В общем вагоне молодая полненькая, быстрая женщина болтает с соседкой о своем муже:
– Все шофера пьяницы, и мой Витька пьяница. Это с получки или с рейса – горе. И раздевай его, и сапоги ему стаскивай, и пить подай... Утром встанет: «Ничего не помню, ничего не знаю!»
Вытерла краешки гладких губ мизинцем. Засмеялась.
– Зато уж в праздники! – зажмурилась на секундочку и опять засмеялась: – Он раз-два, и напьется. Петь не поет, танцевать не вытащишь. Правда, на гармошке играет, купили нынче. Недорогая – девяносто рублей, футляр вместо чемодана вожу. Но не наше играет, не местный он. Какое-то заведет, да больно длинно, да с повторами. Ну, думаю, завыл! А ему скажу: «Хватит, Витенька, спасибо»... Еще в компании – мы всем домом гуляем – есть Мишка, смешной такой, неторопливый, Лошадью зовут, тоже шофер. Они нарежутся, а уж я напляшусь, напоюсь! «Топотуху» заведем, кругами, да звездочкой, да за ручку, да под ручку...
Снова засмеялась, протянула:
– Ревни-и-ивый... Убью, говорит.
Вдруг забеспокоилась:
– Что это, не пора ли собираться? Что проехали?
– Кордягу, – отозвался мальчик, сидящий на боковой скамье.
К нему обернулись. Он, смутившись, подтянул под себя ногу в черном валенке, оставив на грязном полу мокрый след. Надвинул на глаза шапку, потом столкнул ее на затылок, повернулся к окну, будто что увидел в темноте, и подтвердил:
– Кордяга была.
– Послушай, мальчик, – спросила жена шофера, – ты не в Зуевку? Не к Кате Воробьевой?
– Да.
– Ты в интернате, в городе учишься?
– Ага.
– Нравится тебе там?
Мальчик опять повозил валенком по полу:
– Ничего, жить можно.
– А ты в каком, в пятом?
– В седьмом.
Женщина, обращаясь к соседке, заговорила, объясняя свою заинтересованность:
– Совсем сирота. Мать машиной сшибло. Такая красивущая была. Худенькая, глаза крупнущие. Двоих родила – этого да еще девочку. Сама как девчонка. Подружки все завидовали: «Ты, Лена, вроде и не замужем». Весела. И муж такой статный, видный, красивый тоже. Как цыган. А как ее похоронил, затосковал, затосковал, запил, да и к ней...
Соседка поглядела на мальчика. Он широко-широко раскрыл глаза, поднял их, как слепой, к потолку.
– ...А тоже мой Витька как-нибудь нарвется. Тот-то шофер и утром ничего не вспомнил. Выспался в милиции, ему говорят: «Ты ведь вчера человека убил».
Мальчик, быстро хватаясь за ручки сидений (вагон трясло), вышел. Соседка упрекнула молодушку:
– Зачем же вы при нем?
– Да, не надо бы, – согласилась та. – Да я к тому, что вот до чего водка доводит.
– Но мальчик-то здесь при чем?
– Мать-то – его, – сказала молодушка, оправдывая неловкость и оберегая своего мужа от плохого мнения. – Да ведь шоферское дело такое, что и трезвый попадешь в беду. Тоже этак-то ночью, осенью, ехали колонной в Богородское. Да дождь. На плотине прицеп занесло – и булькнул со всей машиной. Шесть метров глубины. Ладно их бригадир откуда-то взял доску, как-то ведь еще успел, и по доске они вылезли.
– Да как? Жить-то охота. Машина ухнула боком, дверцу не откроешь. Монтировкой, ломиком переднее стекло вышиб, вода хлынула. Мишку трясет за плечо, айда, мол, гибнем. Словами не скажешь: вода. Тот не движется. Видно, ударился. Потянул – ни в какую! Тогда сам полез. Нахлебался, всплыл. Ладно, ватник сбросил. А куда плыть? Где берег? Да не туда и поплыл.
– А Михаил?
Молодушка опять засмеялась:
– Больно парень-то смешной. Спокойный-спокойный. Я, говорит, гляжу, Витькины сапоги мелькнули: сапогами-то его Витька по лицу задел. Ну, говорит, думаю, и мне надо. Их, мокрых, в кабины посадили. Я сижу – стучит. Открываю – батюшки! Руки затряслись. А ему и нужды нет. Выпил, да спать. Документы размокли, я на газетку на печку положила. Скоробились все его права, новые дали.
За замерзшими окнами бежали полосы станционных огней. Молодушка быстро оделась и, уже взявшись за вещи, потянула свободной рукой за конец платка, прикусив другой зубами.
– Мальчик, – спросила она. Мальчик, вернувшийся в купе, доставал с полки свою сетку. – Мальчик, ты не помнишь, когда автобусы на Богородское?
Тот, справляясь с сеткой, стоя лицом к окну, ответил,
– Сегодня уже поздно. Последний в шесть часов.
– Ой, батюшки, куда ж я денусь? Ну, может, нет ли попутной... А уж нет, так я к вам приду. Пустит твоя тетка ночевать?
– Приходите.
– Я и на полу лягу, не велик начальник.
И понесла с натугой черный футляр от гармошки.
– Мальчик, слышь, мальчик! Ты не бросай меня. Помоги слабой женщине (она подмигнула соседке), поднеси чемодан. Давай твою авоську. Кому это ты валенки везешь? Не сестре?
– Сестре.
– Как ее зовут?
– Леной.
– Как мать назвали. Отец, поди, и называл?
Мальчик не ответил.
Вагоны, торкаясь друг о друга, остановились, ударилась о дверь литая чугунная крышка над ступеньками; пассажиры, теснясь, переставляя вещи по нижним полкам, пошли к выходу.
Владимир Крупин
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
В общем вагоне молодая полненькая, быстрая женщина болтает с соседкой о своем муже: