В последнее время у Левы Горина стало побаливать сердце. Все остальное для его 52 лет было в полном порядке: сон, аппетит, слух и зрение, особенно когда мимо проходили привлекательные девушки. Но вот сердечко... Оно давало о себе знать изредка, ненадолго сковывая движение и заставляя прикладывать усилия на вдох и выдох. Потом отпускало, чтобы через недельку – другую напомнить о себе вновь. Товарищи по работе гнали Леву к врачам, но он отшучивался: "Отправляя меня к "сердечному" доктору, вы явно ищете приключений на свой желудочно-кишечный тракт. Пока врачи будут выяснять, почему мое сердце стучит с перерывами, вы помрете с голоду! Да и что таскаться по докторам? Все болезни от нервов и недоедания. Ну, если с пищей дело обстоит удовлетворительно – я, кажется, не худею – то душевное равновесие меня не посещало с тех пор, как я познакомился с вами".
Лев Борисович Горин работал администратором в цирке-шапито, разъезжавшем порой по большим, а чаще – незаметным городкам страны с обычной для "передвижки" программой: партерные акробаты, девушка-"каучук", собачки-лошади, трапешка под куполом, музыкальный эксцентрик с концертино и пара "коверных" с репризами царских времен... Каждый участник небольшой гастрольной бригады, несущей "культуру в массы", не только выходил со своим номером, но и помогал коллегам, чем мог: отыграть реплику, подержать лонжу, быстро убрать с манежа реквизит. Лева Горин нес на своих нешироких плечах все остальное: он организовывал переезды из города в город с разборкой – сборкой, погрузкой-разгрузкой всего циркового хозяйства; умудрялся добывать сносный транспорт для "железок" и зверья и плацкарты для артистов; ему удавалось бронировать вечно переполненные командированным людом гостиницы и находить дешевое жилье в жадном до денег частном секторе; он нанимал расклейщиков афиш и распространителей билетов; лично вел баланс доходов и расходов, а также выдавал зарплату мастерам искусства. К последней процедуре Лева относился почти трепетно. Иначе он не мог, потому что речь шла о деньгах!
Если какого-нибудь акробата-прыгуна в состояние творческого восторга приводило исполнение им тройного сальто-мортале с приходом в плечи третьему в пирамиде, то Лев Борисович Горин испытывал ту же гамму чувств, когда принимался пересчитывать вечернюю выручку.
Нет, у Левы не было патологической страсти к денежным знакам. Он воспринимал купюры почти "по Марксу" – как эквивалент труда. Лева знал, какими усилиями дается каждый номер, каждый трюк, а потому полученные через окошко цирковой кассы засаленные рубли и трешки значили для него больше, чем просто казначейские обязательства государства. Они были пропитаны потом, а нередко и кровью акробатов, жонглеров, эквилибристов, клоунов... И Лева каждый вечер, как "Скупой рыцарь", трясся над этим "богатством", стараясь не ошибиться в незатейливой бухгалтерии.
Гастрольное лето 1939 года обещало быть удачным. Главцирк подкинул в бригаду Горина аттракцион! "Львы и львицы"! Аттракцион был известен в цирковом мире, но судьба его складывалась не гладко. Первого дрессировщика звери порвали в манеже, да так, что бедняге пришлось распрощаться с цирком. Не склонные к сантиментам артисты шутили – "поменял профессию на жизнь". Первое время неудачливый укротитель заглядывал на конюшню, где стояли клетки со львами, но зверей эти посещения не радовали, о чем они и сообщали злобным рыком.
Животных передали Сашке "Элиату", ушедшему в дрессуру после неудачного падения из-под купола в саду Эрмитаж. За год Сашка прикипел к хищникам, да и они со "звериным" почтением приняли нового хозяина, почувствовав в нем силу и бесстрашие.
"Лев царь зверей? – то ли в шутку, то ли всерьез говорил Сашка, – Оставьте для афиш басни дедушки Крылова. Царь зверей – человек! И как только лев почувствует, что это не так, он вас сожрет и не подавится!"
На сашкиных руках уже красовалась пара глубоких шрамов, оставленных опасными питомцами. А под левым глазом краснел свежий след от львиной лапы. Когда Сашку привезли зашивать в районную больницу, хирург всплеснул руками – "Да кто же вас так?", на что Сашка с игривой серьезностью ответил – "Не поверите, доктор, ребенок, полгода от роду. Вот что значит, когда мать вовремя не подстригает детке ногти..."
Восемь холеных молодых львиц и четыре крупных африканских льва составляли элиту аттракциона. Помимо них в манеж выходила еще и пара гималайских медведей, смешивших своими проделками до слез простодушных провинциальных зрителей, а на конюшне прогуливались по клеткам две пары крупных волков, которых на арену не выпускали по причине их коварства и независимости. Всю эту фауну выставляли на обозрение в зверинце, его устраивали рядом с шапито для пополнения знаний биологии у местных школьников и поддержания "штанов" у артистов, если вдруг труппа оказывалась "на якоре". Без денег. Но с приходом Сашки-"Элиата" безденежье ушло в прошлое. На аттракцион народ валил валом! Поигрывая бровями от удовольствия, Лева Горин каждый вечер в своем, сколоченном наспех из фанеры, "кабинете" раскладывал по кучкам горы выручки, отделяя, как он говорил, "зерна от плевел": "зерна" уходили через банк на счет Главцирка, а "плевелы", оставшиеся в результате умелых манипуляций Льва Борисовича, которым мог позавидовать любой иллюзионист, распределялись по кошелькам артистов и скапливались в специальной "амортизационной заначке" Горина.
С Сашкой Лева подружился сразу. Леву подкупала не часто встречающаяся в цирковой среде открытость и порядочность Сашки, граничащая порой с "простодыростью". Сашка готов был дать в долг любому униформисту и забыть; готов был расплатиться в ресторане за всю труппу, а наутро пить чай с хлебной котлеткой в заводской столовой по соседству с гостиницей; готов был страховать на репетициях, двигать клетки, грузить реквизит, сколачивать временные гримерки, – словом, делать то, что "не к лицу" руководителю аттракциона, поставленному в негласной цирковой иерархии почти на вершину цеховой пирамиды. Но при этом никто и никогда не решился бы "вытереть" о Сашку ноги, потому что от начала попытки это проделать до отделения ног от туловища прошло бы совсем немного времени. Чтобы это понять, достаточно было посидеть полчаса на сашкиной репетиции, где он, по пояс голый, играя мускулами тренированного воздушного гимнаста, с одним шимбарьером и вилкой в руках подчинял своей воле "царей" и "цариц" животного мира.
Да и Лева приглянулся Сашке. "Элиат" понимал, что Лева Горин не "обижает" себя при дележе "левака", но искренняя забота Левы об артистах с лихвой покрывала досадные "недочеты в бухгалтерии", пополнявшие левин карман.
Уже в первые недели знакомства Лева выучил клички всех двенадцати львов и львиц, подмечал их повадки, перемены в настроении. Он запоминал приемы сашкиной дрессуры, научился работать с шимбарьером и даже временами втихаря таскал львам мясо с базара.
"Мы же почти тезки, – хохмил Горин в цирковой курилке, – и если я, Лева, не буду знать, что волнует сегодня лучшую часть нашего коллектива – пожрать или выспаться – пусть меня отзывают в Наркомпрос и назначают заведовать кукольным театром".
Однажды после представления он отвел Сашку в сторонку и произнес фразу, к которой очевидно готовился, которую отшлифовал до совершенства: "Саша, скажите мне не таясь – дрессировщика из меня не получится? Можете не отвечать, это и дураку понятно, а дураков в нашем цирке нет. Саша, знаете, что мне больше всего понравилось из ваших слов, если забыть про мат на репетициях? "Человек – царь зверей!" Это, как заметил пролетарский писатель Горький, "звучит гордо". А скажите, Саша, я могу рассчитывать на местечко хотя бы в самом конце свиты этого "царя"?
Сашка обнял Леву за плечи, по-простецки произнес – "О чем речь, Лева? В первых рядах!" – и пошел в гримерку переодеваться. Конечно, Лева ждал чего-то другого... Чего? Он и сам не знал... Но, поглядывая Сашке в след, прошептал самому себе: "А ты думал, что сейчас все зальются слезами счастья и поведут тебя или к причастию или в ресторан? Надо идти паковать выручку..." Больше на эту тему Лева с Сашкой не заговаривали.
...Директор городского парка, где цирк раскинул свой шатер, появился рано утром, нашел возле клеток Сашку и потащил его в аллею, всем своим видом показывая, что с минуты на минуту Сашка будет посвящен в великую тайну, которая изменит его жизнь.
– Александр Павлович, сегодня не простой день...
– Воскресенье, – буркнул Сашка, отгоняя прилипший с ночи сон.
– Верно подмечено, – торопливо продолжал директор, то и дело поправляя сползающие на нос очки в тонкой, старомодной оправе, – Сегодня побывать на вашем представлении изъявили желание важные персоны...
– Ну, раз "изъявили"... – давил зевоту Сашка.
– Это первый секретарь нашего горкома, – не замечал сашкиной иронии директор, – товарищ Студеникин Иван Данилович и председатель горисполкома товарищ Юдин Семен Семенович... С детьми и, так сказать, женами...
– Что от нас-то требуется? Контрамарки?
– Да о чем вы говорите. Там в директорскую ложу уже ковры понесли... К вечеру будут лимонад и закуски... Вы сегодня... Ну, это... Того... Поярче... А? Можете?
– Конечно можем. Вы перед началом скажите, как львам себя вести – громко рычать или потише... И кланяться они должны в каком порядке? Сначала секретарю горкома, а уж потом председателю исполкома, или наоборот? А то ведь перепутают – зверье дикое! – трепался Сашка.
– Александр Павлович, доведет вас ваш язык до Колымы... Ну, вы меня поняли, – вздохнул напоследок директор и засеменил по аллее.
... Первое отделение прошло без сучка и задоринки. Наполненный до отказа зал то и дело взрывался аплодисментами. А симпатичная девушка-"каучук" получила даже букетик цветов. В антракте быстро смонтировали решетки, огораживающие манеж, появились двое пожарных с рукавами, подсоединенными к водопроводу. Все ждали "львов и львиц".
Сашка с малиновом костюме, скроенном и расшитым на венгерский манер, привычно вошел в манеж, раскланялся с публикой и дал знак помощнику, работавшему с ним еще в группе "Элиат". Через тоннель потянулись звери. Первой шла красавица Эльфа, опытная и послушная львица, на которой строилось большинство трюков. За ней, потряхивая давно нечесаными гривами, выскочили вечно недовольные Кадор и Теруэль... Вот и остальные... А где Султан? Где Султан? Почему он оказался в конце парад-алле? Где Султан!? Предчувствие беды обдало Сашку с головы до ног!
Султан, молодой красивый лев, был немного трусоват. Он не любил ходить по тоннелю первым и последним. Если это случалось, Султан начинал метаться, сея переполох среди своих сородичей. Успокоить животных было непросто, требовалось время. Сашка приметил это давно и ставил Султана в середину колонны. Тогда лев работал наравне со всем и не доставлял особых хлопот... Сегодня Султана не оказалось в середине...
– Где Султан? – резко бросил Сашка стоящему за решеткой помощнику, стараясь скрыть тревогу от зрителей.
– Палыч, его нет в тоннеле, – сведя мимику на нет, почти шепотом ответил ассистент.
– Ищите, вашу мать! – прошипел Сашка, быстро закрыв металлической рамой обратный путь в тоннель и оставив зверей сидящими на тумбах. – Ищите! Где-то он должен быть!
В этом момент в стройное звучание оркестра ворвались чужие, диссонирующие ноты, а через мгновение музыка вообще стихла. Из оркестровой на зрителей, как горох, посыпались музыканты, роняя инструменты...
– Он там, – догадался Сашка и выскочил из манежа, надежно затворив за собой железную калитку. – Данилыч! – крикнул он жмущемуся в проходе шталмейстеру, – придумай что-нибудь, не допусти паники, скажи, что это шутка музыкантов для гостей из горисполкома... Давай, давай... Весели публику!
Сашка ринулся наверх, нацепив по пути на вилку кусок мяса из стоящего у решетки ведра, и успев заметить, что клетка, прикрывающая обычно тоннель со стороны конюшни, отодвинута в сторону, а вход в 10-метровую стальную галерею загораживала всего лишь... жиденькая фанерка! Кому это понадобилось? Зачем?
-Что произошло? – донесся до Сашки незнакомый требовательный голос.
Сашка обернулся и увидел бегущим рядом с собой молодого лейтенантика НКВД, на ходу расстегивающего кобуру с револьвером...
– Вернитесь в зал, там будут клоуны! – крикнул Сашка.
Но нквдэшник продолжал бежать, прокручивая барабан нагана, – У вас сбежал лев...Он может покусать людей...
– "Покусать..." А вы что, собираетесь стрелять, если заметите льва? – спросил Сашка, перепрыгивая через ступеньки.
-Да, это мой долг! – отчеканил офицерик.
"Только этого идиота мне еще не хватало" – мелькнуло у Сашки в голове.
– Хотите угодить под статью за вредительство? – импровизировал Сашка.
– Это как?
– Лев – государственное имущество, очень дорогое, на золото купленное, а вы ему вред хотите нанести. А убьете – вообще из строя выведите... Статья... Прощай, кубари – здравствуй, лесоповал!
Офицерик примолк, но от Сашки не отставал, сунув оружие обратно в кобуру. Они выскочили в начало длинного коридора с гримерками и служебными помещениями по бокам.
– Он здесь, – услышал Сашка тревожный голос ассистента, добравшегося наверх через зал.
Фанерная дверь в "кабинет" Левы Горина болталась на одной уцелевшей петле, топорщась острыми краями торчащих из широкого пролома щепок. На полу, вытянувшись, насколько позволяли размеры "кабинета", лежал Султан и, не обращая внимания на шум и суету, попеременно облизывал могучие лапы, стараясь зубами удалить впившиеся в кожу куски дерева. Весь его облик внушал спокойствие и умиротворенность. Казалось, еще миг – и он ласково мяукнет.
Поверх обшарпанного стола, уткнувшись головой в кучу денег, без движения лежал Лева. Одежда его была цела, крови видно не было...
-Лева, – робко позвал Сашка. Ответа не последовало.
– Да здесь труп! – присвистнул из-за сашкиной спины оперок и снова потянулся за пистолетом. Султан оторвался от своих лап и поднял голову...
– Оставь пистолет в покое...Ты не успеешь даже поднять руку, а от тебя останется "три пуда мяса на кости" – процедил Сашка, не глядя на лейтенанта, – Иди отсюда... Султан не любит дураков... Петрович! Проводи НКВД и подгони клетку к лестнице – я выведу Султана...
...Лев Борисович Горин был доволен воскресными сборами. После первого отделения кассирши принесли ему сумки с деньгами и он, накинув на дверь "кабинета" проволочный крючок, принялся сортировать купюры. Он слышал, как оркестр заиграл "выходной марш" – начался аттракцион. Лева знал наизусть каждое движение, каждый, сопровождающий его такт музыки. Вот сейчас Сашка почти незаметно даст команду – и звери поменяются местами на тумбах... А сейчас красавица Эльфа легко вскочит на бревно и пойдет вперед, чтобы развернуться посередине... Кажется, пустяк, а ты попробуй... на четырех лапах...
Внезапно музыка "расстроилась" и стихла.
– Опять лабухи чудят, – покачал головой Лева, – Сколько раз говорил, не пейте даже пива перед аттракционом. А им хоть кол на голове теши... Все! Никакого "парноса", только зарплата...
И тут внимание Левы привлек новый звук: кто-то, похоже, постучал в дверь. Лева насторожился. Среди цирковых ходили слухи, что где-то, то ли в Сызрани, то ли в Борисоглебске вот так ограбили администратора, унесли всю выручку, администратору дали чем-то тяжелым по голове, но он остался цел.
– Я занят! – "устрашающим" голосом произнес Лева, на всякий случай подгребая деньги к сумкам.
Но "посетитель" не отходил от двери.
– Иду за милицией! – прокричал Горин со слабой надеждой на успех. ...Удар был такой силы, что вздрогнул весь коридор. Дверь вдребезги разлетелась на глазах, а на пороге показалась... рыжая грива.
Лева оторопел. Его полное идей, изворотливое сознание было бессильно предложить что-либо в этой ситуации. Лева был прижат столом к стенке тесной – 2 на 2 метра – каморки, а единственный выход перегораживал почти 200-килограммовый лев, одним ударов лапы перебивающий шейные позвонки взрослой лошади...
"Господи, – понеслось в голове Горина, – уж лучше бы жулики, от них можно откупиться. А этот денег не берет... К тому же голодный: перед манежем их не кормят... Сашка, где ты, Сашка?"
Лев стряхнул с лапы остатки двери и шагнул в каморку, заполнив собой все оставшееся пространство. Горин узнал его, это был Султан, которого Лева с особым старанием подкармливал вместе с Эльфой. Леве показалось, что и Султан его вспомнил.
– Султан... Султанчик... выпусти меня, я тебе мясо принесу... мясо... мясо... – торопливо зашептал Лева и попытался продвинуться к двери. Но Султан вдруг поднял голову и сдержанно рыкнул, обнажив молодые клыки, длиной в указательный палец.
И тут Лева Горин понял, что Султан не выпустит его. И дело вовсе не в Султане, его трусливости или упрямстве; дело не в том, голоден ли он или сыт, помнит он человеческое добро или забыл. Нет, не в этом дело!
Просто перед Султаном стояло жалкое, потное существо с трясущимися от страха руками, тонким, неуверенным голосом и бегающими глазами, взгляд которых Султан никак не мог поймать. Лева на секунду замер и придержал нервное дыхание.
"Если бы тебе, Лева, показали тебя самого и сказали, что это – "царь зверей", ты бы плюнул в морду и тому, кто показал и этому "царю" – вырисовалось в сознании Горина. – "Ты "царь", Лева... "царь"... Вот и веди себя по-царски... Что заискивать перед этим зверем? Подтяни живот! Руки, руки уйми... Вот так... И вытри пот со лба... Надо достать платок, он в кармане... Ну, не бойся!"
Лева аккуратно вытащил из брючного кармана носовой платок и отер им текущие по щекам и шее потоки липкой влаги. Султан следил за каждым его движением, не проявляя видимого недовольства. Лева заметил это!
"А теперь выше голову и тверже голос... Главное – голос... Он должен быть спокойным и уверенным... Без крика и взрывных нот... Нужен "царский" голос..." – внушал себе Горин, чувствуя рождающуюся внутри, неведомую ему доселе силу...
– Султан...– произнес Лева и не узнал своего голоса. В нем зазвучали новые, повелительные обертоны... Ослушаться этого голоса было нельзя!
Султан слегка повел ушами, склонил на бок огромную лохматую голову и... медленно лег, положив морду на лапы.
"Получилось! Получилось! ..." – запело все внутри у Левы Горина. В коридоре послышались голоса, топот ног. – "Это Сашка... Вот сейчас он войдет, увидит меня, всплеснет руками и скажет – "Лева! Ты жив! А мы-то боялись... Лева! Ты молодец!" А я ему отвечу – "Саша, уведите животное... не мешайте считать выручку... Я появлюсь чуть попозже... И не забудьте предупредить, что одно место в свите "царя зверей" занято..."
Лев Борисович Горин расправил плечи, потянулся всем телом и вдруг почувствовал острую боль под левой лопаткой... "Пройдет, пройдет, – успокоил он себя, – Теперь не страшно... Ничего не страшно..."
Леву Горина похоронили на местном кладбище. Когда начали хлопотать, звонить в Москву, выяснилось, что родственников у Левы нет: близкие сгинули в 18 году в Киеве, а дальние потеряли его след, и искать побоялись. Самого Леву чудом спас какой-то чекист, сложивший голову в "победном" походе Тухачевского на Польшу в 1920-м.
Так что везти Леву было некуда. Хоронили всем цирком. От горисполкома какой-то паренек принес венок...Из местных попрощаться пришел тот самый "лейтенантик из НКВД", долго извинялся перед Сашкой, говорил, что зла не держит, на поминках напился и уснул в гримерке девушки-"каучук". Один.
Сашку несколько раз вызывал следователь, все пытался найти, кто убрал клетку и прикрыл тоннель фанеркой, но никого не нашел, дело закрыли и убрали в архив.
Сашка "Элиат" купил где-то медную дощечку, сочинил надпись и пошел к граверу, чтобы тот вывел: "Лев Борисович Горин, 1887-1939, администратор цирка, умер на работе". Потом подумал и все исправил. Получилось так: "Лев Борисович Горин. Артист цирка, Погиб, дрессируя львов". Гравер так и написал.
Евгений Толстых (Сазонки, Воронежская обл.)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
