Когда я была совсем еще девочкой и уезжала на очередную смену в пионерский лагерь, отец наставлял меня: "Найди себе подругу, у которой можно чему-нибудь хорошему научиться, и с ней дружи..." Мы даже не представляем себе, какое порой сильное воздействие на нас оказывает оброненное слово отца или матери, прорастающее корнями в нашу суть. Эти слова отца, всплывшие как-то в памяти, стали ключом к пониманию того, почему на протяжении всей жизни рядом со мной оказывался человек старше меня, сильнее, умней, который мог научить меня тому, чего я еще не знала.
Их было не так много, настоящих верных друзей, но след, оставленный каждым из них так значим для меня, что я отчетливо понимаю, я могла стать совсем другой, если бы не они.
Уже в достаточно зрелом возрасте встретила я человека, открывшего мне, каким на мой взгляд, должен быть христианин. У моей сестры была подруга Лида. Работали они вместе и крепко сдружились в поисках ответов на вопросы цели бытия, истины и своего места в жизни. Они читали Е.П. Блаватскую, Н.К. Рериха, самиздатовские сокровения тибетских монахов, ходили на всевозможные проповеди заезжих пасторов, копали и копали, стремясь найти то истинное для себя, что конечно-же существовало в многообразном духовном мире. Пути были такие тернистые и извилистые, что можно было только удивляться Промыслу Божиему, выведшему обеих на ровную и прямую дорогу Христианства. Было им тогда чуть более 40 лет каждой, а за плечами немало испытаний. Лида пережила автоаварию и лишилась левой руки. Она осталась живой, но удар был такой силы, что очнувшись, Лида начала новую жизнь, которая все расставила по своим предначертанным Богом местам.
Прошли годы. Сестра ушла в мир иной, оставив нам в наследие Лидочку. Для меня она стала старшим товарищем, бережным, все понимающим, а для дочери сестры-Танечки мудрой крестной, истинной и неутомимой в молитве. Это было то последнее, самое драгоценное, что могла сделать любовь матери к оставленному без нее на земле чаду. И мы с Танечкой не просто обрадовались, мы зацепились за эту соломинку, принимая и понимая ценность этого дара.
Помню, как однажды я поделилась с Лидой проблемой, возникшей в моей семье. Уже на следующее утро мы встретились с Лидой и пошли, нет побежали по монастырям Москвы, вымаливая помощи у Божиих угодников. Никаких разговоров по дороге, губы Лиды слегка движутся, творя молитву, как защиту и покров. Сколько было у Лиды этих ранних вставаний и походов по монастырям, когда кому-то плохо, кто-то в опасности, или на душе у кого-то из близких тревога, а то, и не дай Бог-уныние.
В первые месяцы после смерти мужа я чувствовала такое глухое одиночество, такую беспросветную тоску, что никакие попытки детей, друзей не могли вывести меня из ступора, обнажившего как крепко сплелись наши с мужем души. Лидочка тогда сказала: "Лена, в любое время дня и ночи, я доступна для тебя. Чувствуешь, что "накрыло", сразу звони, не терпи..." И я звонила, захлебываясь слезами в начале разговора, а потом слушала, слушала Лиду и боль отступала, слезы высыхали и я хваталась за еле уловимое понимание, что свершилась Его воля, и что Ей не надо противится. Лида говорила мне: "Ты, Лена , не печалься. Другой и за всю жизнь не встретит такой любви, а ты вся пропитана ею." Она не ругала меня за слезы, а только вспоминала как духовник ее, отец Варсонофий твердил: "Слезы -то Лида твои не духовные. Саможалением занимаешься. Такие слеза палкой выбивать буду". Я все понимала. И наступило время, когда бесконечная, как тогда казалось , печаль сменилась на тихую грусть, радость бытия и благодарность за все, что было подарено свыше.
Лидочка не просто утешала, она сама, пережив смерть мужа, гибель сына, забвение внуков, которых она пестовала почти с младенчества уже будучи с одной рукой(все соседи на даче дивились, как с раннего утра на веревке уже были развешаны пеленки, да распашонки, постиранные Лидой в тазике неимоверно каким способом) знала горечь расставания с любимыми и потому говорила самое нужное, самое искреннее, что проникало вглубь тебя, согревало и давало надежду.
И как горяча, почти требовательна была ее молитва, когда близкий человек был на грани жизни и смерти. Молодой мужчина, далеко не все сделавший в жизни, уходил из нее раньше времени, оставляя своих близких не подготовленными и в отчаянии. Лида понимала, что нужна не только ее молитва, а всех тех, кого она знала по сестричеству (много лет она работает в сестричестве милосердия во имя иконы Казанской Божией Матери при подворье Валаамского монастыря). И встала стена, заслоняющая и просящая оставить человека для покаяния и очищения души… Мужчина воскрес, вернулся почти их небытия для исцеления и возрождения духовного.
Долгими вечерами она пишет и пишет записки на помин и здравие по ушедшим и живущим людям, хорошим и не очень, которые прошли и идут с ней по жизни и молится , молится за них, выпрашивая у Бога прощения за вольные и невольные грехи наши тяжкие. Эта мольба стала частью ее жизни. Жизни человека, отдающего себя другим, мечущимся и ищущим. Ее скудной пенсии едва хватает на этот, теперь уже с годами разросшийся список, но это так второстепенно для нее, что она обращает внимание на это, чтобы урезать другие расходы. "Ты, Лена, только представь себе" -говорила Лида. "Может быть именно эта записочка с именем усопшего будет той каплей, которая поможет душе.? Как-же мне жить спокойно, если я это, самое главное, не сделала?
Кажется совершенно невероятным, что человек с одной рукой может сажать и обрабатывать большой огород, а потом консервировать собранный урожай, кому-то готовить рассаду, потому что ни у кого из друзей не получаются такие крепкие и веселые всходы, содержать дом в абсолютной чистоте, которой могут позавидовать молодые и крепкие хозяйки. Друзья пытаются уберечь ее от той, почти непосильной нагрузки, которую она сама на себя взвалила. А Лида молча продолжает помогать, потому что свято соблюдает наказ батюшки Варсонофия: "Бежишь, Лида, последнюю стометровку. Никому не отказывай ни в духовной, ни в физической помощи. Жить надо не для себя, а для других".
Ее дом, как изобильная чаша, всегда открыт для многочисленных друзей, знакомых, а то и просто соседей. В дни Великих праздников Божиих и праздников ее малости чего только не бывает на столе у Лиды, и ты удивляешься виртуозности ее кулинарных изысков при скудости средств, и не можешь, не в состоянии понять, как можно одной рукой приготовить такое пиршество, а Лида открывает тебе дверь и ты видишь ее радостное улыбающееся лицо и понимаешь, тебя здесь ждут, любят и примут любую. И чем старше она становится, тем шире круг тех, кто греется от нее и насыщается духовно.
Я звоню Лиде и что-то ей рассказываю, а она мне. Мы смеемся, радуясь так робко начинающейся весне. А потом Лидочка рассказывает, что до 4 часов утра искала пакет с семенами, куда-то припрятанный, но так и не нашла. А я, вспоминая, как вечно на работе терялись папки с документами(у нас была такая примета: надо к стулу привязать веревочку, чтобы документы нашлись), советую ей: "Лидочка, а ты привяжи к стулу веревочку, семена и найдутся". Лида, взяв небольшую паузу отвечает мне мягко: "Лучше Леночка, я почитаю «Верую…»
"Когда Лида начала читать "Верую..." в третий раз, взгляд ее упал на маленький чемодан, сиротливо стоящий в углу комнаты. В нем и лежал пакет с семенами.
Наша тихая, всегда улыбающаяся Лида, долгой жизни тебе, а нам-твоих молитв и неугасающей любви.
Елена Климова
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
