсмеивались над ним за его ограниченность, неказистую наружность русского мужичка и «профессорские» замашки. Он был, несмотря на свои 30 с лишним лет, холост, жил с родителями и сестрой и по слухам собирался жениться. Это тоже было предметом шуток молодежи, тем более, что ходили слухи, будто бы одна из его учениц написала ему письмо с объяснением в любви… но была отвергнута мамашей, как невеста бедная и для ее сына не подходящая... И вот однажды... Ася ясно представила себе морозный зимний день дня за три до Рождества, когда она случайно встретила Ивана Васильевича в одном из книжных магазинов на Никитской. Они вышли вместе. Ася несла сумочку с покупками, руки у нее мерзли, но ее спутник не захотел помочь ей, так как, — объяснил он, — профессору, неудобно нести такую сумку... Когда они шли мимо университета по направлению, к манежу, совершенно неожиданно для Аси Иван Васильевич заговорил с ней о том, что хотел бы видеть ее своей женой... Он поспешил, предупредить ее, что никакой особенной любви он к ней не чувствует, но что он знает ее родителей, ему нравится ее семья, и он думает, что из них вышла бы неплохая пара. Ася с трудом удерживалась от смеха: объяснение в любви на улице, да еще в двадцатиградусный мороз! Удивляясь в душе той форме, в которой сделано было предложение, она поблагодарила за честь и ответила, что Иван Васильевич слишком мало ее знает как человека, чтобы так решительно избирать ее подругой своей жизни. Она пригласила его к себе на праздниках, и они расстались. Иван Васильевич стал ездить в дом Аси, чувствуя себя «женихом», но никакого особого внимания ей, как «невесте» не оказывал. На вечеринках, где они бывали вместе, он ухаживал не за Асей, а за своей сестрой Ниночкой, у которой то и дело целовал ручки... Асю это возмущало и злило, и как ни старалась она найти в своем сердце хоть тень чувства к «профессору», — ничего найти не могла. Слишком уж не похож был этот лысеющий господин с бесцветными белокурыми волосами и такими же бесцветными хотя и добрыми глазами на тот идеал, который она создала в своем воображении.... Поведение и отношение к ней Ивана Васильевича и обижало и смешило ее.

Так тянулось дело до весны. Раза два Ася была в гостях у «жениха», раза три он возил ее в театр. Девушка не раз давала понять Ивану Васильевичу, что он не дождется от нее положительного ответа, но тот упрямо ждал... В начале июня Ася уехала и — забыла обо всей этой истории... И вдруг!.. Теперь, когда, она любила другого, — и как любила! — это письмо показалось ей оскорблением. Резким движением она разорвала его на мелкие клочки и бросила в корзинку под столом.

Ася распечатала второе письмо. Мать описывала домашние дела, сообщала новости, спрашивала, как живется Асе в гостах у подруги. На последней странице Ася прочла:

«В воскресенье утром перед обедней к нам заходила Евдокия Ивановна (так звали мать Ивана Васильевича). Сначала ни за что не хотела войти, но потом села и просидела долго. Говорила о тебе. Спрашивала, когда же ты выйдешь замуж за ее Ваню? «Ведь холостые профессора на улице не валяются! Чего же ей раздумывать, пусть голая приходит к нам — у нас все есть, полны сундуки всякого добра, — оденем с ног до головы!» Я отвечала ей, что ничего не могу за тебя сказать, рекомендовала Ивану Васильевичу написать тебе и дала твой адрес. Вероятно, он тебе напишет. Мы с папой, поговорили, и думаем, что тебе не стоило бы отказываться от этого предложения: семья хорошая, простая, — ты там будешь желанной невесткой. Иван Васильевич человек неплохой. Выйдя за него, ты войдешь в круг московской профессуры, а я знаю, что папе очень бы этого хотелось. Подумай об этом и хорошенько все взвесь, прежде чем отвечать на письмо Ивана Васильевича. Напиши и нам, что ты об этом думаешь».

Ася уронила руки с письмом на колени и низко опустила голову… Все это время она жила как в сказке, как в прекрасном сне, — и вот оно — пробуждение. Что же делать? Выйти замуж за Ивана Васильевича?.. Родители советуют! — «А Олег?» — мелькнуло в голове девушки… «Но ведь он не любит тебя… А если бы и любил, то никогда не сможет жениться на тебе!» — Ася закрыла лицо руками… Но выйти замуж за немилого и всю жизнь… всю жизнь... — «Нет, нет! Никогда! Ни за что!» — почти громко сказала девушка, вставая, — лучше умереть!» В саду послышались голоса и смех Маруси.

— Ася! Где ты? — окликнула она. Ася инстинктивно спрятала письмо матери в ящик стола и вышла на балкон.

— Я здесь! — крикнула она, подойдя к перилам.

Взглянув вниз, она увидела на дорожке сада кроме Маруси Олега и Сашу. Сердце девушки сжалось, а потом забилось так что она должна была схватиться за перила, чтобы не упасть. Молодые люди весело приветствовали ее, а Маруся крикнула:

— Иди скорей сюда! Мы ждем тебя кататься на лодке!

Ася вздохнула всей грудью. Только что полученные письма показались ей каким-то нелепым и страшным кошмаром... На душе вдруг стало легко-легко...

— Сию минуту! — ответила она и, схватив шарф, побежала вниз.

...Это была одна из самых веселых и увлекательных прогулок за все лето!

Глава XIV

Письмо Татьяны предо мною,

Его я свято берегу,

Читаю с тайною тоскою,—

И начитаться не могу...

(Пушкин)

5-го июля праздновали именины Сережи... Репетиции в этот день не было. К парадному обеду в Малиновку приехали Олег и Саша, а вечером собрались гости: Константин Николаевич с дочерью и кое-кто из соседей-помещиков и местной интеллигенции. Анна Павловна угощала всех своими изумительными пирогами, печеньями и смоквами, Михаил Петрович — хором. Хористов тоже угощали наливкой, пирогом и чаем, который был для них собран на террасе.

Когда деревенская молодежь ушла, все собрались в гостиной. Играли в шарады и в фанты, причем в играх принимали участие все. Михаил Петрович — незаменимый «оракул» — назначал, что делать каждому «фанту». Он делал это, несмотря на завязанные глаза, необыкновенно удачно: Елене Константиновне было предложено сыграть на рояли, Константину Николаевичу — рассказать что-нибудь о себе, Сереже — протанцевать гопак, Марусе и Гале — спеть дуэт, Асе — прочесть что-нибудь из классиков...

— А что же я буду читать? — спросила Ася, обращаясь к «оракулу».

— А это вам скажет когда придет ваша очередь именинник!

Когда «фанты» были розданы, начался настоящий концерт. Все с огромным интересом выслушали Константина Николаевича, который рассказал несколько эпизодов из Японской войны, в которой ему пришлось принимать непосредственное участие. Елена Константиновна блестяще исполнила «Рапсодию» Листа, Саша спел грузинскую песню, Галя и Маруся — дуэт из «Пиковой дамы»... Наконец пришла очередь Аси.

— Ну, Сережа, назначайте, — обратилась она к имениннику, — но только то, что я знаю!

— Ну, само собой! — ответил тот и во всеуслышание объявил: «сейчас Александра Павловна Никитина — известный чтец-декламатор — прочитает «Письмо Татьяны» из романа Пушкина «Евгений Онегин»...

— Сережа! — ахнула Ася, — я. .. я не буду это читать.

— Это почему? Разве вы не знаете этого отрывка? — спросил Сережа с напускным возмущением.

— Знаю, конечно, но...

Она подошла к роялю и повернулась лицом к слушателям. Все замолчали. Олег, сидевший у соседнего окна, вдруг почувствовал, что он безотчетно волнуется за Асю. Он взглянул на девушку. Она стояла в полуоборот к нему, ее лицо слегка побледнело, опушенные вниз руки были крепко сжаты...

— Я вам пишу... Чего же боле?

Что я могу еще сказать? —

Глубоким доверием, безграничной любовью и верой в любимого человека звучат заключительные слова знаменитого письма, — и Ася, стараясь не выдать своего волнения, слегка поклонившись публике, отходит от рояля и садится на свободное кресло. Она внешне спокойна, только глаза горят странным блеском, когда она с немым вопросом поднимает их на Олега. Он отвечает ей горячим восторженным взглядом, и девушка, краснея, опускает голову... Все дружно аплодируют…

Приехав домой, Олег простился со всеми и прошел в свою комнату. Спать не хотелось… Широко распахнув окно, он зажег лампу, взял томик Пушкина, лежавший на столе, и открыл его на «Письме Татьяны».

— «Как она читала!» — думал он об Асе. — «Сколько силы, нежности, страсти!.. Вот тебе и «девочка, почти ребенок»!.. Нет, это женщина, и женщина любящая, иначе она так не прочла бы... Этого нельзя достигнуть только выучкой или даже талантом!.. Любит? но кого же?.. А разве тебе не все равно? — спросил он себя. — «Нет, не все равно!» — ответило в нем что-то так ясно, что он отложил книгу и, встав с кресла, прошелся по комнате.

— «Кого же? Не Сережу, — она сама говорила мне, что не любит его, да и видно это... Не Сашу... А если...» — мысль, которая пришла ему в голову, обожгла его как огнем... «Меня?... Но она со мной всегда так ровна, так просто и дружески держится... Тогда в Москве кого-нибудь?» — Что-то больно отдалось в сердце и стало холодно на душе при этой мысли... «Но она грустит, плачет, — она несчастлива... Я... должен знать кого она любит», — решил он вдруг «И я это узнаю!»

Глава ХV

Следующая репетиция была намечена через два дня, так как Михаил Петрович должен был поехать в Канев и предполагал вернуться оттуда только на следующий день. Но в этот день вернулся один Грицко и сообщил, что Михаил Петрович задержится в городе еще на сутки.

— Надо предупредить Долинских, что репетиция завтра не состоится, — сказал Виктор Федорович.

— Кого же послать? — сказала Анна Павловна, — Грицко только что вернулся…

— Давайте, мы съездим! — предложила Маруся.

— Но вам придется ехать вдвоем с Асей, — заметила Галя, — Сережа в поле, а Тане, нездоровится...

— Ну, что же? Мы и съездим вдвоем! — ответила Маруся, многозначительно взглянув на Асю. — Пойдем, Асиночка, одеваться!

Ася отложила в сторону книгу и пошла вслед за подругой в светелку. Она была очень рада этой неожиданной прогулке. Утром с почты ей подали второе письмо от Ивана Васильевича... Письмо было в том же роде и очень расстроило девушку. Она бранила себя в душе, что не ответила сразу на первое письмо и этим только затянула всю эту историю...

— «Или ты еще все колеблешься?» — спрашивала она себя... «Или не любишь Олега?»...

Весь день ей было очень грустно и тяжело на душе, хотя она по обыкновению и не показывала этого. Поездка в Ильинское была той разрядкой, которая ей была необходима, и она с радостью откликнулась на предложение Маруси.

Каково же было удивление всего общества, когда через 10 минут девушки вышли на террасу, одетые в изящные амазонки, а Грицко подвел к крыльцу двух заседланных лошадей под дамскими седлами!

— Вот тебе раз! — засмеялась Анна Павловна. — Маруська, где это ты отрыла? — прибавила она, узнавая на Марусе свою еще девичью летнюю амазонку из сурового полотна.

— В чулане! — ответила Маруся. — А что? Хорошо сидит? — и она повернулась кругом перед изумленными зрителями.

— Превосходно! — сказал Виктор Федорович. — Уж не перенеслись ли мы во времена Тургенева?

Девушки легко вскочили на лошадей, Грицко поправил стремена и поводья. Повернув лошадей, девушки послали воздушный поцелуй всем оставшимся и шагом выехали за ворота.

— Ого! Это что за явление? — крикнул Сережа, возвращавшийся с поля.

Девушки, смеясь, помахали ему платками и, свернув на дорогу к Ильинскому, пустили лошадей рысью.

— Куда же они?

— В Ильинское, сказать о репетиции... Воображаю, какую они произведут там сенсацию!

Синее платье и алый берет Аси и голубой вуаль на белой панаме Маруси скрылись за поворотом, и Галя с братом вернулись на террасу.

Было около четырех часов вечера, когда девушки, переехав мост через ручей, увидели впереди вековые липы знакомого парка.

***

Ася и Маруся заранее весело смеялись, представляя, как удивятся их появлению в Ильинском. Подъезжая к парку, они выработали план действий и шагом въехали в ворота усадьбы. Днем прошел небольшой дождь, и теперь в парке все благоухало, нежась в лучах заходящего солнца.

В Ильинском все были дома. Елена Константиновна и старый князь в ожидании чая тихо беседовали о чем-то на веранде. Олег, сидя за роялем в гостиной, играл отрывки из «Пиковой дамы», а Саша, полулежа на диване, пел подряд все арии оперы, чем очень смешил Елену Константиновну.

Молодые люди думали о том, под каким бы предлогом поехать после чая в Малиновку... Саша только что запел последнюю арию Германа — «Вся наша жизнь — игра!», как в комнату вошел Вася и почтительно остановился у дверей.

— Ты что, Вася?» — спросил Олег.

— Вас, Олег Константинович, и вас Александр Георгиевич, просят выйти на крыльцо.

— Кто это? — с легкой досадой спросил Олег.

— Так что... не приказали сказывать, — ответил Вася, широко улыбаясь.

— То есть, как это не приказали? Кто не приказал? — спросил Саша.

— Так точно! Не приказали! Просят, чтобы вы вышли туда!

— Ну, что же! Выйти, так выйти! Пойдем Сашка! — и Олег, с приятелем, несколько заинтригованные, направились в переднюю, а оттуда — на крыльцо дома.

При появлении Олега и Саши девушки, медленно проезжавшие лошадей вдоль фасада дома, остановились и приветствовали их... Молодые люди на минуту остолбенели, а потом бросились к ним.

— Ну, это же замечательно! — говорил Олег, снимая Асю с седла, в то время как Саша помогал сойти с лошади Марусе. — Это так-то вы ездите верхом только по-мужски?

— Но мы...

— Молчи, пожалуйста! — прервала подругу Маруся. — Пусть это останется секретом изобретателя!.. Мы приехали за вами, — обратилась она к молодым людям, — вы не хотите поехать кататься?

— С удовольствием, — ответил Олег, — но, надеюсь, вы не откажетесь хоть на минутку зайти в дом?

— Только не недолго, — сказала Ася. — Нам кстати надо передать вам и Елене Константиновне поручение режиссера...

Молодежь пошла в комнаты, передав лошадей Васе.

— Как вам нравятся эти юные амазонки? — сказал Саша, вводя девушек на веранду, где сидели «старшие».

— Браво, браво! Чудесно! — весело приветствовали краснеющих Марусю и. Асю Елена Константиновна и старый князь.

Девушки сообщили о перемене дня репетиции и поднялись, чтобы ехать.

— Ну, нет! — сказал Константин Николаевич, — Сейчас будет чай; без чаю мы вас не отпустим. После чая можете ехать... Молодые люди вас, конечно, проводят!

Делать было нечего, пришлось покориться, тем более что и торопиться особенно было некуда. Елена Константиновна ушла распорядиться чаем, Константин Николаевич пошел к себе, и молодежь осталась одна. Ася встала и, облокотясь на перила веранды стала смотреть в парк. Ее стройная фигурка, затянутая в синий репс, казалась еще более тонкой и гибкой на фоне белой балюстрады веранды. Олег безотчетно любовался ею, разговаривая с Марусей и думая о том, что в девушке сегодня есть что-то новое, чего не было раньше.

— «Длинное платье!» — вдруг сообразил он, улыбнувшись.

— Посмотрите, какая красота! — сказала Ася, указывая на залитый вечерними лучами солнца парк. — Кажется, всю жизнь будешь смотреть — и не насмотришься... И каждый раз он новый — этот парк, и такой чудесный!..

Маленькая Наташа, вбежав на веранду, повисла на шее Аси.

— А у тебя новое платье! — сказала она, оглядывая девушку.

— Вот что значит женщина! — засмеялся Константин Николаевич, — сразу заметила!

— Пожалуйте чай пить! — сказала Елена Константиновна, выходя к гостям.

Все направились в столовую. Проходя гостиной, Ася заметила на рояли открытые ноты и мимоходом заглянула в них,

— О! «Пиковая дама»! — сказала она, — Это вы играли, Елена Константиновна?

— Нет, это мальчики упражнялись: Саша давал концерт, — исполнял все арии подряд, — ответила та, смеясь.

— Воображаю, как это было замечательно! — расхохоталась Маруся.

— Непередаваемо! Особенно последняя ария Германа... Жаль, он не успел ее кончить!

— Вы любите «Пиковую даму», Ася? — спросил Олег, когда все уселись за стол.

— Кто же ее не любит? — ответила девушка. — Только Германа я не люблю... По-моему, Елецкий гораздо лучше! Это воплощенная честность и благородство, а Герман — авантюрист и обманщик! Я удивляюсь, как Лиза могла променять на него князя!

— Вы и арию Елецкого пели, Саша? — спросила Маруся, желая перевести разговор с такой скользкой темы на другую.

— Пел, но я ведь так, в шутку, а вот Олег… Ну, право же сегодня утром я слышал, как он пел арию Елецкого, — обратился Саша к девушкам, — и с таким, знаете, чувством!.. Я даже хотел спросить, кому это он так изъясняется...

— Сашка!! — Олег вскочил и схватил друга за плечи. — Будешь ты молчать или нет?!

— Чтобы я скрывал таланты своего друга? — с комическим ужасом возразил Саша, — да за кого ты меня принимаешь?!

Все расхохотались.

— Олег, спойте нам после чая эту арию! — попросила Маруся.

— Да что вы, Маруся! — возразил, смеясь, Олег. — Разве я позволю себе портить всем и в частности Асе впечатление от арии, да и от образа Елецкого вместе?

— Почему вы думаете, что испортите? Может быть, совсем наоборот? — лукаво прищурилась Маруся.

— Ну, нет! Я предпочитаю выступать в коллективе, — ответил Олег, — не так страшно провалиться.

Чай был кончен.

— Если кататься, то пора ехать, — заметила Ася.

— Да, иначе будет поздно, — сказала Елена Константиновна.

— Мы будем готовы через десять минут, — ответил Олег, вставая из-за стола.

Он позвонил, сказал вошедшему лакею, чтобы седлали лошадей, и вышел. Саша пошел следом за ним. Пока молодые люди одевались, а Маруся разговаривала о чем-то со старым князем, Елена Константиновна подозвала к себе Асю.

— Слушайте, Асиночка, — сказала она тихо, — Олег рассказал мне о мазурке... Это чудесная идея, но как же и когда нам прорепетировать? Вы пробовали уже танцевать?

— Да, но урывками и без музыки...

— Ну, это не годится! Может быть, сейчас? Марусю и Сашу ушлем куда-нибудь, а папа уйдет к себе...

— Нет, это неудобно! — ответила Ася: — и поздно, и... как же я буду танцевать в амазонке?

— Да, правда! Ну, вот что! В первый же раз, как вы будете у нас, я это устрою...

— Как?

— А вот погодите! У меня есть идея!..

— Вот чудесно! — обрадовалась Ася. — И Нина Андреевна будет, — она посмотрит...

— Мы готовы, — сказал Саша, входя в гостиную с Олегом.

— Едем, едем!

Девушки простились с хозяевами, и через несколько минут веселая кавалькада двинулась по главной аллее к воротам усадьбы. Ася везла на седле Наташу, а Елена Константиновна, стоя на крыльце дома, махала вслед отъезжающим кружевным платочком.

Доехав до половины аллеи, Ася спустила Наташу на землю.

— Беги теперь домой, детка! — сказала она, — вон няня идет тебя встречать! А то теперь мы быстро поедем, — тебя будет трясти.

— До свиданья! Приезжаете опять! — крикнула Наташа и как ветер понеслась обратно к дому.

Молодежь тронулась вперед и через несколько минут выехала из ворот усадьбы на дорогу.

— Куда же мы поедем? — спросила Ася. — Ведь уже седьмой час, далеко ехать поздно!

— Поедем в Красный Яр, — предложил Олег, — это не далеко — около часу езды, — а место там очень красивое!

— Правда! — сказала Маруся, — кстати, Ася посмотрит новые места: она там еще не бывала!

Повернув вправо, молодежь проехала вдоль парка, пересекла улицу села и выехала на проселочную дорогу. По обеим сторонам ее тянулись поля спелой пшеницы, на которых уже шла уборка хлеба. В сухой траве по краям дороги трещали кузнечики, краснели яркие как огонь маки... Впереди показался Днепр и на его берегу — зеленый массив деревьев. Дорожка круто спустилась в овраг, заросший вязами, молодым дубняком и орешником.

— Вот и Красный Яр, — сказал Олег. — Сейчас мы поднимемся на тот берег и увидим развалины укреплений. Я спрашивал Михаила Петровича, — он говорит, что это остатки запорожской крепостцы...

Переехав вброд ручей, бурливший на дне оврага, и взобравшись на противоположный берег молодежь оказалась среди заросших травой и орешником валов. На самой круче довольно высокого здесь берега Днепра виднелись остатки каменной стены старого укрепления... Кусты орешника пламенели в лучах заката, мошки вились золотистым столбом в прозрачном воздухе, ласточки с громким свистом носились вокруг, ныряя в гнезда, прилепленные к остаткам бойниц и выступам старой стены. С кручи открывался чудесный, вид на реку, и все четверо залюбовались панорамой, развернувшейся с обрыва. Река, спокойная, как зеркало, струилась внизу, отражая розовые облака, нежные и легкие, как пух. На противоположном берегу синели, уходя к горизонту, бескрайные степные дали... Небо, необъятное, прозрачно-голубое вверху и лиловатое на востоке, ласково опускалось над засыпающей землей. Далеко вправо за поворотом реки блестел золотой крест церкви Ильинского.

— Как здесь хорошо! — сказала Ася.

— Я знала, что тебе понравится, — ответила Маруся. — Привал! — скомандовала она, соскочив с седла.

Все последовали ее примеру. Молодые люди отвели лошадей в сторону и привязали их к стволам орешника.

— Ой, сколько здесь орехов! Смотрите! — крикнула Маруся, указывая на кусты, разросшиеся на валах и над обрывом.

— Где ты их видишь? — спросила Ася.

— Да вот! — и Маруся протянула ей целое гнездо уже спелых орехов, которое она только что сорвала с соседнего куста.

— Давайте наберем побольше и свезем домой! — сказала она.

— Во что же ты будешь собирать? — спросила Ася. — У нас нет ни корзины, ни мешка...

— Мешок есть, — ответил Саша, отстегивая от своего седла довольно большую брезентовую сумку, скатанную пакетом.

— Очень хорошо! — одобрила Маруся. — Будем собирать в береты и фуражки и складывать сюда.

— Такая сумка есть, и у меня, — сказал Олег, — я сейчас ее достану, если хотите.

— Еще лучше! — ответила Маруся, — можно будет разделиться: вы с Сашей собирайте в одну, а мы с Асей в другую.

— Ну, уж нет! — запротестовали, смеясь, молодые люди.

— Вы, Маруся, собирайте с Сашей, — сказал Олег, — а Ася, надеюсь, не откажется помочь мне.

— Конечно! — ответила девушка, и молодежь, разбившись на пары, скрылась в орешнике.

Сбор шел очень быстро, так как орехов было много, и сумка Олега скоро наполнилась.

— Достаточно! — сказал он.

— Да, — ответила Ася. — К тому же и темно становится — не видно орехов! Маруся! — крикнула она.

— Ау! — отозвалась девушка.

— Как у вас? Набрали?

— Нет еще!

— Придется подождать их, — улыбнулся Олег. — Может быть, мы пройдем к реке? — предложил он

— Хорошо, только надо им сказать, — ответила Ася.

— Саша! — крикнул Олег, — мы идем вниз к реке... Наберете — позовите нас!

— Есть! — ответил Саша откуда-то из-за кустов.

— Ну, это будет не очень скоро! — сказал Олег, взглянув на Асю смеющимися глазами. — Идемте!

Подойдя к одному из ближайших кустов, Олег начал наполнять свою фуражку орехами. Подобрав шлейф амазонки, Ася быстро сбежала под откос к берегу.

Река уже темнела, краски заката гасли... Ночь шла с востока, зажигая первые звезды, дыша прохладой в разгоряченное ездой и степным ветром лицо девушки. Вдохнув всей грудью влажный речной воздух, она прислушалась... Откуда-то сверху донесся смех Маруси, и опять все смолкло...

Ася бросила на траву берет, стек и перчатки и, поправив волосы, подошла к самой воде. Широкая речная гладь расстилалась у ее ног, едва заметные волны набегали на желтый и чистый песок... Вдали, на середине реки, разбегались широкие круги. Мимо проплыл на лодке бакенщик, и зеленый огонек закачался на воде, невдалеке от берега, отражаясь в спокойной и ясной, как зеркало, реке.

— Гой ты, Днепр ты мой широкий… — вполголоса запела девушка...

Сзади послышались легкие шаги Олега.

— Здесь удивительно хорошо! Правда? — обернулась к нему Ася. — И какая тишина — слышите?

— Да, — ответил он, подходя к ней и садясь на выступ берега. — Хотите? — Олег протянул девушке фуражку с орехами.

— Спасибо! Что-то не хочется! — ответила Ася. Подойдя к старому вязу, росшему под самой кручей, она прислонилась к нему, глядя, на реку.

Олег внимательно посмотрел на девушку. Ее лицо было очень задумчиво, почти грустно...

— О чем вы думаете, Ася? — спросил он.

— Ни о чем особенно... Не знаю почему, — мне вдруг стало грустно... Вечерние краски как-то всегда навевают грусть! Вы замечали это?

— Пожалуй, вы правы, но все же это зависит и от собственного настроения, — заметил Олег.

— Да, конечно! — согласилась девушка, — оно усиливает впечатление...

Оба помолчали...

— Вы можете представить себе, Олег, что было здесь лет двести тому назад? — спросила Ася, обернувшись к своему собеседнику.

— Кажется, могу! — ответил он. — Я думаю об этом каждый раз, когда сюда приезжаю...

— Какая яркая тогда была жизнь! Какие характеры! Вспомните Тараса Бульбу, Остапа... А мы? Вот уж поистине: «и ненавидим мы, и любим мы случайно, ничем не жертвуя ни злобе, ни любви»... Поэтому, вероятно, и жизнь наша такая серенькая, такая бесцветная...

— Героизм и любовь живы, конечно, и в наше время, — возразил Олег, — мы просто не видим их, не знаем о них...

— Может быть... Но все-таки это уже совсем не то!...

Оба опять помолчали...

— Много бы я дал, чтобы знать... — тихо сказал Олег.

— Что?

Чего бы вы хотели для себя в жизни, Ася!

— Чего бы я хотела... — как эхо отозвалась девушка, прямо взглянув в его глаза... — Очень многого... Того, чего в моей жизни никогда не будет, — прибавила она со вздохом...

Она опять обернулась к реке и тихо запела:

Снаряжай скорей, матушка родимая

Под венец свое дитятко любимое...

Олег хорошо знал эту арию — арию Любаши из оперы «Царская невеста» — и очень любил ее, но такого исполнения он еще никогда не слышал.

Ася стояла по-прежнему прислонившись к дереву. Глаза ее смотрели куда-то вдаль, щеки побледнели. Она, казалось, забыла об окружающем, о его присутствии... Красивая, сильная, за душу хватающая своей глубокой, неподдельной грустью мелодия росла, ширилась и далеко разносилась по заснувшей реке... (Ася поет песню Любаши из оперы «Царская невеста»).

Эхо повторило вдали последние звуки песни, и стало страшно тихо...

— Ася! — рванулся Олег к девушке, но... дружные аплодисменты раздались сверху, и Маруся и Саша сбежали вниз с кручи.

— Чудно, Асенька, просто чудесно! — говорила Маруся, обнимая и целуя подругу. — Только почему такая грустная песня?

— Ну, каждый поет то, что хочет! — заметил Саша, пожимая руку Асе. — Превосходно, Ася, — прибавил он весело.

— Да ну вас! — отмахнулась Ася, овладев собой. — Это просто потому так вышло, что здесь очень хороший резонанс...

— Ну, уж, пожалуйста, не скромничай, — засмеялась Маруся. — Ну, скажите, Олег, разве она не чудесно спела?

Но Олег молчал, — потрясенный тем, что слышал.

— Не пора ли нам двигаться обратно? — сказала Ася, — скоро совсем стемнеет!

— Да, правда! — согласилась Маруся. — Поедем!

Все по-прежнему молчавший Олег подал Асе стек и перчатки. Помогая девушке вскарабкаться на кручу, он ваял ее под руку и тихо сказал:

— Разве можно петь такие вещи и так?.. В его голосе звучал ласковый упрек, а потемневшие глаза казались бездонными...

— Так плохо, хотите вы сказать? — улыбнулась Ася.

— Нет! Скорей — слишком хорошо! — возразил он, и голос его дрогнул.

Молодые люди помогли девушкам сесть на лошадей, вскочили в седла сами, и все четверо тихо двинулись обратно. Спуститься в овраг по узенькой тропинке, переехать ручей и подняться на противоположный берег в темноте было нелегко. Было уже больше девяти часов, когда молодежь выехала на торную дорогу. Почти совершенно стемнело, только звезды горели на темном как бархат небе, да белела дорога под копытами лошадей...

Ехали тихо, — Саша с Марусей впереди, Олег и Ася сзади.

— Я никогда не забуду, как вы пели сегодня арию Любаши, Ася, — тихо заговорил Олег.

— Лучше было бы мне не петь этой вещи, — ответила Ася, — мне надо было выбрать что-нибудь повеселей, а то, кажется, я только испортила вам настроение...

— Сегодня действительно я немного расстроена: я получила из Москвы неприятное письмо...

— Мне так хочется, Ася, чтобы вы не грустили, — тихо сказал Олег, явно волнуясь. — И если бы я знал причину вашей грусти…

— И что же было бы тогда? — улыбаясь, прервала его Ася.

— Я постарался бы уничтожить ее! Ведь с ней, конечно, можно бороться!

— Есть вещи и обстоятельства, Олег, с которыми нельзя, невозможно и бесполезно бороться! — возразила девушка.

— Например?

— Например?.. Ну, например вращение земли вокруг солнца или фазы луны, — все также улыбаясь, ответила Ася.

— Я надеюсь, Ася, что причина вашей грусти все-таки не относится к космическим явлениям! — возразил Олег.

— Как смотреть на вещи! — продолжала Ася, — Вдруг, например, я захочу достать звезду с неба? Вот вам и космическое явление! А если вместо звезды вам предложат огарок копеечной свечки, поневоле станет грустно!...

Олег внимательно посмотрел на девушку.

— Это предлагает вам... ваш корреспондент?

— Почему вы решили, что это корреспондент? — невесело засмеялась Ася. — А если корреспондентка?.. Нет, Олег, это предлагает мне... жизнь... Помолчав, она добавила: А арию Любаши я пела так потому, что очень люблю эту вещь и... потому, что так пелось...

— Вот в том то и дело, что так пелось, и... — Олег глубоко заглянул в глаза девушки; она закусила губу и отвернулась.

Тихо и нежно Олег положил свою руку на руку Аси...

— ...И я, кажется, отдал бы все на свете, чтобы вы не грустили! — горячо сорвалось у него.

Девушка покачала головой.

— Не нужно так говорить, Олег, — сказала она, освобождая свою руку. Ее голос оборвался...

— Почему?

— Потому что... — она подняла на него глаза, помолчала минуту и вдруг, ударив стеком лошадь, крупным галопом помчалась вперед.

Олег согнул в руках свой стек так сильно, что тот переломился... Он бросил его в сторону и, дав шпоры Верному, поехал следом за девушкой. Когда он догнал ее, она, казалось, весело шутила над Сашей, но в голосе ее звенели какие-то новые нотки.

— Вы по себе судите, Саша, — услышал Олег последние слова девушки, — это вы с Марусей по десять раз на день ссоритесь и миритесь!

— В чем дело? — спросил Олег.

— Вот вы отстали, Олег, — обернулась к нему Ася, — а Саша уже решил, что мы с вами поссорились!

— Это совершенно невозможная вещь! — улыбнулся Олег. — Я даже не представлю, что бы должно было произойти, чтобы мы с вами поссорились, Ася. Не правда ли?

— Не знаю! — ответила девушка, серьезно взглянув на него.

— А где ваш стек, Олег? — спросила Маруся.

— Я... сломал его, — ответил тот, чуть смущенно.

— Ого! — засмеялся Саша, — если бы я знал это минуту назад, я подумал бы, что вы не только поссорились, но и подрались!

Темные глаза Олега вдруг потемнели еще больше и метнули молнии, лицо побледнело, брови сдвинулись...

— Я не знаю, что бы ты подумал, — сказал он холодно, — но что мы с тобой скоро поссоримся, — это я вижу ясно!

— Я вовсе не собираюсь ссориться, — обиженно возразил Саша, — вы его спросите, какая его муха укусила! Это ведь сумасшедший характер, вы его еще не знаете!

— А ты не болтай чепухи, — сказал, уже овладев собой, Олег.

— Нельзя же сердиться на шутку! — заметила Ася.

— Ну, шутка шутке рознь! — возразил он, — Надо же понимать, как и когда можно шутить!

— Ну, хорошо, — прервала его Маруся, — извольте сейчас же мириться, иначе мы некогда больше никуда с вами не поедем... Правда ведь? — обернулась она к Асе.

— Ну, конечно! Ни за что на свете! — ответила та, улыбаясь.

Молодые люди расхохотались и подали друг другу руки. Вся компания весело отправилась дальше, и ничто не напоминало больше внезапного шквала, который только что промчался над головами молодежи...

Когда на повороте в Малиновку девушки начали прощаться, Ася, подавая руку Олегу, сказала:

— Я не думала, что вы умеете так сердиться, Олег!

— Я вам говорю, что вы его не знаете, — смеясь, сказал Саша. — Правда же, это бешеный характер!

— Сашка прав, — сказал Олег, — я иногда совершенно недопустимо выхожу из себя и очень всегда раскаиваюсь потом в этом... Но поделать с собой ничего не могу, — такой уж уродился... Впрочем, ведь Сашка тоже такой, — учтите, Маруся!

Все засмеялись.

— Я надеюсь, Ася, — добавил Олег, чуть задержав в своей руке руку девушки, — что мы с вами все-таки когда-нибудь закончим наш сегодняшний разговор!

— Мне кажется, он кончен! — ответила девушка, отрицательно покачав головой.

Молодежь разъехалась, простившись «до послезавтра».

— О чем это вы говорили? — спросила подругу Маруся, когда девушки выехали на дорогу к Малиновке.

— Об арии Любаши, — ответила Ася.

— Ты ее замечательно спела, Ася, — сказала Маруся.

— Вот это-то и плохо! — ответила Ася, — если бы я знала, что у меня так получится, я бы не пела...

— Ася, а тебе не кажется, что он любит тебя?

Ася помолчала.

— А ты его любишь?

Ася закрыла лицо руками... Маруся нежно обняла вздрагивающие от рыданий плечи подруги. Ася открыла мокрое от слез лицо.

— Ради бога, Маруська, только не выдавай меня... Мне и так ужасно тяжело... И... не надо, не надо говорить об этом! — добавила она, вытирая слезы... — Скажи лучше, что это вы с Сашей так долго делали в орешнике?

Маруся вспыхнула.

— Орехи собирали! — сказала она.

— И целовались! — добавила Ася, улыбнувшись.

— А ты почем знаешь? — спросила Маруся, покраснев еще больше.

— Ты бы посмотрела на свое лицо, когда вы вернулись, — ответила Ася.

— Ой, что ты? Неужели было заметно?

— Ну, еще бы! Ты была, как роза, а глаза...

Девушки въехали в ворота усадьбы.

— Ну, как? Удачно съездили? — спросил их Виктор Федорович.

— Очень! — как всегда весело ответила Ася.

Маруся взглянула на подругу. Ася была внешне спокойна, и следов слез не было заметно, но глаза горели каким-то лихорадочным блеском...

— Это вам! — добавила Ася, подавая Анне Павловне мешок с орехами.

— Вот спасибо! — ответила та, — но почему же только мне? Тут всем хватит. Асенька, снесите, пожалуйста, это на кухню, — пусть там Оксана их очистит!

Ася понесла орехи, а Маруся прошла прямо к себе наверх. Раздеваясь, она рассказала Тане о поездке в Ильинское и о своем разговоре с Асей. Девушки замолчали, услыхав шаги Аси на лестнице. Она шла, тихо напевая арию Любаши. Девушки переглянулись...

— Что же вы не идете вниз? — спросила Ася, входя. — Там ведь ждут ужинать.

— А ты?

— Я еще не одета... Да мне что-то и не хочется...

— Ну, нет, — сказала Таня, — мы без тебя не пойдем! Переодевайся скорей!

Ася переменила платье и повернулась к подругам.

— Что это вы какие мрачные сегодня? — сказала она, смеясь, — Сидят, молчат! Что с вами?

— Ничего, так просто! — ответила Таня, взяв ее под руку. — Пойдемте ужинать!

Когда все разошлись по своим комнатам, Ася быстро разделась, легла и сделала вид, что заснула. Ей хотелось побыть одной, успокоиться; подумать...

Таня и Маруся, стараясь не шуметь, легли тоже и скоро заснули. Услыхав спокойное дыхание заснувших подруг, Ася поднялась и вышла на балкон. Усевшись на свое любимое место, она стала восстанавливать в памяти события сегодняшнего вечера.

— «Как он был рад, когда мы приехали», — подумала она...

—«Я отдал бы все на свете, чтобы вы не грустили»... — вспомнилось ей, и ей показалось, что она опять чувствует на своей руке нежное пожатие руки Олега...

—«Неужели это правда и он... любит меня?»

Сердце забилось сильно, до боли, к горлу подступил комок...

—«Любит!...»

Ася закрыла руками пылающее лицо.

—«Что же мне теперь делать?... — Написать в Москву... Завтра, же, немедленно!» — ответила она себе... «А потом?.. А потом...»

Ася опустилась на колени тут же на балконе и подняла глаза к звездному небу.

—«Господи!» — молилась она, — «помоги мне, научи меня... Пошли мне счастье... а если я его недостойна, — пусть свершится воля твоя!»…

Глава XVI

…И стало сладко и светло

Его душе; во мраке-ночи,

Казалось, пламенные очи

Блеснули ласково пред ним,

И он подумал: «Я любим,

Она лишь мной живет и дышит…»

(Лермонтов)

Олег и Саша тихо ехали назад по дороге к Ильинскому.

— Сашка, ты не сердись на меня за мою выходку, — заговорил Олег. — Я сам не понимаю, почему я взбесился...

— Пустяки! — перервал его Саша. — Я сам виноват, — я сознаю, что пошутил глупо... Но все-таки, что у вас произошло? Вы, в самом деле, не поссорились?

— Нет, — улыбнулся Олег, — у нас для этого слишком хорошие отношения... А вот тебя, я вижу, скоро нам придется «пропивать»!…

— Ну, не скоро еще! — отмахнулся Саша.

— Как это? Или это все несерьезно? По крайней мере, со стороны у тебя вид самого нежного влюбленного!

— Нет, не в этом дело! Я, кажется, действительно, «крепко стал на якорь», как говорят моряки... Но Маруся ни о чем не хочет слушать, пока я не кончу Академии...

— Ах, вот что! Умница девушка! Она права: если ты женишься, ты не кончишь!

— Да, тебе хорошо так говорить! Ты то кончаешь, а мне ведь еще целый год... Каково ждать? Ведь не каждый день удается собирать орехи...

Олег засмеялся.

— Сколько же поцелуев тебе удалось сорвать?

— Не считал! — засмеялся Саша.

Олег вдруг представил на месте Маруси и Саши себя и асю... он ясно увидел перед собой стройную фигурку девушки, ее смеющиеся глаза, ее алые губы... Целовать эти губы, но это... Горячая волна поднялась к сердцу и затуманила голову… И сейчас же он вспомнил Асю такой, какой она была у реки, когда пела арию Любаши, и вот сейчас — во время последнего разговора, — строгой и грустной, — и эта мысль показалась ему невозможным, недостижимым счастьем, почти святотатством.

— «Нет, не так, а стать на колени, целовать ее руки и умолять сказать, что ее мучит, о чем она так грустит»...

— О чем ты задумался? — услышал Олег как сквозь сон голос Саши.

— Так, ни о чем! — ответил он, слегка вздрогнув, и, пришпорив лошадь, помчался вперед.

***

Он в десятый раз проверял себя и анализировал свое состояние... Он прекрасно сознавал, что его чувство к Асе давно переросло простой интерес и даже дружбу. Это было — сегодня он осознал это особенно ясно — неудержимо растущее физическое влечение и еще что-то очень сложное, что захватывало его все сильнее с каждым днем...

— «Сашка сказал бы — влюблен», — подумал он, но все в его душе возмущалось против пошлости этого определения... То, что он переживал, было так хорошо, так огромно, так радостно...

— «Не влюблен, а люблю», — поправил он себя и вдруг почувствовал, что с этим словом все делается ясным и становится на свое место.

— «Неужели же, наконец, это так, и я нашел то, что искал так долго, так давно?» — подумал он... — «А вдруг и здесь?:..»

Он закрыл глаза рукой, и перед ним как живая встала Ася такой, какой он видел ее сегодня на веранде, тоненькая и стройная в синем длинном платье и алом берете на непокорных кудрях... Он увидел ее глаза, улыбку, ее тонкие изящные руки, — и вся его душа потянулась к этому видению... Нет, здесь его не ждет разочарование, как там в Петербурге: ведь не только этот обаятельный внешний облик любит он в этой девушке, — он любит ее за ее чуткую, поэтическую душу, за светлый ум, за большое человеческое сердце...

Олег встал и, широко раскрыв руки, вдохнул полной грудью ароматный воздух ночи.

— «Люблю... а она? Она любит меня?..»

Он сел снова, сжав руками пылающую голову.

— «Она всегда так ровна со мной, так дружески спокойна... Спокойна? А тогда, во время вальса? А сегодня, во время прогулки? О чем она так грустит? И за что она должна на себя сердиться?»

Мысли вихрем летели в голове Олега Он вспомнил разговор на террасе, «Письмо Татьяны»...

— «Нет, не так!.. Надо восстановить все сначала», — подумал он и начал припоминать всю историю знакомства с Смаковскими.

Первая встреча...

— «Как она мне понравилась тогда!» — вспомнил Олег... Пикник... — «Вот когда в сущности я уже полюбил ее и даже приревновал к Сереже», — подумал он, улыбаясь и вспоминая разговор за сбором земляники.

— «Потом у нас… «Русская»… Какая она красавица в боярском костюме, и как танцует!... О чем она думала тогда во время музыки?.. Потом... потом первая репетиция. Что тогда было?»

И вдруг ему с поразительной ясностью вспомнился спор о выборе невесты и та горячность, с которой Ася отстаивала свое мнение. Олег вздрогнул...

— «А если... а если она любит меня, но не допускает возможности этой любви, потому что мы… потому что я — князь? Любит и скрывает это и от себя, и от всех, и в первую очередь — от меня?.. Борется с собой и — глубоко страдает… Если это так, тогда все — все становится понятным: и ее задумчивость, и грусть, и «Письмо Татьяны», и песня Любаши»...

— «Но если я прав, и она любит меня, я сумею доказать ей, что мой княжеский титул в данном случае не имеет никакого значения», — почти вслух сказал он, — «и тогда...»

Голова закружилась у него при мысли, что будет тогда, и душа рванулась туда, в Малиновку, навстречу любви и счастью... Как хотелось ему сейчас же, сию минуту увидеть Асю, прижать к груди ее кудрявую головку, целовать без конца милые грустные серые глаза, говорить нежные слова до тех пор, пока они — эти глаза — перестанут грустить и засияют, как две звезды...

С первыми лучами рассвета Олег пошел в конюшню, сам заседлал Верного и умчался в степь.

— «Неужели я ошибаюсь?» — спрашивал он себя... — «Нет, нет! Не может быть!» — что-то отвечало в его душе, и она пела и ликовала, как ясное летнее утро, игравшее вокруг него всеми своими красками.

Возвращаясь домой, он вспомнил, что сегодня он не увидит Асю, так как репетиция перенесена на завтра, и в Малиновку ехать не нужно.

— «Боже мой, какая досада и тоска!» — подумал он. — «Куда же девать сегодняшний день?»

День, действительно, тянулся невероятно медленно. Олег брался за книгу, пробовал писать письма, — ничего не выходило; пытался заснуть, но сон бежал прочь...

— Ты что это сегодня места себе не находишь? — спросила его сестра. — Ты здоров?

— Конечно! — рассмеялся он. — Просто скучно, а делать ничего не хочется: очень жарко сегодня!

И чтобы не возбуждать подозрений, он сел за рояль. Давно он не играл так много и хорошо... Он сыграл все любимые пьесы Аси, русские песни, которые она играла, музыку спектакля.

Наконец подали ужин, и все разошлись по своим комнатам... Утомленный бессонной ночью и бесконечным мучительным днем, Олег заснул как убитый...

Глава XVII

На следующий день после завтрака Олег, Саша и Елена Константиновна — все трое верхом — отправились в Малиновку на репетицию. Саша вез на седле Наташу, которая никак не хотела отстать от взрослых.

Сердце Олега мучительно билось, когда он подъезжал к знакомой решетке... В Малиновке их встретили старшие и Сережа.

— Пойдемте купаться, хлопцы! — предложил он.

Молодые люди охотно согласились. В аллее им встретился Виктор Федорович, который с полотенцем на плече шел к дому.

— Купальня занята дамами, — сказал он.

— Ну, мы и не пойдем туда, — ответил Сережа и повел друзей налево от пристани, туда, где был более удобный спуск к реке.

Из купальни доносились веселые голоса и смех девушек. Молодые люди подошли к самой воде.

— Смотри-ка, Олег! — сказал Сережа, указывая на середину реки: — не зря мы с тобой давали уроки плавания! Это ведь кацапка!

Олег взглянул в указанном направлении и узнал пестрый платок Аси, мелькавший над водой. Сердце рванулось туда, в голубую ширь реки, и перед глазами опять встала стройная фигурка в синем костюме...

— Да, — ответил он, стараясь казаться равнодушным, — это Ася. Ну, ведь у нее были все данные, чтобы плавать хорошо, — не хватало только решимости!

Через полчаса все трое уже шли к дому и на повороте дорожки столкнулись с «женским обществом».

— Доброе утро! — приветствовал девушек Саша, который вместе с Сережей шел впереди.

— Хорошенькое утро! — засмеялась Маруся, здороваясь с ним, — ведь уж больше двенадцати часов!.. А где же вы купались?

В эту минуту из-за поворота показались Ася и Нина Андреевна, которые шли, о чем-то оживленно разговаривая. Олег взглянул на девушку... Никогда еще это смуглое от загара личико, эти вьющиеся выбивающиеся из-под платка кудри, эта легкая, стройная фигурка не казались ему такими очаровательными, как сегодня. Девушка почувствовала на себе горячий взгляд молодого человека и, слегка краснея, обернулась к нему. В темных глазах Олега она прочла что-то новое, чего не было раньше: они, казалось, ласкали и о чем-то настойчиво спрашивали ее. Собрав все свои силы, чтобы не выдать волнения, Ася наружно спокойно протянула руку молодому князю.

— Здравствуйте! — сказала она, улыбаясь. — А я только что рассказывала Нине Андреевне о своем разговоре с Еленой Константиновной, — о мазурке...

— Правда? Ну, и что же она? — спросил 'Олег, наблюдая за девушкой и любуясь блеском ее глаз и улыбки.

— Она очень довольна и хочет посмотреть, как у нас получится с музыкой.

— Мне кажется, должно получиться хорошо — заметил Олег. — Можно начать учить краковяк.

Молодежь уже шла по дороге к дому.

— Что, вы делали вчера? — спросил Олег, идя рядом с Асей.

— Что? Хозяйничали, пересаживали цветы... Потом я писала письма в Москву... Наконец-то написала, а то мои родные, вероятно, уже решили, что я здесь утонула в Днепре... (Это были письма домой и Ивану Васильевичу. Написав последнему короткий, по решительный отказ и заявив в письме домой, что она никогда не выйдет замуж за «профессора», Ася почувствовала, как огромный камень свалился с ее души... Сегодня ей было как-то особенно легко и весело, и она радостно отдавалась счастью быть рядом с Олегом, говорить с ним).

— А вы что делали? — добавила она.

— Я... скучал безумно и... думал о вас!

— Я очень польщена! — засмеялась Ася. — Но что же именно вы думали обо мне? Это интересно! Уж не опять ли решали вопрос, кого я люблю?

— Вы угадали... И еще другой: я пытался понять, о чем вы так грустите и за что должны на себя сердиться...

— О Господи!.. Я не знала, что задала вам такую трудную задачу, Олег... Ну, неужели вам доставляет удовольствие тратить время на такие пустяки? — вспыхнула девушка.

— Но для меня это совсем не пустяки, Ася, — тихо ответил Олег, поднимаясь следом за ней на террасу. Она промолчала, мысленно браня себя за то, что неосторожно начала такой разговор.

***

Выпив кофе, все отправились на репетицию. Несмотря на то, что все шло уже почти гладко, она затянулась до пяти часов вечера. Пока повторяла «Полтаву» и последние сцены «Русалки», все, кто был свободен, заканчивали декорацию терема и готовили реквизит для сервировки свадебного стола. Ася с помощью Олега клеила из белой бумаги лебедей, которых должны были на больших блюдах вносить слуги.

Она, как всегда, работала увлеченно, и лебеди получались на славу.

— Вы вчера написали ответ и на то письмо, Ася? — вдруг спросил Олег.

— Да, и на то! — ответила девушка, взглянув на него.

— И что же вы ответили?

Девушка слегка побледнела...

— Я напасала то, что должна была написать, — сдержанно ответила Ася. — Вы лучше скажите, к каким выводам вы пришли вчера в ваших изысканиях? — с легкой иронией добавила она.

— Я давно пытаюсь разгадать загадку, о которой мы говорим, Ася, — тихо ответил Олег, — почти с первых дней нашего знакомства... Несколько раз мне казалось, что я нашел решение, но... оно было так смело, что я не позволял себе верить ему. А вот теперь я прихожу к выводу, что это верное и... единственно возможное решение!..

— Почему же вы вдруг уверовали в его правильность? — опять засмеялась Ася. — Нашлись новые доказательства?

— Если хотите, да. Ну... и интуиция… Разве вы в нее не верите?

— Не только верю, но и знаю, что она существует. Но ведь она действует только в определенных условиях...

— А вы считаете, что здесь этих условий нет? — возразил Олег, глядя в глаза девушке полным любви взглядом.

— Н... не знаю! — ответила она чуть дрогнувшим голосом. — А вдруг она обманула вас? — лукаво добавила она, и веселые искорки зажглись в ее серых глазах.

— Если обманула... тогда... — тень пробежала по его лицу. — Нет! Не может быть! Я не хочу даже думать об этом... Конечно, я должен еще убедиться, но мне так хочется верить в то, что я не ошибся! — горячо возразил Олег.

— Ну, что же? Верьте, если вам так хочется! — улыбнулась девушка, — блажен, кто верует: тепло ему на свете!.. В конце концов правильно ваше решение или неправильно — не имеет никакого значения: это ничего не может изменить в... ходе событий.

— Вы так думаете?

— Убеждена в этом... Поэтому я и советовала вам не морочить себе голову пустяками.

— Я уже сказал вам, Ася, что для меня это далеко не пустяки, — возразил Олег, — и если я прав в своей догадке, это совершенно меняет всю мою жизнь и... не только мою!

— Изменить свою жизнь вам, Олег, едва ли удастся. Вам просто не позволят этого сделать, и вы это знаете гораздо лучше, чем я, — ласково заметила Ася.

— Если будет нужно, я сумею изменить свою жизнь, Ася, — горячо ответил Олег, и при этом ничьего разрешения спрашивать не буду!

Оба прекрасно понимали, о чем идет речь…

— Поэтому вам совсем не за что на себя сердиться, Ася! — взволнованно добавил он.

— Положим, сердиться на себя мне даже очень есть за что! — вздохнула Ася.

— За что же?

— Ну, хотя бы за то, что я заморочила вам голову... и за то, что я очень плохо храню свои тайны, если они так легко разгадываются!

— Мне кажется, эти причины взаимно уничтожают друг друга: если тайна хранится плохо, они никому не может заморочить голову! — улыбнулся Олег, заканчивая: раскраску второго лебедя...

***

За обедом было решено собраться на другой день в Ильинском, чтобы закончить неготовые костюмы и проверить остальные.

Когда гости собрались уезжать, Ася, Маруся и Сережа решили их проводить. Девушки восхищались красивой фигурой Елены Константиновны, ее изящной амазонкой из легкой чесучи и прекрасной посадкой. Елена Константиновна была как-то особенно весела, мила и любезна со всеми. Прочие поддерживали ее настроение, никому не хотелось ехать домой, – и прогулка затянулась. Когда Сережа и девушки повернули к дому, было уже почти темно. Они ехали по берегу маленькой речки, впадающей в Днепр. Берег порос лозняком и кустами, которые смутно чернели на фоне темного неба. Направо расстилались необозримые поля, на которых шла уборка хлеба. Не вывезенные снопы лежали у самой дороги.

— А ну, догоняйте! — весело крикнула Ася и, пригнувшись к шее своего любимца – Серого, помчалась вперед. Сережа и Маруся поскакали за ней.

Когда Ася ехала мимо кустов наперерез ее лошади выскочило какое-то животное. Лошадь шарахнулась в сторону, Ася упала, Сережа поднял ее и помог доехать до Малиновки. Через полчаса молодежь подъехала к усадьбе. Ася почти теряла сознание от головокружения и боли во всем теле, и Сереже стоило большого труда удерживать ее в седле. Въехав во двор усадьбы, Маруся соскочила с лошади и побежала в дом, а Сережа, крикнув Грицко, с его помощью снял Асю с седла. Через секунду вся семья Смаковских и все их гости были на дворе. Михаил Петрович, подняв на руки Асю, понес ее в светелку. Видно было, что он очень озабочен и взволнован всем случившимся. Грицко, вскочив на лошадь Сережи, помчался на другой конец станицы за доктором. Анна Павловна, Галя и Нина Андреевна пошли за Михаилом Петровичем, чтобы помочь, чем можно.

Приехавший доктор сказал, что Ася несколько дней должна провести в постели.

В это время внизу Маруся и Сережа подробно рассказывали старшим все, что случилось.

— И надо тебе было выучить их ездить верхом! — сказала с упреком Анна Павловна мужу.

— Ну, милая, кто же мог предполагать такой случай? Ведь Ася упала не потому, что она плохо ездит, а из-за этого дурня–козла... Ну, ничего! Бог даст, все кончится благополучно!

— Хорошо, что она упала на снопы, — сказал доктор, ужинавший в усадьбе, — иначе все было бы много хуже: она могла бы разбить себе затылок!

Доктор уехал. Скоро и все разошлись по своим комнатам. Таня и Маруся тихо, чтобы не побеспокоить подругу, вошли к себе в светелку.

— Воображаю, как завтра удивятся в Ильинском, когда мы приедем без Аси.

— Да, — ответила Таня, — но мне всего интереснее, как Олег будет реагировать на это!

— А вот мы посмотрим, — засмеялась Маруся, — Завтра будет ясно, насколько он любит нашу милую Асиночку!..

Глава XVIII

На следующий день Ася осталась дома, остальная молодежь уехала в Ильинское.

Когда молодежь уехала и шум на дворе затих, девушке стало особенно одиноко и скучно... Ей так хотелось быть сейчас вместе со всеми там, в экипаже, среди широкой степи, и мчаться туда, в милый белый дом, где — она знала — ее ждут... Она закрыла глаза, и образ Олега как живой встал перед ней, — таким, каким он был вчера во время прогулки. Ловкий, изящный, остроумный, — он был вчера особенно весел, и его чудесные темные глаза так ласково сияли ей навстречу...

— «Сегодня мы хотели танцевать мазурку», — подумала Ася, и опять непрошеные слезы блеснули на ее ресницах. Но в это время на лестнице послышались шаги, и девушка поспешно вытерла глаза…

…Молодежь еще не возвращалась, но скучать Асе было некогда: после обеда к ней пришли гости. Сперва явились дивчата–хористки, которые, узнав от Оксаны, что случилось с их общей любимицей, попросили у Анны Павловны разрешения навестить ее и притащили ей гору груш, вишен и огромную дыню. Разговоры вертелись, конечно, около спектакля. Девушки показывали Асе свои костюмы, советовались, что и как надеть. Когда девушки ушли, пришла Ганка. Она терла спину Аси, а потом села на край кровати и, чтобы занять девушку, вынула из кармана карты.

— Вот я вам погадаю зараз, хотите? — сказала она, улыбаясь.

— А вы умеете? — засмеялась Ася. — Конечно, хочу! Только хорошее гадайте!

А то нет! — и Ганна разложила карты...

***

В Ильинском ждали гостей. Олег и Саша сидели на веранде, Елена Константиновна с няней раскладывали в зале готовые и не совсем готовые костюмы.

Издали послышался звон знакомых колокольчиков, а потом и топот лошадей по аллее парка. Молодые люди пошли на крыльцо, чтобы встретить друзей; за ними туда же направилась и Елена Константиновна. Коляска быстро подкатила к подъезду… Как только она показалась из-за деревьев, Олег увидел, что Аси в ней нет. Его сердце болезненно сжалось. Он взглянул вдоль аллеи, подумав, что может быть она едет сзади верхом, но сейчас же оставил эту мысль, так как заметил, что Маруся сидит в коляске.

— «Что случилось?» — мелькнуло у него в голове, и вдруг он почувствовал, как мало ему стали интересны все, кто приехал, как не нужен ему стал и спектакль, и все, что к нему относилось...

— А где же Ася? — удивленно спросила Елена Константиновна.

— Она не смогла приехать, — ответила Галя здороваясь с ней, — с ней вчера случилось маленькое несчастье: она упала с лошади, ушиблась, и теперь лежит.

Олег страшно побледнел. Что-то оборвалось в его душе... Если бы можно было сейчас же, сию минуту оседлать Верного и мчаться туда, к ней! Но... этого сделать нельзя, нужно держать себя в руках и играть роль любезного хозяина...

Елена Константиновна взглянула на брата. Ее поразило его бледное и серьезное лицо, и она еще раз внимательно посмотрела на него.

— Ну, ничего. Хорошо, что так кончилось, — сказала она. — Раз доктор находит, что через два дня Ася может встать, ничего опасного, видимо, нет. Завтра мы непременно приедем навестить ее... Это ведь можно?

— Конечно! — ответила Маруся. — Ася будет так рада! Ей сейчас, бедной, наверное, ужасно скучно. Она так хотела поехать с нами и просила передать всем привет.

— Ну, в награду за скуку мы ей пошлем что-нибудь хорошее, — весело ответила Елена Константиновна, — а теперь давайте работать, а то дела, оказывается, еще очень много, — и она опять взглянула на молчавшего Олега.

Все принялись за работу, Олег и Сережа заканчивали отделку вооружения для черкесов.

— А здорово получается, — сказал Сережа, разглядывая уже готовые кинжалы. — Эх, жаль, кацапки нет! Она была бы довольна! Ужасно как ее не хватает!

— Да, — ответил Олег. — Ты не находишь, что и весь спектакль без нее теряет... половину интереса?

Олег хотел сказать — «весь смысл и интерес», но сдержался…

— Пожалуй, ты прав, — ответил Сережа. — Это, должно быть, потому, что она ведь инициатор и душа всего дела...

Олег думал о том, как безумно дорога ему эта девушка... Сегодня, сейчас он осознал это особенно ясно. Он чувствовал, что если бы с ней случилось что-нибудь серьезное, если бы он потерял ее, — жизнь для него лишилась бы всякого смысла. Он представил себе осень, Петербург... Привычную обстановку, работу... все тот же надоевший круг знакомых... Просыпаясь утром, он не будет радостно ждать днем желанной встречи, не будет видеть этих умных серых глаз, этого милого – то серьезного, то смеющегося личика... Не будет уносить ее в вихре вальса, наслаждаясь ее близостью, ее легкостью, жадно вдыхая аромат ее волос... Не будет больше задушевных разговоров на все интересующие и волнующие темы, когда чуткая девушка, отзывчивая, как струна, с полуслова понимала то, что он хотел сказать.

— Но это же невозможно! — почти вслух сказал он.

— Что невозможно? — спросил Сережа.

— Так, ничего! — ответил Олег.

Ему стало страшно, когда он ясно представил себе эту жизнь в Петербурге без того, что стало за этот месяц его счастьем, радостью его жизни...

— «Отец... Сестра... Да, я люблю их», — думал он, — «мне было бы очень тяжело их потерять... Но жить без них я мог бы... А Ася... Жизнь моя, счастье мое», — горячо прошептал он, и волна глубокой нежности залила сердце. Оно опять страстно рванулось туда, в Малиновку... Как хотел бы он сейчас стать на колени у постели больной девушки, целовать без конца ее руки и говорить ей о своей любви...

— О чем это ты так замечтался, Олежик! — смеясь, сказала Елена Константиновна, — я третий раз тебя зову, а ты не слышишь!

— Прости, Ленуша, — ответил он, проводя рукой по лбу, — я, действительно, замечтался... Чем я могу быть полезен? — и Олег пошел помогать сестре и Нине Андреевне в их работе.

Он больше не давал себе так задумываться, был очень любезен со всеми, принимал деятельное участие в общей работе, но все чувствовали, что он делает это без всякого воодушевления, только из вежливости. Было ясно, что мысли его не здесь, и если бы он не боялся обидеть сестру и гостей, он не остался бы туг ни минуты. Куда девались его обычный огонь, остроумие, блеск его глаз?

Маруся и Таня многозначительно переглядывались, а Саша думал:

— «Вот таким он бывает обычно в Петербурге!»

Работа была закончена к вечернему чаю. Все костюмы были готовы, проверены и уложены. Часть их должна была отправиться сегодня же в Малиновку, остальные должны были привезти завтра Олег и Саша. Увязывая очередную связку костюмов, Маруся неожиданно спросила помогавшего ей Олега:

— Олег, вы были когда-нибудь влюблены?

Он удивленно посмотрел на нее и ответил, помолчав:

— Я не люблю этого слова, Маруся! Можно любить или не любить человека, но «влюблен»... Что это такое? Влюбляются кадеты в какую-нибудь «диву экрана» или гимназистки в первого тенора театра, но это же не серьезно...

— Что же вы понимаете под словом «любить»? — спросила маруся.

— Это очень трудно объяснить... мне кажется, если вы любите человека, вам все в нем нравится, вы постоянно думаете о нем, хотите его видеть, всегда, постоянно быть с ним, ждете с ним встречи... Когда этот человек входит в комнату, все для вас освещается как солнцем, а если нет его – все тускнеет, становится ненужным и не интересным... И вы не можете уже представить свою жизнь без этого человека... так?

— Так! — засмеялась маруся, — Вы испытывали что-нибудь подобное в Петербурге?

— Нет! — ответил Олег убежденно.

— А теперь... испытываете? Да?

— Почему вы так решили? — опять улыбнулся Олег.

— Потому, как вы об этом говорили и… по вашему настроению сегодня, — ответила, тоже улыбаясь, Маруся.

Галя и ее спутники поднялись, чтобы ехать домой, но, как всегда, их не отпустили без чая. После чая Елена Константиновна сама срезала несколько роз и отложила в коробку конфет и пирожного для Аси.

— Передайте ей наш общий привет и пожелание быть уже завтра совсем здоровой! — сказала она.

— Подождите минутку, Маруся! — сказал Олег девушке, принимавшей у Елены Константиновны коробку и цветы. — Ася просила показать ей одну книгу. Свезите ей ее, пожалуйста!

Он вышел и через минуту вернулся с томиком стихов французских поэтов.

— Передайте это Асе вместе с особым приветом от меня, — сказал он, улыбаясь, — и добавьте, что я в отчаянии, оттого, что наши планы на сегодня не осуществились.

Олег многозначительно посмотрел на Нину Андреевну. Та засмеялась.

— …Ганна Онисимовна! Разве же можно так гадать? — смущенно сказала Ася, когда Ганна смешала разложенные карты.

— А ты верь, моя ясная калиночка! Все так и сбудется, як я тоби сказала... Постой-ка, вот я зараз на него разложу!

Карты замелькали в руках Ганны и раскинулись на белом одеяле пестрым веером.

— Ну, от бачь! — сказала она, — бачь, який закоханий он до тебе! День и ночь о тебе его думка... Тоскует он по тебе, — продолжала Ганна, раскладывая по-новому карты, — места себе не находит...

В эту минуту дверь широко распахнулась, и в комнату ворвалась Маруся.

— Вот тебе! — крикнула она, бросая на колени Асе коробку с пирожным и конфетами и розы, и целуя ее.

— Это тебе посылает Елена Константиновна от всех Долинских и – большое привет. А это — она протянула Асе книгу, — это от Олега с особенным приветом! — Маруся лукаво прищурилась. — Да! Он еще велел тебе сказать, что он в отчаянии оттого, что ваш план на сегодня не осуществился, что за план – он сказал, что ты сама знаешь.

Ася засмеялась.

— Конечно, знаю! — сказала она, пряча книгу под подушку. — Ну, как вы там провели время? Все сделали?

Маруся, сев на край кровати Аси, принялась подробно рассказывать все, что делалось у Долинских, особенно подчеркивая расстроенный вид и рассеянность Олега и его дурное настроение в течение целого дня. Таня и Галя подтвердили впечатление Маруси и в свою очередь прибавили несколько подробностей.

— Вас очень любят у Долинских, Ася, поверьте мне, — сказала Галя. — Поправляетесь скорей и... от души желаю вам счастья! — и Галя крепко расцеловала девушку, которая спрятала в подушку порозовевшее от смущения лицо.

Когда подруги ушли ужинать, Ася взяла розы, стоявшие в воде на столике у кровати и поднесла их к горевшему, лицу. Свежие цветы ласкали ее щеки и опьяняли своим нежным сладким ароматом. Поставив розы обратно на стол, Ася вынула книгу, присланную Олегом, и прижала ее к губам. Книга была заложена на стихотворении Sully-Prudhom’a — любимом стихотворении девушки.

— «Si vous saviez, comme on pleure»…

читала она знакомые строчки, и слова звучали как-то совсем по-новому, иначе, чем всегда...

—«Si vous saviez, comme je vous aime,

Surtoût si vous saviez, comment, –

Vous entreriez peut-être même

Tout semplement!»…

Девушка закрыла глаза и прочла еще раз про себя последнюю строфу...

На лестнице послышались шаги... Ася поспешила спрятать книгу под подушку и вытянулась на постели, как раз в ту минуту, когда девушки и Сережа вошли к ней с ужином. Через минуту все четверо весело хохотали над какой-то шуткой Сережи... Балкон был открыт настежь, молодая луна освещала затихший сад, откуда-то издалека доносились музыка и песни… и на душе было радостно и легко.

Глава XIX

«...Любви непобедима сила»...

(Батюшков)

Ася открыла глаза… Яркие лучи утреннего солнца заливали сад и балкон. Подруги сладко спали.

— «Сегодня я увижу его», — было первой мыслью девушки. Она радостно улыбнулась и вынула из-под подушки книгу Олега.

Перелистывая ее, она наткнулась на небольшой листок бумаги, сложенный вдвое. Заинтересованная, она развернула его...

Это был отрывок русского стихотворения, написанный знакомым Асе красивым почерком Олега. Стихи были написаны карандашом, несколько строчек и слов было зачеркнуто...

— «Я вас люблю... Как просто это слово», — читала Ася, —

— «Как много-много нужно им сказать!»

Дальше несколько слов было зачеркнуто...

— «Как трудно им, — оно ведь так не ново!

Смятенье чувств и мыслей передать»...

Опять зачеркнуто несколько строк... И дальше:

— «Душа цветет, как яблоня весною,

Она звенит серебряной струной,

Она бушует яростной грозою,

Она полна безумною мечтой, —

И каждый день я жду заветной встречи

Волнуясь и считая каждый час,

Чтоб снова слушать ласковые речи,

Ловить огонь любимых серых глаз...

И каждый день похож на откровенье

И радость встречи трудно передать,

И хочется за каждое мгновенье

Такого счастья жизнь свою отдать!»

Сердце сильно до боли билось в груди девушки.

— «Он меня любит, любит!» — пела ее душа. — «И как верно это... Ведь я чувствую то же самое и так же жду»...

Перечитав стихи еще и еще раз, она убрала их в книгу. Читать больше не хотелось... Она чувствовала себя совсем здоровой.

— «А что, если?...»

Ася посмотрела на Таню и Марусю, которые и не думали просыпаться, и начала бесшумно одеваться. Через несколько минут она была готова. Взяв полотенце, она выскользнула из комнаты, спустилась, вниз, пробралась в сад и побежала к Днепру.

В купальне никого не было. Ася разделась и принялась делать гимнастику. Некоторые упражнения шли легко, при других она чувствовала легкую боль в руках и спине. Она повторила их несколько раз и бросилась в воду. Не решаясь еще плыть далеко, она быстро вылезла из воды, растерлась полотенцем, оделась и пошла к дому. Она почувствовала вдруг огромную усталость и какую-то истому во всем теле.

В доме еще не вставали, только на кухне слышались голоса и шаги. Ася тихо юркнула в дверь террасы и неслышно пробралась к себе на верх, очень довольная собой.

Когда она вошла в комнату, Таня, сидевшая на своей кровати, с ужасом уставилась на нее.

— Откуда ты? — сказала она. — Я хотела Маруську будить и идти тебя искать!

— Ну, вот еще! Я ходила умываться, — спокойно ответила Ася, садясь на кровать и едва удерживая смех. — Я ведь спала вчера весь день и не могла спать больше.

— Но ведь тебе нельзя вставать!..

— Танюша, милая, мне же неловко заставлять ухаживать за собой так. Я уж и то доставила всем достаточно забот, а сегодня доктор разрешил, мне сидеть в шезлонге на террасе, значит, все равно я должна была встать: не на руках же меня туда нести! Для твоего успокоения я пока лягу, а ты не беспокойся и помолчи, что видела, как я бегала вниз.

Таня покачала головой и снова легла; Ася тоже с удовольствием вытянулась на кровати и моментально заснула мертвым сном.

Когда она проснулась, подруги уже встали и собирались идти завтракать.

— Подождите меня, — сказала Ася, поднимаясь. Она не чувствовала больше ни усталости, ни головокружения, только бледность и легкая слабость давали знать о том, что случилось в воскресенье... Купанье, по-видимому, прошло благополучно.

Ася привела себя в порядок, и девушки спустились вниз.

— Это еще что за явление? — притворно строго спросил Михаил Петрович, увидев Асю. — Кто вам разрешил встать?

— Василий Иванович, — ответила смеясь девушка и рассказала о разрешении доктора, полученном вчера.

— Добре, добре!

После чая все отправились в школу, а Ася уселась с книжкой в шезлонге.

— Я сейчас тоже уйду, Асиночка, — сказала Анна Павловна, с помощью Оксаны убирая чай. — Мне надо зайти к Ганнусе, а оттуда – на базар. Вы остаетесь совсем одна. Смотрите же, будьте умницей и, если понадобится, принимайте гостей.

— Хорошо, Анна Павловна, я никуда не двинусь, — улыбнулась Ася и открыла книгу,

Анна Павловна ушла.

Оставшись одна, девушка достала листок со стихами Олега, перечитала их еще раз и задумалась... Подумав минуту, она взяла со стола забытый Виктором Федоровичем карандаш, быстро вписала что-то в листок, сложила его и, положив в книгу на прежнее место, открыла ее на стихотворениях Ламартина. Читая, Ася прислушивалась, не едут ли по дороге... Но все было тихо, девушка отложила книгу, откинулась на подушку и загляделась на синее небо, по которому тихо плыли пушистее белые облака.

***

Выпив кофе, Олег и Саша начали собираться в Малиновку. Когда коляска была подана к крыльцу и вещи уложены, Елена Константиновна вышла к ним с огромным букетом цветов.

— Свезите это от меня Асе, — сказала она, отдавая букет Саше и внимательно взглянув на побледневшее за ночь лицо брата. — Надеюсь, она чувствует себя хорошо, а если ей хуже, сейчас же пришлите за мной.

Молодые люди сели в коляску, и Олег взял вожжи.

— Ну, с богом!

Лошади дружно подхватили легкий экипаж, и он быстро скрылся за деревьями.

Елена Константиновна пошла в дом,

— «Он ее любит, нет сомнения» — подумала она о брате, — «но почему он не говорит мне об этом?»

Молодые люди ехали молча. Саша хорошо знал характер своего друга и видел, что Олег не настроен разговаривать. Он тихонько насвистывал марш, а когда показались впереди деревья сада Смаковских, сказал:

— Я думаю, костюмы лучше сразу свезти в школу. Наверное, все уже там, и я проеду прямо туда, а ты возьми букет и занеси его Асе.

— Хорошо! — ответил Олег, улыбнувшись догадливости своего друга. Он взял у Саши букет и, соскочив с коляски, пошел к дому.

На дворе и в саду было безлюдно и странно тихо. Казалось, что и в доме нет ни души. Сердце Олега тревожно забилось, и он быстро взбежал вверх по ступенькам террасы... Ася по-прежнему полулежала в шезлонге, уронив руки на колени. Ее глаза были закрыты, и солнечные зайчики, пробиваясь сквозь листву, скользили по ее белому платью и смуглому от загара, но заметно похудевшему за эти два дня лицу... Что-то перевернулось в душе Олега... Забыв все на свете, он бросил букет на стол, опустился на колени возле шезлонга и начал покрывать поцелуями руки девушки...

— Олег... ради бога! Олег... что вы делаете?..

Он поднял голову.

— Дорогая моя, любимая... я не могу иначе! Вчера, когда я узнал, что случилось, я чуть с ума не сошел... Если бы мне не сказали, что вам прописан абсолютный покой, я еще вчера приехал бы сюда....

Он прижал горячий лоб к холодным слегка дрожавшим пальчикам Аси... Чувство безграничного счастья, такого огромного, что казалось, разорвется грудь, охватило девушку. Безумно хотелось прижать к груди эту любимую голову и целовать без конца темные мягкие кудри... Она низко нагнулась над склоненной головой молодого человека, и ее пылающая щека нежно коснулась его волос... С трудом овладев собой, она шепнула, ласково сжимая его руки:

— Но ведь со мной ничего не случилось ужасного, и завтра я буду совсем здорова...

— Правда? — он опять прижал к губам ее руки.

— А теперь, Олег, милый, встаньте ради всего святого и... не надо делать глупостей! Олег, я вас прошу...

Он закусил губу.

— Но почему? Почему не надо, если...

Чьи-то шаги послышались возле террасы, и Олег быстро поднялся с колен. Ася выразительно взглянула на него, и в ее глазах вспыхнули лукавые искорки.

— Дайте сюда букет, — тихо сказала она своему гостю, — разумеется, если он предназначался мне — добавила она, улыбаясь.

— Ну конечно, вам, — ответил он смущенно, — какой же я болван! — и он подал ей цветы.

— Какие чудесные! — сказала Ася, пряча лицо в массе цветов. — Олег, пожалуйста, сходите в гостиную, — продолжала она нарочно громко и очень спокойно, — принесите вазу: мы поставим их в воду... Ужасно жаль будет, если такая красота завянет!

Олег взглянул на нее благодарными глазами и вышел, пожав по пути руку входящему доктору.

— Здравствуйте, пациентка! — сказал тот, подходя к Асе. — Ну, как самочувствие?

— Превосходно! — ответила девушка, подавая ему руку.

— А по честному?

— Немножко голова кружится, общая слабость ну – и руки и ноги как будто не мои...

— Ну, значит еще не совсем хорошо и сегодня надо лежать.

— А завтра?

— А завтра будет видно! Вы, пожалуйста, не давайте ей вставать сегодня, — обратился Василий Иванович к вошедшему Олегу.

— Ни в каком случае! — ответил тот, улыбаясь. Он был, казалось, совершенно спокоен... Взяв букет у Аси, он поставил цветы в воду. — Боюсь только, что меня Ася не будет слушать! — добавил он.

— Будет! Вы ведь старше ее, – ну, а старших надо слушаться, — проворчал доктор, прощаясь с молодыми людьми, и направился к выходу.

На лестнице он столкнулся с Анной Павловной, и, повторив ей свои распоряжения насчет больной, ушел.

— Здравствуйте, Олег, — сказала Анна Павловна, входя на террасу. — А где же Саша?

— Он проехал прямо в школу, — ответил Олег, здороваясь с ней.

— Какие чудесные цветы! — сказала Анна Павловна, любуясь букетом.

— Это прислала Леля, — объяснил Олег. — Она сама хотела приехать навестить вас, — обратился он к Асе, — но вчера вечером мы получили телеграмму от Володи, – он сегодня приедет, и ей неудобно не встретить его.

Олег имел в виду мужа Елены Константиновны, которого Долинские ждали со дня на день.

— Ну, конечно, — ответила Анна Павловна. — Да и больная наша, к счастью, чувствует себя сегодня гораздо лучше.

— Совсем хорошо, Анна Павловна, — отозвалась Ася. — Я вообще не понимаю, зачем я здесь лежу, когда я могла бы работать вместе со всеми.

— Ну, положим, положим!.. Кто же это разрешил бы вам работать? Вы, Олег, не слушайте ее, пожалуйста! Она нас так напугала в воскресенье!

— Вы из школы, Михаил Петрович? — спросил Олег, здороваясь с хозяином дома. — Там, вероятно, нужно мое присутствие? Я сейчас туда пойду.

— И совсем незачем туда идти, — ответил Михаил Петрович, пожимая ему руку. — Спевку я провел и сказал, что надо делать. Хлопцы справятся без вас. Вот завтра будем вешать декорации и вообще окончательно оформлять сцену, – тут уж без вас не обойдемся, попросим помочь. Наши все сейчас тоже придут сюда... Да вот они!

Около террасы, действительно, послышались голоса и смех, и через минуту все участники спектакля и их руководители показались на лестнице.

— Как вы себя чувствуете, Ася? — спросил Саша, пожимая руку девушки. — Разве можно так пугать своих друзей? Вы посмотрите: Олег похудел за одну ночь!

— Я этого не вижу! — засмеялась Ася, слегка краснея.

— Нет, кроме шуток, Ася, – в Ильинском все, даже няня, – очень беспокоились о вас. Елена Константиновна, когда мы уезжали, сказала, что мы должны немедленно вызвать ее, если вам хуже!

Хозяева и гости направились в гостиную.

— А вы здесь останетесь, кацапка? — спросил Сережа.

— Вот еще! — возразила Ася. — Я уже достаточно насиделась одна! Я могу сидеть неподвижно и в гостиной! — и она пошла за всеми в дом.

— Нина Андреевна! Молодежь! Идите обедать! — позвала с террасы Анна Павловна...

Олег и Саша оставались в Малиновке до вечера. Усевшись на террасе, молодежь пела, играла в разные игры, рассказывала смешные и страшные истории.

...Ася весь вечер чувствовала себя как-то особенно хорошо. Ей не пришлось больше говорить с Олегом, но всякий раз, когда их глаза встречались, она читала в его взгляде столько нежности и любви, что ей казалось, будто ее поднимает какая-то волна... На душе становилось тепло и радостно, и она чувствовала, как невидимые нити протягиваются между ней и Олегом и связывают их все крепче и крепче... Когда уже поздно вечером Олег и Саша поднялись, чтобы ехать домой, все пошли их провожать до экипажа.

— Я забыла отдать вам книгу, Олег, — сказала Ася, — возьмите ее, она мне больше не нужна.

Она вернулась на террасу, взяла книгу и спустилась в сад. Олег ждал ее внизу, около лестницы.

— Вот она, — сказала девушка, подавая ему томик французских поэтов, — спасибо! И... передайте большой привет от меня и благодарность Константину Николаевичу, Елене Константиновне, Наташе и... всем!

Ася протянула руку. Олег молча смотрел ей в глаза... Так много хотелось сказать ей, но не было слов... Он нагнулся и горячо прижал к губам нежную руку девушки... Она отняла руку и, не оборачиваясь, пошла обратно на террасу.

Через несколько минут вернулись Таня, Маруся и Сережа.

— Ты что же не вышла к воротам? — спросила Маруся подругу. Ася уже лежала, вытянувшись в шезлонге.

— Я устала немножко! — ответила она чуть смущенно.

— Правда, правда! — сказала Анна Павловна. — Ася и так слишком много позволила себе сегодня. Вам надо сейчас же лечь, детка, — обратилась она к девушке, — ужин вам подадут наверх.

Ася послушно встала и ушла. Ей хотелось побыть одной и обдумать все, что случилось за день.

— «Что же мне делать? Что делать» — спрашивала она себя, ворочаясь с боку на бок в своей мягкой постельке. — «Что будет, когда Константин Николаевич и Елена Константиновна узнают об этом? Они могут подумать, что я ловила его, чтобы женить на себе... Господи! Какой ужас!

Сон бежал от ее глаз, а в ушах звучали ласковые слова Олега, на руках, казалось, горели его поцелуи... Только далеко за полночь, приняв, как ей казалось, твердое решение – быть как можно сдержанней с Олегом, девушка заснула тревожным сном.

***

Приехав в Ильинское, Олег прошел в библиотеку, чтобы поставить на место привезенную из Малиновки книгу. Зажигая огонь, он нечаянно уронил ее. Нагнувшись, чтобы поднять томик, он увидел, что из книги выпал листок бумаги... Олег поднял его, развернул и – узнал свои стихи ...

— «Вот они где! А я их искал», — подумал он, — «но... ведь она должна была найти их и прочесть», — вдруг мелькнуло у него в голове, и он внимательно перечитал написанное... Что это? Этого он не писал:

Но скоро кончится украинское лето,

И с каждым днем разлуки ближе час...

Чужие мы в высоком мненьи света!

Вы скажете слова прощального привета,

Экспресс умчит на дальний север вас.

И лягут сотни верст меж городами,

И мы не встретимся, быть может, никогда

И друг ваш с серыми глазами

Уйдет из вашей жизни навсегда...

— «Родная моя! — Олег прижал листок к губам. — Я знаю, что вы думаете так, но – так не будет, – я не допущу этого!

Он взял новый листок, переписал и исправил свои стихи и продолжил их, изменяя написанное Асей:

Пусть скоро кончится украинское лето

И с каждым днем разлуки ближе час,

Пускай звучат слова прощального привета,

И поезд мчит на дальний север нас,

И лягут сотни верст меж городами, —

Нам не страшны ни версты, ни года!

Пускай для света мы чужие с вами:

Я верю, – друг мой с серыми глазами

Останется мне близким навсегда!..

Глава XX

...И сердце вновь горит и любит – оттого,

Что не любить оно не может...

(Пушкин)

Яркое солнце заливало школьный зал. Шла подготовка сцены для последней репетиции. Переборка в соседний класс была уже снята, стулья и скамейки расставлены и занавес повешен. Нужно было только укрепить декорации и наладить освещение. Маруся и Таня на крыльце пришивали кольца к боковым драпировкам, Ася и Сережа вешали декорации, Галя с мужем готовили цветные экраны для освещения, натягивая на приготовленные рамы цветную папиросную бумагу. Олега и Саши не было: они с утра уехали в Канев за последними покупками и еще не вернулись. Ася работала весело и с увлечением. Вчерашние страхи днем не казались такими ужасными, и она радовалась, что опять вместе с друзьями и принимает участие в общем деле... Повесив одно полотнище задней декорации к «Кавказскому пленнику», Сережа попросил Асю подать ему второе.

— Ой, криво, криво! — крикнула девушка, когда Сережа начал вколачивать гвоздь.

Сережа соскочил с лестницы, на которой стоял.

— Правда, криво! — сказал он. — Ну, я сейчас принесу клещи, и повесим по-другому!

— Но ведь декорация разорвется так, — сказала Ася. — Идите скорей, я пока подержу.

Она быстро взобралась на лестницу и стала держать провисающую середину полотнища.

— А вы не упадете, капапка? — спросил Сережа.

— Нет, нет! Идите же скорей!

Сережа ушел и... пропал. Прождав его несколько минут, Ася крикнула:

— Сергей, что же вы? долго мне вас дожидаться?

— Может быть, я могу заменить его? — послышался знакомый голос, и Олег легким прыжком вскочил на сцену.

Девушка вздрогнула от неожиданности, ее лицо покрылось ярким румянцем...

— Ой, как вы меня напугали! Я чуть не слетела отсюда, — сказала она смеясь. — Откуда вы взялись?

— Мы только что приехали, и Анна Павловна направила нас сюда. Сережа прислал вам клещи. Что надо делать?

— Надо вытащить вот этот гвоздь... Вы простите, что я не подаю вам руки, – они у меня грязные, — прибавила девушка слегка смущенно.

— Ничего! У меня сейчас будут такие же, — ответил Олег, улыбаясь. — Но почему надо вытаскивать гвоздь?

— Потому что Сергей не выровнял и вбил так, что полотнище висит криво. Отойдите – и вы увидите.

Олег отошел на несколько шагов и взглянул на декорацию, которую держала Ася. Лучи летнего солнца ярким снопом врывались в открытое окно школьного зала. Заливая стройную фигурку Аси, они, казалось, пронизывали ее насквозь и зажигали золотые блики в ее волосах. В белом платье–татьянке с голубым горошком, плотно охватывающем ее тонкую талию и невысокую девичью грудь, девушка казалась воздушной, а ее лицо, обнаженные почти до плеч, бронзовые от загара руки и стройные ножки в белых туфельках сквозили на солнце алым, теплым цветом.

— Вы правы, – повешено криво... Мне кажется, чтобы было прямо, нужно равнять нижний край от пола.

Он подошел к стене и, опустившись на колено, взялся за нижний край полотнища. Тон его голоса заставил Асю внимательно посмотреть на своего помощника. Он уравнял край декорации внизу и, когда поднял голову, выражение его лица поразило девушку... Она мгновенно забыла все премудрые решения, принятые накануне...

— Может быть, вы займете мое место и постараетесь вытащить гвоздь? — сказала Ася и, не дожидаясь его ответа, прежде чем он успел подать ей руку, спрыгнула на пол.

Олег засмеялся.

— Вы правы, как всегда! Я давно должен был догадаться это сделать, — сказал он.

Поднявшись на лестницу, он принялся вытаскивать гвоздь.

— Ну, вот! а теперь будем работать по вашей системе, равняя снизу, — сказала Ася, подавая ему новый гвоздь, чтобы прибить середину полотнища.

— Ну, как дела? — спросил, входя, Сережа

— Превосходно! — ответила Ася. — А вас, Сережа, только за смертью и посылать, как говорила моя бабушка!

С шутками и смехом молодежь закончила работу над задними декорациями, повесила боковые кулисы, и сцена приняла совсем иной вид.

— Совсем как в настоящем театре! — похвалил Сережа.

— Да, — ответила Ася. — Мы теперь совсем иначе будем себя чувствовать на сцене.

Скоро пришли старшие и, похвалив работу молодежи, предложили начать последнюю перед генеральной репетицию. Пока Елена Константиновна знакомила Сережу и девушек со своим мужем — красивым белокурым полковником с голубыми как у Наташи глазами и пушистыми выхоленными усами, собралась деревенская молодежь. Владимир Александрович любезно поздоровался со всеми и предложил свою помощь в общем деле.

— А что ты будешь делать, папочка? — спрашивала Наташа, не отходившая от отца.

— О! Моя роль будет самая почетная, — засмеялся тот. — Я буду открывать занавес или – еще лучше – примите меня на должность ламповщика.

— С удовольствием! — засмеялись все.

Когда Владимиру Александровичу представили Асю, он почему-то особенно внимательно посмотрел на нее.

— Ах, вот она, эта фея, которая совсем очаровала мою дочку! — сказал он, смеясь.

Началась репетиция. Стоя за кулисами и ожидай своего выхода, Олег любовался грациозной фигуркой Аси, которая вела танец черкесских девушек. Высоко подняв над головой тонкие руки, она, казалось, плыла, не касаясь пола сцены... И опять, как утром, ему захотелось целовать эти руки, эти серьезные сейчас серые глаза...

— Как ты ее находишь? — спросила Елена Константиновна мужа, который стоял рядом с ней, облокотившись на рояль, и наблюдал репетицию.

— Она очень мила! — ответил он, — и танцует превосходно... Если твои наблюдения тебя не обманывают, я понимаю Олега.

— А ты еще не успел ничего заметить? — тихо спросила она.

— Нет, я еще не видел их вместе, — ответил Владимир Александрович.

Этот разговор был продолжением того, который произошел в Ильинском накануне, когда Олег и Саша были в Малиновке.

— Когда мы завтра будем в Малиновке, — сказала мужу Елена Константиновна, — обрати внимание на Асю и на отношение к ней Олега.

— А что? Новое увлечение? — спросил тот.

— Кажется, да, но он обычно рассказывает мне о своих увлечениях, а тут молчит... Я не знаю, что и думать!

— Во всяком случае, это знакомство действует на него превосходно, — заметил Владимир Александрович. — Куда девалась его зимняя тоска и разочарованность? Я его просто не узнаю!

К концу репетиции в школу пришла Анна Павловна и пригласила гостей обедать. За обедом разговор вертелся около спектакля. Обсуждали отдельные моменты только что прошедшей репетиции... Очень интересные и ценные замечания делал Владимир Александрович – большой знаток и любитель театра. После обеда и кофе Елена Константиновна с мужем и дочкой начала собираться домой, а молодежь отправилась играть в теннис.

— Завтра просим всех к нам, — приглашала, прощаясь, Елена Константиновна, — у нас завтра именинник!

— Правда, правда! Завтра ведь Владимир, — вспомнил Михаил Петрович. — Большое спасибо! Ваши гости!

Глава XXI

...Багряною рукою

Заря от утренних долин

Выводит с солнцем за собою

Веселый праздник именин...

(Пушкин)

Две пары, звеня бубенчиками, подкатили к подъезду Ильинского дома.

— Не мало ли вас, не надо ли нас? — шутил Михаил Петрович, выходя из экипажа и здороваясь с Константином Николаевичем, вышедшим на крыльцо встретить гостей.

— Просто даже неловко ездить в гости таким скопищем, — сказала Анна Павловна. — Ведь нас чуть не десять человек! Даже не уместились в одном экипаже.

— Да что вы, что вы! Наоборот, чудесно, что все приехали, — весело возразила Елена Константиновна, здороваясь с ней.

— А где же именинник? — спросил Михаил Петрович, оглядываясь.

— Он в гостиной. Сегодня утром к нам приехали родственники из Киева, – он остался с ними, — ответила хозяйка. — Проходите, пожалуйста, в дом, — добавила она, обращаясь ко всем приехавшим.

Михаил Петрович мигнул молодежи и пошел вперед; за ним двинулись девушки и Галя, – они несли за четыре угла что-то большее, закрытое сверху белоснежной салфеткой. За девушками следовали Сережа и Виктор Федорович, держа за ручки небольшую закрытую корзинку. Анна Павловна и Нина Андреевна с букетами цветов в руках замыкали шествие.

В гостиной было непривычно много народу: приезжие гости – старая дама, кузина хозяина, ее сын – военный инженер с женой и “свои” – управляющий имением с сыном – гимназистом старшего класса и врач местной земской больницы. Войдя в гостиную, «малиновцы» остановились перед именинником, и Михаил Петрович начал «приветственное слово»:

— Глубокоуважаемый именинник – он же – заведующий занавесом нашего театра! Вся труппа приветствует вас с днем вашего ангела и просит принять эти маленькие подарки!..

Широким жестом Михаил Петрович указал назад, девушки выступили вперед, белое покрывало взвилось, и перед изумленными зрителями появился огромный круглый торт, украшенный свежими фруктами и орехами. На верхней красиво зарумянившейся корочке было написано белой глазурью «Поздравляем!» Торт произвел фурор и особенно понравился Наташе, которая, как козочка, прыгала вокруг, хлопала в ладоши и визжала от восторга. Сережа передал имениннику корзинку, в которой оказалось несколько бутылок знаменитой малиновской наливки. Цветы дамы передали жене именинника.

— Это в благодарность за вашу превосходную игру, — сказал Михаил Петрович. — Ваша музыка скрашивает очень многие наши недостатки! — и он почтительно поцеловал руку Елены Константиновны.

— Пожалуйте к столу! — пригласила всех Елена Константиновна, поднимаясь с дивана и предлагая руку Михаилу Петровичу.

За столом старшие уселись на одном конце, молодежь на другом. Сына управляющего Петю Елена Константиновна усадила между Марусей и Асей. Он очень конфузился в новом для него обществе, и молодежи стоило немало усилий заставить его перестать смущаться. Особенно старались об этом его соседки Ася и Маруся. Они занимали его разговорами и усиленно подливали ему сливянки, так что к концу обеда Петя совсем освоился и даже начал ухаживать за девушками. Олег и Саша, сидевшие рядом с ними и помогавшие им, едва удерживались от смеха, наблюдая за разрумянившимся юношей.

Пользуясь тем, что Петя заговорил о чем-то с Марусей и Сашей, Олег нагнулся к Асе и тихо сказал:

— Я должен покаяться перед вами, Ася, — сказал Олег, когда им удалось заговорить друг с другом. — Я нашел в книжке французских поэтов забытые мной там стихи и – ваше к ним продолжение. Оно безукоризненно по форме, но с содержанием я никак не могу согласиться... Я его переделал, за что и прошу прощения.

— А как, можно узнать? — спросила девушка.

— Вот! — и Олег подал ей листок бумаги. Ася пробежала глазами написанное.

— Превосходно, — сказала она, возвращая Олегу листок, — но... в вашей переделке все становится похожим на сказку, а жизнь – не сказка!

— От нас самих зависит превратить ее в сказку, — горячо возразил Олег, глядя ей в глаза полным любви взглядом. — А это, — добавил он, отдавая ей листок, — я прошу вас взять себе. Когда-нибудь мы с вами перечтем эти стихи и увидим, кто был прав!

— Благодарю вас, — ответила девушка, краснея от удовольствия, и спрятала стихи в сумочку.

Подали сладкое, и Михаил Петрович предложил еще раз выпить за здоровье именинника. Зазвенели рюмки, посыпались пожелания, – и разговор Олега и Аси опять прервался...

После обеда все перешли в гостиную, куда подали кофе и фрукты. Молодежь собралась у рояля, и скоро начался импровизированный концерт. Особый успех имел Михаил Петрович, исполнивший под аккомпанемент Елены Константиновны несколько басовых арий. Особенно понравились всем ария Сусанина – Чуют правду...» и ария Кончака из оперы «Князь Игорь».

В промежутке между двумя очередными выступлениями Олег подошел к Асе и Нине Андреевне.

— Я должен вам показать костюмы для мазурки, — сказал он тихо, — они вчера получены.

— Да что вы? — загорелась Ася, — это интересно! Может быть, можно сейчас посмотреть?

— Они у меня в комнате. Пойдемте!

— А это удобно? — спросила Нина Андреевна.

— А почему же нет? — улыбнулся Олег.

Они вышли в приемную и направились к лестнице наверх.

— Куда вы? — спросила встретившая их по дороге Елена Константиновна.

— Я хочу показать костюмы для мазурки, — ответил Олег.

— А! Да, чудесные! — весело ответила сестра.

Олег отворил дверь, и Нине Андреевна и Ася вошли в комнату. Здесь Ася не была еще ни разу, поэтому она осмотрелась с особенным интересом. Комната была не велика. Настежь открытое широкое окно выходило в парк. Направо в углу помещался шкаф с платьем, у стены – простая кровать, покрытая белым пикейным одеялом. В углу у окна – широкая тахта; над ней – ковер с развешанным на нем дорогим оружием. У окна – небольшой письменный стол с бюстом Пушкина и букетом цветов и рядом – этажерка с книгами... В левом углу на полу – приборы для гимнастических упражнений.

— У вас не комната, а монашеская келья! — засмеялась Нина Андреевна.

— Что вы, — возразил Олег, — а тахта? А цветы? Это ли не сибаритство?

— Ну, это уж не бог знает что! Это не роскошь. Ну, где же костюмы?

— Вот! — Олег указал на картонку, которая стояла на стуле у стены.

Открыв ее, Ася вынула атласное платье цвета чайной розы, отделанное серебром, и такой же кунтуш, обшитый белым мехом.

— Это вам очень пойдет, Ася, — сказала Нина Андреевна. — А что же на голову? Ах, вот! — и она вынула из картонки диадему.

— Да это костюм Марины Мнишек, — сказала Ася, смеясь. — Можно ставить «сцену у фонтана».

— Давайте попробуем! — полушутя – полусерьезно предложил Олег.

— Ну что вы, — возразила Ася, — разве можно! Ведь это надо сколько репетировать!..

Она вынула второй костюм – коричневый бархатный кунтуш, вышитый по бортам золотом, шаровары и жилет с рукавами из золотистого атласа и щегольскую конфедератку, отделанную собольим мехом.

— Ой, какая красота! — ахнула Ася. — Когда же мы их померяем?

— Сегодня едва ли удастся, — заметил Олег. — Может быть, завтра или после завтра...

— Непременно нужно прорепетировать в костюмах, — сказала Нина Андреевна, — в них вы совсем иначе будете танцевать.

Через несколько минут они присоединились к прочим гостям...

— Ну, что? — спросила Елена Константиновна мужа, когда на минутку осталась с ним вдвоем.

— Ты права, — ответил он, — я сидел за обедом против Олега и наблюдал за ними. Мне кажется, он любит ее... и она его как будто тоже, но она гораздо сдержанней его.

— Почему же он молчит? — спросила Елена Константиновна.

— Не знаю! — улыбнулся Владимир Александрович. — Разве уж так обязательно для Олега все свои сердечные тайны рассказывать тебе? Может быть, он потому и молчит, что это серьезнее, чем прежние увлечения, и он не уверен как ты примешь его признание...

— Вот пустяки! — пожала плечами Елена Константиновна. — Почему я должна принять это плохо?

— Ну, хотя бы потому, что Ася – девушка не нашего круга... Право, дорогая, я думаю, что в тебе в данном случае на пятьдесят процентов говорит не любовь к брату, а простое женское любопытство!

— Да ну тебя! — отмахнулась Елена Константиновна, уходя к гостям.

Придя в гостиную, она села за рояль. Владимир Александрович, вошедший вслед за нею, подошел к Асе и открыл с ней «бал». Мягкие звуки вальса, ритмичные, плавные движения... Танцуя, Ася видит восхищенное лицо Пети, и ей делается смешно, когда она вспоминает слова Олега о впечатлении, произведенном ею на мальчика.

— «Вот нехотя с ума свела!» — думает она.

Где же Олег? Он еще не танцует, разговаривает о чем-то с Михаилом Петровичем... и провожает ее взглядам. Девушка чувствует, что он любуется ей, и горячая волна любви и радости заливает ей сердце. «Люблю, люблю, люблю!» — поет в ее душе мотив вальса.

— Вы превосходно танцуете, Ася! — любезно говорит Владимир Александрович, вальсируя. — Вы, вероятно, где-нибудь специально учились?

— Только в гимназии у Нины Андреевны! — засмеялась Ася, краснея.

— Не даром вы пленили сердце моего beau-frère…! Вы, кажется с ним большие друзья? — продолжает Владимир Александрович.

— «Что это? Допрос?» — думает девушка, поднимая глаза на своего кавалера. Он улыбался, и в его синих глазах, как ей показалось, сверкали чуть заметные насмешливые искорки...

— У нас нашлось много общего с Олегом, – много общих интересов, — ответила она уклончиво.

— Я очень рад за Олега, — продолжал Владимир Александрович непринужденно, — я его совсем не узнал: он просто переродился здесь!

Владимир Александрович поблагодарил свою даму и отошел к жене.

— Она мне положительно нравится, — сказал он ей. — Очень неглупа, очень чутка, а танцует, действительно, превосходно!.. Но влияния своего на Олега, конечно, не признает.

— А ты уже успел спросить? — засмеялась Елена Константиновна, — а еще меня упрекал в любопытстве!

— Я сегодня, кажется, осужден на то, чтобы весь день ревновать вас, — сказал Олег, подходя к Асе, чтобы пригласить ее вальсировать.

— К кому же теперь? — засмеялась девушка.

— К Володе, конечно! Украл у меня первый вальс!

— Он и так заметил, что вы слишком часто танцуете и говорите со мной, — сказала Ася.

— Вот как! А ему что за дело?.. Это об этом вы с ним так оживленно беседовали?

— Не только об этом! Говорили вообще о вас...

— Обо мне?

— Да! Владимир Александрович рассказывал, каким вы были в Петербурге. Он находит, что вы очень изменились по сравнению с тем, каким были там... Но что всего лучше, так эту перемену ваша семья, по его словам, приписывает… моему на вас влиянию...

— Ну, вот! И если уж я переменился, как говорят, то этим я обязан, конечно, влиянию дома Смаковских и больше всего – вашей дружбе, Ася. Я очень рад, что Володя сказал вам это. Надеюсь, это убедит вас, что....

— Что?..

— Что моя семья прекрасно к вам относится.

— Я это знаю и очень ценю... и не хочу, чтобы это отношение почему-нибудь изменилось, — сказала тихо Ася.

— Оно не может измениться, — возразил Олег, ласково глядя ей в глаза и сжимая ее руку.

После вечернего чая все вышли в залитый лунным светом парк. Молодежь раньше старших вышла на площадку с фонтаном.

— «Вот и фонтан», — задекламировал Саша, — «она сюда придет... Я, кажется, рожден небоязливым»… и он притворно затрясся, скорчив такую комическую рожу, что все остальные дружно захохотали.

— Не балагань, Сашка! — сказал Олег, смеясь, — не смей профанировать стихи Пушкина... А посмотрите, ведь здесь, действительно, превосходная декорация для «Сцены у Фонтана», — добавил он.

— Правда, правда! — сказала Галя. — Прочтите нам ее? Олег!

— Что вы, Галина Михайловна! Я ее ведь не повторял к сегодняшнему дню, — запротестовал Олег.

— Да ты ее и так знаешь, — отозвался Саша. — Галина Михайловна прочтет за Марину, а мы вам поаплодируем!

— К сожалению, я не знаю этой сцены наизусть, — сказала Галя. — Может быть, кто-нибудь другой знает? — обратилась она к девушкам.

— Ася знает, конечно! — ответила за подругу Маруся. — Аська, ну!

— В чем дело? — заинтересовались старшие гости и хозяева, выходя на площадку.

— Просьба занять места! — торжественно заявил Саша. — Сейчас перед изумленными зрителями представлена будет «Сцена у Фонтана» из трагедии Пушкина «Борис Годунов». Исполнители – заслуженные артисты Малиновского театра Олег Константинович Долинский и Александра Павловна Никитина.

— Я ведь вас предупреждал, что нам надо будет играть эту сцену, — сказал он, смеясь. — Теперь уж поздно отступать… Давайте, попробуем. Если мы будем врать, — обратился он к «публике», — пеняйте на себя: играем без репетиций!

— Ничего, ничего! Действуйте! — пробасил из темноты Михаил Петрович, — Виктор вам подскажет!

Олег, действительно, знал сцену наизусть, но вся эта, затея застала его, как и Асю, врасплох. Отойдя в сторону, он собрал в памяти первые вступительные слова Димитрия... Дальше повторять было некогда. Он подумал об Асе, которая, конечно, тоже волнуясь, ждала его выхода, и решительно выступил вперед....

— «Вот и фонтан! Она сюда придет...»

Подлинное волнение помогло ему взять верный тон, и знакомые стихи понесли его вперед. Шум фонтана, аромат цветов и тихий шелест листвы над головой настраивали как надо и невольно заставляли переживать то, что было написано великим поэтом... Это сразу почувствовали зрители, невольно притихшие, как только Олег произнес первые слова монолога.

«Нет, это свет обманчивой луны и прошумел здесь ветерок», — с легким разочарованием произносит он...

— «Царевич!..»

Как он вздрогнул! Как естественно обернулся, как радостно кинулся к ней! Да и как же иначе, когда он говорит горячие олова любви ей, Асе, которая ему дороже всего на свете!

— «Ты ль наконец! Тебя ли вижу я

Одну, со мной, под сенью тихой ночи...»

Горячая искренность его признаний помогает Асе взять нужный тон холодноватого отпора. Она чувствует, что это говорит не Дмитрий, а Олег, – но здесь, в присутствии всех, не место для объяснений... А в то же время, если...

— «Я решилась с твоей судьбой и бурной и неверной

Соединить судьбу мою, то требую я... одного:

Чтоб ты души своей мне тайные открыл теперь надежды,

Намеренья и даже опасенья, чтоб об руку с тобой могла я смело

Пуститься в жизнь, – не с детской слепотой,

Не как раба желаний легких мужа, наложница безмолвная твоя,

Но как тебя достойная супруга,

помощница московского царя...»

Олег понимает, что вкладывает в эти слова девушка и отвечает ей горячим, любящим взглядом... Но сцена ведет их вперед, и пушкинский текст властно подчиняет себе. Они забывают о своих личных чувствах и сознают себя один – дерзким самозванцем, другая – надменной властолюбивой красавицей Мариной...

Превосходна злая ирония в словах Аси:

«Клянешься ты? Итак, должна я верить!

Но чем, позволь узнать, клянешься ты?..»

Великолепно звучат в передаче Олега знаменитые слова самозванца:

«Тень Грозного меня усыновила...» — полные подлинной глубокой гордости...

Дружные аплодисменты наградили молодых людей, когда они кончили сцену.

— Браво, браво! Молодцы! — выразил общее мнение Михаил Петрович.

— Вот что значит по-настоящему любить Пушкина, — заметил Виктор Федорович, улыбаясь.

— Спасибо за теплый прием, — сказал Олег, — но, сказать по правде, здесь огромную роль сыграла обстановка...

— Мы непременно повторим эту сцену в костюмах у нас в Ильин день! — Сказал тихо Олег, пожимая на прощанье руку Асе.

Глава XXII

Саша вошел в библиотеку и застал Олега за книгой в кресле у окна... Но он не читал, а задумчиво смотрел в зеленую чащу парка.

— Вот ты где! — сказал Саша, подходя к другу. — Там уже готовят обед, скоро пора ехать в Малиновку... Ты чем-нибудь расстроен? Что с тобой? — добавил он, увидев, что Олег, как бы стараясь отогнать от себя какую-то мысль, медленно провел рукой по лбу.

— Нет, ничего... пустяки! — ответил тот, вставая и пряча в шкаф книгу.

— Неправда! — возразил Саша. — Что случилось?

— Ровно ничего... Просто я... — Олег замолчал, отвернувшись к окну. Вчерашний разговор с Асей заставил его глубоко задуматься над волнующим ее вопросом, как отнесутся отец и сестра к его выбору? Он знал, что Ася нравится им, но... настолько ли, чтобы принять ее, девушку чуждого им круга, в свою семью? То, что сначала казалось ему так просто, при здравом размышлении оказалось значительно сложней и – он видел это ясно – могло встретить ряд неожиданных препятствий...

— Олег, послушай! — сказал Саша, подойдя к нему и положив руку ему на плечо, — я давно вижу, что ты любишь Асю, да и не я один: все мы видим это... Что же тут плохого? Ася чудесная девушка... Или она не любит тебя?

— Нет! — Олег поднял голову, и его глаза засияли. — Она меня любит, – теперь я почти уверен в этом! Но... она не хочет слушать, когда я начинаю ей говорить о своей любви...

— Почему?

— Так! Она убеждена, что моя семья будет против нашей любви и избегает объяснения, хотя... она не может не видеть, что я люблю ее безумно...

— Но ведь ее легко можно разубедить.

— Конечно, если бы я сам был убежден, а я… я совсем не уверен в том, как отнесется к этому папа... За Лелю я, пожалуй, могу ручаться, — она, наверное, будет на нашей стороне…

— А если выяснить это?

— Можно, конечно, но... если ответ будет отрицательный? Это сейчас же отразится на отношениях моей семьи к Асе, она не сможет у нас бывать... Словом, все будет испорчено!.. Нет, уж если это делать, то надо возможно позже, перед самым отъездом, когда будет уж все равно, а не сейчас, когда всем нам так хорошо.

— Д-да, пожалуй, ты прав! Но ведь Константин Николаевич и Елена Константиновна прекрасно относятся к Асе...

— Я знаю и очень надеюсь на это, – но ведь хорошо относиться и принять в семью – не одно и то же! Ася умница, она прекрасно понимает все это... Она очень чутка и, конечно, не хочет... быть причиной моего разрыва с семьей. Но – я знаю, я вижу, как ей тяжело, как она мучается, и временами просто места себе не нахожу.

— Понимаю... Но тем более тебе необходимо поговорить с ней откровенно!

— Я очень хочу этого, но – когда же? Вчера у нас была бездна народа, сегодня – генеральная репетиция, а там – спектакль... Даже верхом поехать некогда...

— Мальчики, обедать! — послышался голос Елены Константиновны.

— Идем! — отозвался Олег. — Только ты, Сашка, ради бога молчи и никому не говори о нашем разговоре!

— Ну, разумеется! — ответил Саша, горячо и пожимая руку своего друга

***

В школе все было готово к генеральной репетиции. Артисты – без грима, но в костюмах – ждали выхода. Владимир Александрович, ожидая, когда Виктор Федорович, о чем-то в последний раз советующийся с Еленой Константиновной, подаст знак начинать, стоял у занавеса... Ася, одетая черкешенкой, только что вышла из комнаты, где одевались девушки. Поднимаясь на сцену, она увидела за одной из кулис Олега. Он был уже в костюме пленника – в запачканных брюках, разорванной рубахе, с завязанными сзади веревкой руками. Что-то больно резнуло сердце девушки, и слезы навернулись у нее на глазах. Она закусила губу и убежала на другую сторону сцены. Он рванулся за ней, но... в это время Виктор Федорович дал знак начинать, и занавес медленно пошел в стороны.

На душе у него стало радостно и спокойно, и, казалось, не было такой трудности, которую он не вызвал бы сейчас на бой в борьбе за ее и свое счастье.

Репетиция началась. Все шло очень гладко, и ребята-школьники, которым за неимением лишних мест, было предложено смотреть вместо самого спектакля генеральную репетицию, шумно выражали свой восторг.

Во время антракта, когда Ася надевала боярский костюм, в класс, где одевались девушки, вбежала Маруся.

— Ася! Ты готова? Там Олег тебя ждет! — крикнула она.

— Иду!

Захватив платок, Ася вышла в коридор. Олег встретил ее у двери.

— Я жду свою даму! — сказал он, улыбаясь ей. Глубокая нежность сияла в его темных глазах.

— Этот костюм вам больше нравится? — тихо добавил он, указывая на свой красивый боярский кафтан.

— Конечно! — ответила девушка, любуясь им. — Это совсем другое дело!

Он взял ее за обе руки. Их глаза встретились и много сказали друг другу в полутьме коридора... Он поднес к губам ее руки и начал покрывать их поцелуями, как тогда на террасе...

— Олег...

В эту минуту зазвенел звонок, где-то рядом хлопнула дверь... Девушка вырвалась и, не оборачиваясь, побежала на сцену.

Началось второе отделение – репетиция «Русалки». Ася стояла за кулисами вместе с девушками-хористками, которые тихонько ахали, восхищаясь ее костюмом, и искала глазами Олега, но его не было видно... Наконец, вот и сцена свадьбы... Это в первый раз после выступления в Ильинском они танцуют «русскую» в костюмах. Повторяя танец раза два под руководством Нины Андреевны, они танцевали в обычном платье... Как много событий произошло с того памятного дня! Ася чувствовала, что танцуют они хорошо, лучше, чем тогда, и ее глаза помимо ее воли сияли навстречу красивым глазам Олега, которые, казалось, умоляли ее о чем-то…

Танец был окончен под долго не смолкавшие аплодисменты публики. Ася видит, как аплодирует Владимир Александрович, как ласково кивает ей из первого ряда Анна Павловна, как в зале беснуются ребята, и ей делается легко и весело.

Когда репетиция была кончена, тут же в зале обсудили все недочеты, исправили технические неполадки, выслушали мнение Владимира Александровича и Анны Павловны и по настоятельному требованию Виктора Федоровича разошлись по домам до завтра...

— Браво! Просто великолепно! — сказал Владимир Александрович, пожимая на прощанье руку Асе. — Вы с Олегом превзошли самих себя!

— Погоди, то ли еще будет! — отвечает Олег; он выразительно смотрит на свою даму, и оба они весело смеются.

— Что же еще будет? — спрашивает Владимир Александрович.

— Увидите, имейте терпенье, — весело отвечает девушка, провожая своих собеседников вместе с другими до экипажа...

Ложась спать, Ася перебирала в уме впечатления вечера... «Родная» — сказал он... Или ей послышалось это? Нет, нет... Она помнит даже тон, каким это было сказано...

Лежа в своей кроватке, девушка тщетно пыталась заснуть.

— Господи! — прошептала она с тоской, — что же мне делать, если он любит меня? Я не могу... не могу больше скрываться и играть перед ним роль! Как ему хотелось говорить со мной сегодня... Но больше не пришлось, – не было времени. Все равно, не сегодня – завтра он открыто заговорит о своей любви, – и что же я ему скажу? Господи, что мне делать? Что делать?

Ася понимала, что бороться с охватившим ее и Олега чувством поздно. Оно было сильней ее. Она еще могла владеть собой, пока думала, что Олег ее не любит. Но теперь, когда она с каждым днем все больше убеждалась, что он любит ее не меньше чем она его, – она невольно отдавалась этому огромному счастью и боялась думать о том, что же будет дальше... Она не в силах была оставаться спокойной, холодной и равнодушной, когда его темные горячие глаза с такой любовью останавливались на ней, когда он был так нежен и внимателен к ней, и им было так хорошо вместе... Даже когда они разговаривали о самых посторонних предметах, о самых безразличных вещах – о спектакле, о музыке, о литературе, – каждый чувствовал волнение другого и боялся чем-нибудь спугнуть то огромное светлое чувство счастья, которое переполняло душу. Она была полна этим счастьем, как драгоценная чаша – дорогим вином, и жаль было пролить из нее хотя бы одну каплю... Они говорили о посторонних предметах, а глаза вели между собою свой молчаливый полный глубокого значения разговор...

(На следующий день была показана подготовленная постановка, которая прошла с большим успехом. После спектакля был праздник с танцами).

В зале становилось все веселей и непринужденней. Музыканты – два гармониста и скрипач – старались превзойти самих себя. Неизменный дирижер – Сережа выдумывал все новые и новые фигуры, заставляя танцевать всех...

— Может быть, выйдем на воздух? — предложил Олег, — пройдемся немного?

— С удовольствием! Только пойдем не через главный ход, – там, наверное, очень много народу:

Молодые люди прошли через столовую, и вышли в сени, а оттуда – на заднее крыльцо школы. Оно выходило на школьный двор, огороженный плетнем. Калитки не оказалось, но торная тропинка привела их прямо к перелазу. Благополучно переправившись через него, молодые люди оказались в узеньком переулке. Ветви фруктовых деревьев, низко склонявшиеся через плетни соседних садов, закрывали небо, и в переулке было почти совершенно темно. Ночь – душная, безлунная – сверкала сквозь листву мириадами крупных, переливающихся как алмазы звезд.

— Ой, как здесь темно! — сказала Ася.

— Давайте руку, — ответил Олег, смеясь, — и пойдем тихо, а то, пожалуй, еще попадем на рога какому-нибудь волу...

Он взял девушку под руку, и они медленно двинулись вперед. Через несколько минут они вышли к берегу реки. Было совершенно тихо. Днепр, гладкий как стекло, казалось, спал, и в его неподвижной поверхности, как в зеркале, опрокинулось все великолепие звездного неба… У берега стояло несколько лодок, привязанных к колышкам. На одной лежали забытые весла... Молодые люди переглянулись и поняли друг друга, Олег подтянул лодку к берегу, и через минуту они плыли уже к середине реки.

— Ах, как хорошо! И вот когда надо читать Гоголя... «Чуден Днепр и при теплой летней ночи, когда все засыпает – и человек, и зверь, и птица», — задекламировала она...

Она нагнулась и, зачерпнув полные пригоршни воды, хотела пить.

— Ася, что вы делаете? Разве можно пить эту воду? — сказал Олег, все время не спускавший горячего взгляда с раскрасневшегося лица и изящной фигурки девушки.

— Мне очень хочется пить, — как бы извиняясь ответила она.

— Не пейте, я прошу вас! — ласково сказал Олег.

Девушка вынула из-за пояса маленький кружевной платок и стала вытирать руки.

— Ну, что можно вытереть таким платком? — улыбнулся Олег. Бросив весла, он пересел на скамейку Аси и вынул свой платок с монограммой.

— Дайте сюда руки!

— Вы очень любезны, — засмеялась Ася, — но... Олег!..

Опять, как тогда на террасе, как вчера в коридоре школы, он горячо целовал руки девушки...

— Олег... я вас прошу!.. Зачем вы это делаете?..

— Нет, Ася, я не могу больше... Ради бога, выслушайте меня! Я не могу больше молчать и не вижу в этом никакого смысла! Вы же знаете, вы не можете не видеть, как я люблю вас... Вы не хотите об этом знать, не хотите меня слушать, и я прекрасно понимаю, почему, – но... так дольше нельзя! Ведь мы только мучим себя и друг друга. Неужели какие-то предрассудки могут иметь значение там, где дело идет о счастье всей жизни?

Он замолчал и опять прижал к губам холодные пальчики девушки... Она тоже молчала, низко опустив голову. Ее руки слегка дрожали, а грудь дышала порывисто и неровно.

— Ася! — в голосе Олега звучит нежная ласка и мольба... — Ася, дорогая, ну скажите же мне хоть что-нибудь, – не мучьте меня...

Девушка медленно поднимает голову... Ее глаза, полные слез, сияют таким безграничным счастьем, что у Олега перехватывает дыхание.

— Я... мне... что же я могу сказать?.. Ведь вы... тоже все знаете!..

Губы Аси дрогнули, голос сорвался... Она отвернулась и еще ниже опустила голову. Олег тихо привлек ее к себе. Вдруг обернувшись к нему, она обвила его шею руками и, спрятав у него на груди пылающее лицо, зарыдала... Он горячо и нежно прижал ее к своей груди. Волна безграничной любви и нежности охватила Олега, подняла на гребень и понесла куда-то вперед и вверх так, что закружилась голова. Он еще крепче сжал в объятиях это гибкое вздрагивающее от рыданий тело и прижался щекой к мягким волосам девушки.

— Я знаю это, дорогая, но теперь мы будем вместе... Он ласково гладит и целует ее волосы, плечи, руки...

Девушка поднимает голову. Она не плачет больше, и в ее глазах Олег читает то же счастье, которым полна его душа... Нежно-нежно целует он эти глаза...

— Милая!..

— Родной мой... Ведь это же безумие! Что скажут в Ильинском, когда узнают об этом?..

— Там, мне кажется, уже знают или, по крайней мере, догадываются, — улыбается он. — Но что бы они ни сказали, что нам за дело? Какое это может иметь значение для нас, для нашей любви? Разве это может что-нибудь изменить в наших отношениях? — Олег заглядывает глубоко в глаза девушки... — И неужели мы вдвоем не сумеем отвоевать своего счастья, если это понадобится? Ненаглядная моя, не надо об этом думать!

— Я не могу не думать об этом, — тихо говорит она. — Я не хочу, чтобы ты ссорился из-за меня с семьей...

— Ссориться вряд ли придется. Moи родные, – ты же знаешь это, – достаточно культурные люди, чтобы стать выше сословных предрассудков, и слишком любят меня, чтобы мешать моему счастью. И они все очень хорошо относятся к тебе!..

— Ты хочешь, чтобы я совсем потеряла голову?

— Хочу! — он смеется... — Ведь я потерял голову уже давно! Помнишь, когда я сказал тебе об этом?

— Помню...

— Как мне тогда безумно хотелось вот так, как сейчас, сжать тебя в объятиях и целовать, целовать, целовать...

Он покрывает поцелуями ее лицо, глаза, губы...

Лодку тихо сносит вниз по течению, колдует волшебница – ночь, рассказывая звездные сказки, чуть слышно плещется за бортом вода... Вдруг резкий гудок разрывает чуткую тишину ночи... Ася вздрагивает от неожиданности и испуганно прижимается к Олегу.

— Что это?

— Пароход... Хорошо, что загудел, а то мы могли бы попасть под колесо. Смотри, как он близко!..

Олег быстро садится на весла, Ася хватает руль... Через несколько минут большой пассажирский пароход проплывает мимо, и лодка качается на волнах, сверкающих миллионами искр...

— Очень хорошо! — смеется Ася, ласково глядя в глаза Олегу. — Вот и еще одно доказательство, что терять голову никогда не следует!

— Ну, — смеется он в ответ, — теперь, уж все равно: никакие доказательства не помогут... Ты очень испугалась, родная?

— Совсем нет! Но все-таки нам, наверное, уже пора возвращаться?

— Не думаю! — Олег вынимает часы. — Сейчас половина четвертого, – рано еще! — говорит он.

— Нет, пора! Нам ведь еще сколько плыть... Только... мне совсем не хочется идти в школу. Ну, что мы там будем делать?

— Мне тоже!.. Знаешь, что? Мы доедем сейчас прямо до вашей пристани, посидим немного в саду, а потом... ты пойдешь домой, а я доставлю лодку на место, найду Сашку и отправлюсь с ним в Ильинское... Хорошо?

— Хорошо! — улыбается она в ответ.

Повернув лодку против течения, молодые люди направляют ее к знакомой пристани.

Олег подаёт ей руку, она садится радом с ним на скамейку и берет весло. Свободной рукой он крепко обнимает ее за талию и прижимает к себе....

— Олег... мы так перевернем лодку... и я не смогу грести!

— Не перевернем! — смеется он. — И я не буду тебе мешать... Ну, давай, попробуем! Видишь?

Через полчаса лодка благополучно причалила к пристани в саду Смаковских. Привязав ее к причалу, молодые люди вышли на берег и пошли по одной из боковых дорожек к скамейке, которая стояла над обрывом, спускавшимся к реке. В саду было тихо-тихо, только птицы начинали шевелиться в ветвях старых тополей и каштанов. Молодые люди садятся на скамейку, тесно прижавшись друг к другу и несколько минут молчат, зачарованные дивной картиной догорающей ночи.. Яркая полоса зари алела на востоке... Звезды гасли одна за другой... Свежий предрассветный ветерок пронесся над рекой, зашумел в прибрежных кустах и замер где-то в саду… Легкий туман начал подниматься над водой... Ася встала и протянула обе руки Олегу.

— Пора!

— Нет еще! — тихо отвечает он, — одну минуту...

Он берет руки девушки в свои, и секунду они смотрят в глаза друг другу.

— Любовь моя! — горячо срывается у него.

— Твоя... на всю жизнь! — серьезно, как клятва, звучит ответ...

Она кладет ему руки на плечи, он сжимает ее в объятьях, и – теряется сознание действительности в долгом-долгом прощальном поцелуе.

— Будет, пусти меня... До свиданья, сокол мой! До завтра... нет! – до вечера! — Она отрывается от него и идет к дому... — Нет, не надо, не провожай меня!

На повороте дорожки она оборачивается, ласково машет ему рукой и исчезает за деревьями… Олег тихо опускается на скамью и закрывает лицо руками...

Глава ХХV

Когда через полчаса, поставив лодку на место, Олег подошел к школе, он увидал, что «бал» кончился и гости расходятся и разъезжаются по домам.

— Остап! — окликнул Олег одного из хлопцев–хористов, — ты не видал Александра Георгиевича?

— Воны пийшли з Марией Михаиловной, — ответил тот.

— Давно?

— Та порядком!

— А Грицко где?

— Вин тут, у школи.... Эй, Грицко!

— Вам коня, Олег Константинович? — спросил подошедший Грицко. — Я зараз оседлаю... А то мабудь вы у нас заночуете?

— Нет, надо ехать домой, — возразил Олег. — Но где же Сашка?

— Та воны пийшлы провужаты Марию Михайловну и Татьяну Владимировну...

— Куда ты пропал, Олег? — спросил Сережа, выходя на крыльцо школы. — А где Ася? Ты ее не видал?

— Я недавно проводил ее домой, а до этого мы с ней немного покатались на лодке, — спокойно ответил Олег.

— А вон и Александр Георгиевич идут! — сказал Грицко.

— Зачем же он идет сюда? — удивился Сережа, — мы сами сейчас пойдем домой спать. — Вы ведь у нас ночуете, конечно?

— Нет, — ответил Олег, — нас просили приехать домой... Вечером сегодня мы непременно заедем к вам, а сейчас, никого не беспокоя, исчезнем.

— Слава богу! Один пропавший нашелся! — сказал, подходя, Саша. — А где Ася?

— Сейчас, вероятно, у себя в комнате, — засмеялся Олег, — мы недавно простились с ней около дома...

— А! Ну, значит все в порядке! А мы то вас искали!..

Грицко подвел оседланных лошадей.

— Может остались бы, хлопцы? — спросил Сережа, сладко потянувшись и зевая.

— Нет, нет! Иди скорей спать! До свиданья, до вечера!

Простившись с Сережей и хлопцами, Олег и Саша вскочили на лошадей и галопом помчались по дороге в Ильинское...

Было уже около шести часов, утра, когда оба они, усталые, но счастливые, подъезжали к воротам парка. В доме все спали, но в столовой их ждала няня.

— Хорошо ли погуляли, соколы мои? — спросила она, подавая им горячий завтрак.

— Очень хорошо, нянечка, — весело ответил Олег, ласково обнимая старушку зa плечи. — А вот за завтрак спасибо: мы оба голодны, как волки!

Саша внимательно посмотрел на друга и, когда няня вышла, улыбаясь спросил:

— Договорились?

Олег ответил ему сияющим взглядом и молча кивнул головой.

— Ну, вот давно бы так! — удовлетворенно промычал Саша, набивая рот слоеными пирожками. — Хорошо бы на этих днях прогулочку верхом устроить!

— Да, но эти дни уехать вряд ли удастся, — возразил Олег, — надо будет готовиться к нашему празднику... Наше отсутствие было очень заметно? — прибавил он, принимаясь зa завтрак.

— Для всех наших – да, — ответил Саша, — но все делали вид, что ничего не замечают, и никто никого ни о чем не спрашивал.

Молодые люди допили кофе и разошлись по своим комнатам.

***

В этот день в Ильинском все встали поздно. Только в час вся семья собралась в столовой к общему завтраку. Разговор, естественно, вертелся около вчерашнего спектакля.

— Нет, без всяких комплиментов, — выразил общее мнение Владимир Александрович, — вас можно поздравить с большим успехом!

— Ну, ведь они и работали немало! — заметил Константин Николаевич, — да и руководители были прекрасные.

— Некоторые места шли так хорошо, — сказала Елена Константиновна, — что хотелось бы их посмотреть еще раз!

— Ну, что же! — ответил старый князь, — вот в Ильин день у нас и повторите. Публика будет другая, но, я думаю, посмотрят все с удовольствием.

— Прекрасная идея! — откликнулся Олег, все время молчавший и, как видно, занятый своими мыслями. — Мы сегодня же скажем об этом в Малиновке и вместе отберем номера.

В Малиновке за завтраком тоже делились впечатлениями от спектакля. Как выяснилось из обмена мнениями, зрителям-крестьянам, больше всего понравилась «Русалка».

— Это понятно! — сказал Виктор Федорович, — это им ближе всего, доступнее!

— Да и действие-то происходит на Днепре, и герои – крестьяне, — заметил Михаил Петрович.

— Правда, и постановка вышла очень красочная, — добавила Анна Павловна, — прекрасные декорации, костюмы, танцы… Ну, что же вы хотите?

— «Кавказский пленник» тоже очень красочно был поставлен, — ответил Сережа, — но все-таки он меньше произвел впечатления... И конечно, потому, что это было менее близко и понятно.

— Как жаль, что все уже кончилось! — сказала Маруся. — Столько было работы, столько готовились – и все кончилось в один вечер!

— Да, — ответила Таня, — мне тоже жалко; столько времени жили этим спектаклем, что теперь такое чувство, как будто нечего делать, – пустота какая-то.

— Ну, дело найдется! — засмеялся Михаил Петрович. — Сейчас вот надо идти в школу и все там убирать. Вы ведь, наверное, вчера оставили после себя хаос довременный?

— Есть тот грех, папочка, — ответил Сережа. — Вот кончим завтракать и пойдем работать!

В школе, действительно, оказалось много дела. До обеда успели только разобрать и увязать костюмы и парики и убрать классы, а после обеда с помощью подошедших хлопцев и девушек-хористок принялись убирать зал. Работая, все делились впечатлениями от вчерашнего вечера, а деревенская молодежь рассказывала, как довольна осталась публика. Не хватало только Олега и Саши, и их отсутствие чувствовали все, так как за последнее время молодежь привыкла видеть их в своей среде постоянно.

Асе страшно не хватало Олега, хотелось, его видеть и в то же время она боялась встречи: ей казалось, что они не смогут держать себя в присутствии других так, как раньше после того, что случилось вчера...

Скоро все было убрано. Девушки домывали пол, хлопцы под руководством Сережи устанавливали переборку между классом и залом. Таня и Ася вышли на крыльцо школы, и сели на ступеньки, поджидая, остальных. Вечерело и в воздухе становилось свежо.

— Погода меняется! — сказала Таня, слегка вздрогнув от свежего ветерка, потянувшего с реки.

— Да, — ответила Ася, — не мудрено: ведь уже август близко... Скоро в Москву!..

Таня взглянула на подругу.

— Тебе хочется домой, Ася? — спросила она.

— Нет, — ответила Ася, — здесь так хорошо, что жаль уезжать...

Обе помолчали. Ася думала о скорой разлуке с Олегом, и ее сердце тоскливо сжималось. Она с ужасом думала о жизни в Москве зимой...

— «Как же я там буду без него?» — спрашивала она себя. Она не видала Олега всего несколько часов, а ей было уже скучно, и она невольно прислушивалась, не едут ли по дороге.

— Слышишь? — вдруг спросила она, схватив Таню за руку.

— Что? — удивленно спросила та.

— Едут!

— Где?

— Слушай!

Далеко на дороге, действительно, слышался конский топот.

— Это, наверное, мальчики из Ильинского, – они ведь хотели приехать, — заметила Таня.

Ася молчала, но все ликовало и пело в ее душе...

Через пять минут Олег и Саша легко спрыгнули с лошадей у крыльца школы.

— У нас масса новостей! — говорил Олег, пожимая руки девушкам. — Где все?

— В школе, — ответила Ася. — Что за новости?

— Сейчас расскажем! Целый новый план, — ответил он, смеясь и лаская ее взглядом.

— Ильинские панычи приехали! — крикнул кто-то из хлопцев, выглянув в дверь.

Через минуту все были на улице и окружили приехавших.

— Мы все уже кончили! — сказал Сережа, — Можно идти домой.

— Нет, — возразил Олег, — наши новости надо рассказывать здесь, так как это касается всех здесь присутствующих. Сядем! — обратился он к друзьям и к деревенской молодежи.

— Вот в чем дело, — начал он, когда все уселись, – кто на скамейки, кто на ступеньки крыльца, кто прямо на траву. — Спектакль был так хорош, что все наши единодушно решили отдельные номера перенести к нам и показать 20-го нашим гостям... Прежде всего будем просить Михаила Петровича выступить со всем хором, затем повторим «Полтаву» и все танцы, кроме «русского», который уже надоел...

— Ну, что вы, Олег, — сказала Таня, — такой красивый танец...

— Ничего! Мы с Асей будем танцевать другое, — улыбнулся он.

— Ну, и здорово! — покачал головой Сережа. — А вы еще сегодня горевали, что все уже кончилось! — обратился он к девушкам. — Самое интересное, по-моему, еще только начинается!

— А кто у вас будет? — спросила Маруся.

— Офицеры папиного полка с женами, ну, и еще кое-кто из киевских знакомых и родственников... В общем – человек около пятидесяти, я думаю, — ответил Олег.

Простившись с хористами, молодежь направилась к дому, обсуждая план Олега.

— Можно сказать, что аппетит приходит во время еды! — засмеялся Михаил Петрович, выслушав молодежь. — Ну, что же! Добре, добре! Действуйте!

За ужином и после него все горячо обсуждали программу концерта и бала. Было решено, что нужно повторить «Полтаву» и первую сцену «Русалки», что Ася прочтет «Чуден Днепр», а Михаил Петрович выступит с хором. Танцы – гопак, украинский казачок, лезгинку решали исполнять во время бала прямо в зале.

— Но ведь это все надо опять прорепетировать, друзья мои, на это надо время, а я, признаться, думала завтра уехать! — сказала Нина Андреевна.

— Что вы, Нина Андреевна! — запротестовали Олег и Саша. — Кто же вас отпустил бы до праздника в Ильинском? Нет, нет! вы нас не огорчайте...

— Вот уж отпразднуем Ильин день, тогда и начнем все разъезжаться, — добавил Саша.

Слова Саши острой болью отозвались в сердце Аси, и она невольно взглянула на Олега. Он поймал ее взгляд, понял ее и ответил ей долгим любящим взглядом...

После ужина Виктор Федорович с Галей вместе с молодежью вышли в сад и долго сидели в беседке над Днепром. Вспоминали разные курьезы и трагикомические эпизоды, случившиеся вчера во время спектакля, и весело смеялись. Было почти совершенно темно, только звезды мерцали сквозь ветки акации и сирени. Пользуясь темнотой, Олег, сидевший рядом с Асей, крепко сжал ее руку и шепнул ей на ухо:

— Родная моя, люблю тебя...

Девушка ничего не ответила, но отнять у него руку не было сил... Так радостно было всем телом ощущать его близость, – она волновала и слегка дурманила голову!.. Хотелось сидеть вот так рядом, прижавшись к нему, бесконечно!..

В доме часы пробили одиннадцать...

— Ну, что же? — сказал Виктор Федорович, вставая, — пожалуй, пора спать! Завтра ведь не мало работы!

— Правда! — отозвались остальные. Олег и Саша стали прощаться.

— Оставались бы ночевать! — уговаривал их Сережа.

— Нет! — ответил Олег, — Леля просила сегодня же сообщить о результате переговоров.

Проводив гостей до калитки, молодежь вернулась домой, и через полчаса Малиновка погрузилась в глубокий сон...

Глава ХХVI

На следующий день все участники спектакля опять собрались в школе. Намеченные накануне сцены, танцы и хоры были основательно прорепетированы. В то время, когда все остальные участники были заняты, Нина Андреевна увела Олега и Асю в дом и основательно повторила с ними мазурку...

Возвращаясь в школу, он задержал девушку в сенях, крепко сжав ее руку, передал ей записку, свернутую секреткой.

— Прочти, когда мы уедем! — шепнул он ей.

Закончив репетицию, все условились, что на следующий день соберутся в Ильинском, и Михаил Петрович начал спевку всенощной и обедни на Ильин день.

— Не знаю, как это вы у меня после гопака запоете «херувимскую», — ворчал он на хлопцев и дивчат–хористов, садясь за фисгармонию.

Те пересмеивались, очень довольные тем, что они приглашены в имение, и обещали регенту не фальшивить.

— Ну, то-то! — погрозил он им кулаком, — начнем благословясь.

Дети Михаила Петровича, Ася и Таня как всегда принимали участие в спевке, – поэтому гости из Ильинского сразу после репетиции уехали домой...

— Тебе, кажется, не очень хотелось уезжать? — сказал Саша Олегу, когда они, приехав домой, остались одни в гостиной.

— Очень не хотелось, — искренне сознался тот, — но что же было делать?

Делать, действительно, было нечего: никакого повода, чтобы остаться в Малиновке, не было...

— Ну, завтра мы их отсюда не отпустим! Надо поговорить с Еленой Константиновной, чтобы она оставила девушек ночевать, — сказал Саша, сладко потянувшись.

За ужином Саша заговорил о том, что хорошо бы завтра оставить молодежь из Малиновки ночевать в Ильинском.

— У нас так много дела, что рано мы не сумеем все закончить, – кроме того ведь ярмарка, а потом всенощная... Придется многое доделывать ночью...

Елена Константиновна вполне одобрила мысль Саши.

— Конечно! Я тоже думала, что им лучше остаться... Что же ездить взад и вперед?

Олег прошел к себе и позвонил. Через минуту в комнату вошел Вася.

— Что прикажете, Олег Константинович? — спросил он, остановившись у дверей.

Олег взглянул на часы.

— Одиннадцать... — сказал он в раздумьи... — Надо выехать за час! В двенадцать часов ты оседлаешь Верного и будешь ждать меня у въезда в парк! — приказал он денщику.

— Слушаю-с!.. — спросил Вася.

Олег открыл окно, погасил свет и вытянулся тахте, заложив руки под голову... Старый парк шумел за окном, благоухали цветы, а думы летели туда, в Малиновку, где – он знал – его любят и – ждут…

***

Когда спевка кончилась, Ася, улучив минуту, развернула записку Олега.

«Люблю, безумно скучаю, хочу видеть... Сегодня в час ночи буду ждать тебя у вас в саду на той же скамейке. Целую, целую, целую… Олег», прочла она. Девушка прижала записку к губам и спрятала на груди... Предстоящее свидание радовало и – безотчетно волновало ее, а день, как на зло, тянулся без конца! Но вот, наконец, подали ужин, – можно идти к себе в светелку. Ася взбежала наверх раньше других, быстро разделась и легла, положив записку Олега под подушку.

— Что с вами Ася? Вы здоровы? — спросила Галя, входя в комнату вместе с Марусей и Таней. — Вас не лихорадит?

— Что вы, Галя, я совсем здорова! — рассмеялась Ася, — с чего вы взяли?

— Мне показалось, что у вас поднята температура: щеки красные, глаза блестят...

— Нет, пустяки! Просто я должно быть больше, чем всегда, устала сегодня! — ответила Ася, невольно краснея еще больше, — спать хочу ужасно!

— Ну, спите, бог с вами! — ответила Галя и, взяв из шкафа платье, ушла к себе.

Где-то внизу часы пробили половину первого... Ася заставила себя пролежать еще минут десять, потом тихо села на кровати и прислушалась. В комнате было тихо, слышалось только ровное дыхание спящих девушек... Накинув платье и натянув чулки, Ася, неслышно ступая, подошла к вешалке, сняла жакет и, накинув его на плечи, прокралась на балкон. Звездное небо во всем своем ослепительном великолепии раскинулось над ее головой. Внизу, таинственный и влажный, чуть шумел сад... Все спало.

Ася села на перила балкона и стала слушать... Легкая нервная дрожь пробежала по плечам…

— «Приедет или нет? Что, если нет?»

Бежали минуты, и казалось, что никто никогда не нарушит этой колдовской мерцающей тишины... Но вот налетел ветерок, деревья зашумели, и из-за их шума откуда-то издалека донесся конский топот... Ася вздрогнула и соскочила с перил... Вся кровь бросилась ей в лицо, сердце забилось сильно-сильно. Всадник мчался галопом и быстро приближался к дому. Девушка подождала еще несколько секунд. Вот он уже у забора, отделяющего сад от дороги... сдерживает лошадь. Галоп переходит в шаг, наконец – совсем стихает... Ася тихо вошла в комнату, взяла в руки туфли и, беззвучно открыв дверь, выскользнула на лестницу. Сбежать вниз было делом одной секунды, но куда теперь идти? Через террасу? Отпирать дверь, запертую на ключ? Нет! – Ася решительно повернула направо и пошла в конец коридора. Здесь было окно, выходившее в сад. Она быстро открыла его, вскочила на подоконник и спрыгнула вниз на дорожку... Окно прикрыто, и зеленые пышные ветки, раздвинувшись, проглотили тонкую фигурку девушки. Выйдя на аллею, Ася быстро пошла по направлению к Днепру. Река таинственно поблескивала под обрывом, клубясь волнами тумана... Вот и знакомая дорожка. Она похожа на глубокий темный грот, – так низко склонились здесь ветки акаций и сирени...

Едва девушка сделала несколько шагов, – чьи-то сильные руки подхватили ее, приподняли над землей, и знакомый голос шепнул:

— Здравствуй, дорогая!

— Ой! — уронила Ася от неожиданности... — Как ты меня напугал, Олег, милый… Пусти же меня!

— Будь моя воля, я бы вот так сейчас и унес тебя – далеко-далеко, на край света!..

Усадив девушку на скамейку, он опустился на траву у ее ног...

— Родная моя, если бы ты знала, как я скучаю без тебя, — сказал он, целуя ее руки, — я думал, что не дождусь этой минуты... — и он спрятал лицо в ее коленях.

— Как это чудесно, что мы оба сумасшедшие, а не кто-нибудь один! — говорит он.

— А ты думаешь тогда мы любили бы друг друга? — спрашивает Ася, смеясь.

— Боюсь, что нет! — смеется и он в ответ, опять привлекая ее к себе.

— А сердиться на тебя я не умею, — тихо говорит девушка, положив руки ему на плечи, — и... кажется никогда не научусь!

— Ася моя! — он еще крепче прижимает ее к себе, и страстный поцелуй обжигает ее губы... и еще... где взять силы, чтобы оторваться от этих губ?..

Ася поджала под себя ноги и положила голову на плечо молодого человека. Он нежно обнял ее и прижал к себе.

— О чем же мы будем говорить?

— О самом главном: о том, когда ты станешь совсем моей...

— Олег, родной! Я все-таки совсем не уверена в том, что скажут твои родные... Я так боюсь этого!

— Не надо бояться, дорогая! Мне кажется, что с этой стороны все будет хорошо. А вот твои родители что скажут?

— Думаю, что ничего не скажут!

— Ну, это еще вопрос! Они могут совсем не захотеть такого зятя, как я! — засмеялся Олег.

— Ну, что ты! — улыбнулась Ася, — узнают – захотят!

— А если нет?

— А если нет... я все равно буду твоей или... ничьей… — тихо-тихо отвечает она, сжимая его руку. — Но ведь ты должен познакомиться с ними!

— Конечно! Я думаю сделать так: сперва поговорить с Лелей и папой, заручиться их согласием, а потом приехать в Москву – знакомиться с вашими родителями и просить вашей руки, сеньора... И Олег почтительно поцеловал руку смеющейся девушке.

— Ой, ой, ой, как торжественно! — сказала она, смеясь. — Ну, а когда же...

— Когда свадьба? – хочешь ты сказать? – Не позже января, так как в апреле мне придется поехать за границу, и я хочу, чтобы ты ехала со мной. Поедешь?

— Хоть на край света, сокол мой!

Ночь тихо плыла над Днепром, бежали минуты, а молодые люди говорили, говорили и – не могли наговориться... О чем только не переговорили они в эту чуткую летнюю ночь! Они рассказывали друг другу о своем прошлом, о жизни в семье, о годах ученья... Они вместе строили плены на будущее, которое раскрывалось перед ними, как широкая дорога к счастью... Когда Ася спохватилась, что ей давно пора вернуться домой, было почти светло. Прощаясь, оба чувствовали, насколько ближе и дороже друг другу они стали после этих проведенных: вместе часов. Каждый понимал, что нашел не просто спутника в жизни, но близкую родную душу, чуткого, верного друга...

— Ася, дорогая! Как же хорошо, что мы встретились с тобой! — сказал Олег, сжимая на прощанье руки девушки.

— Да... а ведь этого могло и не случиться! — задумчиво ответила она. — Вот было бы ужасно!.. Видно уж так нужно было, чтобы нам с тобой посчастливилось... поймать синюю птицу!

— Ну, теперь окончательно до свиданья! — сказала Ася, — боюсь, что меня уже хватились, — и, послав на прощенье воздушный поцелуй Олегу, она исчезла за поворотом дорожки.

Олег подождал несколько минут... Он слышал, как зашумели кусты, как потом с легким шумом закрылось окно... Затем все стихло... Он вернулся к скамейке, взял плед и пошел к лошади.

Глава ХХVII

— А где же Олег? — спросил Константин Николаевич, когда на следующее утро Саша один явился и завтраку.

— Он спит еще, — ответил Саша, сам удивленный необычным поведением друга. — Вася сказал, что он вчера очень поздно лег.

— Опять, наверное, читал всю ночь! — заметила Елена Константиновна. — А я, было, порадовалась, что он здесь отвык от этой своей петербургской привычки...

Когда час спустя Елена Константиновна зашла в столовую, она нашла там брата, – он допивал кофе, просматривая только что полученную газету.

Елена Константиновна подошла к Олегу и ласково провела рукой по его волосам. Он взял руку сестры и горячо поцеловал ее.

— Почему так поздно, милый? — спросила она его. — Неужели опять бессонница, и ты читал всю ночь?

— Нет, Леля, родная! Совсем не в этом дело, — ответил он, улыбаясь. — Разве я похож на человека, страдающего бессонницей?

— Нет, — ответила она, смеясь, — но... мне кажется, что ты последнее время чем-то озабочен... Чем же? Или я потеряла твое доверие? Если так, мне это очень грустно!

— Не надо так думать, Леля! — возразил Олег. — Я давно хотел поговорить с тобой об одной очень важной для меня вещи, которая меня, действительно, сильно заботит, но... я молчал, потому что... не совсем понимая сам себя и не знал, что тебе сказать... Ты можешь меня выслушать сейчас? Ты свободна?

— Я свободна, но только помни, что – во-первых, я вовсе не требую, чтобы ты говорил мне что-нибудь, а во-вторых, – что я твой друг, и твое счастье очень много для меня значит!

— Спасибо, Леля! Я знал это всегда и был уверен, что иначе и не может быть, и вот именно поэтому я хочу с тобой поговорить… Я давно ждал случая, чтобы рассказать тебе все. Ты хочешь этого?

— Очень!

— Тогда... пойдем в сад!

Олег подал руку сестре, и они вышли из комнаты. Пройдя немного вдоль главной аллеи, Олег повернул направо. Он молчал, и Елена Константиновна не прерывала молчания, ожидая, когда он сам заговорит. Они сели на скамейку у фонтана.

— Я обещал тебе все рассказать, Леля, — тихо начал Олег, — а это оказывается не так легко... Я даже не знаю, с чего начать. Помоги мне... Ты ведь, конечно, знаешь в чем дело, или по крайней мере догадываешься? Не правде, ли?

— Немножко догадываюсь, — улыбнулась Елена Константиновна. — Новое увлечение? — спросила она, положив свою руку на руку брата.

— Нет, Леля, – это не увлечение... Это гораздо, серьезнее... Это... любовь, страсть, сумасшествие… Я сам не знаю, как это назвать. Я люблю ее... безумно, так, как никогда никого не любил и не буду любить, потому что так любить можно только один раз... И я не могу без нее жить... Ты знаешь, о ком я говорю?

— Знаю, — тихо ответила Елена Константиновна, пораженная захватывающей силой страсти в его словах и голосе. Так он еще никогда не говорил с ней. — Знаю... Ты говоришь об Асе, — повторила она. — Ты сказал ей об этом?

— Да!

— А она? Она любит тебя?

Олег сияющими глазами взглянул в глаза сестры.

— Да... давно! Почти с первой встречи, как и я ее. Но я узнал об этом совсем недавно... Я несколько раз начинал ей говорить о своей любви, а она не хотела меня слушать...

— Почему? Если ты говоришь, что она уже давно любит тебя…

— Вот именно потому, — ответил Олег и объяснил сестре поведение Аси.

— Милая девушка! Какая умница и какая чуткая! — сказала Елена Константиновна. — Другая на ее месте ухватилась бы обеими руками за такую партию! Чудесный она человек, и если она так тебя любит, лучшей жены трудно было бы тебе пожелать!

— Леля? Ты это серьезно?

— Конечно! — ответила она. — Мы должны как можно скорей доказать ей, что она не права... Если бы даже у папы, – чего я не думаю: ведь он не раз говорил, что Ася ему очень нравится, – но если бы вдруг у него возникли какие-нибудь сомнения, неужели бы мы с тобой вдвоем не убедили бы его и не отвоевали твоего и ее счастья? И неужели ты думаешь, что папа встанет поперек дороги к этому счастью? Разве ты забыл, как он тебя любит?

— Нет, Ленуша, не забыл, но ведь дело не только в папе. Тут есть ряд внешних обстоятельств, – ты их знаешь сама, – и...

— Знаю, но я думаю, что наша семья так высоко стоит в мнении общества и пользуется таким авторитетом, что ты можешь быть совершенно спокоен, и твоя жена, кто бы она ни была, будет принята с должным уважением, а тем более – Ася.

— Леля, милая, если бы ты знала, как я тебе благодарен за твою поддержку! — сказал Олег, сжимая руки сестры. — Если это будет так, как ты говоришь, – вопрос разрешается очень просто и как чудесно! Если же это будет иначе, – мне придется порвать с семьей, потому что... потерять ее я не в силах!.. Когда я узнал тогда, что она упала с лошади, я чуть с ума не сошел!

— Ну, вот тебе моя рука, — сказала, вставая, Елена Константиновна, — будем вместе, если это понадобится, отвоевывать твое счастье. А о разрыве с семьей, пожалуйста, не думай: ни я, ни папа – я убеждена в этом – не допустим этого!

— Спасибо, Леля, дорогая, — ответил Олег, прижимая к губам протянутую, ему руку. — Ты целую гору сняла с моей души... Я прошу только, чтобы пока все это осталось между нами.

— Ну, конечно! — ответила Елена Константиновна, — до тех пор, пока ты не поговоришь с папой и все не будет выяснено, никто не должен ни о чем знать.

— А Володя?

— Володя уже разгадал вашу тайну. Он в восторге от Аси и очень одобряет твой выбор.

— Ого! Значит еще один союзник! — засмеялся Олег. — Ну, что же? Тем лучше!

— Ну, вот видишь! Я уверена, что так же отнесется к этому и папа... Ну, а если нет, – скажи мне, – будем говорить с ним вместе.

***

— Куда ты пропал? Я тебя везде ищу, — встретил Саша Олега, возвращавшегося из сада после разговора с сестрой. — Там хлопцы пришли, – спрашивают, что надо делать.

— А! Пришли! Очень хорошо! — ответил Олег весело, — сейчас начнем работать. Ты, надеюсь, догадался их угостить чем-нибудь?

— Ну, это уж дело хозяйское – угощать! — возразил Саша, — да что с тобой? Почему у тебя такой именинный вид? — добавил он, заметив, какой неудержимой радостью сияет лицо Олега.

— Потом расскажу, — ответил тот. — Где хлопцы?

— На крыльце!

— Веди их сюда, в парк, а я попрошу няню принести угощенье.

… Через несколько минут Олег и Саша угощали хлопцев-хористов во главе с Грицком пирожками и коньяком.

Когда приехали из Малиновки Сережа и девушки, работа шла полным ходом: вдоль всей главной аллеи вешались цветные фонарики, в развалинах и в гроте амура устанавливались электрические батареи. Решено было осветить и большой фонтан. Молодежь заспорила, как лучше его осветить.

— Асинька! — крикнула с террасы Елена Константиновна, — зайдите ко мне на минутку!

— Сию секунду, Елена Константиновна! — откликнулась Ася, оставляя провод, который Сережа прикреплял к сучку дерева, — иду! — и она побежала к дому.

Елена Константиновна ждала ее в своем будуаре. Когда Ася быстрыми шагами вошла в комнату, она была одна и сидела в кресле у письменного столика. Увидев девушку, она встала ей навстречу и, обняв за плечи, повела к маленькой козетке у камина.

— Мне нужно поговорить с вами, дорогая, — сказала Елена Константиновна, усаживая девушку.

Ася взглянула на молодую женщину, и смертельная бледность покрыла ее лицо... Елена Константиновна ласково обняла ее и притянула к себе.

— Девочка моя! Зачем же так пугаться? Я хотела только сказать вам, что я все знаю и готова помогать вам, если будет нужно!..

Переход от отчаяния к радости был слишком неожиданным... Ася спрятала лицо в подушки и зарыдала.

— Олег мне не простит никогда, если увидит следы слез и узнает, что это я вас так расстроила, — говорила она, целуя девушку.

Ася улыбнулась.

— Он не узнает, — прошептала она. — И... простите меня, Елена Константиновна! Я... я думала, что вы... против. А для меня это было бы... как смертный приговор! — и она опять закрыла лицо руками, и ее плечи задрожали от сдерживаемых рыданий.

— Как? Опять плакать? Выпейте-ка вот это! — ласково сказала Елена Константиновна, подавая Асе стакан. — Няня! — крикнула она, — принесите-ка нам горячей воды... Надо скорее смыть следы слез, — улыбнулась она в ответ на вопросительный взгляд девушки.

— Ну, вот теперь другое дело! — сказала Елена Константиновна, когда успокоившаяся и приведшая себя в порядок девушка опять села рядом с ней. — В наказание извольте рассказывать все по порядку — прибавила она, смеясь.

Ася тоже засмеялась и покраснела.

— Что же мне рассказывать? — сказала она, — если Олег сказал вам самое главное...

— Я не хочу, чтобы у вас сложилось обо мне ложное представление, как о бестактной скучающей барыньке, выпытывающей из любопытства чужие тайны. Я вас горячо люблю, поверьте, и от души хочу вам помочь. Сядьте же и обсудим наши дела.

***

...А на ярмарке гусли, гудят...

Когда Ася вернулась в парк, там работа была уже закончена, и молодежь ждала ее, чтобы идти на ярмарку. Молодежь направилась на площадь к церкви где еще с вечера стучали топоры и молотки и наскоро строились палатки. Теперь площадь кипела народом. В палатках, протянувшихся длинной улицей вдоль церковной ограды, бойко торговали и местными, и привозными товарами. Яркие ярославские ситцы спорили с украинскими плахтами, ленты и бусы – с дешевыми украшениями – сережками и колечками с бирюзой и цветными стеклышками.

Бойкие заезжие торговцы наперебой зазывали покупателей, которые, потолкавшись у прилавков и поглазев на товары, спешили скрыться от жары под навесами, где торговали квасом сушеными и мочеными грушами и сливами, брагой и «горилкой». Тут же можно было и закусить горячими оладьями на постном масле, которые без передышки пекли на жаровнях дородные торговки в пестрых очипках и бусах. Прямо с возов торговали глиняной посудой, сельскохозяйственным инвентарем, мукой, фруктами. Дыни и длинные арбузы – кавуны горами лежали прямо на земле. В стороне от проезжей дороги на полянке под довольно дикую музыку лихо крутилась карусель. Девушки и парубки со смехом и шутками садились на размалеванных – серых в яблоках – деревянных коней, а иные – более пугливые – в пестрые тележки и вихрем кружились перед толпой зрителей, ожидавших своей очереди. В глазах мелькали разноцветные плахты, красные сапожки, развевались на ветру яркие ленты...

Рядом с каруселью поместилась «вертушка»: небольшой, круглый столик с приделанным к нему подвижным рычажком. Заплатив пятачок, можно было толкнуть рычажок. Он вертелся вокруг стола и если останавливался против одной из вещей, расставленных на столике, она поступала во владение толкавшего. Но чаще рычажок останавливался на пустом месте, и глиняные кошки – копилки, деловая посуда и незамысловатые игрушки оставались там, где и были. Неудача, а еще больше – соболезнование и смех окружающих подзадоривали вступивших в игру, пятачки сыпались дождем, и вокруг «вертушки» стояла толпа.

За церковной оградой уже танцевали. Разодетые во все самое лучшее хлопцы и дивчины с серьезными без улыбок лицами старательно плясали под гармонь старинный «казачок» и веселую новомодную «кадриль».

— Право мне показалось, что я попала на храмовой праздник в свое родное село! — сказала Ася, когда молодежь, делясь впечатлениями, возвращалась домой к обеду. — И карусель, и «вертушка», и пышки, и даже товары те же!

— Ну, у вас нет такого обилия фруктов, кацапка! — ответил Сережа.

— Это правда, но в общем очень много похожего: даже «щеколадки» с колодами карт и «гадательная карамель» — возразила девушка.

— Немудрено, — заметил Олег, — эти торговцы, вероятно, так и ездят с одной ярмарки на другую.

Придя домой, молодежь нашла на веранде Михаила Петровича, Анну Павловну и Нину Андреевну, приехавших посмотреть ярмарку и – за всенощную в Ильинское. Из малиновцев не было только Гали и Виктора Федоровича, которые должны были приехать позднее.

— Вот они, наконец! — сказал Михаил Петрович, увидав входящую молодежь. — Вы знаете, Константин Николаевич, что эти злодеи затевают завтра у вас в доме? — обратился он к хозяину.

— Знаю, — ответил тот, смеясь, — знаю и – приветствую. Кое-какие детали я им даже сам предложил!

— Что делается! Что делается! — ужаснулся Михаил Петрович.

После обеда все общество, как обычно, перешло в гостиную. Ася сидела на своем любимом месте в качалка у рояля... Слушая общий разговор, она, как всегда, наслаждалась этим домом, уютом этой комнаты, красивой, дорогой и в то же время изящной обстановкой и думала:

— «Неужели этот дом будет моим домом, эта милая культурная семья – моей семьей? Но ведь это...»

— О чем ты думаешь? — услышала она рядом с собой. Она подняла глаза. Олег стоял у рояля и, делая вид, что ищет какие-то ноты, ласково смотрел на нее.

— Я думаю о том, — сказала она, вставая и, как и он, нагибаясь над нотами, — какое это счастье – стать членом вашей семьи, Олег, и как много нужно знать и уметь той, которая в нее войдет, как… — она слегка побледнела и запнулась...

— Как моя жена, — сказал Олег серьезно, и его глаза потемнели. — Нужно только одно, – чтобы она любила меня...

— О! Если бы только это!... — сказала девушка, вспыхнув.

— Только это! — ответил он и подал ей раскрытые ноты.

Это была ария Елецкого из «Пиковой дамы»... Ася взглянула, зарумянилась еще больше и, улыбаясь, взглянула на Олега.

— Что вы ищете? — спросила, подходя к молодым людям, Нина Андреевна.

— Ноты для танцев! — ответил Олег спокойно. — Только вот не знаем, какой гопак лучше взять для исполнения на бале.

— Я думаю, лучше всего все-таки из «Сорочинской ярмарки», — в тон ему ответила Ася и, найдя ноты, подала их Нине Андреевне.

— Но ведь Константин Николаевич сказал, что будет духовой оркестр, — заметила Нина Андреевна

— Для общих танцев – да, а для отдельных номеров придется все-таки прибегнуть к роялю, — возразил Олег. — Ведь оркестр играет только бальные танцы, а мы танцуем характерные.

— Это правда, — ответила Нина Андреевна, — но мазурка...

— Ну, мазурку из «Жизни за царя» оркестр, конечно, играет, — засмеялся Олег.

— И краковяк тоже? — спросила Ася.

— Я думаю!

Глава ХХVIII

День вечерел. Косая тень

Ложилась низко и далеко...

Заутра — праздник – вещий день

Ильи – гремящего пророка...

(Аксаков)

Бум...м! – гулко пронеслось в воздухе, – раз и еще – и торжественный благовест понесся над полями, над парком усадьбы, над затихшим Днепром. Ярмарка начала пустеть. Затихла гармоника, остановилась карусель, – только у лавочек со спиртными напитками продолжался шум, и слышались крики, песни и брань.

Народ потянулся в церковь. В большом прекрасно отделанном и расписанном храме Ильинского скоро стало тесно от массы собравшегося народа, а толпы желающих попасть ко всенощной все еще подходили и подъезжали со всех сторон. Семья князя Константина Николаевича с гостями, с трудом пройдя через боковые двери, поместилась впереди за левым клиросом. На правом и около него стоял в полном составе хор Михаила Петровича. Нарядная пестрая толпа, наполнявшая церковь, с нетерпением ждала начала службы и разглядывала столичных гостей – молодых господ и «паненок». Посредине храма на аналое лежала икона Илии пророка, окруженная роскошным венком из живых цветов, работы Елены Константиновны и Гали. Но вот вспыхнули паникадила, раздался трезвон и духовенство, с трудом прокладывая себе дорогу, пошло встречать приехавшего из города архиерея... Служба началась. Хор Михаила Петровича, в котором, как всегда принимали участие его дети и Ася с Таней, старался изо всех сил. Пели прекрасно, и Михаил Петрович с удовольствием замечал впечатление, которое производило пение на хозяев имения, их гостей, да и на всех присутствующих.

Олег, стоя рядом с сестрой, нашел среди хористов Асю и улыбнулся ей. Он видел, как она волнуется вместе с другими, как вся она полна какой-то особой праздничной торжественностью...

Служба – праздничная, а поэтому долгая – никого не утомила.. Красота самого богослужения и прекрасное пение покорили всех и заставили забыть о времени и усталости.

— Ничего нет лучше нашего православного богослужения, — говорил князь Константин Николаевич, выходя из храма после всенощной. — Смотрите, какая красота, а ведь пели все простое!

— Потому и хорошо, что пели простое, — заметил Олег, — я не выношу нотного пения в церкви это такая безвкусица!

— Да, это правда! — согласился старый князь. — Спасибо вам большое, Михаил Петрович!

— А не за что! — весело отозвался тот, пожимая руку князю. — Я сам ведь любитель, и мне ничего, кроме удовольствия, это не доставляет... — А ну, друзья мои, — обратился он к своим, — давайте-ка по коням да и до дому!

— Михаил Петрович! — вмешалась Елена Константиновна, — оставьте молодежь у нас в Ильинском! Ну, что им ездить взад и вперед? Да у них еще и не все готово на завтра, не правда ли? А я им уже и комнаты приказала приготовить.

— Нехай остаются, если хотят, — ответил Михаил Петрович. — Только ведь как же? Барышни завтра наверное захотят «себя принарядить тафтицей, бархатцем и дымкой»!

Все засмеялись.

— Да они и так нарядны до отказа... Чего еще? — возразил Сережа.

— Нет, папа прав! — сказала Маруся, — но к обедне мы можем пойти так, как сейчас, а после обедни приедем домой переодеться.

— Конечно! — согласились девушки.

— Ну, и добре! Кто же сейчас со мной едет?

— Я, конечно! — засмеялась Анна Павловна.

— И мы, папочка! — сказала Галя, беря под руку мужа.

— Как? Главный режиссер уезжает? — огорченно сказал Олег. — А мы хотели еще кое о чем договориться...

— Ну, мы вам оставим на съеденье Нину Андреевну, — возразил, смеясь, Виктор Федорович, — ведь у вас в основном танцы, – тут ей и книги в руки.

Линейка скрылась за поворотом.

— Садитесь, господа! — предложила гостям и молодежи свою коляску Елена Константиновна.

— Нет, Ленуша! Пусть старшие едут, а мы прекрасно дойдем пешком. Как господа? — сказал Олег.

— Конечно, пешком! — единодушно поддержала его молодежь.

Дойдя до парка, как обычно, разбились на пары...

— Как я счастлив, — тихо сказал Олег, беря под руку Асю, — что мы эту ночь будем ночевать под одной крышей и именно у нас в Ильинском, а сейчас я могу хоть два слова сказать тебе вот так наедине... и он прижал к губам руку девушки.

— Не надо, милый! Увидят! — шепнула она.

— Ну, хорошо не буду! Но... скажи, зачем тебя звала утром Леля?

— Она говорила со мной о том, что ты ей рассказал сегодня... Какая она милая! И... ну, право же, Олег, я не стою такого отношения!

— Ну, это уж позволь нам знать, дорогая! — засмеялся Олег. — Я очень рад, что этот разговор оставил у тебя хорошее впечатление... Я ведь говорил тебе, что Леля будет на нашей стороне и поможет нам.

— Да, сегодня я убедилась, как мне будет нужна ее помощь, если... если даже все будет хорошо…

Впереди замелькали огни в окнах дома.

— Ася, — умоляюще прошептал Олег, сжимая руку девушки, — дай мне слово, что ночью ты придешь в парк... ко мне. Я буду ждать тебя у амура.

Девушка отрицательно покачала головой.

— Нет, милый... И ты ведь сам знаешь, что это невозможно... особенно сегодня, когда у вас в доме так много посторонних людей.

— Я понимаю но... ничего не могу с собой поделать! Так обидно быть рядом и... не иметь возможности хоть раз поцеловать тебя!.. Не говори мне да, не говори мне нет, – но ждать я буду! — добавил он, улыбаясь и глядя ей в глаза.

Ася рассмеялась.

— Милый мой герцог Рейхштадтский, не ждите, – я не приду!

— Я не ожидал, что ты можешь быть такой... благоразумной! — огорченно заметил Олег.

— Родной мой, — ласково сказала девушка, сжимая его руку, — не сердись на меня! Но... Елена Константиновна сказала мне сегодня, что она видит во мне уже члена вашей семьи... Ну, а честь этой семьи для меня дороже своей собственной чести. Я не хочу и не могу рисковать ей, а вместе с ней и счастьем всей моей... нет, нашей жизни!..

— Ты права! — ответил он, опять целуя ее руку, — но... если не в парк, то может быть тебе удастся зайти ко мне, в мою комнату?..

— Еще лучше! — опять рассмеялась Ася. — Пойдем же скорей, мы очень отстали.

— Ася... если ты меня любишь! Хоть на 15 минут... Не говори мне да, не говори мне нет, – но ждать я буду! — опять повторил он, и такая сила любви и страсти прозвучала в этих словах, что девушка не нашлась, что ответить... Оставив руку Олега, она молча поднялась на веранду и прошла в столовую, где все общество уже усаживалось ужинать.

После ужина молодежь вместе с Ниной Андреевной, Еленой Константиновной и Владимиром Александровичем собралась в библиотеке. Была основательно продумана и записана программа бала и выступлений на завтра, уточнены некоторые детали. Время бежало незаметно, и часы в столовой пробили половину двенадцатого, когда Елена Константиновна поручила няне отвести гостей в отведенные им комнаты. Сережу увел к себе Саша, девушкам и Нине Андреевне были накрыты постели в двух комнатах верхнего этажа, неподалеку от комнаты Олега. Он проводил их до дверей, пожелал спокойной ночи и прошел к себе. Асе хотелось поймать его взгляд, но он даже не взглянул на нее...

Вскоре в доме все затихло.

— Ты что не ложишься? — спросила Маруся, укладываясь на один из диванов маленькой гостиной, где ночевали они с Асей.

Ася сидела в кресле у стола, уронив руки на колени, и о чем-то сосредоточенно думала...

— Я... я сейчас! Мне совсем не хочется спать, отметила она и тряхнула своей кудрявой головкой как бы отгоняя какую-то неотвязную мысль.

Маруся приподнялась на подушке и внимательно посмотрела на подругу.

— Асиночка, что случилось? Вы поссорились с Олегом?

— Нет... нет, не поссорились, но... Маруська, если я сейчас уйду, ты можешь не спать и подождать меня минут двадцать?

— Конечно, но в чем дело?

— Видишь ли... — Ася решилась. — Мы никому не говорили, но мы с ним завтра танцуем в костюмах мазурку... Только ты молчи, – это секрет, о нем знают только Нина Андреевна и Елена Константиновна. А повторить танец сегодня мы не успели... Олег просил меня зайти к нему, когда все улягутся… знаю, это неудобно, но что же делать?

— Иди, конечно, только не долго!.. Не могла мне раньше сказать! А еще подруга!

— Маруся, милая! Как же я могла сказать, если это не мой лично секрет?

— Ладно, ладно!.. А может быть, ты все это выдумала, никакой мазурки нет, и ты... просто на свидание идешь? Говори уж на чистоту!

— Ну, если хочешь, – давай пари! Честное слово, завтра мы будем танцевать мазурку, а потом еще краковяк, вот увидишь!

— Увижу! Но если этого не будет, я расскажу о «свидании» Сергею и Тане!

— Ты с ума сошла! Но рассказывать не придется, – мазурка будет. Подожди же меня! — и Ася, тихо отворив дверь, вышла из комнаты.

В вестибюле, куда выходила дверь гостиной, было пусто и совершенно темно. Ася бесшумно прошла через комнату и вошла в коридор. Вот и знакомая дверь... Девушка остановилась. Она остро сознавала все безумие своего поступка, но какая-то сила сильнее ее воли влекла ее к этой двери.

— «Не говори мне да, не говори мне нет, – но ждать я буду!» — вспомнила она, и без того трепещущее сердце забилось еще сильней, сладко и больно... Невольно придерживая его рукой, она едва слышно постучала... Ответа не было. Заметив, что дверь прикрыта не плотно, девушка тихо приоткрыла ее и скользнула в комнату. Олег сидел у стола, опустив голову на руки, и, видимо, не слыхал ее стука. Он не пошевелился и тогда, когда Ася вошла в комнату...

— Олег! — едва слышно шепнула она.

— Ася!.. — Он вскочил и кинулся к ней... Опустившись на колени, он безумно целовал руки и платье девушки.

— О, как я ждал тебя, — говорил он между поцелуями, — как боялся, что ты не придешь! Милая...

— Я не смогла не прийти... Ведь ты сказал – «если любишь», а я... я боюсь, что слишком люблю, и с такой любовью скоро надоем...

Олег быстро поднялся с колен и, сжимая руки девушки, глубоко заглянул ей в глаза.

— Пусти же меня! Мне пора идти к себе!

— Ну, еще минутку!..

— Нет, родной!.. Ты думаешь, мне не хочется остаться? — сказала она ласково, увидев огорченное лицо Олега, — но я не хочу, чтобы о нас с тобой говорили дурно... До свиданья, до завтра!

Она встала, взяла обеими руками его голову, поцеловала темные, горячие глаза...

— Не забудь, что я приходила, к тебе повторять мазурку... так я сказала Маруське, — засмеялась Ася на удивленный взгляд Олега.

Он засмеялся в свою очередь.

— Хорошо, что предупредила! — сказал он. Последний прощальный поцелуй, и... прежде чем Олег успел удержать ее, тонкая фигурка девушки скрылась за дверью.

Он вскочил, подошел к двери, открыл ее и прислушался. Все было тихо, и в коридоре никого не было...

— «Надо поговорить с папой», — по думал он наконец, — «постараться ускорить ход событий... Я глубоко люблю ее и уважаю, как человека, но... она – очаровательная женщина, и мне все труднее становится держать себя в руках...»

Глава XXIX

...Какая радость! Будет бал!

Девчонки прыгают заране...

(Пушкин)

...Коляски и кареты одна за другой подъезжали к воротам Ильинского парка... Гостей встречали в передней Олег и Владимир Александрович, в гостиной – Елена Константиновна и старший хозяин – князь Константин Николаевич. Многие из приглашенных приехали раньше – к обедне и сейчас сидели в гостиной, библиотеке и зале, ожидая обеда.

В столовой прислуга и приглашенные из города официанты накрывали на стол.

Когда приехали гости из Малиновки, зал и гостиная были уже полны народом. Мелькали парадные мундиры военных, светлые нарядные платья дам... Несмотря на то, что Ася, Таня и Маруся надели свои лучшие платья, они почувствовали себя неловко среди этой блестящей толпы. Саша, встретивший девушек в гостиной, заметил их смущение и постарался рассеять его, познакомив их с офицерской молодежью. Через несколько минут смущения как не бывало, тем более, что кое-кто из молодых офицеров был на спектакле в Малиновке и принимал участие в вечеринке в школе.

— Вы нам покажете еще что-нибудь сегодня? — спрашивали они девушек.

— Может быть! — загадочно отвечали те, смеясь. — Имейте терпение!

— Все это будет после обеда, — сказал подошедший Олег, — а теперь, кажется, уже все, кто хотел приехать, приехали, и можно садиться за стол?

Действительно в гостиную вошел представительный дворецкий и доложил, что «кушать подано». Хозяева и гости направились в столовую. Обед был прекрасный. За столом царило общее оживление. Тосты следовали один за другим, и официанты то и дело наполняли вином рюмки и бокалы. Особенно весело было на конце молодежи, где председательствовал Олег. Он был явно в ударе, шутил, смеялся и не давал никому скучать. Малиновцы и Саша помогали ему поддерживать настроение.

Обед затянулся. Солнце уже садилось, когда гости встали из-за стола и, по приглашению хозяев, направились в зал. Здесь уже все было приготовлено для концерта: арка, ведущая в гостиную, была завешена тяжелым бархатным занавесом; за ним были устроены подмостки – нечто вроде сцены, задник и кулисы которой образовывали ширмы, затянутые темным сукном. За ширмами в свободных углах гостиной разместились участники концерта, на веранде дожидался своего выхода хор Михаила Петровича в полном составе. В зале сразу стало оживленно и шумно. Общество рассаживалось на расставленные полукругом стулья и кресла, с интересом ожидая начала концерта.

Зазвенел колокольчик... Все смолкло, и тяжелый занавес пошел в стороны. На сцене уже выстроились хористы. Красочные украинские костюмы – белые вышитые сорочки, венки и яркие ленты девушек и такие же белые вышитые рубашки и цветные пояса мужчин выгодно выделялись на фоне темных кулис. Сбоку сидели четыре бандуриста, и среди них – Грицко. Михаил Петрович, одетый в такую же как у его хористов украинскую вышитую рубашку, вышел на авансцену, поклонился гостям, повернулся к хору и поднял руки… Под сводами нарядного зала зазвенели и заплакали задушевные украинские песни. В зале было совершенно тихо, и хор звучал на редкость хорошо. Особенно большое впечатление произвела на слушателей дума о трех братьях, бежавших из турецкого плена, исполненная тремя хористами под аккомпанемент бандур.

Когда программа была исчерпана, слушатели устроили руководителю хора настоящую овацию. Многое просили повторить... Но вот наконец занавес закрылся в последний раз, и ведущий концерт Виктор Федорович объявил, что сейчас будет исполнена «Полтава» Пушкина.

Снова зазвенел, колокольчик, в зале стало тихо...

— «Господи, благослови!» — Ася перекрестилась и скользнула за занавес.

Девушка страшно волновалась: выступать в Ильинском перед «избранной» публикой, которая – она знала это – будет строго судить ее, было гораздо страшнее. В первую секунду все слилось в ее глазах, и ей показалось, что она сейчас упадет... Но сзади послышался ободряющий шепот Виктора Федоровича:

— Спокойнее! Начинайте!

Спектакль начался. Все прошло с большим меньшим успехом, и исполнителей вызывали без конца.

Программа была выполнена, и зрителям объявили, что концерт окончен.

Загремели стулья и кресла, зазвенели шпоры, зашуршали шелковые платья дам. С шутками и смехом, делясь впечатлениями, нарядная толпа высыпала на веранду, под темное южное небо... и – вдруг остановилась ослепленная и очарованная. Темный до этого парк неожиданно вспыхнул разноцветными огнями. Мерцающий свет фонариков таинственно осветил дорожки, замком из волшебной сказки опрокинулись в пруд освещенные изнутри развалины, алмазной россыпью взвились вверх и посыпались в брызгах фонтаны...

— Очаровательно! Бесподобно! Прелестно! — слышались со всех сторон восхищенные голоса.

В парке на каждом шагу гостей ожидали неожиданные и приятные сюрпризы: здесь хорошенькая пастушка (одна из девушек-хористок) предлагала дамам и кавалерам букеты цветов, там изящная субретка угощала лимонадом и пирожными... У берега пруда ждали лодки, и хлопцы в вышитых рубашках и цветных кушаках предлагали желающим покатать их по сверкающей огнями, гладкой как зеркало водной скатерти. Одна за другой лодки отплывали от берега, причаливали к развалинам, из которых доносилась нежная музыка, группы и пары мелькали на дорожках и в зеленых гротах, любовались большим фонтаном на главной аллее, который весь сиял и искрился голубым огнем.

В это время зал и гостиную убирали и готовили для бала. Стулья были расставлены по стенам, пол вновь протерт. На хорах откашливались музыканты прибывшего утром из города военного оркестра. Все окна и двери зала были широко открыты в парк, и лучи света падали на дорожки и на веранду, где сидели вместе с старшим хозяином почетные гости. Владимир Александрович, помогавший тестю занимать гостей рассказывал что-то смешное, стоя на дорожке сада у входа на веранду, и окружавшая его молодежь весело смеялась. Ася и Маруся вышли в парк, как только зажглась иллюминация. Хотя для них она и не была неожиданностью, но и они ахнули, пораженные красотой открывшейся перед ними сказочной картины. Вместе с подошедшим Сашей и несколькими молодыми офицерами-гостями девушки обошли весь парк, любуясь эффектами, которые создавали вода, зелень и разноцветные фонарики, мелькающие среди ветвей. Когда они подошли к дому, из раскрытых окон полились звуки полонеза, призывающие общество в зал.

Приехавший из города полковник ловко щелкнул шпорами перед Еленой Константиновной, которая вышла на веранду, чтобы пригласить гостей в дом, и церемонно повел ее вниз по лестнице, ведущей в парк, и далее по дорожке вокруг большой клумбы. Сейчас же составилось еще, несколько пар: Олег предложил руку жене полковника – молодящейся блондинке с томными голубыми глазами, Саша Марусе, Владимир Александрович, Асе... К ним присоединялись все новые и новые пары, и когда танцующие, обогнув клумбу, вернулись на веранду и вошли в зал, пары растянулись во всю его длину.

На повороте Олег на мгновение встретился глазами с Асей и сделал такую страдальческую мину, покосившись на свою даму, что девушка невольно рассмеялась. Владимир Александрович видел это и тоже рассмеялся.

Протанцевав один тур со своей дамой, Владимир Александрович поблагодарил ее и пригласил Таню. К Асе подошел Олег. Через несколько минут молодые люди шли об руку по одной из самых темных и отдаленных аллей парка. Здесь никого не было и было очень тихо, только из дома доносились приглушенные звуки вальса.

— Давай сядем! — сказал Олег, когда они подошли к одной из скамеек. Он взял руки Аси и крепко сжал их в своих.

— Ты все скажешь мне?

— Конечно, милый, — ответила Ася, — но мне даже стыдно рассказывать, – такие глупости он говорил.

— Пусть глупости! Я хочу знать все, — ответил Олег.

Ася по возможности точно передала ему свой разговор с Владимиром Александровичем. Когда она кончила и, вся розовая от смущения, подняла глаза на Олега, она убедилась, что «гроза» проходит. Соскользнув со скамейки, она легко опустилась на колени и, заглянув в глаза молодого человека, шепнула:

— Ну, вот видишь, милый! Разве все это не чепуха, не обычный светский флирт? для меня из всего этого только одно важно, – это то, что Владимир Александрович верит… в возможность моего счастья...

Олег поднял девушку. Посадив ее себе на колени, он нежно прижал ее к себе. Его глаза улыбались.

— Ты права, голубка! Это самое важное из его болтовни, и я очень рад, что он сказал тебе это... Но ты напрасно думаешь, что все остальное, что он говорил – чепуха. Это совсем не чепуха! Во-первых... позволь тебя поздравить с новым поклонником!

— Ей богу не с чем! — засмеялась Ася. — Вот ты уже ничего не видя, ревнуешь меня... Не хватает только, чтобы Елена Константиновна приревновала ко мне своего супруга!..

— Ну, это не страшно, — заметил Олег.— Леля слишком хорошо знает своего мужа, чтобы ревновать его. Она привыкла к тому, что он ухаживает за каждой хорошенькой женщиной, и это нисколько не отражается на их семейной жизни, потому что она знает, что любит серьезно он только ее. А вот я...

— Что же ты?

— Я вдруг обнаружил, что не смогу выносить, если за тобой будут ухаживать такие «поклонники». Володя прав: ты очаровательная женщина, и именно женщина, женщина «par exellence». Это он очень хорошо сказал и верно определил… Ты сама еще, возможно, не сознаешь своего очарования, не знаешь себя... А я вижу и чувствую это... и не меньше Володи, а гораздо больше... Я страшно боюсь потерять тебя и... безумно ревную.

Олег опять побледнел, его глаза потемнели, и он еще крепче прижал к себе девушку, точно боясь, что она ускользнет от него. Она ласково провела рукой по его волосам.

— Ну, хочешь, я не буду больше сегодня ни с кем танцевать?

— Нет, нет, дорогая... Прости меня! — возразил он, горячо целуя ее руки, — я просто сам не знаю, что со мной сделалось. Мы пойдем туда вместе и – танцуй и веселись как хочешь и с кем хочешь...

девушка встала и, положив руки на плечи молодого князя, серьезно посмотрела ему в глаза.

— Сокол мой! Но ведь я тоже готова была расплакаться, когда ты пригласил в полонез эту барыню... И если бы ты знал... Если бы ты знал, как я люблю тебя, как постоянно думаю о тебе... Как хочу быть всегда с тобой, – тебе и в голову не могло бы прийти ревновать... Но я не хочу, чтобы ты так мучился из-за меня! И я даю тебе слово, что никогда, ничем не подам тебе хоть самого маленького повода для ревности... Ты веришь мне?

— Ася моя! — Он горячо обнял ее... Кудрявая головка упала ему на плечо... И Олег, забыв обо всем на свете, опять стал покрывать поцелуями эти глаза и эти раскрытые ему навстречу губы…

Минуты бежали... Первой очнулась Ася.

— Где ты пропадаешь, Олег? — встретил его Сережа. — Тебя тут искали: не знаем, когда включать характерные танцы.

— Я ходил в парк проверить, все ли готово для фейерверка, — слукавил Олег. — А порядок бала у Нины Андреевны. Ее надо спрашивать!

— Олег, вы не видели Асю? — подбежала к нему Маруся. — Ее всюду ищет Нина Андреевна...

— Асю?.. Да вон она! — улыбаясь ответил Олег. Он не спускал глаз с дверей и видел, как Асю, едва она вошла в зал, пригласил танцевать один из молодых офицеров. Прежней горечи и досады как не бывало, и он загоревшимся взглядом следил за грациозной фигуркой девушки, уносившейся в вихре танца.

Это был, действительно, необычный бал. После вальса и нескольких бальных танцев с хор неожиданно для публики раздались звуки украинского гопака, и толпа хлопцев в ярких национальных костюмах вынеслась на середину зала… Лихо протанцевав свой темпераментный танец, они исчезли, и с хор снова раздались звуки па-де-катров и венгерок. Но вот опять необычная мелодия... Толпа танцующих расступается, освобождая место, и юноша в белой черкеске с серебряным галуном и в мохнатой папахе проносится по кругу в огневой лезгинке...

По настоянию гостей Олег и Ася повторяют «русскую»… Еще несколько бальных танцев, и снова звучит восточная мелодия. Несколько девушек в красочных восточных костюмах с большой грацией исполняют черкесский танец... Как и во время спектакля, Ася впереди всех, она ведет за собой других, восхищая пластикой движений собравшуюся в заде молодежь.

Наконец объявляют долгожданную мазурку... Кавалеры приглашают дам, некоторые отыскивают ранее приглашенных, две-три пары уже готовы начать танцевать... Внезапно притворенные в соседнюю приемную двери широко раскрываются, и новая танцующая пара вылетает на середину зала. Маруся с трудом узнает в роскошно одетой польской панне Асю, в ее партнере – Олега. Публика ахает, все прекращают танцевать...

— Ах, какая прелесть! — восхищаются барышни. — А костюмы какие! Роскошь!..

В особенном восторге несколько офицеров – поляков. — Браво, браво! Виват! — кричат они и громко аплодируют.

— И когда это они успели подготовиться? — спрашивает изумленный Михаил Петрович Галю.

—Я и сама удивляюсь, — отвечает она. — Это, конечно, ваше искусство? — обращаются они оба к Нине Андреевне.

— Ну, конечно, без меня не обошлось! — смеется она, — но это их собственное желание и работали они в основном сами.

Когда Олег в финале танца, опустившись на одно колено, закружил вокруг себя свою даму, а затем, подав ей руку, повел в сад, – вся молодежь бросилась за ними, умоляя повторить танец.

— Пожалуйста, мы повторим! — любезно ответил Олег, — но с условием, что с нами будут танцевать все...

Молодые люди вернулись в зал и с таким огнем повторили танец, что увлекли всех. Даже те, кто не танцевал и вместе с старшими гостями сидел за картами и шахматами, оставили игру и пришли смотреть мазурку. Старики любовались на танцующую молодежь и вспоминали свою молодость. После мазурки был объявлен перерыв, и всё общество снова вышло в парк. Здесь его ждало новое зрелище: в разных концах парка взвились в небо разноцветные ракеты и рассыпались золотым дождем. Они погасли, но за ними следом взлетали все новые и новые, освещая парк своим призрачным светом... Фейерверк удался на славу.

Налюбовавшись им, гости разбрелись по аллеям парка в разных направлениях. После переполненного народом зала здесь было прохладно и как-то особенно хорошо. Ночь была удивительно теплой. Шелест деревьев над головой, благоухание цветов, мерцающие среди ветвей фонарики, тихая музыка, доносившаяся из развалин, – все настраивало не поэтический лад и казалось не реальностью, а волшебной сказкой из тысячи и одной ночи.

Асе с большим трудом удалось наконец ускользнуть от офицеров-поляков, которые благодарили ее за мазурку и наперерыв говорили ей комплементы. Обежав пруд, она нашла наконец пустынную дорожку и, едва переводя дыхание, опустилась на первую скамейку. Ей хотелось отдохнуть и хотя минутку побыть одной...

— Господи! неужели это не сон? — прошептала она, — неужели это я, Ася Никитина, танцую в первой паре с принцем из волшебной сказки и меня называют «царицей бала»?..

... из дома опять поплыли звуки полковой музыки.

— Вальс! — сказал Олег. — Ну, мы можем спокойно посидеть здесь. Нам ведь теперь можно появиться в зале только во время краковяка, — он указал на свой польский костюм.

Мелодия увлекала, звала за собой...

Рука Олега скользнула вокруг талии девушки, ее рука невольно поднялась ему на плечо, и они плавно закружились по дорожке сада. Такого упоительного вальса они еще ни разу не танцевали... Приглушенная музыка, шепот листвы, знойное дыхание ночи и – близость дорогого существа опьяняли, как вино, сводили с ума... Олег все теснее прижимал девушку к себе и искал ее губ... Она не противилась, прильнув к нему всем телом. Уронив голову ему на плечо, она вся отдавалась его ласке, его близости... Безумный порыв страсти охватил Олега. Он готов был сейчас, сию минуту поднять девушку на руки, унести ее в зеленую чащу сада и... забыв все на свете, отдаться голосу крови... Но это значило украсть ее чистоту, сломать ее доверие к нему, своей рукой испортить и ее и свою жизнь... Нет! Олег оставил Асю и, весь дрожа от волнения, опустился на скамью, сжимая руками пылающую голову... Сама взволнованная, в душе глубоко благодарная ему, девушка подошла к скамейке и, опять опустившись на колени, прижалась щекой к руке молодого человека.

Она встала и взяла его под руку.

— Давай пройдемся немного... Хорошо?

Они молча пошли по дорожке, оба глубоко взволнованные только что происшедшим разговором. Влажный ночной ветер пахнул им в лицо, деревья зашумели сильней... Волнение постепенно уходило, уступая место светлой радости от одержанной над собой победы и сознанию огромного счастья взаимной дружбы и любви, которые – они это знали теперь – выдержат любое испытание. Они бродили по аллеям до тех пор, пока не услыхали, что следующий за вальсом танец кончился.

— Теперь можно идти, — прервал молчание Олег.

Оба остановились, держась за руки. Олег поднес руки девушки к губам, его глаза вспыхнули.

— Я должен сказать тебе, дорогая, что... сегодняшняя ночь будет одним из самых дорогих моих воспоминаний на всю жизнь... и наш вальс – особенно!

— И моих! — шепнула Ася, пряча у него на груди порозовевшее лицо...

Бал кончился около 5 часов утра, когда было уже совсем светло. Часть гостей осталась ночевать в имении, большинство отправилось по домам. Уехали и Смаковские со своими гостями. Молодежь взяла слово с Олега и Саши что они завтра же приедут в Малиновку, а Михаил Петрович горячо поблагодарил хозяев за доставленное молодежи удовольствие.

Глава ХХХ

Мой костер в тумане светит,

Искры гаснут на лету...

Ночью нас никто не встретит,

Мы простимся на мосту...

Праздник кончился… На следующий день – 21-го июля – и в Малиновке, и в Ильинском все встали очень поздно. долинские проводили оставшихся гостей, и вечер был посвящен на то, чтобы привести в порядок дом и сад после праздника. Все устали и рано разошлись по своим комнатам. Засыпая, Олег думал о том, что завтра он снова увидит Асю и будет говорить ей о своей любви.

Когда на другой день утром вся семья сидела за завтраком, в столовую вошел Вася. Почтительно остановившись в дверях, он, отвечая на вопросительный взгляд хозяина, доложил: Он принес телеграмму Олегу с предписанием ему срочно приехать в Петербург.

Олег сидел у стола, закрыв лицо руками. На шум шагов он поднял голову.

— Я ничем не могу быть полезен? — спросил Саша, подходя к нему.

— Нет, эго пустяки... Все это займет полчаса не более, — ответил Олег, — а потом, я думаю, ты не откажешься съездить со мной в Малиновку?

— Разумеется, тем более, что нас там ждут! Какая досада все-таки! Воображаю, как там все будут огорчены... А у меня еще такие планы намечались... Черт!

— Ну, ведь руганью не поможешь, — грустно улыбнулся Олег. — Во всем этом есть может быть и доля хорошего: у меня будет где-то осенью свободная неделя, и я смогу съездить в Москву.

— Да, правда! — ответил Саша, — но сейчас...

— Сейчас да!.. Вот именно сейчас уезжать ужасно как не хочется... — Олег закусил губу и отвернулся к окну.

— Очень понимаю, — тихо сказал Саша, обняв друга за плечи. — Знаешь что? — добавил он, минуту подумав: я поеду вместе с тобой!

Олег удивленно взглянул на приятеля.

— Зачем? — спросил он, — Тебя ведь никто не вызывает...

— Вчера я получил письмо от матери из Тифлиса. Она меня очень ждет и просит непременно приехать... Я не знал, как быть, а теперь все разрешится очень хорошо: мы доедем вместе до Киева, ты поедешь в Петербург, а я на Кавказ.

— Хорошо, а Маруся? — сказал Олег, улыбаясь.

— Ну, что же Маруся? Все равно через неделю нам пришлось бы расстаться! Гораздо лучше, если мы оба уедем сразу, – девушкам так будет легче...

— Я не знал, что ты такой тонкий психолог, Сашка, — сказал Олег, смеясь. — Ты, пожалуй, прав. Ведь и нам будет легче уехать вместе… да и маму свою тебе не надо огорчать! Ну, что же! Спасибо! Принимаю твою жертву.

— Превосходно! — ответил Саша, пожимая руку друга. — Пойду и я собираться.

Через час сборы были кончены, и Вася подвел к крыльцу оседланных лошадей.

— Вася, — подозвал Олег денщика, — в час ночи оседлай Верного и жди меня у калитки. Приготовь лошадь и себе: ты поедешь со мной, — сказал он тихо.

— Слушаю, Олег Константинович, — ответил Вася, вытянувшись.

Через минуту, пригнувшись к седлам, молодые люди неслись по дороге в Малиновку.

***

В Малиновке собирались обедать, дежурные – Маруся и Ася – накрывали на стол, Анна Павловна хлопотала по хозяйству, прочие сидели в цветнике и на террасе, ожидая приглашения идти к столу.

— Ставьте еще два прибора, девушки, — крикнул Сережа, — хлопцы из Ильинского едут!

Ася вспыхнула и, чтобы скрыть невольное смущение, убежала в дом. Молодые люди, бросив поводья Грицку, направились к террасе. Сережа пошел им навстречу. По выражению их лиц он понял, что произошло что-то неприятное,

— Что с вами? — тихо спросил он друзей, пожимая им руки. — Случилось что-нибудь?

Олег молча подал ему телеграмму, а Саша рассказал о письме из дому. Сережа свистнул.

— Когда же вы едете?

— Завтра в 6 утра, автомобилем.

Сережа покосился назад.

— Все наши будут очень огорчены, а девушки особенно, — сказал он.

Молодые люди вошли на террасу.

— Добро пожаловать, панове! Ну как? Отдохнули после праздника, — добродушно пробасил Михаил Петрович, поднимаясь им навстречу.

Попав в ставшую за этот месяц привычной дружескую атмосферу сердечности и радушия, отличавшую семью Смаковских, Олег особенно остро почувствовал горечь близкой разлуки. Он взглянул на Асю. Она только что вернулась на террасу с тарелкой нарезанного к обеду хлеба и, не умея скрыть радость, что снова видит его, вся как бы светилась внутренним светом. Лучистые глаза сияли, когда, здороваясь, она подала ему руку. Сердце Олега сжалось. Он знал, что сейчас эту радость сменит жгучая боль, и особенно крепко и нежно пожал руку девушки.

— Садитесь, садитесь обедать! — приглашала всех Анна Павловна.

— Олега и Сашу сегодня надо угостить на славу, мамочка, — сказал Сережа, — они ведь завтра уезжают.

— Как? Куда? — раздались удивленные голоса.

Молодые люди коротко объяснили причину своего внезапного отъезда.

— Так!.. Значит у нас сегодня отвальная. Аня, дай-ка нам ради такого случая бутылочку сливянки! — сказал Михаил Петрович.

Услыхав новость, Ася побледнела и инстинктивно схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. Она знала, что эта минута должна была рано или поздно наступить, но она пришла скорее, чем ее ожидала девушка, и так неожиданно!.. Ася собрала все силы, чтобы не выдать своего волнения. Низко наклонив кудрявую головку, она продолжала помогать Анне Павловне раскладывать на тарелки только что вынутый из печи горячий пирог. Маруся отвернулась к окну, чтобы скрыть набежавшие на глаза слезы, и перебирала цветы букета, стоявшего на соседнем столике.

Михаил Петрович заметил волнение девушек и постарался прийти им на помощь.

— Очень досадно, конечно, и жаль нам вас отпускать: за это время мы все очень к вам привыкли и полюбили вас... Но ведь дело в сущности в одной неделе. 1-2-го все равно пришлось бы расстаться: ваш отпуск кончается, да и наши гости собираются к домам.

— Я надеюсь, что в августе мне отдадут эту неделю, и я проведу ее так, как мне хочется, — сказал Олег, стараясь хоть чем-нибудь порадовать Асю. Она поняла его и, подняв на него глаза, улыбнулась.

Михаил Петрович налил рюмки.

— Давайте выпьем, друзья, за то, чтобы ваша дружба, начавшаяся здесь, в Малиновке, не оборвалась на этом, а продолжилась на многие годы.

Все дружно поддержали тост, напряженная атмосфера постепенно рассеялась, и обед прошел почти весело.

После обеда молодежь долго сидела в саду, вспоминая прошедшие праздники и строя планы на будущее. Решили на святках собраться в Москве у Аси, которая уже давно приглашала к себе друзей - киевлян, а теперь пригласила и Олега с Сашей.

— Только приезжайте обязательно! — говорила она, — обещаете?

— Приедем обязательно и непременно! — поклялся за других Сережа. — Только куда вы нас всех поместите, кацапушка?

— О, за этим дело не станет! — засмеялась Ася, — место найдется для всех, только приезжайте!

В девять часов Олег поднялся.

— Пора! — сказал он, отвечая на удивленный взгляд Саши. — Завтра всем рано вставать, а меня еще папа просил зайти к нему, – видимо будут какие-нибудь поручения.

Саша не стал перечить другу, и оба они в сопровождении молодежи пошли прощаться с старшими хозяевами.

— Ну, будьте здоровы! Желаем всяческих успехов! Не забываете нас! — напутствовал молодых людей Михаил Петрович.

— Мы с вами не прощаемся, — говорил Сережа, — завтра увидимся в Ильинском. До свидания!

Маруся и Ася молчали.

— Я никогда не думала, что мы так расстанемся, — сказала Маруся, когда они с Асей, проводив гостей, поднялись к себе в светелку, опять непрошеные слезы блеснули у нее на глазах.

Вместо ответа Ася протянула ей записку, которую, прощаясь, ей передал Олег.

«Сегодня в два часа ночи я и Саша будем ждать вас с Марусей в вашем саду... Олег» — прочитала Маруся…

— Ты пойдешь? — спросила она подругу, и ее темные глаза загорелись.

— Конечно, а ты?

— Ну, само собой разумеется! Ну, и хитрые! — рассмеялась она, — уехали как ни в чем не бывало… Паиньки, да и только!

— Неужели ты думала, что они так вот и уедут, не простившись с нами?

— Я все ждала, что они придумают что-нибудь, да так и не дождалась. Даже рассердилась на Сашку...

— Вот они и придумали, — улыбнулась Ася, — давай, ложиться спать, а в половине второго разбудим друг друга.

— Вы уже легли? — удивленно сказала вошедшая Таня.

— Да ведь завтра вставать-то ни свет ни заря, — ответила Маруся и, сладко зевнув для приличия, отвернулась к стене.

***

— Ты что же так рано собрался? — спросил Саша Олега, когда они выехали из Малиновки. — Я только что собирался предложить поехать верхом на прощанье, а тут – здравствуйте! Что же, ты так и уедешь, не простившись с Асей?

— Я так и знал, что ты будешь ругаться, — засмеялся Олег. — Но признайся, что демонстративно уехать кататься, бросив остальных, было не совсем удобно... У меня другой план! — и он рассказал другу о записке, которую передал Асе.

— Здорово! — засмеялся Саша. — А они выйдут?

— А ты сомневаешься?

— А где мы возьмем лошадей?

— Я предупредил Васю, лошади будут...

— Гениально! Не имею больше никаких возражений... А теперь – айда домой!

Мысль взять с собой Сашу пришла Олегу внезапно в Малиновке, когда он увидел слезы на глазах Маруси.

— «Места в саду много... Мешать друг другу мы не будем», — подумал он и переписал приготовленную для Аси записку.

Сейчас, видя радость друга, он был очень доволен, что поступил именно так.

Приехав домой, он послал Васю спросить, может, ли отец принять его.

— Их сиятельство ждут вас, Олег Константинович, — доложил Вася.

— Сейчас иду! — ответил Олег и, поручив Васе приготовить необходимые для дороги вещи, вышел из комнаты.

Подавив невольное волнение, он постучался в двери кабинета.

— Папа, можно к тебе?

— Входи, входи, — ответил старый князь, запечатывая последний конверт.

— Вот эти пакеты свезешь в Петербург и передашь адресатам в собственные руки, — сказал он, когда сын вошел и остановился у стола.

— Хорошо! Будет исполнено! — ответил Олег, убирая письма в карман гимнастерки,

— Тебе, кажется, очень не хочется уезжать отсюда? — сказал Константин Николаевич, вставая. — Ну, что же! Я очень рад, что тебе понравилось здесь и ты, видимо, доволен своим отпуском!

— Очень доволен, — ответил Олег, — и уезжать мне, действительно, очень не хотелось, но я уж примирился с этим... Меня беспокоит другое. Ты очень занят сейчас?

—Нет! А в чем дело?

— Мне хотелось бы перед отъездом поговорить с тобой об одном очень серьезном деле...

Константин Николаевич внимательно взглянул на сына.

— Ну, что же! Я готов тебя слушать. Пойдем, пройдемся немного и поговорим.

Отец и сын вышли на веранду и спустились в парк. В парке было почти темно, как всегда благоухали цветы, шумели фонтаны... Из-за деревьев справа сверкал молодой серп луны.

— О чем же мы будем говорить сегодня? — спросил Олега Константин Николаевич, — Мы с тобой уже давно не беседовали по душам... Что же это за серьезное дело? — и он ласково положил руку на плечо молчавшего сына.

— Дело идет о всей моей жизни, папа, — сказал тихо Олег.

— Ого! Уж не собираешься ли ты бросить академию и поступить на сцену? — пошутил старый князь.

Олег засмеялся.

— Что ты, папа! Я еще не совсем с ума сошел... Нет, дело не в этом. Я... просто хотел знать, что бы ты сказал, если бы я надумал жениться?..

— Что бы я сказал?.. Сказал бы, что пора об этом подумать. Тебе скоро 27 лет, и вряд ли стоит еще откладывать. Только мне кажется, что сперва следовало бы кончить Академию... А потом ведь тебе придется ехать за границу!

— Я это знаю. Я и думаю сначала закончить Академию, но за границу я хотел бы ехать с женой.

— Это разумно, — сказал Константин Николаевич, подумав. — Но... кто же твоя избранница? Я, надеюсь, знаю ее?

— Да, папа, ты ее знаешь очень хорошо, и даже не раз говорил, что она тебе нравится...

Константин Николаевич вопросительно поднял бровь.

— Это?..

— Это Ася, — ответил Олег и посмотрел прямо в глаза отцу.

— Так! — сказал тот, в раздумье, глядя в полные тревоги темные глаза сына. — Могу сказать, что твой выбор делает тебе честь. Я очень рад, что ты свободен от сословных предрассудков, но, кажется, ваше взаимное тяготение основано только на танцах?

— Совсем нет, папа! Право же танцы тут ни при чем…

— Положим, что не совсем ни при чем, — засмеялся старый князь. — Ася, надо ей отдать справедливость, танцует действительно превосходно и не одному тебе этим вскружила голову. Но достаточно ли этого, чтобы стать княгиней Долинской?

— Папа, ты столько времени имел возможность наблюдать Асю... Неужели ты ничего не увидел в ней, кроме умения хорошо танцевать? — огорченно сказал Олег. — Я не могу этому поверить...

— Нет, конечно, я шучу, — сказал Константин Николаевич уже серьезно, — за это время я достаточно узнал Асю, чтобы убедиться, что она серьезная, умная и талантливая девушка, но... все ли ты хорошо продумал?

— Кажется, все!

— Боюсь, что нет! Ты знаешь, как трудно будет Асе в совершенно чужом для нее обществе?

— Знаю, но... мне кажется, что авторитет нашей семьи стоит достаточно высоко в мнении общества, и я сумею заставить уважать мою жену, – тем более Асю.

— Это только одна сторона дела. Тут могут быть другие трудности, целый ряд мелочей, к которым она – девушка, выросшая в простой семье, в иной обстановке – не привыкла, которые ей будут тяжелы и странны... Она должна очень любить тебя, чтобы ради тебя вынести все это...

— Она любит меня и... она умница, — тихо ответил Олег.

— Это, положим, правда... А ее родители? Они согласны будут отпустить ее в чуждую для них и для нее и – по их представлению – враждебную среду? Ведь она – единственная дочь!

— Не знаю! Она уверена, что да... А если нет, я... придется обойтись без их разрешения...

— И сделать всю семью и ее в первую очередь несчастной, — покачал головой старый князь. — Нет, — сказал он, помолчав, — тут надо действовать иначе. Мне девушка очень нравится и я тебе помогу... с условием, конечно, что ты не обманешь ее и не поставишь меня в глупое положение...

— Папа!..

— Ну, хорошо, хорошо! — опять засмеялся старый князь. — Когда же ты хочешь, чтобы была свадьба?

— Не позже декабря или, в крайнем случае – начала января, потому что... — Олег запнулся и закусил губу.

Отец понял его.

— Ну, это ясно! — сказал он, улыбаясь, — вам поскорей хочется быть вместе... Завтра, когда она будет здесь, постарайтесь как-нибудь вместе зайти ко мне, – обсудим сообща план действий?

— Спасибо, папа! — ответил Олег, горячо обнимая отца...

***

Около часу, ночи Олег постучал в дверь Саши.

— Я готов, — сказал тот, выходя.

Молодые люди спустились в парк и пошли к воротам. Вася ждал их. Предупрежденный Олегом, он подвел двух заседланных лошадей для своего барина и его друга, сам вскочил на третью, и все трое шагом двинулись вдоль улицы села. Выехав на степную дорогу, Олег пустил лошадь галопом, Саша и Вася не отставали от него... Вот и Малиновка... Ни одного огонька не светилось в хатах, вся станица спала мертвым сном. Подъехав к околице, Олег, не въезжая в станицу, повернул налево и поехал по тропинке ведущей к берегу днепра. Она вилась по дну неглубокого овражка и терялась в кустах бузины и акаций, растущих вдоль забора сада Смаковских.

Въехав в кусты, Олег соскочил с лошади. Его спутники тоже спешились.

— Жди нас здесь, — сказал Олег Васе. — Мы вернемся часа через два... Лошадей можешь стреножить и пустить пастись. Только не проспи их!

— Будьте покойны, Олег Константинович, — ответил Вася, — я спать не буду!

Молодые люди пошли дальше по тропинке, которая вывела их к перелазу. Оказавшись в саду, Олег опять свернул налево вдоль забора и привел приятеля к берегу Днепра. Идя вдоль берега, оба они быстро добрались до пристани и, поднявшись по лестнице, вышли на главную аллею.

— Ты что-то очень хорошо ориентируешься в местности, — засмеялся Саша, — признавайся-ка, ты уже не первый раз идешь этой дорогой?

— Может быть! — улыбнулся Олег.

— Чего там может быть! Дело ясное!.. Вот уж верная ваша русская пословица, что «в тихом омуте черти водятся...»

— Тише! — остановил его Олег.

На дорожке послышались торопливые шаги, и из-за поворота показались девушки. Молодые люди пошли им навстречу.

— Господи, до чего таинственно и романтично! — попробовала пошутить Маруся, здороваясь с ними. — Ну, а если нас застанут? Страсть какая! Вы ничего лучше не могли придумать?

— Что же может быть лучше, Маруся? — сказал Саша, беря ее под руку.

— Очень хорошо! Ночь не спавши... — возразила она, притворно надув губки.

— Ну, Маруся, что значит не поспать одну ночь? Ведь это наше последнее свидание! Разве для этого не стоит пожертвовать сном? — заметил Олег, улыбаясь. — А теперь, я думаю, нам лучше разделиться. Мы с Асей пойдем к скамейке над обрывом, а вы?

— А мы в хмелевую беседку, — ответила Маруся.

— Хорошо! В четыре часа встретимся здесь.

— Как хорошо ты сделал, милый, что привез Сашу, — сказала Ася, когда они пошли по знакомой дорожке к обрыву. — Маруся не простила бы ему, если бы он уехал, не повидавшись с ней!

— Я это знал, — ответил Олег, — и переписал записку. Я решил, что ты поймешь и не рассердишься на меня за то, что я выдал таким образом нашу тайну.

— Ну, мне кажется, для них это не тайна, — улыбнулась Ася, — за что же сердиться? Разве они нам могут помешать?

Вот и знакомая скамейка Олег сел и привлек девушку к себе на колени.

— Я должен сказать тебе очень большую новость, дорогая, — начал он, целуя ее руки...

— Новость... какую? Опять такую же грустную, как сегодня за обедом? — спросила Ася, с тревогой заглянув ему в глаза.

— Нет, нет... Совсем наоборот! Очень хорошую! Я сегодня вечером говорил с папой...

Ася вскочила.

— Ты... говорил? — у нее; даже дыхание перехватило... — Ну, и что же?

Олег нежно сжал ее руки.

— Успокойся, родная! Он очень одобрил мое намерение жениться и, что особенно важно, – мой выбор... Олег прижал руки девушки у губам...

—Олег!.. Это правда?

— Милая! Ну, разве я мог бы шутить этим? Скажу больше: он даже обещал помочь нам, если твои родители почему-нибудь не захотят дать согласия на нашу свадьбу...

— Теперь нам легче будет пережить разлуку, — говорил он, нежно лаская ее, — мы будем знать, что она скоро, скоро кончится... Правда ведь?

— Правда, милый! Но ты должен непременно приехать в августе в Москву... Приедешь?

— Конечно! И ведь это совсем скоро! А на 20-е сентября – на мои именины – ты должна приехать к нам в Петербург.

— Это не так просто, сокол мой! Меня могут не пустить...

— Но я так хочу, чтобы ты приехала... Неужели этого никак нельзя устроить?

— Я попробую! Я могу приехать не к вам, а к нашим знакомым... Правда! Это идея... Хорошо, я постараюсь приехать... Мне ведь этого тоже очень хочется... — шепнула она, пряча лицо у него на плече.

— Милая, милая! Как я буду тебя ждать!

— Так же, как и я тебя.

Оба замолчали, приникнув, друг к другу и думая о том, что долго им не удастся встретиться вот так вдвоем... да и удастся ли еще когда-нибудь?..

Она обнимает его за шею, прижимает к груди его голову...

— О, Олег мой! Как мне страшно... Как я боюсь потерять тебя... Мне кажется, что вот ты завтра уедешь – и я никогда–никогда больше тебя не увижу...

— Ты могла бы этого бояться, родная, если бы не было того разговора с папой, о котором я тебе рассказал, да и то... это значило бы, что ты, мало веришь в мою любовь... А теперь!.. Милая, ведь ты же знаешь, что я не могу жить без тебя... Что, бы ни случилось, я найду тебя во что бы это мне ни стало... Или, правда, ты не веришь мне?

— Я верю... верю, и – ничего не могу поделать с собой!

Оба опять садятся рядом на скамью, тесно прижавшись друг и другу. Не хочется говорить... Слишком тяжела горечь разлуки, и все слова рядом с ней кажутся мелкими и пустыми... Хотелось бы, чтобы никогда не кончились эти последние минуты взаимной близости...

В саду постепенно светлеет. Где-то в доме часы бьют четыре... Ася вздрагивает и еще крепче прижимается к Олегу. Он нежно–нежно целует ее и встает.

— Пора!

— Ну... — он сжимает в своих руках руки девушки... — Родная, любимая...

— Сокол мой… прощай!.. Нет – до свидания! До свидания! Ведь ты приедешь скоро... Правда?

— Правда, моя ненаглядная!

— Пиши мне чаще, — говорит она и отворачивается, чтобы скрыть опять навернувшиеся слезы. Через секунду, обернувшись к нему, она берет обеими руками его голову... долгим, полным слез и любви взглядом смотрит ему в лицо, целует еще раз и, подхватив соскользнувший с головы шарф, не оборачиваясь, идет по дорожке к пристани. Догнав девушку, Олег берет ее под руку чувствует, как дрожит ее рука и с бесконечной нежностью целует эту маленькую тонкую ручку…

— Не надо, милый, иначе... я опять заплачу…

Вместо ответа, он опять привлекает ее к себе и целует, целует без конца…

— Олег, Ася, где вы? — где-то совсем рядом слышится негромкий оклик Саши.

Оторвавшись друг от друга, оба очень бледные они выходят на главную аллею.

— Уже поздно, поезжайте скорей, — говорит Маруся, обнимая подругу. — До свиданья! Завтра, увидимся в ильинском...

— Сегодня, Маруся! — улыбнувшись, поправляет Олег. — Ну, вы не жалеете теперь, что мы помешали вам выспаться?

— Да ну вас! Конечно, нет! — краснеет Маруся. — Уходите же, наконец, пока нас тут не поймали, — добавила она, пожимая руки молодым людям.

Ася молча, боясь выдать свое волнение, протянула руку Саше, потом Олегу. Он нежно сжал эту маленькую, все еще дрожащую руку и горячо, прижал ее к губам.

***

Пробравшись в светелку, где безмятежно спала ничего не подозревавшая Таня, девушки сняли промокшие насквозь чулки и мокрое от утренней росы платье и поскорей улеглись в постели. Накрывшись одеялом с головой, Ася тщетно старалась унять внутреннюю нервную дрожь... Щеки и губы ее горели от поцелуев Олега, руки были холодны, как лед. В душе девушки боролись два противоположные чувства: огромная радость от сознания того, что Олег так любит ее и что его семья готова ее принять как желанную невестку и – щемящая тоска при воспоминании о том, что сегодня он уедет и неизвестно когда им удастся увидеть друг друга.

— Девушки! — послышался на лестнице голос Гали, — если вы действительно хотите ехать в Ильинское провожать мальчиков, то пора вставать!

— Конечно, хотим! — ответила за подруг Маруся. — Ася, Таня, вставайте!

Через полчаса молодежь уже завтракала в столовой, а Грицко закладывал линейку, чтобы везти Нину Андреевну, паныча и паненок в Ильинское.

… Приехав домой, Олег сдал лошадь Васе и прошел к себе. Ложиться не имело смысла. Он еще раз пересмотрел вещи, проверил документы, и, сев к столу, стал писать.

— «Я уеду», — думал он, — «а это пусть останется у ней как память, как залог, как моя клятва»…

Забыв о времени, он писал письмо Асе, полное любви и нежности, полное неповторимых слов, от которых кружится голова и сладко падает сердце...

— Олег, ты не спишь? — спросил Саша, входя в комнату.

— Нет, я не ложился, — ответил тот, запечатывая письмо. — Ты доволен сегодняшней ночью? — добавил Олег, улыбаясь.

— Очень!

— Но... надеюсь, ты вел себя в границах благоразумия, и мне не придется раскаиваться...

— Ты мог бы этого мне не говорить, Олег! — обиженно возразил Саша.

— Ты не сердись, Сашка! — сказал Олег, дружески обнимая товарища, — я это потому говорю, что по себе знаю, как иногда трудно держать себя в руках, а с твоим темпераментом...

— Это правда, но... видишь ли... я по-настоящему люблю Марусю, я сделал ей предложение и я не стал бы портить...

— Это другое дело... А она согласна?

— Да!

— Когда же свадьба?

— После окончания Академии, конечно! А пока я воспользуюсь своей поездкой домой, чтобы получить разрешение матери.

— Очень хорошо! Поздравляю! А, может быть, мы с тобой отпразднуем обе наши свадьбы в одно время?

— Не надо лучше! Но... ты говорил как-то, что не уверен, согласятся ли твои родные...

— На днях я говорил с Леной, а вчера – вечером с папой, ну и... все в порядке!

— Серьезно? Ай, да Ася! Ну, вот тут действительно есть с чем поздравить! — заликовал Саша, обнимая Олега и крутя его по комнате.

В дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Олег.

— Олег Константинович! Вас и Александра Георгиевича просят пожаловать завтракать, — доложил Вася, улыбаясь.

— Сейчас идем, — ответил Олег, приводя себя в порядок.

***

Когда Ася и ее спутники приехали в Ильинское, завтрак был уже кончен. В столовой, куда их провели, Олега и Саши не было, – они, видимо, готовились к отъезду. Ася в душе порадовалась этому так как боялась, что не сладит с собой.

Гостей встретили Елена Константиновна и старый князь.

— Вот умники, что приехали, — говорила Елена Константиновна, здороваясь с Сережей и Ниной Андреевной и целуя девушек. — Подумайте, какая досада! А у нас еще столько интересных планов было намечено на эти дни...

— А вот и «царица бала»! — сказал Константин Николаевич, когда Ася смущенно протянула ему свою тонкую ручку.

— Я... Что вы, Константин Николаевич! — возразила она потупясь, — какая же я царица бала?

— Это уж я не знаю, какая! Во всяком случае так написано на подарке, который я получил вчера для вас.

— Подарок... для меня? От кого же?

— А вот пройдем в мой кабинет – увидите!.. Извините, — обратился старый князь к прочим гостям, — но я вынужден на минуту похитить эту барышню! — и он открыл дверь столовой перед смущенной девушкой.

Через минуту они подошли к кабинету князя. Открыв дверь, Ася увидела Олега, который стоял у стола, рассеянно перелистывая какую то книгу. На шум шагов он обернулся, и его глаза засияли...

— Ася! — он протянул обе руки навстречу девушке.

Неожиданно для себя Ася почувствовала, что ее волнение куда-то уходит. Ей стало легко и просто. Отдав свои руки Олегу, она с улыбкой подняла глаза на старого князя.

— Это... тот подарок, о котором вы говорили?

— Нет, — засмеялся тот, — я не это имел в виду! Подарок действительно существует, но о нем после. Я воспользовался им как предлогом, чтобы привести вас сюда и поговорить о наших делах.

Обняв за плечи сына и Асю, Константин Николаевич усадил их рядом с собой на диван.

— Вчера вечером Олег рассказал мне, Асенька, о ваших планах... Я давно наблюдаю за вашей дружбой и очень рад, что вы оба сумели оценить и полюбить друг друга. Мне очень хотелось бы, чтобы вы вошли в нашу семью, – да и не только мне: Лена и Володя смотрят на это так же, как и я... Ну, а как отнесутся к этому ваши родители?

— Я думаю, что они не будут против, когда… узнают Олега, — сказала Ася, краснея.

— А если он им не понравится? — улыбнулся старый князь.

— Он не может не понравиться! — возразила Ася, взглянув на Олега и краснея еще больше.

— Положим... но не забывайте, что вы смотрите на него глазами любящей женщины, а ваши родители будут смотреть иначе, гораздо более объективно... Когда же вы думаете познакомить Олега с вашей семьей?

— Я думаю поехать в Москву в августе, папа, когда мне дадут свободную неделю, — вмешался Олег.

— Хорошо... Но я бы на твоем месте не стал сразу делать предложения. Тебе нужно сперва только познакомиться с семьей Аси, постараться понравиться ее родным, не форсируя событий. Это может только испортить дело, не правда ли? — обратился Константин Николаевич к девушке.

— Правда! — сказала Ася тихо.

— Ну, вот видишь!

— Я так и хотел сделать, папа, — ответил Олег, улыбаясь. — Но ведь и тебе тоже нужно познакомиться с семьей Аси!

— Конечно! и мы осуществим это всего вероятнее в октябре, когда я поеду в Москву по делам. Вот тогда, если у вас все будет налажено, я и выступлю в роли свата... Как вы думаете, Ася, ваши родители не откажут такому свату, а? — Константин Николаевич ласково погладил руку девушки.

— Уверена, что нет! — улыбнулась она.

— Ну, вот и прекрасно... Но до этого вы должны непременно приехать к нам в Петербург и посмотреть, как мы живем... Вы убедитесь, что быть княгиней долинской совсем не легко, и узнаете, на что вы идете... Ведь он – эгоист и, конечно, ничего не сказал вам об этом, — кивнул старый князь в сторону сына.

— Нет... но я очень хорошо это себе представляю, — сказала Ася все так же тихо. — Но... Олег не эгоист и... с ним я ничего не боюсь... И я постараюсь быть достойной его и его семьи!

— Я в этом уверен, девочка моя! — ласково ответил Константин Николаевич, положив руку на склоненную головку девушки. — И помните, что не только Олег, но все мы очень полюбили вас и постараемся сделать все от нас зависящее, чтобы вы и Олег были счастливы.

Вместо ответа Ася горячо поцеловала ласкавшую ее руку.

Константин Николаевич встал.

— Ну, как будто все ясно! — весело сказал он. — А теперь... Олег, достань-ка из того шкафа сверток... ты увидишь!

Олег подошел к шкафу, и вынул довольно объемистый пакет, завернутый в розовую бумагу. Сверху, привязанная розовой же лентой с пышным бантом, лежала карточка с надписью:

«Царице бала – панне Асе от благодарных

почитателей ее таланта, на память о мазурке».

Следовали подписи офицеров – поляков, бывших на празднике в Ильинском. Олег передал сверток Асе.

— Что это такое? — удивленно спросила она.

— Прочти! — ответил он, смеясь.

— Господи! Совсем с ума сошли!.. И Сташинский… Его-то подпись здесь зачем?

— Почему же? — удивился Константин Николаевич. — Он – поляк и, как все, восторгался вашей мазуркой...

— Да, — заметил Олег презрительно, — восторгался, а потом вел себя как последний нахал...

— Вот как? Что же он посмел себе позволить? — спросил старый князь.

— Он начал приставать к Асе, оскорбил ее, и мне пришлось... предложить ему уехать, — ответил Олег.

— Так... Представляю! То-то его не было видно в конце вечера! Ну, видимо, он хочет загладить свою вину и замять инцидент. Принимайте, принимайте подарок, Ася. Вы его заслужили.

В свертке оказалась роскошная бонбоньерка с дорогими конфетами.

— Ну, вот видите! Такой подарок можно принять! — улыбнулся Константин Николаевич.

— Очень хорошо! — рассмеялась Ася, — вот мы его сейчас и разъедим на прощанье.

Все трое направились в столовую, где Саша, стараясь развеселить общество, смешил хозяев и провожающих армянскими анекдотами. Появление Аси с коробкой конфет в руках еще более подняло настроение. Константин Николаевич приказал подать шампанское. Когда все взяли свои бокалы, он предложил тост за отъезжающих и остающихся и за исполнение их заветных желаний.

Тост был единодушно принят.

— Я пью за ваше заветное желание, Ася! — сказал Владимир Александрович, чокаясь с девушкой.

— Спасибо! — ответила она, улыбаясь Олегу.

— Ну, а теперь, как полагается по русскому обычаю, надо присесть, — сказал старый князь. — Садитесь, Господа!

Все уселись.

— Вы ничего не забыли, мальчики? — спросила Елена Константиновна брата и Сашу.

— Нет, — ответил Олег, — вещи уже в машине!

— Ну, пора! — Константин Николаевич встал и первым обнял и поцеловал Олега, а потом Сашу. — Поезжайте с Богом.

Минута прощанья, которой так боялась Ася, благодаря только что происшедшему в кабинете разговору и общему тону, сознательно созданному, как она чувствовала, Константином Николаевичем, прошла для нее легче, чем она ожидала. Она была почти спокойна, когда Олег подошел к ней.

— До свиданья, Ася! — сказал он, целуя ее руку.

— До свиданья! — ответила она, и оба они, понимая, что каждый вкладывает в эти банальные слова, опять улыбнулись друг другу. — Я буду... ждать, что вы исполните ваше обещание и приедете в Москву, — прибавила девушка.

— Непременно! — ответил Олег, сжимая ее руку.

Все вышли на крыльцо.

Еще раз пожав всем руки, молодые люди и Нина Андреевна сели в автомобиль. Шофер дал газ. Обогнув клумбу, машина вышла на главную аллею и через минуту скрылась за деревьями...

— Уехали!

Постояв еще несколько минут на крыльце, провожающие вернулись в комнаты.

— Ужасно не люблю провожать! — сказала Елена Константиновна. — Мне всегда грустно делается, и в доме пустота какая-то...

— Это понятно, — сказал Константин Николаевич, — но что поделаешь?.. Не было бы разлуки – зато не было бы и встреч, — добавил он, заметив на глазах Аси непрошеные слезы.

— Вот это правильно! — весело отозвался Сережа, — а у нас разлука уже позади, встреча – впереди, значит и печалиться не о чем! Поедемте-ка, девушки, домой, да выспимся хорошенько!

Все засмеялись, и малиновцы начали прощаться с хозяевами.

— Ну, вас мы, надеюсь, увидим ещё у себя? — сказал Константин Николаевич, пожимая руки молодежи. — Вы, барышни, вероятно, еще погостите здесь? — обратился он к Тане и Асе.

— Таня будет жить здесь до конца августа, — ответила Ася, — а я через неделю собираюсь домой. Меня уже ждут, там.

— Ну, перед отъездом вы, конечно, заедете к нам? — спросила Елена Константиновна.

— Конечно, обязательно! — ответила Ася, целуя ее.

Когда молодежь садилась в экипаж, Елена Константиновна, подозвав к себе Асю, передала ей письмо Олега и сказала тихо:

— Вы обязательно должны еще до отъезда побывать у нас. Нам о многом надо переговорить… Приезжайте непременно!

— Я знаю, я приеду... — ответила так же тихо девушка и побежала к ожидающим ее друзьям.

— Вот тебе и раз! — сказал Сережа, когда имение долинских скрылось за поворотом. — Дружили–дружили, а тут хоть бы слезинку пролили...

— Это вы о ком? — спросила Таня,

— Да вот об этих барышнях! — указал Сережа на Асю и Марусю. — Уж за ними ли не ухаживали! Таких поклонников проводить – и не охнуть! Вот женское сердце! Я ждал потоков слез, а вместо этого... — он комически пожал плечами.

— Перестань, Сергей! — сказала с досадой Маруся. Она видела, что Асе не до шуток, да и ей не особенно хотелось смеяться.

— Не понимаю, с чего бы это мы стали проливать потоки слез? — добавила она, — если плакать при прощании с каждым новым знакомым, то и слез не хватит.

— Ну, Олег и Саша не «каждый знакомый», о них стоило поплакать, – хорошие хлопцы! — заметил Сережа. — Правда, это нарушило бы bon ton, — и он запел:

«Барышням вашего круга

Надо приличия знать...»

Девушки засмеялись.

— А спать, правда, очень хочется! — сказала Маруся, зевнув.

— То-то! — отозвался Сережа. — Приедем – и сейчас же на боковую до завтрака... Ух… хорошо!

Через час, утомленные поездкой, а Маруся и Ася – бессонной ночью, девушки сладко спали в своей светелке под равномерный, убаюкивающий шум дождя, который собирался уже с раннего утра и теперь расходился все больше и больше.

Глава ХVХI

После отъезда Олега Ася получила от него несколько писем. Перед своим отъездом она с малиновцами еще раз побывала в Ильинском, где ее очень тепло принимали.

Вот и день отъезда.

Собрав с утра вещи и выкупавшись на прощанье в Днепре, Ася пошла прощаться со всеми своими друзьями в станице, и в первую очередь – с Ганной Онисимовной. Асю везде угощали и непременно хотели, чтобы она взяла с собой фруктов – яблоков, груш, слив.

— Бувайте здоровы! Приежжайге до нас на то лето! — напутствовали Асю девушки хористки, а Ганна шепнула ей:

— Нихай мое гаданье сбудется, моя ясная калиночка!

— Оно уже начинает сбываться, Ганна Онисимовна, — ответила Ася, счастливо улыбаясь, — спасибо вам!

— Прощайте, до свиданья! Не забывайте нашу Малиновку! — слышались прощальные напутствия.

— До свиданья, до свиданья! — повторяла Ася направо и налево, махая платком, и невольные слезы застилали ее глаза....

Через три часа Ася была уже на балконе парохода, который, медленно развернувшись, шел вверх по Днепру, и махала платком своим друзьям, стоявшим на пристани... Но вот пристань стала уже маленькой, фигуры слились в одно темной пятно... Вот она и совсем скрылась за поворотом реки... Ася перешла на нос парохода, облокотилась на перила и глубоко задумалась, глядя на развертывающиеся перед ней речные дали... думала ли она, когда ехала сюда, что это лето будет таким... решающим в ее жизни?.. Она приехала в Малиновку еще совсем девочкой, а теперь... Она ясно чувствовала, что с этого лета начался новый этап ее жизни.

Что-то ее ждёт впереди?..

Ольга Державина

Поиск

Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"