В семействе Метальниковых намечалось прибавление. Не то, чтобы это было очень заметно, но точно – намечалось. Вся беда была в том, что квартира у них «подкачала», всего одна комната и кухня. Ну и прихожая, конечно. Но разве это прихожая? Можно было повесить только два пальто. Папино и мамино. А куда девать коляску? А потом и лыжи? И, не дай Бог, ролики?
А на доплату у них денег не было. Ведь папа работал инженером в конструкторском Бюро, а мама – в библиотеке. Не разбежишься.
И папа стал искать обмен. Вы, наверное, не знаете, что это такое? Сложное дело поменять шило на мыло.
Но папе повезло. Его же мама звала везунчиком. И он нашел обмен. Народ называет такой обмен многоступенчатым. Ты даже не знаешь, кому досталась твоя квартира! А папе с мамой досталась четырехкомнатная. И даже с придачей. В «придачу» была тетя Фура. Ходили слухи, что тетю Фуру должны вскоре забрать, но никто за ней не приходил. Так она и жила в своей комнате, никуда не уезжая и даже не выходя из комнаты – у тети Фуры болели ноги. Ну, знаете, этот артроз. Или артрит. Я не очень разбираюсь.
И получилось очень удачно!
Когда «намечалось» стало неизбежным и мама время от времени постанывала и поохивала, решили вызвать Аиста. Но все Аисты были расписаны на несколько месяцев вперед. А элитный Аист стоил очень дорого поэтому мама с папой решили поискать в капусте сами и потом привезли девочку домой в обыкновенном такси. Фирмы Все было бы хорошо, вот только они никак не могли решить: назвать девочку Танечкой или Леночкой?
Пока они спорили, в детскую комнату вошла тетя Фура и сказала с восторгом:
– Какая красавица у нас появилась! Не иначе, как Ирочкой ее назвали?
И девочка разулыбалась в ответ.
Папа с мамой переглянулись и не стали возражать тете Фуре. Назвали девочку Ирочкой. А мама сказала с гордостью:
– Отличницей будет.
Тетя Фура же теперь помогала маме пеленать дочку, менять памперсы. Купать в ванной. И даже вставала ночью, чтобы подежурить около Ирочки. Надо же и маме поспать пару часиков?
У тети Фуры был маленький секрет. Вернее, маленький мальчик. Он жил на шкафу, а когда тетя Фура уходила из комнаты, этот мальчик устраивал трам – та -ра – рам. Все мотки шерсти валялись на полу, вазочки почему то перебирались на кровать, из подушек вылезали перья.
Тете Фуре, – с ее то больными ногами! – приходилось все собирать и возвращать на свои места.
– Ну, Кошмарик, ну, Кошмарик! – Причитала тетя Фура и кряхтя собирала разбросанные по комнате вещи. А как было еще называть этого проказника?
Мальчик свыкся со своим именем и не обижался, когда тетушка костерила его за «художества». Ну, Кошмарик и Кошмарик! Не хуже, чем любое другое имя. Тем более, когда тетя Фура уходила, мальчик радовался и говорил:
– Эх , покошмарим, старушку, эх покошмарим!
И начинал раскидывать все, что плохо лежит. И все, остальное тоже.
Мальчик был барабашкой. Нет, нет, не улыбайтесь, я не шучу. Он был настоящим барабашкой . И – главное – считал, что тетя Фура его не видит. Ну, типа того, что он по определению невидимка. Ведь все барабашки – невидимки.
Тетя Фура и жила то в квартире потому, что не хотела оставлять папе с мамой такое «наследство». Она была уверена, что когда – нибудь перевоспитает Кошмарика. Но до чего же трудная это была работа!
Возвращаясь к себе, старая женщина вздыхала, глядя на разбросанные по комнате вещи.
– Глаза б мои не смотрели на это безобразие! – шептала она, садясь в кресло и прикрывая веки. Тетя Фура надеялась, что когда откроет глаза, увидит полный порядок. Но надеялась она зря. Все вещи были на своих местах – там, куда закинул их вредный мальчишка.
– Папа, а рыжие китайцы бывают? – спросила Ирочка у папы, который в это время смотрел в компьютере что-то чрезвычайно интересное. Он еле успел переключить программу и тяжело вздохнув, посмотрел на дочь. Из чего следовало, что он занят очень важной и срочной работой.
– Какие китайцы и почему они рыжие?
– Потому, – твердо сказала Ирочка. – Ты сам как то пел:
Скучно в городе Пекине, спят на крышах воробьи...,
Как там дальше то? Ну вот, забыла! Нет, вспомнила!
Только двое мандаринов, бреют рыжие усы!
– Я такого не пел! – сказал папа.
Но Ирочка не обратила внимания на его возражения.
– Мандарины, ведь это китайцы? А почему не апельсины? Потому что китайцы маленькие?
– Да не пел я ни про какие мандарины! – рассердился папа.
– Пел. Я слышала. Только у тебя мотив был совсем другой, похожий на «Мурку».
– Откуда ты знаешь «Мурку»? – насторожился папа.
– Не уходи в сторону, – строго сказала Ирочка. Она еще не ходила в школу и, потому не была отличницей. Но тон у нее уже был строгий. Как у всех отличниц. – Бывают рыжие китайцы?
– Не бывают.
– А бабушка Фура сказала, что бывают.
Эти слова ввергли папу в ступор. Отдышавшись, он сказал, что бы выиграть время:
– Кстати, китайцы за последние сто лет сильно подросли.
– Ну, так что? – спросила неумолимая Ирочка, – Бывают рыжие китайцы или нет?
– Раз тетечка сказала, значит, бывают, – сдался папа. – Этот вопрос закрыт. Теперь скажи мне, откуда ты знаешь про «Мурку»?
Ирочка совсем не умела врать. Поэтому она сказала:
– Давай лучше поговорим о рыжих китайцах. Ты их видел когда – нибудь?
– Нет. Не видел.
– Ага, значит и песенку про рыжие усы ты придумал?
– Ты не ответила на мой вопрос....
Ирочка тяжело вздохнула.
– Про «Мурку» что ли?
– Про нее самую.
– Ну как ты, папочка не понимаешь? Кошку нашу Муркой зовут?
– Здрасти! Еще и кошку приплела.
Ирочка снова тяжело вздохнула.
– Абзац. Я в полном пролете.
– Чего, чего? В каком ты пролете?
– В полном. И никто меня не пожалеет.
– Я пожалею, если ты скажешь, где набралась этих «абзацев» и «пролетов». И не забудь про «Мурку». – Папа строго постучал длинным пальцем по крышке компьютера.
– Я слышала, как бабушка с кем то по телефону разговаривала. Так и сыпала: «я в пролете, я в пролете...».
– Ну уж в это я никогда не поверю, – сказал папа. – Что бы тетечка говорила такие слова! Нет, нет, не поверю. – он наклонил голову и хитро сощурился:
– А «Мурку» она по телефону пела?
– «Мурку» не пела. Это мне один мальчик слова списал. Сказал: а не то пойдешь в первый класс совсем темной. Мурка – это ведь она из МУРА? Милиционерка?
– Милиционэрка, – сказал папа, подражая какой то знаменитой актрисе.
– Мурка, она ведь из МУРА? – продолжала допытываться Ирочка.
– А ты не спросила у тетечки?
Ирочка не спросила. Она дипломатично перешла к другой теме.
– Давай вернемся к рыжим китайцам.
– Дались тебе эти рыжие китайцы! – рассердился папа. И украдкой посмотрел на компютер. Ему очень хотелось вернуться к интересовавшей его теме и начать, наконец, работать
– Ну, ладно, – согласилась Ирочка. – Кому они нужны, рыжие? – Но уходить она не собиралась, села поудобнее в кресло напротив папы и спросила: – А ты знаешь, как зовут бабушку?
– О чем ты говоришь? Тетечка. Тетя Фура. – Папа потерял всякую надежду запустить компютер и обреченно вздохнул.
– Это я знаю. А имя у нее есть?
– Ах, имя? Конечно есть. – Он надолго задумался, подергал себя за мочку уха и сказал, небрежно взмахнув ладонью: – Ну это же всем известно. А ты разве не знаешь?
– А ты? – нахально сказала девочка.
– Даже смешно... Все в доме знают, как ее зовут, а ты спрашиваешь...
– Как?
– Ну... Вертится на кончике языка... Тетечка Фура.
– У нее же есть настоящее имя?
– Конечно. Сейчас вспомню. Фура, птифура...., – папа надолго задумался. – Фура, птифура, фураж...
– Фурор, – подсказала Ирочка.
– Нет, не помню, – сдался папа и подумал: «Как жаль, что доча еще не ходит в школу. А так можно было бы сказать – иди, займись уроками».
– А почему ты зовешь ее тетечкой?
– Так уж сложилось. – сказал папа и строго посмотрел на Ирочку.
– А что сложилось?
Но папа посмотрел так сердито, что девочка поняла: пора уходить. Уже в дверях, она покачала головой и проворчала, совсем как мама, когда ей что то не нравится:
– И чего папочке не понравилось слово «пролет»? Оно ведь, наверное, и в словаре у него есть?
Однажды тетя Фура попросила Ирочку:
– Ты не купишь парочку пирожков?
– Так мама собирается завтра печь. Уже опару поставила.
– Ну, знаешь, мне захотелось тех, что раньше пекли, во фритьюре. И прямо на улице продавали, с пылу, с жару. – она хитро посмотрела на Ирочку: – Ностальгия заела.
И дала девочке несколько монеток. Ирочка хотела сказать, что за эти монетки не купишь и дырку от бублика, но промолчала. Подумала: «Спрошу у мамы или у папы».
Но у мамы спрашивать было нельзя. Папа сказал ей, что она печет самые вкусные в мире пирожки. И мама была с тех пор в этом твердо уверена. Ну, как ей скажешь, что бабушка попросила купить пирожки на улице?
Пришлось идти к папе. Он, как всегда сидел у компьютера и не сильно обрадовался увидев дочку.
– Есть проблемы? – спросил папа.
– Есть. Бабушка попросила купить ей пирожки, но у нее пролет с деньгами.
– Опять ты употребила это противное слово.
– Но …
– Тетечка ведь так не сказала?
– Нет… Но...
Но папа не дал Ирочке договорить:
– Зачем тетечке сухие, невкусные пирожки? Приготовленные из мороженной капусты и мяса неизвестных животных? Мама уже поставила опару, а она печет лучшие в мире пирожки.
Папа был на удивление красноречив.
– У нее невралгия на пирожки, – сказала дочка.
– У нее невралгия?! – ужаснулся папа.
– Ну, да. На пирожки.
– Так..., – задумался папа. – Невралгия на пирожки? Может быть, ностальгия?
– Может быть, – осторожно сказала Ирочка. – Так ты дашь мне денежку?
– Тетечке захотелось этих несъедобных пирожков? – папа открыл ящик письменного стола и достал деньги. – Ведь мама печет лучшие в мире пирожки?! Ностальгия. Ведь это же смешно! И сколько же тебе надобно денег?
Ирочка пожала плечами. Она не знала. Не знал и папа. Спрашивать у мамы было нельзя. А идти к соседке.... Мама тоже может обидеться. Но уже не так сильно.
– Кошмарик, перестань болтать ногами! – сказала тетя Фура. – У меня голова от этого кружится!
Озорник был настолько удивлен словами тети Фуры, что с грохотом свалился со шкафа. А он то считал себя невидимкой!
Падать было больно. Падать и всегда то больно, а тут свалиться со шкафа!
– Ничего, – отмахнулась тетя Фура. – До свадьбы заживут.
Кошмарик по привычке показал ей язык. Он все еще считал себя невидимкой.
– Так, так, – сказала тетя Фура. – А язык то белый! Надо вызвать доктора. Может быть он сделает укол.
– Не хочу, не хочу, не хочу! – захныкал Кошмарик. И прикрыв лицо ладонью, спросил: – А укол – это больно?
– Не очень, – сказала тетушка. И подумала: «А он понемногу превращается в настоящего мальчишку. Какой барабашка боится уколов?»
И добавила, скрывая улыбку:
– До свадьбы заживет.
Была у нее такая привычка – все откладывать до свадьбы. Правда, что такое настоящая свадьба, она знала понаслышке. Была старой девой.
– Намечается свадьба? – спросила Ирочка, заходя в комнату. И тут увидела лежащего на полу и стонущего мальчика. Девочка так удивилась, что непроизвольно открыла рот, а закрыть его забыла. Воспользвавшись открывшейся возможностью туда залетел комарик. Он полетал над гландами, поморщился. Подумал; «много ест мороженого» и вовремя успел вылететь. Перед тем, как Ирочка закрыла рот.
Легкий сквознячок понес комарика прямо в папин кабинет. Он нацелился было укусить папу в нос, но тут увидел на мониторе большую красивую тетку.
– Вот это да! – подумал комарик. – Тут есть куда укусить!
Тетка была в открытом купальнике, так, что было кусай – не хочу! Но если бы комарик знал, что тетка – президент одной балканской страны, он бы ограничелся папиным носом.
А тетку укусить не удалось – это была всего лишь фотография на мониторе.
– Какое неприятное слово – монитор! – пропищал комарик. Он, вообще то был ворчун. Все его раздражало, все не нравилось. Он потому так часто и кусался. Ну, и вдобавок, он был... Нет, политкорректность не позволяет мне назвать его пол.
Последней надеждой комарика была мама. Уж у нее то он знал все ямочки на щеках. Не раз кусал эти ямочки.
А мама готовила пироги с мясом и с капустой. Раскатывала тесто и тихонько напевала: Вернись, попробуй дорогой, тебя я встречу кочергой..
– Уж не меня ли она имеет в виду? – подумал комарик и с воинственным кличем кинулся в атаку. Мама даже не заметила, как прилопнула вояку измазанной в тесте рукой. И комарик свалился прямо в заготовленный фарш.
– Папочка и мамочка! – сказала Ирочка заходя в столовую, где мама накрывала на стол, а папа с большим интересом поглядывал на горку пирожков, красовавшихся на большом блюде. Сегодня на обед был бульон с пирожками.
– Что, доча? – спросила мама , ловко расставляя на белоснежной скатерти обеденные приборы. – И почему так торжественно?
– Вы давно не заглядывали в крапиву?
– Куда, куда? – удивился папа. А мама поставила стопку тарелок на стол и молча смотрела на Ирочку. Она соображала побыстрее, чем папа и насторожилась.
– Ну в крапиву же! Ты сама мне говорила, что меня нашли в крапиве.
– В капусте, – сказал папа, улыбаясь. – Тебя Ирочка нашли в капусте.
Мама сердито посмотрела на него и слегка покачала головой. Так, что бы Ирочка не заметила.
– В капусте? А я думала в крапиве.
– У тебя, наверное, от голода галюцинации, – усмехнулся папа и взял с блюда пирожок.
– Положи назад, – строго сказала мама.– А то будешь есть пустой бульон. – И что ты хотела узнать про капусту, доча?
– Только то, что не зачем больше заглядывать в крапиву..., то есть в капусту. Я вам нашла себе маленького братца. Вот.
– Шутница, – засмеялся папа. – А я уж подумал...
Что он подумал так никто и не узнал, потому что мама строго кашлянула и легонько покачала головой.
– И у этого маленького братца есть имя?
– Ну он не очень и маленький, – сказала Ирочка. – С меня. Или чуть побольше.
– А имя? – настаивала мама. Она догадывалась – что то есть в дочкином лепете. Но что? Мама хотела выиграть время.
– Кошмарик! – громко позвала Ирочка. Дверь тут же открылась и перед семейством предстал мальчик. Он раскланивался во все стороны и улыбался.
«Симпатичный, – подумал папа. – Я в детстве тоже был красивеньким».
– Это его так зовут? – изумилась мама. -Какой кошмар! Ой! Вы извините, это не слишком политкорректо, но я в полном отпаде!
– А у вас, папа, когда стрижень? – спросил Кошмарик.
Теперь изумился папа:
– Чего, чего? Когда, чего? – сказал папа. И махнул рукой. – Я совсем запутался. Не хотите ли объясниться?
– Действительно, – сказала мама.
– Ты Кошмарик можешь говорить по русски? Понятно, – вмешалась Ирочка.
– И всюду взрослые, взрослые …, – недовольно пробормотал мальчик. – Объясняю: стрижень – это когда идут в парикмахерскую. Вы очень подзаросли, папа. Извините.
– Ладно, – сказал папа. – Раз уж ты такой умный, скажи: бывают рыжие китайцы?
Кошмарик тяжело вздохнул и сосредоточился. А потом выпалил: – В википедии сказано: «Но самая большая антропологическая загадка – это рыжие и русые китайцы. Их ничтожно мало, но они есть». Вот...
– Так – сказал папа. -Так....
– «Кошмарики» – сказала мама, но не вслух, а мысленно. Но зря старалась, на лице и так все было написано.
В комнате стало так тихо, что если бы комарик не попал в фарш, то все услышали бы его писк. Настоящая смущаза, как сказал бы Кошмарик. Если бы его спросили.
– Какие то лица у всех кофейные …, – пробормотал он. И вдруг радостно воскликнул: – А я умею гвозди забивать!
– Вот, – обрадовалась Ирочка и посмотрела на папу. Мама говорила знакомым: А мой и гвоздя не может в стенку забить.
Папа всегда попадал молотком не по стене, а по пальцу. Такое у него было странное хобби.
На «гвоздевую» новость папа и мама среагировали вяло. И Кошмарик огорчился. Он лихорадочно соображал, о чем бы еще поведать Ирочкиным родителям – а он надеялся, что они станут и его родителями, Ирочка обещала. Но напроч забыл.
– И что же ты умеешь еще делать? – спросил папа. Он надеялся разрядить обстановку и скорее взяться за пирожки.
А Кошмарик вдруг горько заплакал, не заплакал, а заревел. Этого мама уже никак не могла вынести. Ведь она была МАМА!
Она встала со стула, подошла к Кошмарику и обняла его.
– Ну, что ты? Не плачь. Сейчас будем есть такие вкусные пирожки! – Она подумала, что теперь слово «кошмар» придется забыть навечно.
– Не хочу пирожков, – продолжал рыдать Кошмарик. – Не люблю пирожки! – И «нечаянно» покосился на большое блюдо с пирожками, стоявшее на столе. – А они с чем?
– С капустой и с мясом, – сказала мама.
– С капустой и с мясом я люблю, – пробормотал мальчик. – Могу съесть много, много.
– Ну, тогда иди мыть руки, а я поставлю еще один прибор, – сказала мама.
– Да я недавно мыл, – доложил Кошмарик.
– Иди иди, – подтолкнула его к двери мама. – Обязательно с мылом. Ирочка тебе покажет, где ванная.
– Что я, не знаю? – проворчал Кошмарик. – Все распоряжаются, распоряжаются, прямо детский надзор.
– Шонбин, – сказал папа и все удивленно на него посмотрели. – На лабутенах, – добавил он и весело рассмеялся.
Папа знал – теперь у него появился информированный собеседник.
В конце сентября стояла прекрасная солнечная погода. После ночного дождя Москва выглядела умытой и похорошевшей. На улицах было полно народу, люди громко разговаривали, смеялись. И никто не толкался, не наступал соседу на ногу, не ворчал.
На маленькой тихой улочке стояло желтое такси. В нем сидела тетя Фура и разговаривала с пожилым таксистом. О чем они говорили не было слышно, но факт, что они время от времени весело смеялись. И вдруг тетя Фура показала на двух школьников, которые шли по улице и тоже смеялись. У мальчика на плечах был аккуратный заплечный мешок, а другой он нес в руке. Время от времени он склонял голову к девочке и что то говорил. Наверное, очень смешное. Потому что девочка весело смеялась.
Тетушка тоже улыбнулась. И что-то сказала таксисту, отчего он весь разулыбался и недоверчиво покачал головой. Потом посмотрел на пассажирку и снова покрутил головой. И опять недоверчиво. Не каждый же поверит с первого раза в чудеса?
А тетя Фура подумала: «Ну вот! Ирочка и забыла, о том, что готовилась стать отличницей, а барабашка Кошмарик стал обыкновенным мальчиком. Только немного шумным».
Сергиев Посад.
Январь 2017.
Сергей Высоцкий
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
