Жил в одном муравейнике муравей. С виду такой же, как все, только особенность у него была, за что ни возьмётся, ничего не получается. Начнёт что-нибудь делать – всё вкривь да вкось, а то и вовсе бросит, ходит недовольный. Одним словом, неумеха.
Говорит ему старый муравей:
– Что ж ты, голубчик, ничего не умеешь делать? Посмотри, как другие споро работают. Выбери себе дело по душе, освой, как следует, и жизнь будет в радость, и другим польза.
– Э-э! – отвечает муравей-неумеха. – Не по мне такое, мелковато, масштаб маловат, развернуться негде. Мне б такое, такое!.. Чтоб я весь в него ушёл, чтоб размах был, чтоб мог я… это… реализоваться!..
Подивился старый муравей таким речам и пошёл работать.
И вот как-то утром принялись муравьи за работу, слышат, кто-то с самого верха муравейника на них кричит:
– Не туда несёшь! Не так кладёшь!
Глядят, а это муравей-неумеха.
– Ты чего это расшумелся? – спрашивают.
– Ничего я не расшумелся, – обиделся муравей-неумеха, – я руководство осуществляю. Мне сверху виднее, что и как надо делать. В современных условиях организация научная для труда нужна, и чтоб стратегическая линия была. И, вообще, хватит по старинке работать! Надо на новые рельсы переходить!
И давай кричать:
– Не так берёшь! Не туда кладёшь!
Ничего не сказали ему муравьи, пошли по своим местам, работа ведь не ждёт. А муравей-неумеха знай себе покрикивает:
– Не так несёшь! Не там берёшь!
Пришло время обедать. Муравьи умылись, накрыли стол. И «руководитель» тут как тут, первый за стол уселся.
– Ты обедать будешь?! – удивились муравьи.
– А как же! И кусочек мне побольше. Устал я, больно ответственность велика. Вот ты, – обратился он к старому муравью, – можешь взять на себя ответственность?
– Н-не знаю, – замялся тот. – У меня своя ответственность – хорошо работу делать, перед другими не осрамиться. Мне б с этой ответственностью сладить.
– То-то! – гордо оглядел всех муравей-неумеха и принялся было есть.
– Э, нет. Подожди, – говорит ему старый муравей. – А кто ж нами руководить будет? Мы ж теперь без руководства никак, привыкли к этой… научной стратегической линии.
– Эх! Чтоб вы без меня делали! – выпятил грудь «руководитель» и ну командовать: кому, что и как есть.
Да, только пока он руководил, муравьи всё съели.
II
Родилась на Божий свет бабочка однодневка. И жить бы ей, как жили родители: попорхать, порадоваться солнышку да оставить потомство. Но узнала она от знающих бабочек, что есть страна Счастье, только вот лететь до неё далеко, за день не долетишь.
Но бабочка была упорная и очень хотела узнать: какое оно Счастье. И полетела. От цветка к цветку. Всё быстрее и быстрее…
Так и прошёл единственный день её жизни.
III
Жили-поживали на свете белом Фёдор Иванович и Степан Ильич, люди достойные, не то, чтоб уж очень богатые, но и совсем даже не бедные. С подчинёнными в меру строгие, с вышестоящими вежливые и предупредительные, одним словом – начальники, хоть и средней руки. Врагов у них не было, друзей тоже, только друг к дружке питали они сильное уважение. Придёт, к примеру, Степан Ильич к Фёдору Ивановичу в гости, а Фёдор Иванович его в зал пригласит, подойдёт к новой мебели, рукой ласково по ней проведёт и молвит:
– Что вы! – возразит Фёдор Иванович. – Финский шпон.
– Смотрите-ка, – ещё больше умилится Степан Ильич, – умеют делать!
И пройдут Фёдор Иванович и Степан Ильич на кухню, и выпьют водочки под хрустящий солёный огурчик или под маринованные грибочки. И потечёт меж ними плавная добрая беседа. А там, глядишь, и картошечка рассыпчатая поспеет, и появится на столе розоватое сальце с прорезью и карп жареный с румяной хрустящей корочкой, или котлетки, а то и кулебяка или расстегай. «Ну, что, – скажет Фёдор Иванович, – пожалуй, сегодня без «прицепа» не обойтись. Как думаете, Степан Ильич?» Степан Ильич согласно кивнёт, и к полупустой бутылке на столе добавится чекушечка.
А через недельку другую и Степан Ильич пригласит в гости Фёдора Ивановича, как бы невзначай. Придёт Фёдор Иванович, а у Степана Ильича тоже мебель новая.
– Хороша! – кивнёт Фёдор Иванович. – Сибирский кедр?
– Нет, что вы, – заскромничает Степан Ильич, – канадский шпон.
– Умеют делать, – скажет Фёдор Иванович и солидно покашляет,
И пройдут Степан Ильич и Фёдор Иванович на кухню, и выпьют отменной холодной водочки под заморские маслины или оливки фаршированные анчоусами. И потечёт промеж них беседа приличная случаю, а пока доедят бутерброды с икрой, будут готовы пельмешки или голубцы. И появится на столе сметанка и жирненькая селёдочка, а то и сёмга копчёная. И, конечно же, опять не обойдётся без «прицепа».
Так и ходили в гости друг к другу Фёдор Иванович и Степан Ильич, и ни в чём один другому не уступал. А тут мода на коттеджи пошла. Конечно и Фёдор Иванович, и Степан Ильич, как исполнительные начальники, пусть и средней руки, тоже построились. У Степана Ильича домик не очень широк, но повыше, вроде в готическом стиле, а у Фёдора Ивановича пошире и подлиннее, но пониже, ближе к романскому. И зауважали Фёдор Иванович и Степан Ильич друг друга с ещё больше силой. Но вот вышел-таки соблазн Фёдору Ивановичу – баньку построить. Соблазн был не в самой баньке, конечно, а в том, чтоб ходил к нему Степан Ильич париться, и через это Фёдор Иванович над Степаном Ильичом чуточку возвысился бы, даже не возвысился, а так, перевес некоторый получил бы. Нашёлся и работник из пришлых, мужичонка сноровистый. О цене столковались, и уж с понедельника, как водится, хотел он работу начать.
Да вот беда, Степану Ильичу та ж самая думка в душу запала: поставить сауну, с бассейном чтоб, пусть даже не совсем с бассейном, а купелька чтоб была, и ходил бы к нему Фёдор Иванович париться, и через это был бы совсем чуточку обязан Степану Ильичу, как бы в некоторую зависимость попал.
И стал Степан Ильич работника подыскивать, а, известное дело, начальников всегда больше работников, и наткнулся Степан Ильич на того ж самого мужичонку, что из пришлых. Тут-то и вскрылось коварство Фёдора Ивановича. «Ага, – думает Степан Ильич, – не выйдет!» А мужичку говорит:
– Слушай, я тебе дам вдвое больше, только строй мне сауну, а ему баню не строй.
– Хорошо, – говорит мужичонка.
А в понедельник, как условились, идёт к Фёдору Ивановичу, так и так, говорит, буду строить сауну. «Ага, – думает Фёдор Иванович, – врёшь, голубчик, будет по-моему!»
– Слушай, – говорит он мужичку, – я тебе дам ещё вдвое больше, только строй мне, а не ему.
– Хорошо, – говорит мужичок.
Приходит к Степану Ильичу, так и так, говорит, буду строить баню. «Ага, – думает Степан Ильич, – а вот – шиш тебе!»
– Я дам ещё вдвое больше, – говорит он мужичку, – только строй мне, а не ему!
Так повторялось даже до семи раз, а то и поболее.
Одумались Фёдор Иванович и Степан Ильич, бросили жребий – кому первому быть, кинулись к мужичку, ан не тут-то было. Мужичонка ушлый попался: денежки появились – и знакомые важные завелись, и пошёл он вверх по служебной лестнице. Аж до самой верхотуры дошёл и теперь директивы рассылает, а Фёдор Иванович и Степан Ильич их неукоснительно исполняют.
Да не в этом дело…
IV
Когда в кабинете никого не было, кресло говорило вслух. Начинало обычно высоким слогом.
– О, люди, жалкий род! О, сколькие из вас погружали в меня свои чресла, – пухлая спинка кресла становилась ещё пухлее, морщинки разглаживались, – и каждому из вас казалось, что теперь он хозяин положения, что, пройдя тернистый путь восхождения, пожертвовав лучшими качествами души, унизившись и предав, он стал неколебим во власти своей…
Но всё более распаляясь, кресло забывало о высоком слоге и переходило на личности. Речь его становилась не совсем литературной.
Сегодня кабинет пустовал дольше обычного. Кресло вошло в раж.
– … Кретин! Безмозглая чванливая свинья! Ты думал, будешь иметь власть, свой кабинет, своё кресло? Это я имело тебя! Ради меня, а не какой-то там идеи, ты приносил жертвы! Ты!.. Ты!.. – Чёрная кожа кресла стала влажной, даже появился красноватый оттенок. – Болван! Ты думаешь, достиг положения? Это я поставило тебя в положение! Это моя персональная машина, это я дало квартиру твоей дочери! Это я!.. Я!..– Кожа на спинке кресло чуть не лопалась. – Ради меня ты предал своих друзей. А помнишь, как я выгнало инвалида? Помнишь, как он плакал? А ты!.. Ты тупо глядел на его слёзы, помнишь? Пустышка, мыльный пузырь, тебе больше нечего жертвовать! – Кричало кресло задыхаясь. – Ты всего лишь один из многих, пришёл и ушёл, и нет тебя! А я!.. Я!..
Осторожно отворив дверь, в кабинет вошёл человек, робко просеменил к столу, собрал свои вещи в дорогой кожаный портфель, украдкой глянул на кресло и, сутулясь, вышел вон. На лицо человеку легла печать одиночества.
V
Один работник был глуповат. Работал ни шатко, ни валко. Придёт в офис и сидит, ждёт указаний. Хозяин ему даст «директиву», а он ходит, дух мнёт, пока соберётся делать что-то, у хозяина уже другая указивка есть. «Как же так, – скажет глупый работник, – я ж ещё ту работу не сделал?» «А и не надо, – ответит хозяин, делай эту». И опять ходит глупый работник по офису, ворчит недовольно. Но всё же иногда работал он исправно, дело своё знал, и наказывать его было не за что. Просто нерадивый какой-то.
А вот денежки глупый работник любил, да и кто их не любит, как премия какая он в первых рядах, уж больно требовательный.
Другой работник был умён, а главное старательный, инициативу проявлял инициативную. Ещё в офис не зашёл, а уже дело ему подавай. Всё у него кипит, бурлит. Не успеет хозяин наряд «нарядить», а умный работник его уже сделал, да ещё сам себе новый придумал, пусть и ненужный никому.
Вот и решил хозяин отметить умного и поставить на место глупого. А то ведь непорядок получается, один работает с огоньком, идеи свежие привносит, а другой какой-то нерадивый, глуповатый.
И добавил хозяин умному оклад, не на много, но добавил. Тут же к нему пришёл глупый работник и говорит: «Что ж такое получается, работу мы делаем одинаковую, а получать он будет больше! Не надо нам такого. Результативность у нас одинаковая, и зарплата должна быть одинаковая. А то ведь безобразие форменное, где это видано, чтоб за одинаковую работу платили по-разному, да ещё в одной фирме».
Задумался хозяин: «Ну, вот, сделал доброе дело – сразу недовольный появился. А ведь и вправду непорядочек вышел. Но если теперь снизить зарплату умному, он обидится и работать будет плохо, да и глупый станет ходить обиженно. И тогда будет у меня два недовольных. А добавлю-ка я и глупому!..»
VI
Жил да процветал на белом свете один начальник. Так бы и жил себе не тужил, да однажды было ему как бы откровение: будущее привиделось. И так ему будущее глянулось, так поманилось, что возмечтал он об этом самом будущем очень крепко, ну, прямо места себе не находил, аж работу забросил.
Вот приходит он как-то в офис и говорит подчинённым:
– Всё, идём в будущее. Жить по старинке больше не будем, не те нынче времена.
– Ну что ж, – говорят подчинённые, – в будущее так в будущее, отчего ж не сходить.
– А раз согласны, – говорит начальник, – тогда на днях и выходим. Только со мной пойдут самые инициативные, молодые.
– А как же мы, – говорят старые работники.
– А вы в будущем не нужны. В будущем всё по новому, там не место отработанному материалу. Вы даже на ветошь не годитесь, – сострил начальник.
– Да за что ж ты, голубчик, нас так обижаешь. Мы тебя с младых ногтей знаем. Ты, когда по лестнице служебной восходил, по нам как по ступенькам шёл, а теперь – ветошь!
– Нет. В будущем вам не место. Я вместо вас наберу новых работников, энергичных, перспективных.
Так и сделал начальник. Набрал новых работников, и поутру, как водится, отправился с ними в путь.
Долго шли иль коротко, не об том речь. Пришли они в будущее уже затемно. Устали жутко и повалились спать. Утром проснулись, огляделись – вот это да! – будущее как на ладони, красотища неописанная.
– Вот она мечта моя! – говорит начальник потягиваясь. – Тут мы и будем обустраиваться, а я вами руководить буду.
Поглядел начальник на работников, а лица-то всё не знакомые, новые, ни он их не знает, ни они его.
«Не порядок, – думает начальник, – надо бы представиться». Да позабыл как его зовут. Заозирался он вокруг, забеспокоился, а спросить-то и не у кого.
VII
В одном лесу была тенистая полянка, почти ровная, потому что жила на той полянке кочка. Кочка была не большая, но всё ж какая никакая, а возвышенность. И потому кочка важничала, считала себя самой главной на полянке.
Каждое утро, едва всходило солнышко, кочка просыпалась и оглядывала свою полянку, потом блаженно закрывала глаза и удовлетворённо улыбалась. А как тут не загордиться, всё-таки самое высокое место на полянке.
Но вот однажды кочка проснулась и глазам своим не поверила! Как так получилось: на полянке появились маленькие кочки. Они, конечно же, были поменьше, не особо выделялись, но это пока. «Потом же они расти начнут! А ну как выше меня станут!» – думала кочка.
– Это ж не порядок, это ж безобразие! Откуда эти самозванцы взялись? Как они посмели! – возмущалась кочка вслух. – Не потерплю! Не бывать такому!
И снялась кочка с места, и пошла утаптывать полянку. Да расходилась, да распалилась, и… рассыпалась.
VIII
На одной речке жили бобры. Жили себе поживали, ни в чём не нуждаясь. Давала им речка и кров и пропитания вволю. Строили бобры свои плотины, жильё обустраивали, детёнышей растили. И стало их на речке уже немало, да и хозяйство у них расширилось. А какое хозяйство без начальника? Известное дело, посовещались бобры промеж собой и выбрали главного бобра. Тот долго не думал замов себе назначил и заруководил на славу. Ходит животик поглаживает, где надо прикрикнет, а где и похвалит. И так бобёр этот в роль вошёл, что стало ему казаться, что живёт он не по чину. Где это видано, чтоб главный бобёр жил как все? Нигде. А потому собрал бобёр своих замов и подчинённых и говорит:
– Надо порядок в хозяйстве навести. Чтоб все жили согласно чину и должности, Чтоб видно было начальника и подчинённого. А для этого водный поток надо регулировать!
Зашумели бобры:
– А зачем водный поток регулировать? Деды наши и прадеды жили так, и мы уже много лет так живём. На реке места и корма всем хватает, зачем нам эти нововведения?
– А чтоб отличать начальника от подчинённого. И, вообще, я тут главный, вы меня сами выбрали, а теперь слушайтесь, – отрезал бобёр. – Жить теперь будем по чину, чтоб каждый своё место знал, разниться меж нами должна быть.
Задумались бобры.
Да никто не считал себя по чину ниже соседа, а потому вскоре согласились, и закипела работа. Понастроили они запруд, разделили речку на множество маленьких ручейков, чтоб каждому свой, и согласно чина…
И речка высохла.
IX
В этой сказке будет всё как в сказке.
Жил был на свете один человек, а ремеслом его было куклу водить. И была у него кукла, на ниточках. Дёрнет он за ниточку, кукла ножкой топ, дёрнет за другую, кукла в ладошки хлоп. Да так ловко этот кукловод за ниточки дёргал, что кукла и кувыркалась, и бегала, и прыгала, и чего только не вытворяла. Словом, как живая была. Вот и ходил кукловод с этой куклой по селениям, представления давал, людей веселил да на пропитание зарабатывал, а кое-что и на чёрный день припасал.
Но вот однажды кукловода осенило. «А что это я с одной куклой хожу? – подумал он. – А ежели две куклы будет, так и заработаю я вдвое против нынешнего. А ну, как три или четыре куклы?..» И так этот самый кукловод о богатстве замечтал, так он богатством соблазнился, что распорол он свой кушачёк и денежки-то все, что на чёрный день приберёг, за новых кукол и выложил.
Вот вышел он на базарную площадь и давай созывать народ. Ну а зевак, понятное дело, всегда не меряно. Собралось их тьма тьмущая. Кукловод своих кукол достал и ну за нитки дёргать, ан не вышло, запутался, уж больно много ниток-то.
– У-у-у, – затопал ногами народ, засвистал, языками зацокал.
А кукловод что?.. Опозорился кукловод да и разорился к тому ж.
X
В одной солидной фирме, можно даже сказать фирме с мировой известностью, работал Семён Нумыч. Даже не работал, а занимал ответственный руководящий пост. Фирма была благополучной, по всем статьям соответствовала мировому уровню, только директор был немножко самодур: заставлял сотрудников приёмы устраивать, в театры ходить, книжки читать, короче говоря, чудил. Вызовет, бывало, подчинённого и говорит:
– Да, колбаска что надо, – блеснёт тот познаниями, прогнувшись, – я на праздники тоже такую беру.
– Ах, вот как! – закричит директор. – Вы уволены! Ваш интеллектуальный уровень не соответствует требованиям нашей фирмы. И наперёд знайте – «Жизель» это балет!
Вот такой был директор. Но это полбеды. А вот любил он ещё и традиции, просто обожал. А самой важной традицией фирмы считал домработниц, то есть, чтоб у каждого руководителя была домработница. На собраниях директор говорил вот так: на работу все должны приходить бодрыми, энергичными, опрятно одетыми. Вы лицо фирмы, поэтому за вами уход нужен, поэтому у каждого должна быть домработница. А у кого жена есть, тем более домработница нужна, чтоб жена дожидалась мужа с работы отдохнувшая красивая и одаривала его любовью сполна.
Чудной был директор, но жалованье платил изрядное и аккуратно, работу свою любил и знал, его за это уважали да и побаивались.
Семён Наумыч работу ценил и, конечно же, домработница у него была. Он её не обижал ни словом грубым, ни жалованьем, но держал в строгости, хотя иногда и отпускал пораньше.
Так бы и работал Семён Наумыч до самой пенсии, если б не его слабость: любил он в народ ходить. Зайдёт, бывало, после работы в пивную, сядет в уголке с кружкой пива и слушает что мужички говорят.
И вот однажды подсел к нему студентик.
– Вы Семён Наумыч и работаете в такой-то фирме. Я вас по телевизору видал. И про традиции ваши фирменные знаю.
– Очень приятно, – поклонился Семён Наумыч.
– Да что ж тут приятного, – возмутился студентик. – Это ж безобразие! Вы людей эксплуатируете. Где это видано, чтоб домработница была? А права человека?.. А знаете ли вы, что каждый человек должен обслуживать себя сам!
– Дак я не против, – смутился Семён Наумыч. – Но традиция! – Семён Наумыч поднял кверху указательный палец. – Порядки в фирме такие. Да и удобно, – покраснел Семён Наумыч.
– А вы подумали об этой девушке, что работает на вас? (Студентик так и сказал – на вас.) Она ходит в прислугах, это ж позор для цивиллизованного человека! (Он особенно нажал на две буквы Л.) Она ж не сможет развиться, раскрыть свои таланты, она не сможет быть полезным членом общества. Неужели вы думаете, что смысл жизни этой девушки – прислуживать вам?
– Да нет, что вы, – заёрзал Семён Наумыч. – Я так не думаю. Я ей плачу достойно, словом грубым не обижаю…
– Нет, это не правильно, это не цивиллизованно, это противоречит морали… – закипятился студентик.
– Да я что, я-то цивилизованный, – обиделся Семён Наумыч, – да вот директор…
– А директора надо убрать, – перебил его студентик, – и традиции старые сломать, создать новые, гуманные!
– А если директора убрать, кто ж тогда фирмой руководить будет? – удивился Семён Наумыч.
– Незаменимых людей нет, – отрезал студентик. – Вы будете новым директором!..
– Ну, уж нет, – отодвинул пиво Семён Наумыч и ушёл.
А по дороге домой Семён Наумыч задумался: «А и в самом деле, общественное мнение не фунт изюму, общественное мнение уважать следует. И потом, чего это с меня кто-то должен спрашивать, я и сам могу спросить с кого хочешь. И зачем это мне на жизелей смотреть и про аданов читать. Проще надо быть…»
Скоро сказка сказывается, да и дело быстро делается. Подсидел Семён Наумыч директора, уволил домработницу и заруководил фирмой по-новому. Да не вышел Семён Наумыч талантами, прогорел и стал, как и домработница безработным. И стирает себе сам, и готовит, потому что жена теперь с другим по театрам ходит.
XI
Арсений Петрович не любил разговоры с начальством, поэтому готовился к ним особенно тщательно. Утром он подходил к зеркалу в прихожей, делал подобострастную мину и, преданно глядя на собственное отражение, репетировал.
– Да, да, Владимир Егорыч, обязательно выполню, всё в точности как вы сказали. Обязательно, Владимир Егорыч, непременно…
Потом Арсений Петрович виновато опускал глаза, ёжился и мямлил:
– Я физически не успевал, вот вышла накладочка, но я … я всё исправлю. Всё будет чин-чином, Владимир Егорыч. Сегодня же всё исправлю, Владимир Егорыч, непременно сегодня же…
Арсений Петрович пятился от зеркала и, упёршись задом в стену, говорил:
– Фух! Вроде получается.
Потом отирал платочком пот со лба и спешил на работу, боясь спугнуть отрепетированное настроение.
Арсений Петрович разговоры с подчинёнными любил и относился к ним ответственно. С утра он подходил к зеркалу, делал грозное лицо и, глядя сквозь своё отражение, сурово чеканил слова:
– Я в этой должности для того, чтобы отдавать распоряжения, а ваша должность предполагает неукоснительное исполнение моих распоряжений. Иначе получится бардак! – И, опершись кулаками на воображаемый стол, подавшись корпусом вперёд, Арсений Петрович понижал голос, – Я же говорил, что дело не терпит проволочек, вы лично обещали мне, стоя в этом кабинете… А что сделано? Что сделано, я вас спрашиваю? Ни-че-го! Если вы, уважаемый, дорожите своей работой, репутацией учреждения, в конце концов, извольте выполнять свои служебные обязанности…
Потом Арсений Петрович довольно улыбался и бодро шагал на работу.
В одно утро Арсений Петрович подошёл к зеркалу и… не увидел собственного лица.
Михаил Кулижников
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
