Тихон Поликарпович Потапов был на редкость тихим и спокойным человеком. Супругу его – продавщицу в гастрономе Таисию– «эта блажь идиота» достало до такой степени, что она несколько раз порывалась было «послать истукана куда подальше», но ей не хотелось при живом отце детей сиротами оставить.
– Хотя такой отец – он что есть, что его нету. Псих ненормальный, – убежденно сокрушалась темпераментнаяженщина.
Судя по тому, как бледнело лицо Тихона Поликарповича, он очень остро воспринимал такие несправедливые выпады в свой адрес, но виду старался не подавать.
– Таисия Гавриловна, – говорил он своим обычным тихим голосом, – ты, видимо, не права.
Жене от таких слов «впору было в петлю лезть». И она неистовствовала еще хлеще. А Тихон Поликарпович неторопливо собирался и уходил на репетицию художественной самодеятельности. Он играл в духовом оркестре на большом барабане с медными тарелками.
Заниматься музыкой Тихон Поликарпович начал еще во время службы в армии и барабану никогда не изменял, совершенно справедливо полагая, что совершенствоваться в игре на нем можно бесконечно.
Кроме того, был предан Тихон Поликарпович народному театру. И хотя роли ему почему-то доставались все типа «кушать подано», он цену себе знал и потому, когда однажды кто-то из более молодых коллег в грубоватой форме потребовал от него, чтобы он играл эпизод несколько иначе, Тихон Поликарпович ему вежливо, в то же время и весьма твердо заметил:
– Валерий Петрович, я уже тридцать лет на сцене и учить играть роль меня, видимо, не надо.
Коллеги по работе, в том числе и начальство– Тихон Поликарпович работал бухгалтером в управлении жилищно-коммунального хозяйства– отзывались о нем всегда положительно, ценили его за трудолюбие и учтивость.
Высокий, по-юношески стройный, с остатками белокурых, курчавых волос, Тихон Поликарпович явно не выглядел на свои пятьдесят шесть лет, ибо делал по утрам гимнастику и вел жизнь трезвую.
Как часто бывает, особенно у нас на Руси, этому, положительному во всех отношениях человеку, жутко не повезло в семейной жизни. Женился он довольно поздно – в тридцать семь лет, на женщине уже побывавшей замужем и имевшей к тому времени двенадцатилетнего сына Максима – такого же горластого и неуравновешенного, как и его родительница. Тихон Поликарпович втайне мечтал, что его будущий родной сын будет во многом походить на него самого, но родилась девочка и, к сожалению, очень быстро стало заметно, что и она характером удалась в экзальтированную Таисию Гавриловну. Хорошо хоть усыновленный Тихоном Поликарповичем Максим женился и жил в последние годы отдельной семьей.
Легко, наверное, можно предположить, как бы все складывалось в семье Потаповых дальше, кабы не амуры. Именно одному из представителей этого голопузого неспокойного племени удалось подстеречь момент и вонзить острую, отравленную беспокойствием струну в, казалось бы, наглухо закрытое сердце Тихона Поликарповича.
Фаина Валерьяновна Рыльская, которой в то время было далеко за… Впрочем, не будем о возрасте, ибо, как известно, у женщин нет возраста, но зато очень часто имеется такая профессия, благодаря которой дамы могут себе позволить вести независимый от вериг семьи образ жизни.
Так вот, Фаина Валерьяновна работала, как Тихон Поликарпович – бухгалтером, но в федеральном казначействе, и тоже (бывают в жизни случаи!) «без ума любила театр». Высокая, полная, крашенная блондинка с черным густым пушком на верхней губе, она, по ее собственным словам, «умела в совершенстве перевоплощаться». Занималась ли она ранее в каком– либо кружке или студии – тайна сия, как говорится в подобных случаях, велика есть, но едва она только появилась в труппе Тихона Поликарповича, как сразу же стала утверждать себя на положении примы, невзирая ни на какие противные доводы окружающих, особенно дам.
Тихона Поликарповича она сразила своими достоинствами сразу и наповал. К огромному несчастью, он принадлежал к той породе честных людей, у которых малейшее движение их души сразу же отражается на их физиономиях, и потому «коллегам по сцене» ничего не стоило сразу же заметить это и с быстротой телеграфа разнести весть по всему городу. Не миновала она и чутких ушей супруги Тихона Поликарповича, которая в «форменную чушь» сразу даже не поверила, но на всякий случай, для интереса, решила все прощупать и сделала это проверенным ею многолетним способом – нахрапом. В выражениях и звуках она себя, конечно, не стесняла, и даже всем своим видом показывала, что готова оказать и физическое воздействие.
Пока Таисия Гавриловна «шкурила» самого Тихона Поликарповича, он сидел на диване, молчал, повинно опустив голову и угрюмо хлюпал носом. Вину свою он признал сразу и потому даже не думал сопротивляться и оправдываться. Но разгневанная супруга кипела праведным гневом, словно самовар, и назвала Рыльскую «покрытой плесенью старой шлюхой». Этого Тихон Поликарпович вынести не смог.
– Таисия… Я тебя попрошу, – сказал он дрожащим от обиды голосом, – попрошу подбирать выражения.
Как говаривали в старинных романах классики – «белый свет померк в очах слабой женщины». Таисия Гавриловна охнула и медленно опустилась в ближайшее от нее кресло. До нее ясно дошло: люди не врут, и она теряет мужа.
– Подай мне, пожалуйста, валерьянки, – попросила она слабым голосом.
Весь вечер и на второй день утром супруги почти не разговаривали, зато после работы Тихона Поликарповича ждал дома сюрприз: Таисия Гавриловна обращалась с мужем настолько вежливо, насколько она могла это делать и, даже, чего не было в последние годы ни разу – подала ему на стол сама ужин. При этом она как-то странно улыбалась, игриво на Тихона Поликарповича поглядывала, а после трапезы чуть ли не за рукав потащила его в спальню, чем не на шутку его встревожила.
– Ты, видимо, Таисия Гавриловна, – начал было Тихон Поликрапович и осекся, остолбенел: в спальне между широкой тахтой и платяным шкафом он увидел новенький, блестевший зелеными перламутровыми боками барабан с тарелками – точь-в-точь такой же, как тот, на котором он играл долгие годы во Дворце культуры. Но тот был старый, с темными тарелками, а здесь тарелки сияли ничуть не меньше, чем расплывшееся в довольной улыбке лицо Таисии Гавриловны.
– Так ведь, видимо, нельзя в квартире, соседи будут…
– А што тебе соседи? С ними я сама разберусь. Пусть только вякнет кто-нибудь! Я им живо….
Тихон Поликарпович стоял истуканом и растерянно молчал... На второй день вечером он, как всегда, пошел на репетицию театральной труппы и не увидел там предмета своего обожания.
– У Фаины Валерьяновны был весьма неприятный и долгий разговор с вашей женой, и она больше не будет, к сожалению, посещать наш Дворец культуры, – чуть ли не хором и с плохо скрываемым торжеством сразу же сообщили Тихону Поликарповичу служители Мельпомены.
– То есть как? – только и нашелся, что сказать Тихон Поликарпович и первый раз в жизни попросил отпустить его с репетиции.
Ему «пошли навстречу», и с тех пор он перестал посещать театр. Не играл ни разу он и дома на барабане. И все молчит… О чем думает – Бог весть. Да и кому это интересно из окружающих его людей? Известно ведь всем нормальным людям: коли молчит человек – значит себе на уме. И Таисия Гавриловна окончательно убедилась, что ее Тихон – псих.
Александр Тарасов (г. Шебекино)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
