Мама не скрывала, что он с самого дня своего рождения был хилым, болезни сыпались на него дождем и потому в детский сад Вадик, можно сказать, не ходил – появится на день-два в саду, а потом или в больнице, или три недели дома с бабушкой от болячек отбивается. Когда в школу пошел, то многие не верили, что ему уже семь лет, утверждали лет пять, не больше.
И учился Вадик через пень-колоду, все больше тройки в дневнике были, но иногда и четверки перепадали, а вот двоек ему не ставили, жалели, ибо видели – старается мальчишка, но звание доктора наук ему не светит. Так, во всяком случае, Михаил Анатольевич уверял, учитель физики и классный их руководитель.
– Нам не до жиру – быть бы живу, – вздыхала бабушка и ласково гладила внука по белобрысой голове.
Отца у Вадика не было, мама и, особенно бабушка, не любили о нем вспоминать, но от соседей Вадик знал, что отец бросил маму когда она была на седьмом месяце беременности и уехал куда-то в Подмосковье, где вскоре и умер от белой горячки. Пил, говорят, безбожно, он старше мамы на четырнадцать лет был, она его очень любила и вышла за него замуж против воли бабушки.
В школе Вадика дразнили дохлым и никто особенно не дружил с ним, многие, особенно мальчишки, норовили обидеть, знали – отпора не будет. Вадик проглатывал обиды молча, никому не жаловался и это еще больше раздражало пацанов.
– Ты, что, дохлый, очень гордый, да? – говорили они и пренебрежительно щелкали его по носу или по ушам.
В четвертом классе, староста Нина Золотарева – рослая, крепкая девчонка, отличница, которая абсолютно не боялась мальчишек и которая могла сама кому угодно из них «пятак надрать», однажды не выдержала и предупредила всех:
– Кто еще хотя бы один раз Вадима Егорова пальцем тронет – будет или со мной дело иметь, или перед всей школьной линейкой отчитываться.
Вадим готов был от стыда сгореть, что за него девчонка заступается, но сделать он ничего не мог и потому вынужден был проглотить и эту горькую пилюлю, тем более, что пацаны заметно присмирели и, если борзели, то втихаря, то есть когда Золотаревой на горизонте видно не было.
Санек Першин – толстый, флегматичный и необычайно добрый, учился на один класс ниже Вадима и жил с ним в одном доме, но в соседнем подъезде, также как и Вадим любил технику, все, бывало, велосипед свой во дворе разбирал, собирал, да смазывал детали. Вадим Саньку охотно помогал, на том и сдружились.
У Вадима своего велика не было, купить было не за что, а хотелось его иметь так, что иногда Вадиму снилось по ночам, как он во дворе на собственном велосипеде катается, а на него смотрят все и восхищаются.
Санек – добрая душа, давал возможность Вадиму на своем велике покататься, научил его ездить и однажды предложил:
– У нас в гараже старый дедушкин велосипед валяется, если хочешь – давай отремонтируем его и катайся на нем сколько тебе влезет, я тебе его на совсем подарю.
Вадим сначала своим ушам не поверил, был на седьмом небе от счастья.
– А тебе твои родители разрешат мне его отдать? – спросил он у Санька.
– А то! Мама папику всю плешь проела: выбрось, мол, из гаража этот металлолом.
-Ух ты!
Велосипед хоть и был стареньким, но выглядел вполне прилично, на нем даже фара была и черная краска на солнце блестела не хуже новой.
– ХТЗ, – прочел маркировку Вадик. – Что это такое?
– Харьковский тракторный завод. Тогда еще Советский Союз был, – пояснил Санек и стал внимательно осматривать велосипед.
На радость им, работы оказалось не так много: всего-то и надо было заменить один подшипник, смазать, натянуть цепь, да накачать колеса.
Через два дня сияющий от счастья Вадик гонял по двору на своем велосипеде, а потом они вместе с Саньком даже за город, на луг мотались. Во житуха началась!
Одна только проблема с велосипедом была – ставить нужно только в квартире, в коридоре, а это большое неудобство. Мама сначала шум подняла, но бабушка вступилась за Вадима, сказала:
– В тесноте, да не в обиде, зато радость хлопцу какая!
А потом она и Вадима предупредила:
– Только ты, смотри, совсем учебу не забрось из-за своего велика.
– Ни в коем случае! Я, наоборот, еще больше стараться буду учиться.
Велосипед, конечно, вещь незаменимая, на нем куда угодно можно поехать, привезти с рынка или дачи можно многое, да и просто погонять с пацанами в парке вокруг стадиона – тоже классно! Пусть даже велосипед и не современно смотрится для кого-то, а для Вадима он именно то, что надо.
Пацаны иногда тоже просят Вадима дать им свой велик прокатиться по двору, говорят:
– Дай на твоем «кукурузнике» полетать!
«Кукурузниками» давным-давно когда-то самолеты называли, еще в допотопные времена, бабушка говорила, что на таком самолете прадед Вадима в войну летал, он погиб в сорок четвертом году.
Вадим не жадный, дает свой велик пацанам, они ему тоже на своих современных «ракетах» разрешают «оторваться по полной». С приобретением велосипеда жизнь у Вадика, что и говорить, стала на много веселее.
Филипп Казарновский, который от всех требует, чтобы его Филом называли, тоже обратил внимание на «технику» Вадима и тоже попросил дать ему возможность промчаться с ветерком «на чуде-юде».
Казарновский всего лишь на один год старше Вадима, но выше на целую голову и в плечах чуть ли не в два раза шире, он карате давно занимается и у него современная «крутая тачка», то есть мотоцикл «навороченный», японский, «Yamaha» называется. Казарновский хвастает, что этот мотоцикл чуть ли не в два раза дороже наших «Жигулей» стоит. Вообще, Казарновский, очень хвастливый и высокомерный парень, у него отец директором молокозавода работает, молва по городу ходит, что он еще тот авантюрист и у него денег – куры не клюют. Саньков отец на том молокозаводе сменным мастером работает, так он о своем шефе слова лишнего боится сказать. Санек – парень добрый, но отца своего за это не одобряет, хотя понимает: отец ради благополучия семьи унижается перед директором, нынче ведь времена такие, что работу потерять легко, а вот найти ее иной раз бывает просто невозможно, тем более в маленьком городке.
Не хотелось Вадиму давать свой велик Казарновскому, очень не хотелось, подсказывало ему сердце, что добром это не закончится, но как откажешь такому?
Казарновский в тот день попал к ним во двор случайно, был без мотоцикла, скучал. Он оседлал «конька-горбунка», сделал на нем, по двору два круга и был таков. Куда он умчался – никто не знал, Вадим и Санек надеялись, что уехал он ненадолго и вот-вот вернется, но ожидания их были напрасными, Казарновский в тот день назад не вернулся.
Вадим так переживал, так мучился, что почти всю ночь не спал, едва дождался когда подошло время в школу бежать, чтобы увидеть Казарновского. Однако, его опередил Санек.
Когда Вадим шел по коридору школы, он встретил Санька и тот сразу его огорошил:
– Хана твоему велику! Я сейчас разговаривал с Филиппом и он сказал, что отдал твой велик какому-то мужику – сторожу маслозавода. Когда я ему сказал, что это твой велик, то он ответил, что велик, во-первых, не твой, а мой, и если я не возражаю, то пусть на моем велике теперь катается знакомый ему сторож. Я хотел было ему пригрозить, что пожалуюсь своему отцу, а потом подумал… В общем, ты сам все понимаешь.
Вадим не мог, не хотел ничего понимать и пошел на второй этаж в класс Казарновского. Он шел и надеялся, что Казарновский вернет ему велосипед, поймет, что без этого велосипеда Вадим не мыслит своей дальнейшей жизни. Он будет просить Казарновского сильно-сильно и Казарновский поймет его.
Казарновский в это время разговаривал с какой-то девчонкой.
– Дохлый, я отдал твой металлолом Демьяновичу, – сказал он улыбаясь во весь рот. – В твоем возрасте стыдно на такой рухляди ездить, тем более чужой рухляди, привыкай приобретать хорошие вещи за свои «бабки».
И повернулся к девчонке, которая также смотрела с улыбкой на Вадима.
У Вадима вдруг закружилась голова и он потерял сознание.
После этого Вадим две недели не ходил в школу, чуть ли не ежедневно посещал психиатра, глотал различные таблетки. Врач посоветовал ему незамедлительно начать заниматься спортом и он записался сначала на секцию легкой атлетики, а еще через полгода серьезно увлекся акробатикой.
Время – лучший лекарь, душевная боль Вадима постепенно начала затухать, но к его несчастью он был человеком злопамятным и потому все совсем забыть было не в его силах и он продолжал мучиться. Чем старше Вадим становился, тем больше его угнетала бедность семьи в которой он рос: бабушка получала небольшую пенсию, а у мамы зарплата в детском саду была совсем крохотная, как она сама выражалась – на хлеб и воду. Думать о поступлении в институт в такой ситуации было бессмысленно, да и неровен час при сдаче ЕГЭ можно было завалиться и потому на семейном совете приняли решение поступать в местный автотранспортный техникум на механика, тем более, что Вадим любил это дело.
Вадим – парень исполнительный, прилежный и потому учеба в техникуме, в отличии от школы, давалась ему легко, преподаватели к нему претензий особых не имели.
Вадим знал твердо: дальнейшая его судьба будет связана с армией, только на службе по контракту он надеялся избавиться от унизительного нищенского существования, а там глядишь – и сделать неплохую карьеру, тем более, что к восемнадцати годам, благодаря легкой атлетике и акробатике, он заметно подрос, окреп и стал чувствовать себя гораздо увереннее. В техникуме физрук, мастер спорта по дзюдо, предложил Вадиму заняться борьбой и он, бросив акробатику, всерьез стал заниматься этим видом спорта.
На первом в своей жизни серьезном турнире по дзюдо – чемпионате области Вадим встретил неожиданно Нину Золотареву. За те полтора года, что они не виделись Нина заметно изменилась – стала изящнее и красивее.
Вадим в первое мгновение даже опешил, когда увидел Нину в спорткомплексе «Динамо».
– Ты? Зачем ты тут?
Нина тоже с интересом смотрела на Вадима и по ее глазам было видно, что она обрадовалась встрече.
– Егоров, да тебя просто не узнать! Красавец, атлет… – а засмеялась весело.
– Ты ведь раньше легкой атлетикой и акробатикой занимался…
– Почти полтора года уже борюсь.
Вадим чувствовал, что он несказанно рад видеть Нину и еще раз отметил про себя, что она очень сильно похорошела.
– Я тоже полгода, как начала этой глупостью заниматься, – Нина махнула рукой в сторону борцовского ковра. – Подруга заманила, я и осталась, но чувствую – это не на долго, не мое это, – и вновь засмеялась.
Нина и впрямь бороться не умела и потому проиграла первой же своей сопернице, но бронзовую медаль, тем не менее получила потому, что в ее весовой категории, вместе с ней, выступали всего три участницы.
Вадим тогда стал серебряным призером, он в финале безнадежно проиграл мастеру спорта, двукратному победителю центрального федерального округа.
С тех пор у них все и началось. Нина заканчивала одиннадцатый класс, шла на золотую медаль, собиралась поступать в Москве сразу в два ВУЗа.
– Ты из-за меня ЕГЭ не сдашь, ты ведь совсем перестала готовиться, – укорял ее Вадим, а сам в душе рад был без памяти тому, что его полюбила такая девчонка.
Нина и впрямь чуть ли не каждую свободную минуту использовала для того, чтобы встретиться с Вадимом или позвонить ему по телефону.
– Что я буду в Москве без тебя делать? – тревожно спрашивала она и со слезами на глазах, страстно прижималась к Вадиму. – Может ты тоже через год в Московский университет поступишь?
– Нет, я иду в армию! – рубил Вадим, не впадая в пространные рассуждения и это Нину заметно обижало.
Счастья много не бывает и оно не может длиться долго. Эту истину знают все, но в нее никому не хочется верить, особенно в юные годы.
Вадим, видимо в силу того, что его в жизни очень часто обижали, все время боялся потерять Нину. Он боялся, что ее родители, достаточно состоятельные люди, узнав о нем подробнее, начнут уговаривать дочь серьезно не увлекаться, а еще лучше сразу разорвать с Вадимом отношения, боялся того, что Нина уедет в Москву и со временем забудет о нем, боялся, что ей стыдно будет связывать свою жизнь со сверхсрочником. Много чего он боялся.
И, как оказалось, не зря. И вновь испоганил ему жизнь никто иной, а именно Казарновский.
Сильный, богатый и самоуверенный, он к тому времени учился в Москве, в «бауманке» и ездил уже не на мотоцикле, а на машине иномарке «Порше» красного цвета. Приезжая домой на каникулы, он жил как хотел, широко и вольно, пользовался всеми дарами благосклонной к нему судьбы. Его любили девчонки, он оказывал им знаки внимания, но в конце концов положил глаз на Нину.
Нина сама однажды призналась в этом Вадиму.
– Ты вот не хочешь меня уважить, не хочешь после техникума в Московский ВУЗ поступать, а Казарновский, тем временем, мне руку и сердце предлагает, – сказала она капризно.
Кого угодно мог простить Нине Вадим, но только не Казарновского.
– А ты что с ним общаешься? – спросил он грубо.
– Ну, иногда вижу его, когда на каникулы приезжает… Подвозил из школы до дома пару раз. А ты ревнуешь? – Нина засмеялась. – Это хорошо, значит любишь меня.
– Так ты с ним уже на машине катаешься?
Вадим оттолкнул от себя Нину, он был зол и никак не мог успокоиться.
В тот день они впервые поссорились. Потом ссорились из-за Казарновского еще несколько раз. Вадим понимал, что он не прав, что зря обвиняет Нину в том, в чем она не виновата, но сделать с собой ничего не мог и доводил Нину своей ревностью до новой, очередной с ним ссоры.
Когда Нина уехала в Москву, Вадиму стало еще хуже: он представлял, как Нина встречается там с Казарновским, как Казарновский «пудрит» ей мозги, оплевывает ее Егорова, превозносит себя и сулит ей золотые горы. Вадим был уверен: жить в одном городе и не встречаться Нина и Казарновский просто не могли и потому звонил Нине по мобильнику чуть ли не по пять раз на день, донимал ее расспросами. Нина сначала отзывалась на все его звонки, но однажды сказала, что ей будет удобнее если она сама станет звонить ему.
– Это конец! – решил Вадим и устроил Нине очередной скандал.
Нина приехала домой на зимние каникулы, когда Вадим готовился к защите диплома. Она показались Вадиму еще привлекательнее: похудела, лицо стало более бледным и вела себя с Вадимом гораздо сдержаннее, чем раньше. На вопрос Вадима: встречалась ли она хоть раз за это время проведенное в Москве с Казарновским, Нина ответила, как показалось Вадиму, с вызовом, что да, встречалась, и не один раз, но эти встречи их ничему не обязывают.
И вновь Вадим не смог сдержаться и обострил ситуацию до предела, Нина ушла от него со слезами на глазах.
Так повторялось изо дня в день, Нина обиженная уходила, а потом он по телефону молил ее о прощении.
В это время у Санька произошло горе в семье: пьяный водитель сбил на смерть родную сестру его отца. Беременная женщина переходила дорогу и проезжавший, молокосос, одуревший от коньяка, снес ее и даже не остановился. Через два часа после происшествия его нашли дома, в постели, мертвецки пьяным. Он оказался сыном главы муниципального района.
– Уверен: папочка приложит все усилия, чтобы обвинить в мнимых нарушениях мою тетю и оправдать своего ублюдка, – сказал зло Санек и шуганул громко матом.
– Так он, считай, двоих убил, твоя тетка беременная ведь была.
– В том-то и все дело, в случае чего, ублюдку, большущий срок светит.
Санек был прав: убивший беременную женщину мог загреметь в места не столь отдаленные чуть ли не на десять лет, но влиятельный его папочка, не гнушаясь никакими средствами, уберег свое чадо от сурового наказания. Папочка даже директора молокозавода использовал для этого: Казарновский–старший вызвал Егорова-старшего в свой кабинет и убедил его «понять все правильно и не ломать жизнь ребенку». Егоров понял и «ребенок» получил два года условно.
Егоров-младший заявил Вадиму:
– Я ненавижу своего отца, ненавижу всех Казарновских, ненавижу эту страну, в которой нет справедливости.
Вадим был полностью согласен с приятелем.
По техникуму ходили упорные слухи, что физрук, Анатолий Валерьянович, в дни недавней своей молодости состоял в партии Русских националистов, некоторые даже уверяли, что он в Москву «на фашистские съезды ездил», но его строго-настрого предупредили, сказали, что выгонят с работы и он притих.
Физрук нравился Вадиму – был он мужик прямой, сильный, не перед кем ни кланялся, даже перед директором и говорил всегда то, что думал.
– Националист тупорылый! – отзывался о нем директор техникума в кругу своих друзей, который сам по национальности был молдаванин и состоял в партии «Единая Россия».
– Ты что, футболом вообще не увлекаешься? – спросил физрук Вадима во время тренировки.
Вадим неопределенно пожал плечами.
– Зря, – сказал физрук, – зря не интересуешься футболом, ты сходи на досуге на стадион, когда местный «Алмаз» на первенстве области будет играть, сядь в фанатском секторе, ты там многому научишься и поймешь.
Вадим согласно покивал головой.
На футбол он пошел вместе с Саньком.
Санек никогда не интересовался у Вадима, как у него дела с Ниной, а тут, вдруг, почему-то спросил.
– Можно сказать никак, думается мне, что она с Казарновским в Москве плотно связалась. Я это нутром чувствую.
– Значит наплюй на нее и забудь.
В ответ Вадим лишь тяжело вздохнул.
Игра была скучной, футболисты трусцой бегали по полю, лениво перепасовывались друг с другом, почти не били по воротам.
Болельщики-«кузьмичи», то есть рядовые, уравновешенные болельщики, сидели тихо и явно скучали, такая игра не могла никому нравиться, не могла вызывать сильных эмоций. Зато фанатский сектор, на котором располагались Вадим и Санек, бушевал так, словно на поле шла борьба не на жизнь, а на смерть. Сидеть здесь было невозможно, все прыгали, орали речевки, пели песни, поддерживали своих и оскорбляли чужих футболистов. Особенно доставалось игрокам с восточной или кавказской внешностью. Иначе, как «чурками» их не величали, стройно горланили:
– Русские вперед! Правда с нами, победа будет за нами!
Постепенно и Санек и с Вадимом втянулись в этот шабашь разнузданности, прыгали и рвали глотки не хуже других.
Дважды к их сектору подходили сотрудники полиции и просили прекратить оскорблять приезжих игроков. Однако, кто их слушал?
После игры Вадим, Санек и еще один фанат Гриня зашли в ближайшую кафешку дернуть пивка. Гриня и до того уже был на веселе – водяры граммов двести пятьдесят стебанул, а после того, как еще и пивком разбавил, вообще «поплыл» и стал слишком словоохотным.
– У нас, у фанатов, почти все пацаны националисты, мировые пацаны, правильные, – утверждал он, размахивая руками. Мы – сила! Мы поднимем Россию с колен, освободим нашу Родину от жидов и чурок. Давайте и вы к нам, не пожалеете! Послезавтра игра в областном центре, наш факел будет принимать «Анжи» из Махачкалы, на кубок игра, поехали!
– Может и правда давай съездим, – спросил Вадима Санек, после того, как они насилу избавились от пьяного Гриши. – Пацаны, видно, крутые, если мы с ними повяжемся – хрен нас после этого кто-то посмеет обидеть.
– Я уже об этом думал, – согласился Вадим. – Пора нам кое-кого на место ставить.
На матче команды «Факел» выступающей в профессиональной футбольной с «Анжи» стадион был забит под завязку. Рев стоял такой, что наверняка, на другом конце города слышно было, тем более, что «Факел» в первом тайме играл прекрасно и открыл счет.
На фанатской трибуне творилось невообразимое: пели, глотали из пластиковых бутылок водяру, обнимались, вывесили плакат «Нас, Русских, не сломать!» Когда был забит мяч в ворота «Анжи» вся фанатская трибуна запылала файерами и поле заволокло густым дымом, словно туманом.
Омоновцы, не долго думая, не стали либеральничать, ворвались в сектор и начали всех подряд молотить дубинками, в ответ фанаты рвали кресла и швыряли их в блюстителей порядка. Все это продолжалось довольно долго, потом более или менее успокоилось.
Во второй половине игры «Анжи» активизировала свои действия, футболисты стали больше двигаться, играть в пас и результат не заставил себя ждать – мощным ударом из-за пределов штрафной площадки полузащитник «Анжи» выгнал мяч в нижний, левый от вратаря «Факела» угол ворот.
«Кузьмичи» притихли, а с фанатского сектора на поле полетели дымовые шашки, пластиковые бутылки, монеты! Вновь в ситуацию вынуждена была вмешиваться полиция, вновь в ход пошли дубинки и пластиковые сиденья.
Диктор объявил по стадиону, что в случае продолжения беспорядков, главный судья матча будет вынужден прервать матч.
И вновь над фанатской трибуной взметнулось полотнище, на котором был нарисован пузатый полицейский и надпись черными, крупными буквами «Мы вас презираем!» И еще один плакат, который гласил «Россия – для русских!»
Этот плакат держали в своих руках Санек и Вадим, должны были держать другие, но им во время налета омоновцев разбили головы и уволокли с трибун.
В конце матча «накосячил» главный судья: футболисты «Анжи» забили гол в ворота «Факела» из явного положения вне игры, но судья гол засчитал.
Свист и улюлюкание всего стадиона на его действия, заставил омоновцев вновь мобилизоваться и подтянуть дополнительные силы. Фанаты чуть ли не тысячной толпой повалили на беговую дорожку и футбольное поле. Многие бежали к главному судье, которого плотным кольцом окружили омоновцы, окружили они плотным кольцом и сбившихся в кучу футболистов «Анжи» и двух боковых рефери. Началась бойня.
Вадим и Санек на поле не побежали, но поддавшись власти стихии, подталкиваемые негодованием по поводу несправедливости судейского решения, желанием отомстить за неслуженную обиду немедленно, они с толпой своих товарищей рванулись к стоявшим на стадионе автомобилям, начали их раскачивать, переворачивать и бить.
Вадим сам потом не мог объяснить, даже самому себе, откуда в его руках оказался кусок арматуры, которым он с остервенением и сладострастием лупил по стеклам и капотам авто, колол кожаные сиденья в автосалонах. Он бил и колол, бил и колол, и даже не видел, как около него уже никого не оказалось, кроме Санька и, как со всех сторон к ним бежали омоновцы с дубинками, которых было не менее десяти человек.
Александр Тарасов (Белгородская область)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
