Варька

Рассказ

Окончательное заседание суда прошло в ускоренном темпе по пути, проторённому подобными заседаниями. Самому судье было важным отчитаться о возврате в казну финансовых средств, и совершенно безразлична судьба каких-то крестьянских хозяйств, живущих, по его убеждению, за счёт обмана государства, а значит и его лично – государственного служащего, зарплата которого зависит от наполнения той самой казны. Конечно речь защитника, прения и последнее слово обвиняемого были заслушаны, как того требуют утверждённые процедуры, но проект самого решения уже был набран на компьютере, и требовалось только вставить в него недостающие фамилии и какие-то выдержки из выступлений.

Варвара Алексеевна вышла в коридор и бессильно опустилась на стул с протёртым до деревянной основы сиденьем. В голове носились бессвязные воспоминания из прошлой жизни, мелькавшие как на телевидении короткими отрывками современного теле боевика между длинными рекламными паузами. 

***

Бригадир животноводческого колхоза Варвара Фетисова, хоть ещё и молодая, за высокие надои была награждена медалью «За трудовую доблесть», которую ей вручили, когда уже по улицам столицы двигались танки. Почти никто в их большом посёлке не понимал, что же происходит в России и что делать дальше. А председатель колхоза, когда собрал коллектив бригады и правление в актовом зале местной школы, вручая Варваре медаль, присланную из области, сказал: «Там наверху они между собой за власть дерутся, а нам народ надо кормить, поэтому работайте и поменьше болтайте».

  К награде Варя отнеслась довольно сдержанно и, выходя на сцену, даже застеснялась, ведь таких успехов они добились всем коллективом. Нескрываемую гордость за эту награду выражала её мать, хоть Варя и обращала её внимание на то, что многие колхозники хозяйства награждены и медалями, и орденами, но разве мать убедишь чужими наградами, а вот медаль её кровиночки – самая высшая для неё награда. Она потом часто по вечерам доставала заветную коробочку и протирала серебряный кружок от мнимой пыли.

В посёлке с большой железнодорожной станцией располагался сельскохозяйственный техникум, и почти вся молодёжь вокруг лежащих поселений училась в этом техникуме. Варя тоже после восьмого класса окончила этот техникум, хотя мать, проработавшая всю жизнь в колхозе, отговаривала её от этого решения, пророча ненормированный рабочий день без выходных, и жизнь без всякого просвета. Но Надя, с детства выросшая в окружении сельских забот, не боялась труда и даже не видела себя где-то вдали от таких забот. И вот теперь её труд был отмечен государственной наградой. Впереди были новые урожаи и надои, перевыполнение заданий и главная мечта – поступление в сельскохозяйственный институт на ветеринарный факультет. Она всю зиму занималась с преподавателями, готовясь к экзаменам. Большим положительным фактором являлся и трудовой стаж, а вот теперь и государственная награда. 

Но тут на смену советской власти пришло время, так называемого «рынка». С высоких трибун и со страниц центральных газет вместо хвалебных речей и призывов к увеличению урожайности и поголовья в адрес сельских тружеников понеслись злые нападки на колхозы и совхозы. Было удивительным то, что ещё вчера эти ораторы, писатели, журналисты, ездившие по долам и весям России, выражали гордость за коллективные хозяйства и всячески восхваляли их руководителе, а теперь безграмотно и зло чернили всё советское и крестьянское прошлое, и чем грубее была эта ложь, тем интенсивнее её тиражировали.

В течение года этот «рынок» разрушил весь многолетний жизненный уклад. Деньги, которые копились годами, обесценились, цены на все товары и продукты взлетели до небес. Уже не только бывшие республики отделились от Союза, но и российские области повели между собой междоусобные товарные войны, и даже хлеб продавался по наличию прописки в паспорте. Закрывались школы, пункты медицинской помощи, государственные учреждения.

Промышленные предприятия, которые в советское время создавали рабочие места, теперь выкупленные на ваучеры или просто захваченные различными группировками, тоже стали частными. Продукцию они уже не выдавали. Станки и целые цеха превратились в металлолом. Вначале вырезался весь цветной металл, а затем уже под резак попадало всё, что можно было переплавить. И пошли вагоны дешёвого металла, ещё вчера производившего современнейшие станки и другое нужное для страны оборудование, в дальние и ближние государства. Даже Прибалтика на ворованном сырье стала вдруг в Европе главным экспортёром цветных металлов. За короткое время выросли как грибы в урожайный год тысячи банков, казино, подпольных заведений по предоставлению интимных услуг. Работы не стало.

Безвластие, чудовищная безработица, бесконтрольность со стороны правоохранительных органов, сотрудники которых не редко становились организаторами или активными участниками преступных группировок – «бригад», носились по городу и области на иномарках, ещё год назад редкостных даже в столице, а теперь встречавшиеся даже в глухих деревнях, куда иногда заезжали бывшие жители, а теперь «новые русские».

 Главной целью для «бригады» стало только получение «бабла», и они не знали пощады ни к своим конкурентам –  одноклассникам, ещё вчера ходившим в одну школу, ни к новым «торгашам – челнокам», зарабатывающим прокорм своим семьям поездками в Турцию и Китай, ни к тем, кто начинал какое-то дело, приносящее мизерную прибыль. А если кто-либо отказывался делиться доходами, то расправа была короткой. Между бригадами постоянно велись кровавые стычки за недвижимость, деньги, власть. В результате таких разборок на кладбищах городов и посёлков появились целые аллеи надгробий из чёрного мрамора с выбитыми на них портретами новых молодых хозяев России. Для сельского населения основным рабочим местом стало место охранников и продавцов у новой касты торгашей, заполнивших всю Россию мигрантов из бывших союзных республик, из которых, после развала Союза, русское население вытеснялось кровавым катком. Удивительно быстро этим мигрантам оформлялись все необходимые документы для торговой деятельности, и даже вид на жительство.

Колхоз, где работала Варвара Фетисова, тоже развалили, посчитав, что частник – фермер более эффективно будет вести хозяйство, чем государственное коллективное предприятие. Всё имущество колхоза – почти сотня тракторов и автомашин, не считая вспомогательных видов техники, административные помещения, коровники, склады и гаражи, а также больше двух тысяч гектаров земли были розданы на паи. Ещё почти две тысячи гектаров, принадлежавших раньше колхозу, были переведены в муниципальные земли и в последствии заросли лесом и сорняками. Практически весь колхозный скот пошёл под нож.

При этой раздаче каждому члену коллектива по желанию достались или по семь гектаров земли, или другое имущество. Земля давалась бесплатно, а механизация в основном была выкуплена теми, кто имел какие-то накопления, так как необходимо было внести небольшие, но всё же деньги. Хозяйственные постройки вообще никому не стали нужны. Уже следующей весной большая часть угодий не распахивалась, так как большинство новых владельцев земли не имело техники, а те, у кого она была, из-за дороговизны топлива, использовали её в основном на вспашке огородов. Главным платёжным номиналом стала водка или чаще всего самогон.  При резком подорожании запчастей и отсутствия денег у населения техника стала быстро выходить из строя. Ремонт производили путём изъятия деталей в качестве запчастей с других тракторов и автомашин. А через пару лет все строения бывшего колхоза превратились в развалины. Окна и двери вырывали «с корнем», всё, что хоть как-то напоминало металл, свезли на приёмные пункты.

Варвара, как и все работники колхоза, была растеряна и не знала? что делать. Хорошо, что её мать уже была на пенсии и получала хоть очень малые, но всё же деньги, которых хватало на хлеб, оплату электричества, другие необходимые платежи. Конечно, ни о каких обновках не думали.  Донашивали купленное ещё при советской власти. От голода спасало своё подворье с курами, овцами, поросятами, а у некоторых даже имелись коровы.  Конечно о продаже мяса, молока или яиц почти никто не думал, так как большую часть продукции использовали сами.

В поисках решения о том, как же теперь жить, Варвара встретилась с бывшим председателем правления колхоза пенсионером Владимирам Трофимовичем. Долго его расспрашивала, что же будет дальше, как жить, что делать? Он и сам не знал, что их ждёт в будущем, но с уверенностью сказал:

– Ты ещё молодая, образование есть, работать умеешь и любишь, поэтому не отрывайся от земли, в городе пропадёшь. Ждать помощи нам не откуда. Пока эти новые горлопаны – депутаты, мэры, президенты сами не знают, чего хотят, а земля прокормит.

– Да, я согласна, всё разваливается, все газеты нас ругают. Откуда же народ возьмёт хлеб, если ликвидируют окончательно все сельские хозяйства?

– Я тебе вот, что скажу, в России никогда к крестьянству хорошо не относились, может быть только при Брежневе. Тогда много было сделано, техникой и удобрениями обеспечивали, дороги начали строить, уважение к крестьянам появилось. Ты вот молодая, а уже награждена медалью была. Время не теряй, обязательно учись дальше.

– Да, я уже третий курс заочного ветеринарного факультета заканчиваю, скоро экзамены

– Вот это правильно. Пройдёт время, а хлеб, мясо и молоко при любой власти нужны.

– Владимир Трофимович, а Президент сказал, что колхозы нужно заменить фермерами и тогда Россия будет хлебом кормить всю Европу, как это было до революции.

– Ты читала Александра Николаевича Энгельгарда?

– Нет, но я слышала о нём. Кажется, в соседней области жил такой помещик, занимался земледелием и первым в России стал применять минеральные удобрения.

– Почитай, тогда о том, как Россия кормила хлебом всю Европу говорить не будешь. Вот что он писал о том времени. «Пшеницу, хорошую чистую рожь мы отправляем за границу к немцу, который не станет есть всякую дрянь. А самую что ни на есть плохую рожь с пухом, костерём и всяким отбоем, – вот что ест мужик. Но мало ещё то, что мужик ест самый худший хлеб, он ещё не доедает. На основании статистических данных было доказано, что мы продаём хлеб не от избытка, мы продаём за границу наш насущный хлеб, хлеб необходимый для нашего собственного пропитания. Остающегося хлеба не хватает на продовольствие». Вот и кормили Европу хлебом, а свои крестьяне голодали.

К сожалению, в России так было почти всегда. Примут, не продумав, решение, объявят общегосударственную компанию, а потом никто за результат не отвечает.

 В 1954 году было решено для быстрого увеличения производства зерна в течение ближайших лет освоить около 15 миллионов гектаров целинных и залежных земель. В целом вспахали целинных и залежных земель не пятнадцать, а почти 40 миллионов гектаров. В первые годы были получены хорошие урожаи, но нарушение экологического равновесия и ветровая эрозия почвы привели к резкому падению производительности земледелия на целинных землях. А через десять лет на хлеб ввели карточки. Это результат одного из решений лично Хрущёва, а отвечать пришлось народу. То, что решение об освоение целины было с самого начало ошибочным, было ясно почти всем специалистам и учёным, но промолчали. А Климент Ворошилов на совещании при принятии этого решения возразил. Он, как депутат Верховного совета ездил по жалобе граждан в Смоленскую область в Гжацкий район, колхоз «Радищево». Женщины этого колхоза писали, что председатель собрал у всего населения коров для производства весенней пахоты, оставив без молока детей. Ворошилов приказал тут же вернуть весь скот населению и объявил выговор председателю. А тот ответил, что у него на весь колхоз всего несколько восстановленных из металлолома машин и тракторов. А другой техники нет. Как ему план выполнять? И что будут колхозники есть зимой, если сорвётся посевная? Об этом и сказал Ворошилов Хрущёву и предложил средства использовать для поднятия хозяйства в Российской федерации. За что получил выговор.

В 1984 году на торжественном совещании в Алма-Ате по поводу 30-летия освоения целины все выступавшие расхваливали достижения сельского хозяйства. В каждом районе были построены пансионаты и дома отдыха для целинников. Гостям показывали жилые городки, огромный парк техники – трактора, сеялки, комбайны и другое. И вот в общем хоре славословия нашёлся один писатель, который сказал, что здесь на целине, где урожайность не больше 8-10 центнеров с гектара, вложены огромные средства. Конечно, можно радоваться и жилым городкам, и санаториям, и технике, но должно быть всем стыдно от того, что у нас во многих центральных областях России сельское хозяйство находится в упадке, дороги никто не строит, нет ни одного дома отдыха или пансионата для колхозников. Но мы об этом не пишем. Не изменили ли мы своему краю?

Этот писатель Иван Емельянович Филоненко – журналистом объехал   почти весь Советский Союз и сельское хозяйство он знал не понаслышке. В тот год вышла его прекрасная книга об учёном практике Терентии Семёновиче Мальцеве – дважды Герое Социалистического труда. Если не читала, то советую – это книга об истинном «Хлебопашце» с большой буквы. Потом я специально искал и читал очерки Филоненко о сельском хозяйстве. Навязываемое сейчас на всей территории страны фермерство, не решит проблемы. Фермы хороши там, где богатые почвы, подходящий климат. А у нас урожай один раз в три-четыре года, почвы бедные, малопродуктивные, требуют много удобрений и дорогих технологий. Вся энергетика и техника каждый год дорожают. А налоги, отчёты, всяческие проверки и контроли? Сейчас государство больше интересуют зрелища. У нас, что ни артист, так или заслуженный, или народный, и уж орденов для них вообще не жалеют, а налоги для шоу бизнеса в три раза меньше, чем у крестьян. Где уж здесь эффективному фермеру быть. Не верю я в это.

В заключение разговора он посоветовал: «Подбери несколько человек, кто ещё не спился или не уехал в город, и организуйте своё дело, богатыми не станете, но хоть голодать не будете и не пойдёте, как писал Энгельгард, «по кусочкам».

Варвара, послушав опытного человека, попыталась заняться сельскохозяйственным производством. Пятеро сельчан поддержали её, объединив по семь своих гектаров в единое хозяйство. Зерно, выращенное ими в первый год на старых пашнях, ещё помнивших и удобрения, и агротехнику, перекупщики брали по цене ниже себестоимости, и уже на следующий год стало ясно, что так не выжить. Семена и удобрения, что ещё не ушли за рубеж, были такими дорогими, что о покупке их не было и речи. Подешевела лишь земля. Многие владельцы паёв готовы были отдать свои семь гектаров за пару литров водки, но покупателей, желающих стать владельцами земельных наделов, среди бывших колхозников почти не было. Приезжали и городские, и из южных республик, но, узнав, что эти земли не отличаются плодородностью и без удобрений ничего путного не вырастить, уезжали. Большинство трудоспособных сельчан работали вахтовым способом в недалёкой столице охранниками, уборщицами, рабочими на столичных стройках. Но Варвара не мыслила себя вне своего посёлка, да и куда уедешь от матери, за которой уже был нужен постоянный уход. В последующие несколько лет кем только не работала, чтобы только прокормиться, и уборщицей, и продавцом, и осмотрщиком вагонов на станции.

Было очень прискорбно смотреть на офицеров, которые появились в их посёлке. Это были части, выведенные из Германии. Их разместили прямо в поле, построив там, казалось бы, нормальные условия для жизни, но не создав для них ни одного рабочего места. При мизерной нестабильной зарплате многие из них уволились и согласны были на любую работу. Место на каком-нибудь производстве считалось манной небесной. Большинство из офицеров тоже устроились вахтовым методом охранниками в столице. Их жёны готовы были работать уборщицами даже посменно, лишь бы что-то заработать. Некоторые устраивались сменными продавцами, в появившихся многочисленных торговых точках.

Прошли годы. На местах «бригады» в основном перебили друг друга. Общие эти потери никто не считал, а может быть, просто скрывают. Но, судя, по мраморным обелискам на городских и поселковых кладбищах – очень много. Выжившие их вожаки пошли во власть, вначале депутатами и чиновниками местного значения. Затем, кого не пересажали и не удравшие за рубеж с награбленными миллионами, продвинулись по службе вверх, возглавив уже городские депутатские и чиновничьи корпуса. Управлять их никто не учил, но общая государственная политика по ликвидации профессионалов во всех отраслях и курс на менеджеров, а в простонародье – «торгашей», позволил этим управленцам быстро освоится в руководящих   структурах. Здесь уже и откаты выросли. Демократизация местных элит, которых вполне устраивала существующая вертикаль власти с привычкой решать основные вопросы силовым путём или подкупом, привели к развязыванию войны внутри России. Сколько «лучшие полководцы» современности положили народа на полях этой войны не известно. Некоторые экономисты утверждают, что убытки от времени «перехода России на рыночные условия» сравнимы с убытками Великой Отечественной войны. А потери в людях не принято у нас считать – это просто статистика.

Но, вот правительство возглавил знающий человек. Был приостановлен развал промышленных предприятий, которые ещё что-то производили, начали поступать финансовые средства в области и в районы. Даже обещали сельское хозяйство не оставить без финансирования. Правда, взращённая система мздоимцев и посредников практически во всех отраслях сводила на нет основные меры государства по восстановлению производства. К сожалению, даже эта передышка быстро закончилась. Появившийся из ниоткуда новый глава правительства, свёл всю свою работу к общероссийскому дефолту, окончательно ограбив народ.

Но вот вдруг выросшие в мире до небес цены на нефть и газ и смена управляемого из-за рубежа высшего руководства России, позволили стране после бездонного падения в свободный рынок начать некоторый подъём. Переживший перестройку и период перехода к «рынку» народ, понемногу приспосабливался к новым условиям. В тоже время во всей стране на дрожжах нефтедолларового благополучия размножилось чиновничество, превращаясь из «слуг» в правителей народа. 

Во всей этой государственной неразберихе жизнь продолжалась. Варя встретила свою судьбу – Василия, который раньше работал в лесхозе. Мужик с руками и трезвой головой, он оформил на себя аренду лесного участка и, собрав несколько таких же, как и он мужиков, занялся заготовкой древесины.  Выкупив небольшую лесопилку, они приступили к производству пиломатериалов. Дела понемногу налаживались. Появилась небольшая прибыль, которая позволяла не только более-менее сносно жить, но и вкладывать средства в развитие производства.

Через некоторое время, изучив спрос на местном строительном рынке, Василий с друзьями организовали ещё производство древесного угля и блоков из пенобетона. Само это производство не требовало больших финансовых затрат и создавалось «на коленке», но сразу оказалось достаточно прибыльным. Появились постоянные покупатели. В семье у Василия и Вари появился первенец Сашенька. Конечно несколько поздно, но, что делать, раньше белого света не видели – выживали. Свои строительные материалы и доход от производства позволили построить небольшой собственный дом и Варвара все свои силы и умение отдавала этому гнёздышку счастья.

Существует пословица, что вся наша жизнь как матрас, то светлая полоса, то тёмная. Вот эта тёмная полоса и наступила. Успешное производство Василия привлекло внимание одного из видных чиновников. В лихие годы тот возглавлял «бригаду» братков. По известным почти каждому жителю посёлка причинам за свои «подвиги» он смог избежать законного возмездия и кары конкурентов, а теперь стал уважаемым человеком, возглавлявшим одно из областных управлений. В осуществление захвата предприятия применили уже детально отработанную практику. Возбудили уголовное дело по поддельным документам. При этом никого не интересовало, что само «дело» откровенно надумано и ведёт его прокурор, привлекавшийся к суду за организацию подпольного казино. Решением суда предприятие передавалось в другие руки. Не согласившись с таким решением, Василий с помощью адвоката подготовил необходимые документы для кассационной жалобы и рано утром поехал в областной суд. 

Варвара в беспокойстве уже с обеда начала звонить Василию, но телефон был недоступен. Вечером раздался звонок, и незнакомый голос, представившийся инспектором государственной дорожной службы, сказал, что Василий попал в аварию на одной из местных дорог. Машина, от находящейся в ней канистры с бензином, сгорела. Сам Василий тоже погиб. Она не поверила этому, так как в машине не могло быть канистры с бензином, и в город вела другая дорога. Но все её попытки найти справедливость закончились полным безденежьем и предупреждением, чтобы больше не мешала следственным органам и государственным чиновникам заниматься делами.

Промаявшись несколько месяцев в горе, Варвара поехала за советом к бывшему председателю колхоза. Александр Николаевич был рад встрече, так как прекрасно помнил и мать Варвары, и их работу в колхозе. Он слышал, что её муж погиб, а она с сыном, не найдя правды, осталась буквально ни с чем.  Весь вечер они проговорили и о прошлом и о том, что же теперь делать.

Александр Николаевич ничего конкретно не мог подсказать, так как сам, после ликвидации колхоза, отошёл ото всех общих дел и, поставив небольшую пасеку, перебивался личным подворьем, да продажей мёда.

- Александр Николаевич, вот сейчас опять заговорили о фермерстве. Может быть, стоит этим заняться, я ведь только сельское хозяйство знаю, да и куда я теперь уеду с малым сыном, да больной матерью. Всё равно хлеб при всякой власти нужен. Вон в царское время мы всю Европу кормили хлебом, а при советской власти хлеб закупали за границей.

– Варя, ты судишь о том времени по современным газетам, но это пишут те, кто сам всё это слышал от других. Современным газетчикам нужны только реклама и сенсация, а правда им совершенно не интересна. Как начали поливать грязью всё советское в перестройку, а потом уже и во времена пьяного президента, так и продолжают до сих пор это делать.

– Я сам в войну был ещё мальцом, и здесь под немцем почти два года прожил. Не буду тебе говорить, что это были за годы, в словах не выскажешь. Но после войны всё уже хорошо помню. Разруха и голод были страшные. Бабы на себе пахали землю. Мужики-то все, кто на фронте, кто уже в земле. Когда наши пришли, то в колхоз пригнали несколько десятков коров, которых отбили у немцев. Те при отступлении весь скот угоняли. Ходили по дворам тащили всё, что только могли увезти, а живность, что не могли увезти, расстреливали из винтовок.

Потом вернулись с войны два или три инвалида. Один стал председателем. Это стадо коров поднимали всем колхозом, оно нас и выручало, а потом стало основой для организации мясомолочного производства в нашем колхозе. Соседний совхоз стал заниматься свиноводством. Конечно, всё это произошло не за один год. Но хорошо помню, какая радость была, когда отменили карточки на продукты. И это ведь на третий год после войны. А потом каждый год снижали цены на товары. Да, жизнь была очень тяжёлая. Работали в колхозе за трудодни. Денег почти не было. Получишь на трудодни зерно, мясо или молоко, продашь на рынке, вот и деньги на весь год. Покупали только самое необходимое. Но жили с радостью и надеждой на будущее. Не голодали, почти в каждой семье было по корове, а то и по две, несколько свиней, куры и утки по двору бегали.

Когда Хрущёв стал Генеральным секретарём, он, конечно, много дров наломал. Одна только ликвидация не перспективных деревень нанесла огромный вред. Настроили многоэтажек, а что они для крестьянина – ни двора, ни погреба, ни хозяйства? Говорили, что крестьянин должен жить как горожанин, чтобы и вода в доме, и ванная, и туалет, и чтобы не отвлекался на собственное хозяйство, а всю энергию тратил на общественное развитие. А что, развитие личного хозяйства – это не общественное производство? Ломался многовековой уклад жизни, тысячи людей бросили землю и уехали в города.

Вот пишут, что не хватало мяса, молока и других продуктов, а за колбасой ездили в город. Действительно, в магазинах было пустовато. Но рынки ломились от различных российских продуктов, а не зарубежных – австралийского перемороженного мяса, американских «ножек Буша», израильской картошки и моркови. Конечно, на рынке было дороже, чем в государственном магазине. А сейчас, где эти государственные магазины и дешёвые продукты?

Я, ещё учась в школе, работал в колхозе, потом поступил в институт, после его окончания вернулся домой. Здесь вся жизнь и прошла. Уже когда меня выбрали, председателем, Генеральным секретарём был Брежнев. Сейчас его ругают, говорят, застой был. Это у современных политиков в голове застой. Наверное, они всю историю изучают только по публикациям в газетах, да по выступлениям наших современных знатоков сельского хозяйства. А я тебе вот что скажу – в то время пашни не зарастали сорняками и лесом. Наши колхозники в очередь стояли в магазинах за мебельными гарнитурами и коврами. В магазинах по записи продавали хрусталь, столовые и чайные сервизы. О каком голоде или недостатке продуктов сейчас пишут? У меня в колхозе механизатор получал в среднем за год до двухсот рублей в месяц, а доярка – до ста пятидесяти. А в городе инженер имел 120. Обед в колхозной столовой стоил тридцать копеек – это и первое, и второе, и компот, а хлеб был бесплатным. Вот и подсчитай, что сейчас и тогда в «застой».

– Александр Николаевич, но ведь при Хрущёве начали покупать зерно за рубежом, возразила Варвара, пытаясь как-то снизить этот порыв благостных воспоминаний, бывшего председателя. Она прекрасно понимала, что ему приятно вспомнить прошлые годы, от которых в основном остались только хорошие воспоминания.

– Вот ты опять о закупке зерна за рубежом. В государстве было огромное количество крупнорогатого скота. По официальным данным в стране только коров насчитывалось около шестидесяти миллионов. Это, не говоря уже о поголовье свиней, овец, и птицы. К нам и в соседний свиноводческий совхоз приходили железнодорожные составы с комбикормами. Удобрения, гербициды, технику мы получали почти бесплатно. В государстве не хватало именно фуражного хлеба.

Не поверишь, для меня было большой проблемой – контроль в магазине за продажей хлеба. Наш хлеб был не чета современному. Там ни разбавителей, ни разрыхлителей, ни ароматизаторов, ни каких-то других добавок не было. ГОСТ был железным, попробуй его нарушить – тюрьма обеспечена. Большая пекарня не успевала печь хлеб, а почему? Частникам было выгодно кормить свой скот хлебом, хотя комбикорма можно было купить. Конечно, они были дороже хлеба, который выпекался для людей. Но зачем брать дороже? Вот и покупал каждый по десять пятнадцать буханок белого хлеба в день. Я установил норму – в день по две буханки в руки по списку жителей. Так каждый член семьи брал по две буханки. Все понимали, что это всё равно будет скормлено скоту, но меньше уже нельзя – минимальная норма утверждена сверху. А вот теперь читаю официальную прессу – пекут хлеб из четвёртого сорта зерна. Так это же фураж! Да за такое в «застой» и к стенке можно было загреметь. Но всё сходит с рук – заложили десятки всяких добавок, пахнет хлебом и ладно.

 Сейчас почти всё качественное зерно Россия продаёт за рубеж. И только то, что не подошло по качеству другим странам, идёт нашим мукомолам. Из такого зерна хороший хлеб не испечёшь. Президент Российского союза пекарей в АИФе написал, что лет двадцать назад постановлением правительства зерно пшеницы 4-го класса было отнесено к разряду продовольственных, которое даже в самые трудные годы не вовлекалось в продовольственные ресурсы, а относилось к фуражу. Зерна нужного качества не хватает, вернее, перестало хватать. Лучшее зерно идёт на экспорт, стране остаётся худшее. Если совсем плохо станет – в запасе есть ещё 6-й класс.

А иностранцы такой хлеб не едят, поэтому мы им продаём зерно высшего сорта, а своим из фуража печём хлеб. У нас некоторые частники стали покупать хлеб, который возвращают из магазинов на завод, но ветеринар проверил этот хлеб и не рекомендовал кормить им даже свиней.

Ты же дипломированный специалист, а не современный газетчик и не политик, которые только болтать и копаться в грязном белье могут. Вывезти из страны можно сколько угодно и чего угодно. Каждый год наши банкиры, начальники всех мастей и слуги народа вывозят за рубеж миллиарды долларов. Их дети учатся и живут за границей, их кормить нужно, да и о своей безбедной старости подумать. А Россия для них лишь место заработка и не важно, каким методом, главное – сколько. Руководство России твердит о росте экспорта зерна. А ведь зерна не хватает для кормов собственному скоту, поэтому и завозим мясо со всего света. Ещё пару лет назад объявили о том, что страна обеспечена полностью мясом птицы и даже в Китай стали вывозить, а сегодня уже опять себе поставляем птицу из-за рубежа.

– Александр Николаевич, неужели наш Президент не видит, что делается в стране? Конечно, он не может один за всем усмотреть, значит, ему правды не говорят?

– Не знаю, почему так происходит. Простой народ стоит за Президента, но такое правительство не поддерживает. Когда я был председателем, у меня было правление. Я при голосовании имел один голос. В правление людей выбирал народ, при этом оценивали его профессионализм, деловую хватку, порядочность. А теперь я смотрю, в министрах сидят люди часто совершенно далёкие от отрасли, которую они возглавляют. Читают по бумажкам отчёты, которые им приготовили клерки, а в простых терминах путаются. Ну, как они могут там что-то предложить или возразить? В одной отрасли не справится, переводят на другую. Мне уже девятый десяток пошёл, но никогда такого безликого правительства не было. Разве бы войну выиграли или восстановили страну после войны с таким правительством?

Малый и средний бизнес, который мог бы дать качественную и дешевую продукцию и быть важнейшим потребителем отечественной сельскохозяйственной техники, у нас подавляется в угоду агрохолдингам. Именно в них вливаются огромные средства, которые правительство выделяет на поддержку села. И что? Продукция дешевле не становится. Цены на солярку и электроэнергию поднимаются постоянно. Заводы влачат жалкое существование. Если продолжится нынешняя аграрная политика, цены будут расти и дальше. Как тут выжить? Не знаю, что тебе и посоветовать.

Вот фермеры платят налог в двадцать процентов. А потом для них государство вводит всякие преференции, а попросту подачки в виде каких-то сдерживания цен на топливо, масла для техники и другие, которые тоже в основном уходят в холдинги. Этот налог в общем государственном бюджете составляет какую-то сотую процента. Казалось, отмени этот налог фермерам, и не надо будет эти дотации устраивать, всё равно они ничего не дают мелким и средним предприятиям, но разгрузят производителей от массы бумажной волокиты. А сколько чиновников на всех уровнях управления можно освободить! И в налоговой службе, и в министерствах, где все эти бюджеты и дотации считают, и в статистических органах. Но для этого нужно думать, а у нас чиновники не думают, они размножаются именно за счёт увеличения всякой отчётности. Им некогда экономикой заниматься, они все бухгалтера, только складывают и вычитают. Это как с пенсией. Дважды Премьер по телевизору нам на пальцах считал, какая она будет, если изменить то-то и то-то. А, в конце концов, подняли пенсионный возраст, чтобы бюджет поддержать. Народ возмутился, тогда начали вводить всякие преференции, а в итоге затраты даже оказались выше, чем отдача от этого повышения. Даже Президент возмутился, что так плохо просчитали. Ну и что? Сидят на своих местах и снова складывают и вычитают в столбик. Вот и вся экономика. А кто умножать-то будет? От этой экономической политики фермеры переводят предприятия в крестьянское личное хозяйство, а всю собственность оформляют как арендованную. Там и отчётности такой нет, и проверками не загоняют, иначе не дадут нормально работать

Варвара Алексеевна, отказавшись от создания магазинчика, видя, как их владельцы крутятся между рэкетом и властью, соревнующимися между собой в выбивании дани, всё же зарегистрировала фермерское хозяйство. Заранее договорилась с тремя местными жителями, бывшими работниками колхоза о совместной работе в хозяйстве. Она считала, что особенно ей повезло с бывшим механиком Александром Фёдоровичем, а теперь просто «Сашкой». Он раньше один из первых в округе уже пытался организовать фермерское хозяйство, даже купил несколько земельных паёв, но налоги, проверки, откровенные поборы и отсутствие работником свели всю его инициативу к нулю. Теперь, после принятия некоторых законов о поддержке сельского хозяйства, он надеялся на положительный результат.

У всех членов нового фермерского хозяйства были семьи, мужики рукастые и в меру пьющие, поэтому Варвара Алексеевна надеялась, что хозяйство удастся поднять. Дом она решила продать и переселиться опять в старую родительскую избу к матери, которая всё это время жила в ней, поддерживая тлеющий огонёк родительского крова.

На вырученные деньги было выкуплено старое помещение бывшего совхозного коровника, превращённого владельцами в пункт приёма металлолома. Но после двадцати лет развала Союза полноводная река металла иссякла до маленького ручейка, и заниматься этим промыслом стало не очень выгодно. Часть помещения Варвара планировала отремонтировать под стойла для коров, а основную использовать под сенохранилище и подсобные помещения. На такой ремонт, покупку доильного оборудования, устройство молокопровода, прессовщика сена и ремонт двух старых тракторов денег хватило. Необходимо было ещё арендовать сенокосы, платить хоть небольшую, но зарплату, нанять бухгалтера и главное – купить хороший скот. В округе, где даже худосочных коров нужно было искать «днём с огнём» подходящего товара не было, а в других местах всё давно можно было купить только через посредников, что требовало дополнительных затрат, а денег уже не было. Осталась надежда на кредит. Но вместо пяти – шести процентов, о чём постоянно твердили начальники всех уровней, меньше чем за четырнадцать процентов ни один областной банк кредит не давал, при этом платежи наступали без всяких каникул в первый же месяц. А из каких доходов их платить, если хозяйство только организовано? Несколько дней Варвара Алексеевна просчитывала до копеек необходимые минимальные затраты, но меньше двух миллионов не получалось. Связалась с несколькими столичными банками. Предложили кредит под шестнадцать процентов, с отсрочкой первых платежей на три месяца, но с полным погашением кредита по итогам года. После долгих переговоров остановились на четырнадцати. Дешевле не получилось. Оформление было проведено банком за два дня.

Варвара Алексеевна сама ездила в другую область смотреть предложенных коров, договаривалась об условиях покупки и доставки до фермы. И, наконец, в один из вечеров прибыли три больших, специально приспособленные для перевозки коров, фуры. У фермы из близлежащих домов поглазеть на такое необычное зрелище собрались почти все оставшиеся жители посёлка. К удивлению, всего трое опытных перевозчиков быстро справились с выгрузкой коров, которые, наверное, почуяв свой новый дом, без боязни, а даже с какой-то охотой, по установленным сходням сошли на землю и сгрудились рядом с Варварой, которая с радостью протягивала каждой бурёнке по большому куску хлеба домашней выпечки.

 На следующее утро все четверо члена фермерского хозяйства и приехавший к ним по такому случаю Александр Николаевич знакомились со своими подопечными бурёнками. Варвара Алексеевна, рядом с которой крутился Мишка, указав на самую крупную корову, сказала, что эту она назовёт «Россией», Александр Николаевич засмеялся: «А когда придёт время, а оно обязательно придёт, что будешь говорить на бойне – привела «Россию», сделайте мне из неё колбасу?» Ты, девка, уж думай, а то, хоть и не те времена сейчас, загремишь куда – ни будь.

– Да, я уже Мишке обещала так её назвать.

– Ну, если обещала, так давай, чуть-чуть исправим, запишем «Расия», всё не «Россия».

– Ну, когда она ещё будет – бойня?

– Ой, не загадывай. Я за свою жизнь всего насмотрелся, но такой неопределённости и неожиданных поворотов жизни ещё никогда не видел. Кто знает, что завтра будет?

То ли дед накаркал, то ли действительно вся наша жизнь как матрац, но не прошло и года, как прошла чёрная полоса.

Однажды, когда Варвара Алексеевна пришла на обед домой, она увидела свою мать лежащей на полу у окна и твердящую: «Немцы! Варька, немцы пришли!». Варя вначале ничего не могла понять: «Мама, о чём ты говоришь? Какие немцы?». Но та в каком-то полоумном ужасе только повторяла эту фразу. Только сейчас до Варвары дошло, что случилось. По дороге домой она встретила идущих по улице мимо их дома трёх современных служителей МВД в чёрных формах.  Эта форма и надписи на их спинах «Полиция», видимо, и были причиной материнского ужаса. Мать, сидя у окна, всегда поджидала дочь на обед и, увидав этих чернорубашечников, испугалась, приняв их за бывших немецких прихвостней.

– Мама, это милиция, просто их теперь назвали полицией.

Но её слова уже не доходили до сознания женщины, пережившей оккупацию и помнящей всё, что творили полицейские в чёрной форме. Подняв с пола, она положила мать на кровать, отвлечённо подумав, какая она стала за последние годы лёгкая. Старушка уже была в забытье, ничего не воспринимала, и только губы её всё ещё продолжали шевелиться: «Немцы!». Черед два дня она умерла, так и не приходя в себя.

Даже многие десятилетия не стирается память о той тяжелейшей войне, что выдержала страна, и результатом которой была наша Победа. О ней тоже пытаются стереть память современные либералы и «новые русские» для которых Россия только место получения прибыли.

В конце года стало ясно, что хоть и работали без выходных и день и ночь, кредит вернуть не удастся. Никакой прибыли с такими платежами за кредит не получить. Постоянно ломающаяся техника, взлетевшие цены на солярку, налоги, другие платежи выжимали силы, но отдача была минимальной. На текущие затраты ушли практически все деньги, вырученные за сданных на мясокомбинат тёлок сеголеток, за счёт которых по предварительным расчётам надеялись увеличить поголовье. На людях Варвара Алексеевна ещё сдерживалась, но, оставшись одна, не могла подавить в себе эту убивающую безысходность. Хоть беги, убивай или воруй – ничего другого не остаётся.

Она слышала, что в Прокопьевке у фермера, который не смог вернуть кредит, уже арестовали и свезли на бойню весь скот. Хорошо знала этого фермера. Бывший директор одного из совхозов, при ликвидации государственных сельхозпредприятий получил на свою семью, работавшую в совхозе, в качестве паёв, два трактора и сенохранилище, объединил в фермерское хозяйство и нескольких бывших колхозников с земельными паями. Они выращивали в основном овёс и пшеницу для своего подворья, а излишки меняли на топливо, запчасти и необходимые для хозяйства материалы.

 Другие бывшие колхозники, а теперь новые владельцы земель, ещё не достигшие пенсионного возраста или устроившиеся вахтовыми охранниками и уборщицами в недалёкой столице, из-за безработицы и невозможности обрабатывать землю, стали продавать свои паи, чтобы хоть не платить штрафы за необработанные бывшие пашни. Фермер, выкупив несколько паёв, расширил своё хозяйство и нанял на работу ещё нескольких местных жителей, кто ещё совсем не спился. Он построил небольшой на двадцать голов свинарник, стал держать овец и десяток коров. Оформил в аренду пятьдесят гектаров муниципальных земель под сенокос. Хозяйство приносило небольшую прибыль, наметились и некоторые перспективы. Особые надежды фермер возлагал на поголовье свиней, поэтому свинарник был увеличен до пятидесяти голов. Денег особых не было, но «на бартер» были приобретены подержанная косилка, прессовщик сена и дробилка для зерна, которые требовали значительного ремонта, но фермера это особенно не волновало. Технику он знал, да и механик у него появился – семья, переехавшая в Россию из Казахстана. Оформить им гражданство пока не получалось, хоть сами муж и жена были русскими и выехали в Казахстан в советское время по распределению после института. Причина затяжки с оформлением документов особо и не скрывалась, но пока таких денег не было. Жили они в заброшенном одним из колхозников доме, работали за мизерную плату, но надеялись в ближайшие годы всё же оформить гражданство, так как уже подрастали двое детей, одному из которых через год надо идти в школу. Конечно, один год можно пропустить, а потом уже   будет сложнее.

Сложности начались, когда двое бывших местных депутатов, а теперь столичные бизнесмены, восстановили в районе разрушенный «рынком» совхозный свинарник. Это строение теперь было огорожено колючей проволокой и огромным забором с круглосуточной охранной из бывших военных. Попасть туда постороннему было невозможно. Удивляло, что такое огромное хозяйство обходилось каким-то мизерным количеством кормов. В советское время на это предприятие ежедневно поступали вагоны комбикормов с юга России, а теперь в неделю по одной фуре. При таком специфическом кормовом режиме у этих животных исчезала возможность к воспроизводству, поэтому весь молодняк закупался на стороне. Конечно, для населения не было секретом, за счёт чего создавался такой большой ежедневный прирост хрюшек, и продукция этого хозяйства на местном рынке не пользовалось спросом, она в основном поступала на перерабатывающие производства. Но в результате, все свиньи частных хозяйств, то ли из-за свиного гриппа, то ли из-за какой-то чумы, были объявлены вне закона и подлежали срочному уничтожению.

Такая конкурентная политика государства привела к ликвидации многих фермерских хозяйств. Не прошла она и мимо прокопьевского фермера. Некоторое время спасало небольшое поголовье коров, приобретённых за счёт свиноводства. Население, покупательная способность которого почти нулевая, выживало за счёт натурального хозяйства, сдобренного пенсиями, и ждать от него каких-либо финансовых поступлений было не реально. Для сохранения хозяйства пришлось взять кредит, о выгодности которого через различные СМИ постоянно твердили государственные мужи. Правда реальность оказалась грубее – кредиты только на год и под губительные ставки. Но, других денег не было. Вот у этого фермера уже было арестовано всё коровье поголовье и трактора. Землю оставили, а кому она нужна? Тысячи гектаров в центральной России зарастают лесом и сорняками и единственная их доходность – это налоги с владельцев и штрафы за не обработку земли. А что с ней обработанной делать – сеять? А кому нужен этот урожай при таком уровне цен на топливо, механизмы и налоги?

***

Следующее заседание суда по рассмотрению апелляции прошло ещё быстрее. Среди судей, видимо, существует негласная договорённость, что решение первого суда в вышестоящих инстанциях не изменять – это поле деятельности местных правовиков. Большинство апелляций на их решение остаётся без удовлетворения, какие бы обоснованные доказательства не приводились, поэтому решение предыдущего суда было оставлено без изменения и должно было быть исполнено уже завтра. Да и чего возиться с этими фермерами, ведь государство главным направлением в сельском хозяйстве видит поддержку крупных холдингов. Соответственно, самими чиновниками делается всё возможное для крупного бизнеса в ущерб малым формам хозяйства и за такой политикой скрывается не только их банальная лень заниматься «малышами», но, видимо, и вполне конкретная коммерческая заинтересованность. Вот, казалось бы, здравое решение по развитию фермерского направления в сельском хозяйстве, но   оно, как и многие другие решения по кратковременным популистским кампаниям поддержки народа, было успешно положено чиновниками под сукно, а поверившие в благие намерения государства фермеры стали активно вымирать как класс. Но это судью уже не касается.

Когда вышли из здания суда на улицу, один из судебных приставов подошёл к Варваре: «Мы завтра приедем за коровами. Нам главное сдать на мясокомбинат по количеству, в решении ведь не сказано какие коровы. Если есть, какие похуже, то давай поменяем. Заплатишь за каждую по 10 тысяч и забирай». Приставы, уже насмотревшись на беды современного сельского производителя, сами были против такого судебного решения, но не могли ничего изменить.

Она, расстроенная решением суда, вначале не поняла о каких коровах и тысячах говорит пристав, и вопросительно посмотрела не пристава. Тот, думая, что она собирается торговаться, сразу категорически отмёл все возражения: «Ты, что, думаешь, это мы придумали? Вон в Прокопьевке по пятнадцать платили. Так что не уговаривай».

А Варвара и не собиралась уговаривать его, она уже ухватилась за тонкую соломинку, с помощью которой можно было спасти лучших своих коров, и судорожно соображала, у кого за вечер сможет найти сто двадцать   тысяч, так как двадцать у неё самой есть. Эти деньги она копила на покупку школьной формы, ранца и других принадлежностей для сына, который пойдёт через две недели в школу, но теперь это было уже не главным, да и до школы ещё много времени, а вот завтра надо спасать коров. Ещё надо было найти людей, у кого остались коровы, так как в последние годы при такой дешевизне молока в пакетах и дороговизне кормов своих бурёнок по дворам осталось единицы. Она вспомнила своего знакомого фермера, который раньше держал несколько коров. Из-за нехватки времени давно с ним не общалась, только так, иногда по телефону, но больше не к кому обращаться. Может быть, ему нужен породистый скот, и он спасёт от забоя ещё нескольких её любимцев? 

Эти двадцать тысяч рублей спасли двух породистых бурёнок, ещё четыре были выкуплены знакомым фермером, срочно взявшим кредит под семнадцать процентов в местном банке. Под меньший процент кредит, о котором постоянно сообщали чиновники, можно было оформить в лучшем случае только в течение полугода. Отсутствие наличных денег и домашнего скота, обрекли остальных коров на убой. И только работники колбасного цеха мясного заводика, видимо, были очень рады такому товарному скоту, на котором, в отличие от худосочных коров, сдаваемых в последние годы, можно было выдать действительно качественную продукцию и хорошо заработать.

Утром, когда машины подъехали за арестованными бурёнками, у фермы уже собралось много сельчан. Кто с сочувствием, кто с безразличием, а кто и с откровенной зловредностью: «У, баба, хотела миллионершей стать! Так ей и надо!», наблюдали за процессом свершения праведного суда над легковерной фермершей.

Кузова автомашин были надстроены дополнительными бортами, чтобы коровы ни выпали при движении. Приставы попытались загнать коров по мосткам в кузов. Те пятились, мычали от страха, но не шли. Водитель машины, достав из-под сиденья верёвку, сказал: «Придётся их тащить, сами не пойдут». Варя убежала в дом, так как не могла смотреть на эту подготовку к убийству.

Каждую корову привязывали верёвкой за рога и по двое тащили в кузов, а третий пристав погонял её прутом.

Мишка вдруг захлюпал носом, а потом, уже не сдерживаясь, заревел, по-детски размазывая слёзы по щекам и причитая: «Расею жалко!»

Сашка, увидев это, чтобы самому вот также не расплакаться, обнял мальчишку и прижал к себе: «Чего ты ревёшь, Расею же оставили!», но вдруг понял, что Мишка выговаривает не «Расея», а «Россия», видимо не раз слыша в разговорах взрослых эту фразу, и, заглушая Мишкин плач, крикнул: «Молчи, пацан, что уж здесь сделаешь – они власть!»

Один из приставов, тоже поняв истинное значение Мишкиных слов, сплюнул в сторону Мишки: «А вот при Сталине за такое тебя отправили бы в колонию, а матери дали бы лет десять без права переписки, тогда бы понял, что можно, а чего нельзя болтать».

Сашка не смог сдержаться и со злостью выпалил: «При Сталине, таких как ты и твой судья за вредительство и мздоимство уже давно бы к стенке поставили!»

Пристав, не ожидавший такого ответа, с остервенением повернувшись к Сашке, хотел что-то ответить, но, увидев его побелевшее лицо, выругался и ушёл за машину уже полностью загруженную, на которой, громко мыча, толкались коровы.

Сашка, сильнее прижав голову Мишки к своей груди, выдавил: «Не плачь, и хуже было, а Россия стоит, и будет стоять до тех пор, пока мы с тобой землю пашем!», удивляясь, что такой малец понял главное в этом событие.

Вечером пьяная Варвара пыталась завести свой УАЗик, чтобы поехать к районному главе и высказать ему всё, что думает обо всех уровнях власти. Предусмотрев такой поворот дела, Сашка снял контактный провод со свечей, и Варя, посадив аккумулятор, бросила ключи от машины в лужу. Расплакавшись, она крыла матом и приставов, и судей, и власть, и свою навозную жизнь. Прерывая плач пожеланиями об…ся всем им тем молоком, которое на бывшем государственном заводе, а теперь частном предприятии, производят из водопроводной воды и сухого порошка, в обилии привозимого на это предприятие, не смотря на запреты и таможенные заборы. 

В течение месяца из опустевшего, никем не охраняемого коровника была вывезена вся хозяйственная утварь. Что не пригодилось в крестьянских хозяйствах, было сдано в один из приёмных пунктов металлома, которые за гроши скупая, а потом сплавляя в другие страны, весь металл от алюминиевых ложек и вилок, украденных на дачах, до современнейших импортных станков, приобретённых за валюту в годы советской власти, теперь обанкроченных и разворованных промышленных предприятий. Весь молокопровод, с такой любовью возводимый Варварой, а с ним и доильные аппараты, тоже превратились в металлолом. Заготовленные на зиму сотни рулонов сена, не востребованные за малочисленностью скота в личных подворьях, ещё насколько лет гнили на полях. Уже на следующий год некогда ухоженные сенокосные угодья стали зарастать лесом, различными сорняками и борщевиком Сосновского – главным достижение нашего хозяйствования в последние годы.

***

Бывшая фермерша Варвара Алексеевна, а теперь просто Варька, за неимением другой возможности заработка, устроилась продавщицей в отрывшийся у них в посёлке «Супермаркет», где через полгода была уже заведующим молочным отделом. Вскоре она выросла до заместителя директора, который, оценив её неудержимую энергию и хозяйскую хватку, переложил на неё все заботы в обеспечении магазина товарами, в том числе и молоком, не киснувшим месяцы даже в тёплых торговых залах. 

Виктор Нефедьев

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"