Вернувшийся из районной
больницы сосед рассказал много интересного. Например, что в район прилетели то
ли шведы, то ли еще какие-то северные иностранцы («хрен их разберет») и стали
«блатовать в баптизм или во че там еще» — тоже «хрен их разберет». Сосед
закурил Говорил он в своей манере, путано, и все словечками. Главное, что я
понял про «шведов», — что они денежные («денег море») и что полем своей
деятельности избрали больницу. Тактика следующая: сначала охмуряют наиболее
подверженного всяким влияниям, какую-нибудь больную потерянную женщину, а потом
она уже сама действует, создает некое общество единомышленников, религиозную
ячейку. Логика тоже простейшая — пошел к нам, молился с нами — вот и выздоровел,
поправился Поскольку в больнице чаще поправляются, то успех обеспечен самой
жизнью.
Соседа тоже пытались
приобщить, Библию дарили, звали на собрания, но он сторонился. Потом в столовой
фотографировались общиной, звали остальных, соседа. Понятно, что фотография для
отчета, а других звали для массовости, чтобы показать работу, а то денег не
дадут. «Как глупо все это, как примитивно, — думалось, — и как действует на
наших чудаков, которые всегда найдутся, и какое слабое имеет отношение к Богу!»
Неделю спустя ко мне зашел
тоже прилетевший из больницы наш деревенский парень, Гена. Здоровый, рослый,
очень крепкий, он тоже лежал в больнице, болел «головой». В поселке про него
говорили: «Пил бы больше — вообще бы голова отвалилась». Ко мне Гена заходил
редко — обычно просить на опохмелку.
По стуку в дверь я знаю, кто
идет. На этот раз стучали не так, как стучат мои друзья, и я заранее
недоумевал: кого еще несет? Вошел Генка. Сейчас спросит, «нет ли чего — башка
трещит?» или попросит «полтинник заимообразно — на той неделе верну». Ясно, что
не вернет, и придется либо дать, либо что-нибудь придумать, чтобы отказать, что
довольно противно.
— Здорово, — сказал Генка,
сняв шапку, и без проволочек продолжил:
— Минька, помнишь, у тебя год назад порох, дробь и сапоги пропали?
Это я украл. Ты извини меня. И рассказал, как в больнице ему помогла новая вера
выздороветь, «помирал натурально, а тут как чудом выздоровел — и поверил».
Братья по вере сказали, что делать дальше, что надо обойти всех, кого когда-то
обидел, повиниться.
— Вот обежал уже полдеревни,
список у меня, ты последний остался, — облегченно улыбался Генка. — Ладно,
пошел я. Давай.
Дверь захлопнулась. Я
ошарашенно сидел, переваривая произошедшее. Вспоминал свое первое облегчение,
что Генка пришел не на водку клянчить, свое удивление, свою даже радость за
чужое раскаяние, ведь хорошо, когда человек так придет и честно покается. Хотя
осадок нелепости все же был. Потом зашел к соседу:
— У тебя Генка был?
— Был. А у тебя?
— И у меня был. Дробь, порох,
сапоги.
— Понял. А у меня двадцатка
бензина. Из лодки слили прошлой осенью. Ты че сказал-то ему?
— Да ничего не сказал,
простил.
— А я сказал: бензин вернешь
— прощу Посидели, покачали головами.
Генка действительно тогда
обошел со своим списком полдеревни, а вечером его облаял мой кобель, и соседи
доложили, что он погрозился пристрелить его. Что еще? Пить он вроде не пьет,
голова у него не болит, бензин соседу не вернул. И еще кличка у него новая в
деревне: Баптист.
Отец Стефаний
Глашка — невзрачной худобы
девица, которую никто особо и не видел в деревне, потому что она почти не
вылезала из дому. Внезапно она сорвалась в город, долго не появлялась, а
приехав, вела себя так, будто была по менъшей мере генералъным директором
модельного агентства. Сменившая все, вплоть до имени — звали ее теперь
Кристиной, — она пробиралась по раскисшему поселку, по-птичьи прыгая по
разбитой тракторами осенней дороге, — в черной шляпе с большими полями, в
каких-то черно-тюлевых юбках и кительке, в туфлях на каблуках, тощая, с
закрашенным, как известкой, лицом, с выпукло лежащей на губах помадой и тушью,
лежащей на ресницах крупной крошкой.
Частенько вслед за ней прыгал
еще один гость поселка — отец Стефаний, католический священник, приехавший
откуда-то с Запада, чуть ли не из Польши, и все собиравшийся построить в Бахте
католический храм. Благообразный, с белой квадратной бородкой и сумкой через
плечо, с обезьяньей ловкостью преодолевал он серию луж и, подбираясь к
последней, самой большой и непреодолимой, вопрошал с сильным акцентом: «Где перейти
это болето?» И бежал в клуб на проповедь, созывая ребятишек: «Будем играть
валибол, ляпта». Он все собирался строить церковь, но никто из нормальных
людей, кроме самых отборных бухарей, готовых на любые работы ради выпивки, не
отзывался на его призыв, и даже местные литовцы скептически относились к идее
разводить здесь католицизм. В результате водился он с самыми бичами и опойками,
и главная дружба завязалась у него с некими Вежливыми, семейной парой,
прозванной так за привычку к несусветной ругани. Дошло до того, что Вежливые
решили под его руководством венчаться. Храм строить не удавалось, старичок под
часовню нашел какую-то халупу и раз ночью провалился рядом с ней в старый
погреб, откуда его вытащил возвращавшийся с гулянки сосед.
В городе я разговорился в
газете, где печатались отрывки из моей прозы. Рассказал об идиотской ситуации,
когда в деревне нет ни храма, ни священника, а приезжает и занимается
миссионерской деятельностью совершенно посторонний человек — будто у нас своей
церкви нету («нашел, тоже, Африку»). В газете откликнулись, сказали:
— Вот и разберитесь,
проведите для нас журналистское расследование.
Приехал, хотел по горячим
следам написать, но все загородили хозяйственные дела. А потом и пыл прошел.
Вскоре отца Стефания зверски
убили недалеко от Ярцева в какой-то избушке. Убил то ли бич, то ли бывший зэк,
которого тот опекал, — у него была миссия работать с заключенными. Подопечный
долго пытал отца Стефания, думая найти много денег.
— Вот тебе и журналистское
расследование, — сказал, качая головой, Толя, мой давний напарник по охоте.
Михаил Тарковский
Ссылки по теме:
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
Вернувшийся из районной
больницы сосед рассказал много интересного. Например, что в район прилетели то
ли шведы, то ли еще какие-то северные иностранцы («хрен их разберет») и стали
«блатовать в баптизм или во че там еще» — тоже «хрен их разберет». Сосед
закурил Говорил он в своей манере, путано, и все словечками. Главное, что я
понял про «шведов», — что они денежные («денег море») и что полем своей
деятельности избрали больницу. Тактика следующая: сначала охмуряют наиболее
подверженного всяким влияниям, какую-нибудь больную потерянную женщину, а потом
она уже сама действует, создает некое общество единомышленников, религиозную
ячейку. Логика тоже простейшая — пошел к нам, молился с нами — вот и выздоровел,
поправился Поскольку в больнице чаще поправляются, то успех обеспечен самой
жизнью.