Известному русскому прозаику и поэту Александру Тарасову исполняется 65 лет! Секретариат правления Союза писателей России и редакция "Русского воскресения" от всей души поздравляют Александра Васильевича с юбилеем!Желаем крепкого здоровья, удачи, благополучия, вдохновения и новых замыслов!
Зима на дворе, январь. Погода стоит – лучше не придумаешь: безветренно, столбик термометра за окном едва перевалил за отметку в десять градусов ниже ноля, сугробы под солнцем искрятся, слепят глаза, а настроение у Погребняка – хуже некуда. Вчера у одного из членов их бригады слесарей цеха хлебопекарных печей родился очередной, четвёртый по счёту сын, счастливый папаша притащил магарыч и слесари всей бригадой после смены обильно «обмыли» рождение младенца. Хорошо хоть сегодня суббота, выходной день, а то бы мучился на работе, не похмелившись.
Погребняк поднялся с дивана в зале и пошёл на кухню посмотреть заварился ли чай.
Прежде чем начать чаёвничать, он выпил сотку «Перцовой», прислушался к своему внутреннему состоянию. И в это время зазвонил телефон.
Погребняку не хотелось брать трубку, не хотелось ни с кем разговаривать, но телефон звонил долго, и Погребняк был вынужден отставить чашку с чаем в сторону.
– Дрыхнешь до сих пор? – кричал в трубку бывший одноклассник Артём Петухов, который жил на другом краю посёлка. У Петухова была странная привычка ни с кем никогда не здороваться, все к этому давно привыкли и воспринимали как должное.
– С тобой поспишь! Орёшь, как оглашенный.
-Так ведь день, глянь, какой замечательный! На охоту с нами нет желания прогуляться?
– Вы – это кто?
В трубке что-то затрещало и Погребняк положил трубку. Однако, через несколько секунд телефон опять зазвонил.
– Чего отключаешься? – вновь закричал Петухов. – Пойдёшь с нами на охоту или нет? Со мной Толик Игнатов ещё идёт, сосед мой по подъезду, у которого своя автомастерская.
Толика Игнатова Погребняк хорошо знал, Толик слыл в посёлке большим докой по ремонту автомобилей и Погребняк давно хотел к нему обратиться, чтобы он посмотрел на «жигулёнка», который стал что-то барахлить в последнее время. Погребняк ответил согласием на предложение Петухова.
– Заедешь за мной, – буркнул он в трубку.
К месту охоты к ближайшей лесополосе в поле, что начиналось сразу за посёлком, охотников отвёз на своём УАЗике старший брат Петухова Иван. Обычно словоохотливый и громкоголосый, как Артём, на сей раз Иван выглядел злым и всю дорогу молчал.
– Через шесть часов приеду за вами на это же место, – сказал он и дал по газам.
В поле было гораздо прохладнее, чем в посёлке, дул лёгкий ветерок и от безбрежной, яркой снежной белизны с непривычки сильно слезились глаза, но всё равно было видно вдали несколько стогов соломы, которые казались тёмными пятнами. К этим стогам и решено было двигаться вдоль лесополосы, причём Толик Игнатов двигался с одной её стороны, а Петухов и Погребняк с другой. Лесополоса была широкой, метров шесть – семь в ширину, но сквозь голые ветви деревьев она хорошо просматривалась.
Снег был глубоким, местами по колено и потому пот с охотников валил градом. Особенно тяжело приходилось Погребняку: вчерашняя пьянка давала о себе знать. Прошли не более километра, а он так вспотел, что нижнее белье было впору снимать и выкручивать, Погребняк клял себя за то, что согласился на эту авантюру, но отступать было поздно.
Зато Петухову всё было трынь-трава: и глубокий снег, и морозный ветер в лицо и то, что за всё это время они не встретили ни одного зайца.
– Ты или холостякуешь сегодня? – спросил он весело и вытер пот со лба рукавом белого маскхалата.
– Жена в Белгород к дочери на выходные уехала, внука младшего понянчить.
– А моя по магазинам с утра, как угорелая, носится, вчера зарплату получила, сразу за два месяца выдали им. Ей магазины – слаще мёду. А завтра мы с нею к её дядьке родному по матери, деду Степану, на день рождение пойдём, ему девяносто два года стукнуло. Ты его знаешь.
– Красавец! И как он себя чувствует?
– Героический дед! – хохотнул Петухов. – Иной раз ещё бабку свою в магазин за чекушкой посылает.
– Орёл!
– И я о том же! – Петухов остановился, расстегнул сначала маскхалат, затем полушубок, и начал заправлять футболку и подтягивать штаны.
– Осточертела мне уже такая охота, целый час почти бродим, а толку – пшик, – сказал он. – Быстрее бы до скирды ближайшей дойти, там отдохнём, перекусим.
И тут же, после того, как застегнул бушлат, вытащил из кармана солдатскую алюминиевую фляжку с облупившейся в некоторых местах тёмно – зелёной краской и сделал пару глотков из горлышка.
– Хочешь? – спросил он и протянул фляжку Погребняку.
– Что в ней? – спросил Погребняк.
– Самограй. У соседки с первого этажа иногда покупаю, и ещё ни разу об этом не пожалел.
Погребняк отказался: – Я не могу пить из горлышка, там более после вчерашнего.
Пока добирались до первой скирды, прошло почти два часа. Вокруг скирды было много заячьих следов, среди которых попадались и свежие лисьи.
– Сделаем пока здесь привал, а потом видно будет что делать, – сказал Игнатов и первым стал дёргать солому из скирды, делать в стогу углубление.
Время было полуденное. Солнце перевалило через дневной экватор и уже сияло не так весело, заметно похолодало, но в соломенном шалаше было тепло и уютно. Охотники, не торопясь, опорожнили фляжку, плотно закусили и Погребняка потянуло в сон. Курильщиков среди них не было и, кроме как разговором, Петухову и Игнатову завлекать себя было нечем.
Петухов вновь вспомнил о том, что ему завтра предстоит поход на именины к дядьке жены.
– Кремень, а не мужик, – сказал Петухов. – Вообще, их поколение не сравнить с нашим, они гораздо крепче нас были.
Игнатов не стал спорить.
– Куда нам до них! Они не только физически крепче нас были, но и духовно богаче. У них, в отличие от нас, вера в будущее была, им нескучно жить было, они работали, а не жаловались, как мы, на свою жизнь, они её сами делали. Кто – то из них в бога верил, кто-то во власть, в отличие от нас, мы ведь кроме, как в силу денег, больше ни во что не верим теперь. Среди них не было откровенных проституток – либералов… Во всяком случае, если и были подобные, то они откровенно не высовывались и не диктовали остальным как следует жить, не оплевывали наши святыни, не изображали наших героев в виде шизофреников. Слыхал, небось, что один и таких уродов – либералов на днях о Зое Космодемьянской вякал?
– Слыхал. Твари, а не люди, ничего для них святого нет. Забугорным своим хозяевам задницы до блеска вылизывают. А наша теперешняя власть с ними нянчится, ублажает их. Почему? Почему патриотов не замечают, а с этими носятся, как с писаной торбой? Почему, например, с дедом Степаном, который до сих пор свой партбилет не выкинул, бережёт его, как зеницу ока, не носятся так?
– Потому что «хозяин нашего дома» старается на двух стульях сразу сидеть, то есть, грубо говоря, пытается в доме терпимости еще и пансион благородных девиц узаконить, ужа с ежом скрестить надеется. Нельзя быть одновременно и державником и демократом.
– А что ему еще остается делать? Ты на его месте как бы поступил?
– Пора настала пересаживаться, выбирать на одном из каких стульев сидеть.
– Легко сказать! Мы ведь коммунизм пытались строить – не получилось. Фашизм для нас неприемлем, в принципе. Против него и дед Степан боролся, и мы в Новороссии воюем. От либерализма не только мы, но и весь мир, как от чумы начал бежать. Вечный русский вопрос: что делать?
– Четвёртый путь искать! Ведь нельзя же от либерализма только отмахиваться, ему необходимо что-то противопоставлять, если, конечно, желаем от него избавиться... Теперь насчёт того почему власть с представителями шестой колонны нянчится, а патриотов не замечает: а куда власти деваться, если она официально заявила о своей приверженности к демократическому обустройству страны? Оппозиционером нынче быть выгодно и безопасно: местная власть тебя ублажает, а Запад, в случае чего, всегда тебе задницу прикроет. Вот когда жареный петух, не дай бог, клюнет власть в одно место, тогда очень понадобятся такие, как дед Степан.
– И какой же путь, по твоему мнению, для России приемлем?
– Например, нам бы, думаю, подошла просвещённая монархия… А, вообще – не знаю, я ведь не политик и не философ, я только вижу, что так жить, как мы теперь живём – нельзя… Давай мы лучше за здоровье деда Степана выпьем и за его порт билет. Знаешь, как ему этот партбилет достался? В войну он его получил. Я Погребняку когда – то об этом рассказывал. Было дело?
Петухов толкнул Погребняка.
– Рассказывал, – подтвердил Погребняк, не открывая глаз.
– Ну, так вот…Дед Степан в войну был мотористом – минёром. В обязанность его группы входило, как он сам любит выражаться, обеспечивание зелёной улицы перевозкам стратегического сырья для фронта. Однажды, дело было на Днепре, зону, где они работали, засекли фашисты и открыли по ним бешеный огонь. Друг деда Степан погиб почти сразу после обстрела, а деда Степана ранило в ногу. Ночь была лунной, и это было на руку фашистам. Однако, деду удалось вырваться из опасной зоны. Последнее, опять же по его словам, что он помнит: переключил ручку на «средний вперёд» и потерял сознание. Хорошо, что на бронекатере был ещё один человек – боцман, тоже раненый, но в сознании. Благодаря боцману благополучно добрались до базы…
– Ты смотри, а я до сих пор и не знал, что в войну мотористы -сапёры были, – признался Игнатов.
– И это всё потому, что, как сказал один умный человек, мы ленивы и не любопытны, – блеснул перед товарищами эрудицией Петухов и тут же был посрамлён.
– Это слова Пушкина, – усмехнулся Игнатов.
– Тем более…– Петухов удобнее устроился на соломенной подстилке и принялся рассказывать дальше.
– Дела с раненой ногой у деда Степана были плохи, жарила высокая температура, он часто впадал в забытьё, и потому было решено отправить его в госпиталь на операцию. Перед операцией он попросил старшего батальонного комиссара принять его в партию.
– Пиши заявление, – сказал комиссар, и вместе с заявлением забрал дедов комсомольский билет… Операция была сложной, ногу деду ампутировали по самое колено. Когда он начал поправляться, к нему приехал тот самый батальонный комиссар, поцеловал деда и вручил ему партийный билет… Но и это ещё не всё… Дед потерял ногу, но всё равно вернулся в свою часть.
Игнатов порылся в своей сумке, извлёк из неё ещё одну фляжку, которую пустил по кругу.
– За деда Степана и его товарищей, – сказал Петухов и каждый отхлебнул из фляжки.
– Для деда Степана партийный билет выше всех наград, – молвил всё это время молчавший Погребняк – И не только для деда Степана, для большинства из того поколения. Это были не такие люди как мы, они были лучше нас.
Фляжку пустили по второму кругу.
– А время ведь бежит, через полтора часа Иван за нами примчится, что делать будем? – спросил Петухов, глядя на ручные часы.
– Посидим ещё полчасика в стогу и будем выдвигаться к месту дислокации, – предложил Погребняк – Охота у нас сегодня не заладилась.
Возражений не последовало.
Александр Тарасов
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
