Написал мне старый товарищ, Александр Тимофеев, напомнил, мол, о Пантелеихе не написал. О «воре в законе – дедушке Варлее». Да Шура! Так мы, геофизики, тебя звали в 1977-м году на Пантелеихе. Если ты помнишь, у меня была карело-финская рыжая лайка Бим, с бурыми подпалинами, ушки топориком короткие, хвост закручен в тугую баранку. А у этого старика, который жил от нашей геологической базы за протокой, были семь ездовых собак, размером с годовалых медвежат. Колымские ездовые лайки. Вокруг дома из черных бревен (построен из плавника), открытое пространство. Будки собак одна от другой на расстоянии, цепь собаки заканчивалась от ошейника кованым кольцом и одевалась кольцом на кол.
Старик жил со старухой. Когда я приходил, собаки на цепи рвались расправиться с моей лайкой. Если ты вспомнишь, я ковал в кузне из клапанов С-80 якутские ножи. Деду понравился мой нож. Просит: «Подари». Я пришел с пузырём водки, что для Черского, редкость. Старик был вор в молодости. Много рассказывал, как вырезали «суки» лагеря с «ворами», и как воры резали в лагерях «сук». Родился Варлей 1900-м. К 1917 году уже побывал в царских тюрьмах! К 1941-му пришел этапом под конвоем на Колыму. Вспоминал он и «Ежовые рукавицы». Изобретение «вырезать воров суками», – это Ежов.
Я не помышлял о писательстве тогда, но тайны прошлого Северо-Востока завораживали. Вышел в печати роман Олега Куваева «Территория», и роман о тех местах, где мы работали на Чукотке, о Певеке, который казался рядом. Тогда никто еще из рядовых читателей севера не слышал о Варламе Шаламове, о его «Колымских рассказах». Не было слуху и о некоем Солженицине. Но был человек – реальный «вор в законе», который провел всю жизнь в лагерях. В 78 году ему было 78 лет. Сухой, крепкий, взгляд ножевого удара из глубоких узко поставленных глаз. Сидели, пили. Бим всегда лежал рядом, у моих ног в унтах. И дед начал меня проверять на гнилость. Бима пнул ногой. Пьяный стал, решил я, и собрался уходить. Было мне двадцать пять лет и выпитые двести пятьдесят под соленого чира с вареной олениной только бодрили. Его я понял и брякнул:
– Хочешь проверить меня? Давай, я заведу твоих ездовых собак в избу.
Он аж подпрыгнул: лагерная потеха ему в радость.
На Колыме я с 1972 года, жил на Магадане в Хасыне, работал с зэками, охотился на медведей.
– Заведи, – согласился он.
– Одно у меня условие: после этого собак ты не тронешь!
Дед из воров, согласился. Я взял за ошейник Бима, вывел его за дом и шепнул на ухо: «Домой».
Бим ушел через протоку на нашу геологическую базу. Я пошел к крайней огромной будке вожака ездовой упряжки. Огромный кобель, шерсть белая, скаталась, апрель пригревает. Скалит медвежью пасть, исходя от злобы слюной. Иду на кобеля, он пока я был недосягаем, пару раз рванулся с цепи на меня, – северные ездовые лайки умные. Для северных собак человек всегда «сильный вожак». Кобель залез в будку и прижался в угол. Я опустился на колено, заглянул в будку, увидел глаза собаки, они были осмысленными и даже не злыми, за цепь вытянул вожака ездовых собак, снял кольцо с кола, повел вожака к соседней будке. Все собаки покорно дали себя снять с цепных колов, и я повел эту ватагу из огромных семи собак в дом.
Дед не выходил из дома, пока я был на улице. Дед просто не поверил, что такое может в жизни случится. Собаки легли виновато полукругом у его ног.
Я сказал:
– Завтра, трезвого, они меня разорвут в клочья, за свою покорность и унижение. Но они умные, как и их хозяин, сегодня собаки никого не тронут.
Старый вор был очень умен, недаром половина северной стены дома занимала полка с книгами. Он дал слово, что собак прощает. Я вывел собак, старик вышел следом. В той же последовательности, как и снимал с колов цепные кольца, я развел ездовых собак по своим жилищам.
А история окончилась скверно. Ближе к маю, как-то выпивали с дедом-вором и он приревновал меня к своей старухе, кинулся на меня с ножом, который я ему подарил. Молодость моя, если помнишь, в рабочей общаге геологов, справедливость моя частенько решалась мордобоем. Увернулся я и от ножа старого вора, вывернул нож, отобрал, на столе лежали ножны из камуса, сшитые моими руками. Забрал нож, а вору сказал в близкие глаза:
– Больше ворам не верю и ножей не дарю.
С того дня я ни разу больше не был в долгом колымском бараке на острове за протокой Пантелеихой, где жил старый колымский вор дед Варлей.
1 января 2022 г.
г. Канск
Валерий Шелегов, член Союза писателей СССР
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"