– Отстань, мать! Я трактор, сама видела, отогнал… Разбуди только пораньше.
Илья со своим подручным Петькой сидели под навесом во дворе. Заканчивали вторую бутылку самогона, подкрашенную под коньяк, закусывая варёной картошкой, густо посыпанной жареным луком. Горкой лежали в миске бочковые помидоры, а в тарелке – крупными кусками нарезанное сало. Их неторопливая беседа уже вошла в ту самую стадию, когда ещё чуть-чуть и откроется то самое, искомое – сама истина, тот самый момент. Его, конечно же, не способна была оценить погрязшая в заботах Нюра, Она, ушедшая было в дом, через несколько минут снова появилась на крыльце и, уже обращаясь как бы к Петьке, категорично заявила:
– Всё! Расходитесь! Завтра…
– Что!? Что ты сказала? Моих друзей выгоняешь, мать твою, перемать! Пошла вон!
Нюра тут же ушла в дом, будто и выходила только затем, чтобы её вот так, «при людях» обругал собственный муж. Нюра – баба крепкая, грудастая. А Илюху своего не то чтобы боится, но ребятню жалко: повыскакивают сонные, не разберутся что к чему… Да и вообще – пусть лучше отца боятся, уважают. Так спокойнее. Жизнь Нюры мало чем отличалась от жизни других женщин деревни Буркино. И казалась вполне нормальной.
…Уборочная. С утра до позднего вечера бабы «на свекле» – как привычно они называют свою работу. Нужно каждую свеклинку очистить от гичи (так называют в деревне свекольную ботву) и в бурты покидать. Вот так накидаешься за день, а ночью не знаешь, куда руки деть, ноет и зудит каждая косточка. Хорошо хоть на машине в поле стали возить да еще гичи и свеколки позволяют домой брать. Её настругаешь, смешаешь с отрубями и – поросятам в корыто. Они аж визжат от удовольствия. Зелёнка тоже вещь полезная, от неё сало в рубчик получается.
Сидят бабы вокруг кучи, чистят свеклу да перемывают косточки тем, кого в данный момент нет рядом. Достаётся и мужикам, и свекрухам. Нюра тоже судила и рядила вместе со всеми, но в глубине души верна была раз появившейся и навсегда оставшейся в ней мысли: «А что Илюшка мой? Ну, выпьет. Так целый день на тракторе протарахтеть – не дай тебе Господи! И свекровь, тоже, дай ей Бог здоровья, восьмой десяток разменяла, а топчется: пампушек напечёт, молока нальёт и какой-никакой, а всё – догляд за ребятнёю». – Так, вроде оправдываясь перед кем-то, думала Нюра.
А бабы уже и тему разговора переменили. Решают серьёзный вопрос: как и в чьей хате будут отмечать кончины. Уже каждая припрятала для этого дня бутылку самогона. А мужья, даже самые охочие до этого дела, догадываясь, где она спрятана, ни за что к ней не притронутся. Потому как знают: кончины у баб – святое дело. Всем праздникам праздник! На какой день он придётся, зависит от того, когда последний гурт свёклы погрузят на машину и отправят на сахарный завод.
Восьмое марта в деревне Буркино не отмечают. Некогда. Да и чем, собственно, это день от других отличается? Те же заботы: корова, поросята, кролики, ребятишки. Всех накорми, напои… как говорят в деревне одним словом, – «образь.» Кончины – вот это да, вот это праздник! Он и считается здесь женским днём.
Наконец, долгожданный день наступил. Наспех прихорошившись, женщины-«бурашницы» собираются в самом большом доме, в том, где все четыре окна смотрят на выгон. Чуть позднее, после вечерней дойки, к ним присоединяются и доярки. Мужьям уже с утра было велено всё сделать по хозяйству: корову подоить, кабанам дать, «курей» загнать, детей накормить и уложить спать… И никаких претензий к жене!
Рюмок в деревне нет. Есть стопки – гранёные стаканчики. Налил – выпил. При мужиках, особенно пьющих, бабы смотрят на стопку с ненавистью, будто именно она делает её мужа дурак-дураком. Но в день кончин эта гранёная стопочка ценится ими от души. Можно выпить, посмеяться, никого не стесняясь. А после третьей – затянуть: «Расцвела под окошком белоснежная вишня…». А там уж на подходе «солёные» частушки. Веселятся бабы!
– Мань, – зовёт соседку Нюра, – налей моему. Стоит, как столб, не выгоню.
– На, пей! Пересохло ему!
Не успел отойти от окна Илья, тут – Иван, Манин муж. С таким же отчётом и с той же просьбой. Женщины всё это предвидели, и запас у них был, на этот самый случай. И наливают, и каждую выпитую мужьями стопку сопровождают нелицеприятной, хоть и незлой, речью.
Мужики покорно выслушивают. Потому что только в этот единственный день и Нюра, и Катерина, и Маня имеют право сказать всё, что боятся говорить 363 дня в году.
Ни Илья, ни Петька, ни Иван не посмеют (бабы не дадут, потому как пьяная баба – вулкан) не то, что пальцем тронуть, – слова поперёк молвить. Наоборот, в эту ночь почти в каждом доме деревни Буркино будет любовь. Может, потому и ребятня здесь сплошь летняя. В теплоте родившаяся, добрая и к людям душевная.
Зинаида Филатова (Белгород)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
