Мы приехали в Пятигорск уже к вечеру. Я и трое моих детей.. Пока я разбирала чемоданы в номере, дети выбежали на балкон. Тут же послышались их восхищённые возгласы. Я выглянула в открытую дверь и замерла: созревал розовый на небе и лиловый по горным теням вечерний закат. Недалеко тёмно-зелёной стеной возвышались крепкие, пушистые, густые ели. А на фоне их тяжёлой зелени такие же розовые лёгкие облачка южных цветов, источающиее в застывающий воздух тонкий, мягкий аромат. Ветви елей плотные и разлапистые. Кажется, прыгнешь на них, а они спружинят и бережно опустят оземь. Вдали по лиловым горам сиял город: светились фонари – недвижимые звездочки, по большой дороге плыли огоньки машин. Справа за порядком следила гора Джуцу – застывший хмурый исполин! Слева долина, иногда холмистая, иногда с перелесками, лугами и полями уходила в небо и растворялась в нём.
«Гулять, идём гулять!» – решаю я. Жаль провести первый наш благоухающий, наполненный треском цикад и танцем огоньков вечер в душном номере. Мы отправляемся исследовать окрестности.
«Пойдёте направо – дойдёте до Провала. Это пещера внутри горы с минеральным озером. Пойдёте налево – попадёте на место дуэли Лермонтова с Мартыновым», – инструктирует нас словоохотливый охранник.
– Что такое дуэль? – интересуются дети.
– Дуэль – это поединок между людьми за собственную честь или за честь любимого человека. Раньше, чтобы сохранить достоинство, даже жертвовали жизнью!– объясняю я, – Так погиб большой русский поэт Лермонтов!
И мы поворачиваем налево. Дорога длинная, в гору, по одной стороне затененная рукастыми деревьями, временами освещаемыми желтыми стеклянными шарами на литых чугунных столбах. Мелькнул кто-то юркий, с большими ушами и белой кисточкой хвостика. Кошка? Нам хочется верить, что это лиса.
– Ура! Мы видели лису! – девчонки прыгают от восторга. Между дорожкой для терренкура и асфальтированной дорогой – детская площадка, и вот они уже, как обезьянки, повисли на турнике. А сын Ромка лениво шаркает рядом со мной.
– Мам, скоро уже?
– Что скоро, Ромочка? Мы гуляем, радуемся, смотри, как веселятся девочки!
Рома тяжело вздыхает и понуро плетётся. Я думаю, что его тянет в комнату, к привычному мельтешению телевизора. А мне же хочется побежать, взлететь, чтобы птицей рассечь этот ароматно настоянный воздух. Бросаю рюкзак и бегу-лечу. Ромка остаётся сидеть на обочине дороги, заботливо прибрав на колени мой рюкзачок.
Крепкая, стройная, улыбающаяся девушка приветствует нас физкульт-приветом.
– Далеко ещё до места дуэли? – поддерживаю я разговор.
– Метров двести,– оптимистично отвечает она.
– Сколько это, метров двести? – Рома явно удручён.
– Немного, Ромочка, всего двести твоих широких шагов, – стараюсь успокоить его.
Он начинает считать шаги, сосредоточенно глядя себе под ноги. А мы дурачимся на полную катушку: прячемся друг от друга за шероховатые стволы деревьев, идем, как канатоходцы, по бетонному ограждению вдоль дороги, запрыгиваем на камни-валуны и встаём в позу статуи спортсмена.
Слева на холме перед нами открывается площадка, где в 1841 году разыгралась трагедия. Замер песчаный обелиск с бюстом Поэта, замерли грифы по краям ограждения. В темноте лики их похожи на бабушку поэта Елизавету Арсеньеву, наряженную в чепец. Она, как будто, ревниво охраняет здесь покой любимого внука. Замерли тяжёлые черные цепи, сковывающие его творческую свободу. Замерли на минуту и мы, я – отголоском природной памяти ощутив трагедию, несправедливую утрату, и дети – им через меня передается эта память.
Но жизнь берёт своё: горят вывески кафе, играет музыка, слышатся оживлённые голоса. Дети уже возле стеллы, на которой надпись о дуэли. Чугунные факелы по бокам. В сумерках детское воображение превращает замерший в металле огонь то в голову лесного медведя, то в голову льва. Девчонки гадают, а Ромка определённо говорит:
– Это жаба!
– Это огонь, Рома!– противоречу ему я. Хочется разбудить огонёк в его унылом сердечке, и на обратном пути я читаю «Мцыри» и «Валерика», тексты которых помню ещё со школьных лет. Рома перебивает меня:
– Мам, мы в санаторий не опоздаем? Нас ведь предупредили, что после двадцати трех часов не пустят!
Я беспечно отвечаю:
– Ничего, Ромочка, если что, заночуем на лавочке, здесь ночи тёплые.
У Ромочки от ужаса раскрываются раскосые глаза.
– А если та лиса подбежит и укусит?! А вдруг она бешеная! – опасается он.
Девчонки подливают масла в огонь:
– Или залезем на дерево и проведём ночь, как ленивцы
Они смеются. Ромке не до смеха. Он тянет меня вперёд и вперёд, вниз к санаторию – куда только подевалась усталость! Мы с девочками замечаем на дороге лежащего брюшком кверху жука-оленя. Нам обязательно надо его пошевелить веточкой и перевернуть. Муравьишки, до этого копошащиеся на нём, сразу расползаются. У Ромки дрожат губы, и он смотрит на нас глазами, полными слёз.
– Ты боишься, Рома? – удивляюсь я, – столько всего интересного, а ты чего-то опасаешься!
Ромке стыдно признаться в слабости, но он, всхлипывая, объясняет:
-Я соскучился.
– По кому, Рома? Твоя мама рядом. Может, ты устал после дороги? Я никому тебя не дам в обиду.
– По Москве, по дому!
Его прорывает – он рыдает уже взахлёб. Конечно, в Москве безопасно – налаженный быт. А Рома страшится любой неизвестности, боится всего нового, и всегда очень переживает за себя. Маленькая царапинка на теле вызывает у него неимоверные переживания и большие опасения за собственную жизнь. А тут существует опасность остаться ночевать на улице, без крыши над головой, да еще и почти в лесу! Сестрёнки опять смеются над ним, а я его защищаю. Мне сейчас не хочется ругаться, указывать на недостатки, воспитывать. А хочется вдохновлять. И я пою:
Может там, за лесным перевалом,
Вспыхнет свежий, как ветра глоток,
Самый сказочный и небывалый,
Самый волшебный цветок!
На меня с удивлением смотрят прохожие: пожилая женщина с палками для скандинавской ходьбы, мужчина в салатовых шортах с лопоухой большеглазой собачкой, влюблённая юная романтическая пара. Ромкина потная ладошка вздрагивает в моей руке: он теперь боится не только темноты и бесприютности, но переживает, что эти прохожие люди о нас подумают?
– Пой, Рома, пой! – тормошу его я. И он робко подхватывает, почти проговаривая:
Вспоминая о радостном чуде,
Вдаль шагая по звонкой росе.
Тот цветок ищут многие люди,
Но, конечно, находят не все!
Мы уже возле проходной санатория. Охранник приветливо улыбается, пропуская нас. При входе мы видим розовый куст, а на нем – единственную пышную, не закрывшуюся на ночь розу. Наверное, ждёт нас, почтенно склонив свою растрепанную голову, цветёт для нас, она – тот самый цветок, про который мы только что пели. Я крепко обнимаю заплаканного сына.
– Видишь, Рома, мы нашли свой цветок!
– Да, мама! – отвечает робкий, неуверенный, немного трусливый, не похожий на меня, приёмный мой ребёнок. Прислоняется ко мне и признается:
– А я понял сегодня, что такое дуэль. Это сражение!
Он, конечно, чуть лукавит, потому что охранник нас впустил и впереди устроенный по-человечески вечер, а не ночь в темных закоулках.
Но и я понимаю, что не всё потеряно, потому что нам всего девять лет, и из них только три мы живём вместе. А до этого с самого рождения был детский дом и одинокие дети, где надо было оттолкнуть другого изаплакать, вызывая жалость, чтобы получить прощение и чуть ласки от взрослых тёть. И когда-то, может, даже сегодня, я ему расскажу, что в нашем мире все кого-то защищают. Мать защищает ребёнка, отец – свою семью и дом, воины – государство, а все страны – нашу общую Землю.
И, может, позврослев, он поймет это, перерастет свой страх или устыдится его, и вступит в драку, защищая меня или девочек.
И состоится его дуэль!
Людмила Семёнова
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
