Ещё только десять часов утра, а на дворе уже жарко. Егор только что проснулся, сидит на горячем деревянном крылечке в одних шортах и, щурясь одним глазом, смотрит через зелёную слюдяную кругляшку на то, как бабушка Галя развешивает на толстую блестящую проволоку, натянутую посредине двора, свои постирушки. Рядом с бабушкой, чуть сзади неё, понуро свесив голову чуть ли не до земли, стоит молодая овечка Фёкла. Стоит она неподвижно, поэтому со стороны кажется неживой и больше похожа на небольшую статую.
– Бабуль, а почему Фёклу вместе со стадом на луг не отправили? – интересуется Егор.
Бабушка задумалась, наверное, о чём– то своём и потому не слышит вопроса.
Егору скучно и он вновь обращается к бабушке.
– Приболела она штой-то, – певуче отвечает бабушка, выкручивая из постиранной дедовой старой рубахи воду прямо на землю. – Ветеринар должен был бы уже подъехать, да штой-то нет его.
Бабушка ушла по своим делам в летнюю кухню, а Егор вновь от скуки начал рассматривать через цветную «слюданку» окрестности двора. Он и без бабушки ещё со вчерашнего вечера знал, что Фёкла заболела: когда готовился ко сну, дедушка говорил об этом. И всё переживал дедушка: как бы чего серьезного из этого не вышло. А бабушка его успокаивала: «Даст Бог, оклемается».
Только судя по всему бабушка и сама переживает за Фёклу.
Егору надоело бездельно сидеть на крылечке, и он тоже вслед за бабушкой поплёлся в летнюю кухню.
Бабушка хлопотала возле кухонного стола.
– Умывайся и садись завтракать, – сказала она и подала Егору небольшое снежно– белое мягкое полотенце.
Егор съел яичницу, выпил кружку молока и в это время на улице протарахтел и смолк двигатель мотоцикла.
– Приехал! – заполошно взмахнула руками бабушка и поспешила на улицу.
Вслед за ней стремглав выскочил и Егор.
Ветврач Станислав Станиславович– так называла его бабушка– был мужчина очень высокий, плотный и очень обстоятельный. Он тщательно осмотрел, прослушал при помощи специальных наушников Фёклу, потом сделал ей укол.
– Ручка или карандаш есть? – спросил он у бабушки.
– Найду.
Бабушка чуть ли не бегом поспешила в дом и через минуту вышла с шариковой ручкой и листком бумаги в клетку из школьной тетрадки.
– Значит так, записывай…
Ветврач стал диктовать бабушке, что она должна делать, чтобы вылечить Фёклу. Диктовал он долго, а когда закончил, сказал неожиданно:
– Если до завтрашнего дня это всё ей не поможет, пускайте её под нож.
Бабушка Галя сначала не поняла, что сказал ветврач, а когда до неё дошёл смысл сказанного, она вновь заполошно замахала руками:
– Боже упаси!
Ветврач недоумённо пожал плечами, взял плату за проделанную работу и уехал.
Бабушка ласково гладила овечку по спине, а Егор стоял рядом и растерянно смотрел на них.
– Бабуль, – спросил он тихо, – а мы не будем Фёклу под нож пускать? Тебе её жалко?
– Жалко, конечно. И не только Фёклу. У меня к овечкам вообще отношение особенное. Они нам с моей мамой, а твоей прабабушкой, и моему брату Лёне жизнь спасли во время войны. Дедушка знает.
– А я – нет! И я хочу знать!
– Вечером, когда время будет свободные – тогда расскажу. А сейчас обед нужно готовить.
Бабушка бросила гладить Фёклу, сполоснула под рукомойником руки и собралась чистить картошку.
Егор не отходил от неё ни на шаг и всё время просил её рассказать «про овечек».
– Вот репьях! – вздохнула бабушка и улыбнулась. – Садись вон на ту скамейку и слушай.
Бабушка Галя чистила картошку, бросала её в большую зелёную эмалированную кастрюлю, наполовину заполненную водой, рассказывала.
– Ты же знаешь, что у нас тут Курская дуга в Великую Отечественную войну была? Ну, вот: когда немец проиграл нам танковое сражение и начал отступать, то наш хутор дотла сожгли. Только печные трубы кое-где торчали, а так везде – хоть шаром покати. Мы тогда не здесь жили, а за речкой – на хуторе.
– Мы там с дедушкой были недавно, – сказал Егор.
– Ну вот: значит знаешь… Пока тёплые дни стояли, хуторяне из лесу не выходили – запасы на зиму кое– какие заготавливали, косили, землянки рыли. В основном женщины, конечно и дети. На хуторе всего– то из мужчин два древних старичка на тот момент оставались... Мы выкопали свою землянку рядом с ямой, где зимой картошку до весны хранили. Даже ход из землянки к той яме прокопали. Сена у нас было немного, дров тоже. Зато мама яблочек дичек и тёрна много замочила. Тем и питались – картошкой, яблочками, да тёрном. Зима в тот год жутко холодная была. В землянке иной раз холоднее было, чем на улице. Всю одежонку, которая у нас была, мы на себя натянули и всё равно мёрзли. Особенно по ночам. На крещенские морозы мы думали не выживем. Но однажды, рано утром мама затянула в землянку трёх овечек.
– Где она их взяла? – удивился Егор.
– Слушай, не перебивай, – сказала бабушка, отложила нож в сторону и стала мыть в кастрюле картошку. Потом она налила в кастрюлю новой, чистой воды и поставила в летней кухне на газовую плиту.
Егор всё это время ходил за бабушкой, словно привязанный.
Вновь вышли на улицу, вели на маленькие скамеечки друг против друга.
– Этих овечек в то утро на хутор прибежало целое стадо – то ли тридцать штук, то ли сорок. Хуторяне их между собой и поделили. Сказывали тогда, что где-то под Белгородом авиацией была разбомблена овчарня и те овцы, что остались, разбежались в разные стороны... Многие хуторяне овечек зарезали и съели, а наша мама своих оставила, мы им корм добывали, как могли, зато спали ночами, словно на печи: нас с братом мама между овечками укладывала...
Бабушка промокнула глаза кончиком косынки, подумала о чём-то недолго.
– А что потом с вашими овечками стало? – спросил Егор.
Бабушка ничего не ответила, только махнула неопределённо рукой и пошла в летнюю кухню. Егор видел: она была очень расстроена воспоминаниями и не стал докучать её вопросами.
– Дедушка придёт, у него всё узнаю, – решил Егор и с интересом посмотрел на Фёклу, которая всё так же понуро стояла в холодке в дальнем конце двора.
Александр Тарасов (г. Шебекино)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
