Всё хорошо, когда печурка загудела и в казанке варится картошечка, да ещё если с сальцем, да ещё если под рюмочку… Да ещё если не стреляют… Да ещё если уголёк честно заработанный привезли шахтеру неустанному…
– Санька, разжигай печь, гости на дворе! – крикнула сестра, бросившись в объятия мои.
– В посадку надо идтить, дровишек нетут, – раздался хрипловатый басок зятя с огорода.
Отварилась калитка и мне на встречу вышел не по годам приземистый мужичок с голым торсом, на его груди и спине отчетливо виднелись полосы синеватых шрамов – отметины «ласковых» прикосновений земной стихии.
– Привет, дядька!
– Здорово живете, дорогие мои…
– Живём-выживаем… Это тебе не в москвах шляться! Пошли по дрова в посадку… Вот так и кантуем мы, не живём, а выживаем… Угля не везут уж второй год, зимой купили две тонны да весь истопили уж… Седьмой год болтаемся между небом и землёй, всё ждём, когда нас Россия к себе домой заберет. В печенках уже эта война у всех стоит…
Я заглянул в угольный сарай и ужаснулся – до самой почвы пустота и это в угольном Донбассе…
– Саня, тебе же шесть тонн угля положено бесплатного, да Валентине, как вдове шахтера, ещё три тонны. Куда-то подевали уголёк?
– Смеёшься, дядька? Попробуй выбей привоз льготного, говорят нету уголька, да ещё зарплату дают по десять процентов в месяц, кинут пару тысяч,чтоб не сдох где-нибудь в забое, и это от заработанных несчастных восемнадцати тысяч рубликов, вот и живи как хочешь…
– А почему зарплату не дают?
– Говорит начальство, что нет реализации нашего угля, хотя я знаю, что все шахтные склады пустые почти под ноль. Ты слышал, что «Комсомолка» бастовала? Две недели бригада добычного участка из-под земли не выходила. За льготный уголь и зарплату бастовали братцы, активистов закрыли, если бы не российские профсоюзы, представители которых приехали в Антрацит, сидеть бы забастовщикам на подвале…
– Что-то я не пойму, ты говоришь какие-то небылицы…
– Какие небылицы? В посадке сухостой спилить нельзя, люди озлобленные, друг дружку сразу закладывают, а если с бензопилой вышел, так тебя сразу повяжут блюстители порядка. За улицей Матросова в посадке тополиные древние сухие деревья стоят, а попробуй спилить что, легче пластиковыми бутылками топить печку… Вот и топим старыми заборами и что под руку попадется… Да ещё и воды у нас нету, качают два часа в сутки с полпятого утра до полседьмого, говорят насосы старые… Ты бы сходил в летний душ с дороги, я сегодня успел закачать полный бак.
– Братик, ты уж голодный небось, пошли, накормлю, – перебила наш разговор сестра.
Я молча сидел на лавочке во дворе некогда благодатного шахтерского подворья, на котором шумели веселые компании, лились залихватские песни, смех и радость душевная, и мне показалось, что даже каменный дом сгорбился ушел в землю, пригорюнился, он как-бы стонал: «Какие ещё нужно пережить людские испытания этим людям, живущим рядом со мной и во мне, что ещё нужно вытерпеть им?»
