На Спас в храме сладко пахло яблоками. Жители близлежащих сел принесли освятить первые дары садов, в толпе то дело мелькали наполненные доверху плетеные кошелки, корзины, ведерки. Я приехал в эту орловскую глушь, к своему училищному другу Мишке Торонову, чтобы наконец-то побывать на родине мамы, которую во время столыпинской реформы маленькой девочкой увезли из Рассеи в далекую Сибирь. Поскольку мой приезд совпал в праздником Преображения, то Мишка по пути завез в старенькую церковь, где мы отстояли службу, а потом поехали к нему домой. Незаметно за разговорами наступил вечер, мне постелили в отдельной комнате с видом на сад. И я, наполненный новизной впечатлений, быстро уснул. Неожиданно я проснулся среди ночи от странных, глухих звуков.
Прежде я никогда не слышал, как падают яблоки. Видел, как падают с кедров шишки, слышал шум дождя и града, видел, как срываются и падают камни. Яблоки – никогда. Более того, до семнадцати лет я вообще не видел, как они растут.
… Откуда-то из-за оконной тиши то и дело возникал короткий, как удар сердца, приглушенный стук, который как будто отсекал то, что его держало, и замолкал в ожидании нового толчка. Я уже не мог спать, хотя за окном была августовская ночь. Из темноты то и дело вспыхивали, появлялись летящие точки, они чертили по стеклу огненную дугу, и следом раздавался очередной приглушенный шлепок. Я уже понял, что этот звук не связан со звездами. Это падали перезревшие яблоки.
Утром я вышел из дома, и ноги сами понесли меня в сад. Яблоки уже не падали, но ими была усыпана вся трава, желтые, красные, с темными побитыми боками они печально ждали своей земной участи. Но те, что сидели на ветках, тугими боками являли миру свое благополучие и зрелую красоту. На боках блестела роса, и, может, оттого они казались наполненными спелым соком Я хотел поднять яблоко с земли, но какой-то искус заставил меня потянуться к тому, который висел прямо над головой.
– Вот от этого и началось на земле все греховное,– сказал я себе, вытирая сорванное яблоко о майку. И, глянув еще раз на яблоко, вдруг подумал, что с большой высоты – откуда падают звезды – наша земля, должно быть, похожа на огромное, оберегаемое Спасителем яблоко.
О том, что кроме картошки, репы, лука и турнепса существуют еще арбузы и яблоки я узнал из букваря. С арбуза начиналось первая буква алфавита, а заканчивалась она румяным яблоком. Составителям было невдомек, что существуют на земле места, что хоть месяц скачи на лошади, ни одной яблони не найдешь. Нет, если побродить у нас по округе, то можно было отыскать черемуху, смородину или кислицу. И даже найти яблоню дичку с мелкими, как горох, плодами. Есть их можно было только поздней осенью, когда ударят первые морозы. Тогда они становились мягкими и сладкими. А так – открывай букварь и пускай слюни.
Как-то мама привезла из города целый пакет настоящих яблок. Но, зная нашу прожорливость, а нас в доме было пятеро детей, спрятала их до моего дня рождения, обещая испечь для всех яблочный пирог.
– Все, что у меня осталось в детской памяти о жизни на Орловщине, так это вкус и запах яблок, – сказала она. На яблочный Спас меня брали в церковь – освящать яблоки. До этого дня считалось, что рвать их нельзя. А еще был медовый Спас, ореховый. Это позже о них забыли, а тогда это были одни из самых красивых праздников.
Мама грустно смотрела в свое прошлое. Но мы-то жили настоящим. И в этом настоящем нам всегда хотелось есть. Узнав, что у нас в доме появились яблоки, мои сестры, когда родители были на работе, перевернули весь дом, нашли и съели, хотя мама спрятала кулек в угольный ларь, который был в сенях.
– Из– под земли достанут,– грустно улыбаясь, пожаловалась она соседке.
Следует добавить, что это действие произошло без моего участия, в тот исторический момент поисков сестрами яблок я гостил у бабушки. Не сомневаюсь, что принял бы в этом действии самое деятельное участие. А так, что с них возьмешь – кто успел, тот и съел.
– Ну что, попробовал яблочный пирог? – спросила меня соседка по парте, с которой я имел неосторожность поделиться намерением мамы сделать мне вкусный подарок.
– А из какого сорта она стряпала?
От удивления я даже поднял уши: неужели яблоки могут быть еще разных сортов?
– Ну, штрифель, апорт, антоновка или симиренко,– начала перечислять Кларка. – Когда я жила в Алма-Ате, то у дедушки в саду ели штрифель, он самый сладкий. Сам во рту тает. А на зиму засыпали антоновские или симиренку.
Разговаривать с Кларкой на эту тему не хотелось, зачем говорить о том, чего не знаешь. Она привыкла везде быть на первых ролях. Все она знает, везде бывала, все попробовала. А тут представилась такая возможность.
Почувствовав к себе особый интерес всего класса, она тут же начала рассказывать о дынях, персиках и, что меня особенно поразило, о соленых арбузах и моченых яблоках. Насупившись, я молча смотрел на гладкое лицо соседки, чувствуя, что начинаю думать уже не головой, а животом. Зависть – прескверная штука. Мне не хотелось сознаваться, что яблочного пирога я не пробовал и что до сих пор не попал в круг избранных. А Кларка продолжала рассказывать, о том, что ей, когда она гостила у дедушки, делали шарлотку.
– Вкусно, особенно прямо из печи! – воскликнула она, причмокнув.
Нет, это было уже слишком! И слова -то все подбирает не здешние, а какие-то импортные. Надо же так: одним все, а другим ничего!
– Сама ты моченая,– буркнул я и ни к селу ни к городу и пропел: – Эх яблочко, куды котишься, Кларке в рот попадешь, не воротишься.
– Дурак! – обиделась Кларка.
Много позже и у нас на Барабе начали появляться яблоки, а затем и апельсины, что говорило о приближении Нового года. И даже яблочный сок стали завозить в трехлитровых банках. Но яблоки во рту не таяли, мы их про себя называли деревянными – они были без вкуса и запаха.
А так моя жизнь шла своим чередом, и утверждениям, что каждый человек для здоровья должен съедать по одному яблоку в день, в ней просто не было места. Можно было обойтись и без них. В сенях стояли бочки с мороженой капустой, в подполье была засыпана картошка, что еще надо, чтобы перезимовать без всяких там штрифелей и антоновок?
Вечером, набегавшись на улице, я скидывал промокшие, обледенелые валенки, брал книгу «Робинзон Крузо», садился на табурет и, сунув ноги в теплую духовку, начинал читать про удивительные приключения мореплавателя. И все же краешком сознания я пытался отыскать – были ли у Робинзона на необитаемом острове яблоки. Были какие-то экзотические плоды, был дикий виноград, из которого о н делал изюм, который по мнению мореплавателя хорошо подкреплял его силы, был хлеб – он собирал и высаживал его по зернышку. Мои силы хорошо подкрепляла картошка. Я нарезал ее пластиками, солил и кидал на раскаленную плиту. Пластики шипели, я снимал их вилкой и отправлял в рот.
«Ну чем не Робинзон! – думал я, перелистывая очередную страницу. – Жареная картошка, пожалуй, не хуже любого штрифеля».
Висящие на дереве яблоки я впервые увидел, когда поступил в летное училище. В конце июля нас из летних лагерей, где мы проходили летную подготовку, направили в наряд охранять территории пустующего летом училища. В том углу, где размещалась медсанчасть, мой взгляд неожиданно наткнулся на висящие яблоки. Было их так много, что под некоторые ветки были подставлены подпорки.
– Штрифель, -уверенно сказал Мишка Торонов, который родом был с Орловской губернии. – К тому же яблочный Спас позади, можно рвать.
Этим он меня сразил окончательно, пожалуй, из всех сокурсников он единственный знал такие яблочные тонкости о которых когда-то нам говорила мама. Я так и не сумел преодолеть искус, ночью, мы с тем же Мишкой перелезли через забор и набили яблоками карманы. Уже в казарме надкусил одно, потом другое. Зубы тут же начало ломить от оскомины, более кислых яблок я еще не встречал.
-Вот тебе и штрифель, – с запоздалым разочарованием протянул я. – Врут, что они сами во рту тают. Лимон и тот слаще.
– Скорее всего это зимний сорт – антоновка, – как бы извиняясь с забытыми кларкиными интонациями в голосе протянул Мишка. – Надо было забраться поглубже и поискать. Наверняка там есть штрифель.
– Нет уж, с меня хватит, – засмеялся я. – Рвать без спросу – грех, нас не для этого сюда поставили. Узнают, что лазили без спроса – еще накостыляют.
– Да ты чего, прожить всю жизнь и не сорвать морковки у соседа, – засмеялся Мишка. – Чужая – она всегда слаще. А здесь столько яблок. На все училище хватит.
То, что мы крепко рисковали, выяснилось на другой день. Оказалось, что сад принадлежал самому начальнику училища.
Все хорошее когда-нибудь заканчивается. Погостив еще пару дней я засобирался домой. Решили, что лучше всего до столицы надо добраться на поезде. Меня довезли до станции и я стал вглядываться вдаль, поджидая проходящий поезд. В воздухе было тихо, тепло и сыро. Он вынырнул неожиданно и, поскрипывая железом, остановился напротив, пассажиры тут же начали побыстрее загрузить свои сумки и чемоданы в вагоны. Я смотрел на привокзальную суету и думал, что возможно вот так же когда-то отсюда совсем маленькой девочкой уезжала моя мама. Мишка затолкал меня в вагон, поезд тотчас же тронулся. Я вошел в свое пустое купе и мне стало как-то не по себе, еще одно расстование, которая напоминала потерю, точно чего-то я долго искал, почти нашел и вновь это набирая ход уходит в прошлое. И вдруг я почувствовал знакомый сладкий запах яблок. Перед тем, как отправить меня в обратную дорогу, мой давний друг принес огромную парашютную сумку наполненную только что сорванными созревшими яблоками.
– Штрифель, – с гордостью сказал он. – Не училищный, а наш, орловский! Сам видел, у нас его столько, что некуда девать. А ты побалуешь своих родных и близких. Уж эти-то точно во рту тают.
Валерий Хайрюзов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
