Было время, что в Липовке набиралось более пятидесяти частных коров. Пасли их по очереди, поэтому в пастухах, или генералах, приходилось бывать один раз в два месяца. Сначала мы ходили с отцом, потом вдвоём с братом, а потом я один. Когда завели вторую корову, пасти приходилось два дня подряд. Но вообще, мне нравилось. Отец или мама соберёт коров с одного конца деревни, я или брат — с другого. Загонишь коров в хорошую траву, сам расстелешь рокон на земле и ляжешь досыпать (вчера с ребятами до полночи пробегал). Трава ещё холодная, в росе, но пахнет так пряно и вкусно, что против воли заснёшь. Через полчаса вскинешь голову. В глаза резанёт светом. Солнышко уже пригревает, сушит росу. Присмотришься: коровы все ходят спокойно, жуют. Какая хвост подняла, другая лепёшки на землю шлёпает. Повернёшься на бок и опять уснёшь, свернёшься калачиком. Через час снова проснёшься. Сядешь. Тепло стало. Коровы чуть ушли в сторону. Встанешь, рюкзак за спину, рокон под мышку. С вичкой обойдёшь стадо. Покричишь, подожмёшь его в какой-нибудь угол, покажешь, что генерал здесь, никуда не делся. Теперь рокон расстелешь поближе к коровам и в том месте, через которое они всего скорее могут уйти. Ляжешь и то ли спишь, то ли не спишь, этакая дрёма. И кажется, что ласковое солнце сплело из своих лучей колыбель и качает тебя в такт работающим где-то по соседству желвакам коровы. А ты, хоть и спишь, но чуешь, как передвигается стадо, как жуют траву коровы, дышат, отмахиваются от гнуса, шумно ложатся на землю, скрипя суставами. Иной раз какая-нибудь подойдёт совсем близко, щиплет уже, кажется, у самой головы и вот сейчас за волосья схватится. Вскочишь, крикнешь:
— Ух ты! — рукой махнёшь. Оглядишь стадо: всё нормально. На большее тебя не хватает. Запутавшись в колыбели из лучей солнца, снова ложишься и дремлешь.
На самом деле, коровы подходят близко, потому что чуют хлеб в рюкзаке и хотят им полакомится. А ведь если замешкаешься, какая-нибудь ушлая подцепит рюкзак рогами, растрясёт его и добудет себе лакомый кусочек. Между тем солнце уже вовсю шпарит, роса высохла, от земли тепло пошло. Просыпаешься в поту. Коровы ползут в кусты, половина стада легла. Какая-нибудь корова обязательно расположилась напротив. Лежит, жуёт жвачку, ушами шевелит и внимательно смотрит на тебя. Иногда головой дёрнет или фыркнет на слепней и мух, жужжащих вокруг неё. А так всё смотрит и смотрит на тебя, что-то своё думает. Хотя глаза у неё осоловелые, в дрёме. И, кажется, знает она какую-то тайну, важную для всех. Нынешним умом думаешь: а что если бы с ней в гляделки сыграть? Наверно бы проиграл. Утонул бы в её осоловелых и, может, потому бездонных глазах. А корова всё глядит и глядит. Может, она, как бравый солдат, ждала приказа от своего генерала: «В атаку! В последний бой!» Но генеральские погоны пока надевать рано. Коровы наелись и отдыхают. Встанешь, обойдёшь стадо, прикинешь, все ли коровы в куче. Время уже к полудню, можно костерок развести, чаёк вскипятить. Котелок маленький, литровый — из жестяной банки. Вскипает моментально на небольшом костерке. Дрова, тоненькие ветки, прогорели как спички, огня уже не видно, только дымок. Иногда он повернёт в твою сторону, обдаст едкой теплотой. Скинешь сапоги, портянки размотаешь, постелешь на траву, чтоб проветрились, просохли. Сидишь, голыми пальцами ног пошевеливаешь.
Чай сладкий, горячий, солнечные лучи в кружке купаются, вкусу добавляют. Из паужны два варёных яйца, огурцы, несколько перьев молодого лука, вырванных прямо с корнем, чёрный хлеб. Хлеб посыпан солью, от этого он словно мокрый слегка, но какой вкусный. Конечно, мама что-нибудь и сладкого положила.
Наешься, почему-то сразу зазеваешь, захочется разлечься на траве, как коровы, и жевать, вернее, дожёвывать кусок хлеба или огурец, и подрёмывать.
Но дремать не стоит. Костёр, словно понимая это, вдруг дунет в глаза остатками дыма, да такого едкого, что до слёз. Встанешь, пройдёшься босиком вдоль стада туда-обратно. Главное, в коровью лепешку не угадать. Ступням невероятно хорошо. Кажется, от них, размятых неровностями и травой, поднимается какая-то особенная кровь, прикоснувшаяся к земле.
Дремать нельзя потому, что пора превращаться в генерала. Коровы уже чего-то надумали, с них словно слетела дрёма, висевшая до этого над стадом в виде прозрачной ажурной тюли, привязанной за рога. Но вот одна корова встала, вторая, замычали, пошли.
Бежишь к рюкзаку, шлёпая босыми ногами. Наскоро наматываешь портянки, натягиваешь сапоги. Рюкзак уже предусмотрительно собран. В руки гибкую генеральскую вицу, пошёл генеральский голос отрабатывать:
— Куда пошли?! Эх вы!!!
Теперь надо их направлять. Сначала «голову» приостановишь, потом фланги. Коровы не сразу поймут, в чём дело. Пробежишь пару раз от фланга к флангу, и вот они повернули, пошли в нужном направлении. Пустишь их по ручейку напиться, потом через лес в тенёчек, потом в дальний угол к забору. Главное, чтоб не разогнались чересчур, а то не остановишь, и они самостоятельно будут ходить.
После нескольких «переходов» коровы промнутся, порастрясутся и снова начнут щипать траву, правда не так рьяно, как утром.
Надо следить, чтоб подчинённые твои от безделья не бодались, не копали землю рогами. Очень важно заметить, если какая-нибудь корова загуляла, а потом рассказать об этом хозяину.
К вечеру коровы начнут продвигаться к выходу: наелись, вымя уже полное, да и каждая хозяйка приготовила что-нибудь вкусное для своей кормилицы. Но пасти по времени еще больше часа. Пропускать коров к узкому горлу выхода ни в коем случае нельзя. Собравшись в кучу между двумя рукавами забора, они могут поранить друг друга.
Как-то осенью, когда травы в поле уже почти нет, и коровы рвутся домой почти с обеда, я пожалел одну нетель. Пропустил её к выходу. «Пускай, — думаю, — пасётся сзади меня, никуда не денется». Но остальные коровы, заметив, что одна из них перешла через невидимую черту, решили, что уже всё, можно. Можно идти. И вдруг ринулись к выходу лавиной, взлягивая на ходу. Тут как бы не затоптали.
Чтобы коровы не прошли, займёшь самое удобное место, какой-нибудь наблюдательный пункт на бугорке. Тех, что ломятся напрямую, просто поворачиваешь и они, отбежав немного, вдруг как ни в чём не бывало начинают щипать траву, может быть, показывая, что во всём послушные. Но есть хитрые коровы. Такие пробираются далеко по кустам, обходят вокруг, чтобы выйти на чистое место где-нибудь за соседней горушкой и пройти к воротам незамеченными. Но я, конечно, разгадываю их немудрёный план. В нужный момент огибаю горушку с другой стороны и появляюсь перед лазутчиками, как из-под земли. Обхитрённые коровы стоят с десяток секунд в замешательстве, они своим коровьим умом никак не могут понять: как это так, только что никого не было — и вот человек. Может, они даже думают, что им это кажется. Но вот я взмахиваю вицей и кричу:
— Эх вы!
Они резко, одним толчком поворачиваются и бегут обратно. Но хитрых своих планов не оставляют и минут через пятнадцать снова идут в обход и снова удивляются моему появлению. Как-то такие прорывы прямо с полудня делала одна молодая коровка. Она недавно отелилась и, видимо, рвалась к своей телушке. Корова эта пробиралась по кустам особенно незаметно, а выскочив на чистое место, неслась галопом. Я, в свою очередь, как спринтер бежал ей наперерез, прыгая через ямы. Часто её удавалось остановить только перед самым забором, когда она уже намеревалась с разгону, как заправский скакун, перемахнуть его, возможно, повредив вымя. Ох, и набегался же я в тот день.
Но это всё если день погожий и трава хорошая, сытная.
В дождь или в морозгу, понятное дело, не поспишь. Ходишь и ходишь в роконе или плаще, а к вечеру всё равно промокнешь, как-то отсыреешь. Хорошо, если усеешь в такой денёк разжечь костёр, погреться около него. Даже когда от него один дым останется, тоже хорошо, будто ты не один.
Ещё хуже дождя, когда травы нет. Коровы неспокойные, всё куда-то убрести норовят. Иногда на два-три стада делятся. Заползут куда-нибудь в кусты, и не видать их. То и дело бегаешь, разыскиваешь, упражняешься в устном счёте, пересчитываешь. Иной раз выгонишь стадо в деревню, а одной коровы не хватает. Бегаешь, ищешь, а её всё нет и нет. Хозяин тоже разыскивает, кричит по имени:
— Милька! Милька!
Наконец, в каких-нибудь неприметных кустах, в каком-нибудь дальнем углу, вдруг шевельнётся ветка, ещё раз. Присмотришься и заметишь среди листьев тёмный коровий бок с белым пятном звездой. Вот ведь! Корова стоит как ни в чём не бывало. То ли потерялась и во времени и в пространстве, то ли забылась чем-то своим. А, может, нашла сладкую травку и тайком от остальных её жевала.
Погонишь коровку, и она пойдёт пословно напрямую к выходу, будто только меня и ждала. Самое время, кажется, закричать на неё, хлестануть вицей, чтоб помнила и больше не пряталась. Но рука не поднимается. Во-первых, радостно, что нашлась, а во-вторых — не хочется одним ударом рушить какую-то личную тайну, появившуюся у этой скотинки.
Ещё сложнее пасти коров поздней осенью, где-нибудь в середине октября. В это время стадо гоняют далеко на сенокосные поля на отаву. Хорошо, если выдался погожий денёк, но часто сеет дождик. Холодно даже в свитере, тёплой куртке и суконных портянках. Понятно, что забора в полях нету и за коровами надо следить ещё внимательнее. Здесь уж если потеряется, то в ближайшем лесу сыскать сложно.
Кроме частных коров на полях пасётся большое колхозное стадо. И надо не прохлопать глазами момент, когда оно покажется на горизонте. Если оно подойдёт близко, может случиться беда. Два стада, как две воинствующие группировки, выставят вперёд рога и пойдут в атаку. Дружелюбные до этого коровы превратятся в страшные танки. Тут, пожалую, одному генералу не справится и самое время разжаловать его в рядовые. Хорошо, колхозных коров пасут два-три человека на конях.
Осенью земля холодная, коровам на ней лежать нельзя. Пару минут какая-нибудь отдохнёт, и уж бежишь её поднимать. Нельзя давать есть много клевера, так только, полакомиться. От холодного осенью клевера у коровы может сделаться заворот кишок, и она умрёт. В те дни, когда я был в пастухах, подобный случай произошёл в соседней деревне. А клевер в отаве выглядел лучше, гуще и зеленее, чем другая трава, даже успевал выпустить головки. Поэтому коровы издали шли к нему.
Если посерёдке поля сено убрано, то по закраям его, в закутках и на частных наделах — копны. Разные: колоколом, яичком, кособокие и стройные как девушки. Видно, что их топтали люди, приехавшие в нашу деревню из разных мест Архангельской области. Редкая из копён стояла в ограде от скотины. Поэтому коровы немилосердно трепали бока у этих копен, если, конечно, их не отгонишь. А копен несколько. Вот и бегаешь от одной копны к другой — гоняешь. Иной раз спрячешься за копну, вожмёшься в неё. Знаешь, что идут две коровы, торопятся, наверно, мысленно сенцо жуют. Выскочишь, когда они уже рот откроют, пуганёшь. Какая-нибудь даже вздохнёт от удивления:
— Ооххх!
После этого долго не подходят.
Интересно, что коровы не трогают копну, если она стоит непочатой, с тёмным слежалым сеном по стенкам. Но вот какая-нибудь самая ушлая догадается вырвать клок золотого с зеленцой сенца, и уже всё стадо стремится к ней. Видимо, яркое свежее сенцо хорошо заметно на тёмном фоне копны и, конечно, по ветру далёко разлетится запах. Даже если копна почата день, два или даже неделю назад, коровы всё равно стремятся к ней, как к своей кормушке. Но особенно они любят какие-то определённые копны. К ним их тянет, как магнитом. Видимо, эти копны складывали с солью и, пока топтали, высыпали пачки две-три.
За день на такой осенней пастьбе так вымотаешься и набегаешься, что едва домой придёшь. Закроешь глаза и всё мерещатся коровы. Чёрные, чёрно-белые, рыжие. Большие и маленькие. Жующие траву, мычащие, рывком головы в сторону и вверх выдёргивающие пук сена из копны так резко, что сенинки летят по ветру. Где они, эти коровушки?
Сергей Мурашев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
