К празднику старушки подготовились добросовестно. Матвеевна напекла пирогов – один с брусникой, другой с малиной, заправила доверху лампу, на несколько раз помыла стекло, насухо вытерла его газетой. Нюра сделала запеканку с грибами, принесла домашней малиновой наливки.
Матвеевна села на своё привычное место под иконами, Нюра – напротив, поющий тоненьким голоском от не до конца прогоревших углей самовар поставили с краю стола, но так, чтобы до крана могли дотянуться обе.
– Ну, с Рождеством Христовым тебя, Нюра! – подняла рюмку с наливкой Матвеевна.
– И тебя с праздником!
Выпили, взяли по куску тёплой ещё запеканки.
– Первый раз мы вот так вдвоём-то Рождество отмечаем. Да ещё впотьмах.
– Да хватит тебе, Нюрка, плакаться-то! Всё ты чем-то недовольна. То пенсия у её маленькая, то вот, вишь ли, свет на зиму отключили.
– Дак а чему радоваться-то? Вон летом, пока электричество было, по телевизору кажинный день только и говорили, что жить стало лучше, что больше половины людей считают, что живут счастливо. Матвеевна, скажи, а где оно счастье-то? Вот остались мы с тобой в деревне вдвоём, ни свету, ни радива, ни дороги путной. Хорошо Колька на своём тракторке-беларуси попроведать наежжает да ковшом дорогу разгребает, а то ведь случись што, никто к нам и не попадёт.
– А случись што, дак никто и не узнает, – поддакнула Матвеевна. – Телефон-то вон как зарядишь? Дак ведь сказал Степан осенью, что начальство распорядилось свет отключить, когда дачники разъедутся. Мол, нерентабельно линию обслуживать, когда у вас на двоих сто рублей в месяц нагорает.
– Вот-вот! – обрадовалась Нюра, что подруга её поддержала. – На всём экономят. Раньше пенсию домой приносили, а теперь самой в посёлок идти надо.
– Дак а зачем нам тут деньги-то? Всё одно автолавка только летом приежжает. Целее будут. Муки да сахару мы с тобой по мешку купили, кипрея на два года насушили, грибов да ягод до нового урожая хватит, наливка вон тоже своя, чо ещё надо?
– Да так-то оно так, просто обидно, что брошены мы с тобой тут всеми. Пока телефон работал, хоть дети да внуки с праздником поздравляли, а тут вон сидим, как две клуши. Ни звонков, ни писем, ни открыток поздравительных.
– Ну, и кто бы попёрся пешком за десять километров тибе эти открытки сюда нести? – резонно спросила Матвеевна.
– Дак вот я и говорю.
– Не вспоминай лучше. Меня вон старшая ишшо осенью, когда свет-то был, просила справку из сельского поселения взять, что я у её на иждивении. Она как на пенсию-то вышла, дак там каки-то льготы есть, если ишшо иждивенцы имеются. А куда я с клюкой-то? Да мне четыре километра до дороги не доковылять, да и там околеть можно, пока попутку ждёшь.
– Это как посмотреть, кто у кого на иждивении, – возразила Нюра. – Ты им пенсию-то, поди, целиком и отдаёшь.
– Дак а как иначе-то? Внуки вон ипотеку каку-то взяли, квартиру купили. Дак и то, мыслимо ли дело, вшестером в двухкомнатной жили. А сама-то ты, разве мало своим помогаешь? И сено на продажу косишь, и из лесу всего полными корзинами таскаешь. Нам-то на двоих много ли надо?
– А чо бы и не таскать, коли лес вон за огородами начинается, – будто оправдываясь, вставила Нюра.
– Хорошо тибе, Нюрка, ты вон ишшо молодая…
– Всего-то семьдесят пять, – со смехом перебила Нюра.
– Вот я и говорю, молодая ишшо. Я же на десять годков тебя старше. Вот доживёшь до моих лет, поглядим… Ну, я-то точно не погляжу, но ты потом мои слова вспомни.
– Да хорошо бы в твои-то годы да этакое здоровье иметь. Ты вон одной картошки сколько ростишь. А огород! Осенью внуки возами возят.
– А сама?
– Дак вот я и говорю, самим-то нам много ли надо. Всё им, всё им… Детушки бы сыты-обуты были. Тут летось-то по телевизору слышала, будто налоги на огороды вводить будут. Ну, на картошку там, на капусту и на всё, что ростим. Денег в бюджете на пенсию не хватает, вот новый налог и придумали. Как потом-то жить будем?
– А я, знаешь о чём всё больше и больше думаю? Прибрал бы Господь, чтобы без канители, чтобы не болеть. Не дай Бог, если слягу! Подумать и то страшно! Кому я немощная-то нужна буду?
Матвеевна дотянулась до то и дело потрескивающей лампы, видать, Колька добавил в солярку бензина больше, чем надо бы, покрутила фитиль. И вдруг ахнула:
– Нюрка, ты погляди, што на улице-то творится! Озарило-то как всё! Дак это же Боженька всё небо-то озарил! – И трижды перекрестилась, повернувшись к иконам. Потом вдруг встрепенулась. – Нюрка, а не пожар ли случаем? Сбегай-ко на улицу, посмотри там. Да хочее, што ты копаешься-то!
Нюра набросила привезённую дочерью изрядно потёртую по краям и на обшлагах норковую шубу, сунула ноги в валенки и вышла на крыльцо. На столбе посреди улицы ярко горел электрический фонарь. Не веря своим глазам, вернулась в дом и стала включать свет во всех комнатах. Казавшийся до этого ярким свет настольной керосиновой лампы сразу стыдливо потускнел.
– Матвеевна, свет дали! – радостно чуть не во весь голос закричала Нюра.
– Да сама вижу, не слепая, – скрывая вдруг выступившие слёзы радости, заворчала Матвеевна. – Сподобил Господь на Рождество Христово.
***
После работы Колька с мужиками хорошо отметили Рождество и пошли по домам, к жёнам и детям продолжать праздновать. Колька завернул в магазин, взял бутылку и отправился в противоположную от дома сторону, где жил электрик Степан. На кухне выпили по стопке.
– Колька, ты же не просто так ко мне с бутылкой пришёл, – заедая солёным огурцом выпитое, прямо спросил Степан. – Говори прямо, што надо.
– Степан Иванович, дай бабкам свет. Пусть на Рождество порадуются.
– Ты, часом, не перебрал? – посуровел Степан. – Линия с осени отключена, мало ли там дерево где упало, провода оборвало, или что ещё.
– Да какое дерево, Степан Иванович?! Ветров-то совсем не было. Ну, сделай бабкам праздник.
– Да, поди, спят давно твои бабки, что им там в темноте-то делать?
– Ну, Матвеевна-то точно не спит. Наверняка сидит под иконами и свои церковные книги читает. Ну, включи рубильник! Я же тебе не отказываю, когда ты меня просишь то одно привезти, то другое. Ну, пойдём, а!
– Ну, ты, банный лист! Ладно, пойдём. Но учти, если что случится, меня премии лишат, ты её из своего кармана компенсируешь.
– Договорились, Степан Иванович! – обрадовался Колька и наполнил рюмки. – Давай за стариков наших!
Быстрым шагом дошли до подстанции.
– Лишь бы не коротнуло, – с тревогой в голосе сказал Степан и включил рубильник с надписью «Радужное».
– Ну, не коротнуло? – с опаской спросил Колька.
– Коротнуло. Вот здесь, – и Степан большим пальцем правой руки постучал себя по груди в области сердца.
Леонид Иванов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
