С дикой природой у нас здесь вообще всё в порядке. Людей всё меньше, дикой природы всё больше. Как и по всей деревенской России.
Совхоз в нашей деревне уничтожили в конце девяностых, ничего взамен не создав. И за полтора десятка лет, проводив большую часть своих жителей, кого – в города, кого – на погост, деревня притихла и замерла. И дикая природа пошла в наступление на некогда отвоёванные у неё тяжким трудом многих поколений позиции.
Первым делом, конечно, трава прёт. Недаром о траве забвения говорят: всё затянет, ни следа от пашни, что была здесь века, не останется. Приезжающие летом в родную деревню «дачники» (деревня так называет всех, кто приезжает только летом, – и отпускников, и перебравшихся в города пенсионеров; при том что практически все «дачники» родом отсюда) удивляются: сколько всюду разных красивых цветов повырастало. И трав лекарственных – целая фитоаптека. Чабрец раньше выискивали, где бы пособирать, а теперь, когда он цветёт, все угоры лиловые и благоухающие. Прежде что не скашивали (а скашивали на многие километры вокруг, стадо совхозное было большое), то в деревне и окрест мелкий скот вроде овец и коз подчистую объедал. А сейчас в нашей деревне две коровы осталось (а к будущему лету только одна будет), да во второй деревне, которая в километре от нашей, – пять. И овечий табунок в нашей деревне, таявший с каждым годом, растаял совсем. В соседней ещё несколько овечек бегает.
Пасётся нынешнее малое стадо привольно, бродят коровки с телятами по ещё недавно сенокосным лугам, куда им раньше путь был заказан, и дивятся свалившемуся на них изобилию. А то и посреди деревни пасутся – зачем идти куда-то, если трава повсюду.
Вместе с травой наступают на деревню и всякие гады. Гадюки в основном. Даже в собственных дворах хозяев кусали. Не говоря уже о клещах.
Ну и прочая дикая природа всё привольнее себя чувствует в непосредственной близости от людей. По-хозяйски. А человек соответственно – наоборот. Даже по деревне ходит осторожно, под ноги смотрит.
А за деревню поодиночке стараются не ходить, лучше сотоварищи. Если один идёшь, то неплохо бы с ружьём. Либо на машине или на мотоцикле. Виктор Николаевич, поскольку он всегда и всюду перемещается только на тракторе, конечно, неуязвим. А у меня есть секретное оружие: судейский спортивный свисток и французские духи. Очень я надеюсь, что дикие звери не любят ни того, ни другого. Особенно медведи. А их тут много шастает. О них подробнее отдельно расскажу, чуть попозже.
И всякой прочей живности хватает. Семейство волков возле самой деревни бродит. Лисы те вообще на крылечки заходят, миски собачьи проверяют. Норки, горностаи, белки, куницы, хорьки и прочая пушнина снуёт повсюду.
И кабаны хозяйничают, картошку копают наперегонки с хозяевами.
…О встречах с медведями у нас в деревне каждый расскажет. Ещё и уточнят: этот на Высочихе живёт, а этот – на Глубочихе. И у Матк-озера ещё один, и у речки Тапшеньги, и у Медвежьей ляги, конечно. И далее – везде. Никто их не считал, сколько их тут бродит – неведомо.
На них здесь не охотятся – некому. И они никого не обижают. Ни людей, ни скот. Во всяком случае, пока. Так что относятся к ним спокойно, по-философски: ну медведи и медведи. Ходят и ходят. Как же без них в наших диких лесных краях? А по-другому и нельзя: тут уж либо жить с ними по соседству и приноравливаться, как к комарам: докука, конечно, но что поделать. Либо уезжать отсюда.
Нам поначалу только следы попадались. Поскольку медведи у нас тоже скорее морские, чем лесные, то и бродить любят по берегу. А на влажном песке их следы очень хорошо видны. Как-то весной, в конце апреля или в начале мая, гуляли с собакой по берегу моря, недавно очистившегося ото льда. Денёк был тёплый, тихий, солнечный. Недавно отлив начался, и мы идём по влажному чистому песку, на котором – ни следочка. Человечьего. Зато ровная и задумчиво тянущаяся вдаль цепочка больших, глубоко вдавленных, с отчётливо отпечатавшимися когтями медвежьих следов. Только-только медвежишко прошёл. На болоте побывал, клюквы вытаявшей наелся – вот и последствия налицо – и побрёл поживиться на берегу: вдруг да рыбёшку какую выкинет или тюленя.
Так и гуляли – след в след за медведем.
И всё лето топчутся медведи по берегу, промышляют. Под угором возле деревни медвежьи следы вгустую вперемежку с человеческими, взрослыми и детскими. Всем на берегу нравится.
А с самим медведем в первый раз встретились не у моря, а в лесу, в нескольких сотнях метров от деревни. Впрочем, путь-то он держал как раз к морю.
Пошли как-то ранним июльским вечером вдвоём с гостьей прогуляться. И пёс Хатико с нами. По счастью для него – на поводке. Из-за этого поводка на Хатьку здесь смотрят как на городского придурка (что, в общем, соответствует действительности): в деревне собаки на свободе бегают или уж на привязи сидят, если худо себя ведут, овец, например, гоняют. А Хатико охотится на всех, начиная с мышей и мидий и заканчивая коровами, машинами и трактором Виктора Николаевича. Поэтому без поводка он, конечно, бегает, но не по дороге. Хотя машины по ней редко ходят, но всё же иногда встречаются. А чаще – коровы.
Едва мы бодрым шагом, миновав луга-поля, ступили в лес, который начинается с небольшой Поповой горы, как тут и встретились с медведиком, выворачивающим из-за этой горки и намеревающимся пересечь дорогу, чтобы потом через Высочиху выйти в морю. Заметили мы друг друга одновременно. На мгновение все замерли, а потом аккуратно развернулись и двинулись в обратном направлении, откуда пришли: мы – домой, в деревню, медведик – за Попову гору, к Матк-озеру.
А с волками в этом году две встречи было. Первый раз весной, на главном променаде – морском берегу – столкнулись, можно сказать, нос к носу. Ветер дул в нашу сторону, так что они нас не учуяли. И заметили не сразу, потому что берег поворачивал, а из-за небольшого, заваленного камнями мыска не видно, кто навстречу идёт. Им не видно, и нам не видно. Так что встреча для всех была неожиданной. А я и поняла не сразу, кто это.
– Собаки, – говорю.
– Волки, – говорит Александр Васильевич.
Я-то впервые волков видела живьём, а ему случалось.
Волчиха сразу свернула вглубь берега, в лес, а волк особо не торопился. Притормозил, ситуацию оценил и неспешно удалился вслед за подругой, сохраняя достоинство и всем своим видом показывая, что вообще-то он тут хозяин и просто решил в лес зайти, потому что дела у него там.
Хатюшка, по счастью, и вовсе не заметил никого и ничего – шастал в камнях, что-то вынюхивал.
Васильевич уверял, что волки-то Хатико увидели и глаз на него положили: гладенький, аппетитненький, аж лоснится… Сами они выглядели непрезентабельно: худые, шерсть клочьями.
Но охоту не волки на Хатико организовали, а совсем наоборот.
Это уже в августе было. Ранним вечером, засветло, Хатико с хозяином с моря шли – купаться ходили. От моря до дома у нас метров триста. Поднялись в угор, прошли лесочком мимо озерка (ляги, точнее), потом ещё на угор – и вот уже дома начинаются. То есть хозяин шёл по тропинке, а Хатюшка рыскал окрест, нарезая круги, – охотился. А Васильевич сердился. Не любим мы, когда пёс не на глазах, потому как чревато: то бродень новый встречному рыбаку прокусит, то коров атаковать начнёт. Охламон, в общем. Идёт хозяин, сердится. Ну, думает, такой-сякой, не буду тебя ни ждать, ни искать, дорогу знаешь, сам явишься и будешь строго наказан за непослушание. Гладить тебя, гада, весь вечер не буду.
Поднялся уже по тропинке к домам, но притормозил всё же: приду, думает, домой, жена причитать начнёт: ах, Хатюшка, ах, случится с ним что-нибудь, ах, волки его съедят или он сам кого-нибудь так достанет, что пристрелят его в конце концов, как уже грозились.
Притормозил всё же. Глянул сверху: вот лесок, озерко (ляга то есть), поля картофельные, обнесенные огородой, гора Высочиха. А вот и Хатюшка мелькнул в высокой траве возле огороды. И собаки какие-то с ним две. Серые.
Дальше всё очень быстро происходило, в доли секунды. В тот момент, когда Васильевича осенило, что это не собаки, раздался один короткий взвизг, и волк, закинув Хатико, как овечку, на спину, начал движение в сторону леса. Васильевич, у которого в руках был только поводок, а на ногах – пляжные шлёпанцы, ссыпался с горки с диким ором. Фактор внезапности вкупе с очень крепким словом обеспечил бесстрашному хозяину славную победу: волк выплюнул Хатюшку и растворился в высокой траве.
Васильевич, страшась увидеть на Хатикином упитанном тельце смертельные раны, смотрел, как тот несколько скованно протрусил к озерку (ляге) и отчаянно, на невероятной скорости, поплыл. До противоположного берега – в дину вытянутую огурцеобразную лягу пересёк, развернулся – и обратно. Вылез, отряхнулся и пошёл к хозяину.
Следы от волчьих зубов у Хатико долго на шее были видны.
Восстановить последовательность событий, хотя и гипотетически, но с очень большой долей вероятности, не составило труда.
Волки, скорее всего, мирно паслись на свалке. Эта свалка, которая рядом совсем, в Пропащем ручье, магнитом притягивает всех зверей – и деревенских, и лесных. И птиц. А у Хатюшки здесь – охотничьи угодья. В основном ему птиц гонять случалось, а тут – о, какая удача! – настоящую добычу учуял, волков, и понёсся на большую охоту. А волки, понятно, обрадовались… В общем, всем охоту Александр Васильевич поломал – и волкам, и Хатюшке.
Недавно мы узнали, что та часть деревни, где стоит наш дом, называется Волчиха…
* «Роман-журнал XXI век», №3, 2015
Елена Галимова
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
