Весенние дни Страстной. Тяжко уже всё: и пост едва-едва тлеет внутри, и сердиться на всё окружающее от чужих людей до своих детей нет уже никакой мочи, и забот так много, что все они навалились на Страстную, а ведь каждый раз даешь себе обещание пройти её вдумчиво, тихо, молитвенно... Но где там... Вроде с одним грехом расправился, дай Бог, чтобы окончательно, так тут же тебя караулят десять новых, а ты договариваешься внутри себя о том... Ох, даже страшно подумать, не говоря уже о том, чтобы написать, о чем мы только с собой не договариваемся.
И среди всего это варева дней и днища, на которое мы каждый раз опускаемся в этом котле, вдруг ясной вербочкой, огоньком света в конце, лучом брежжущего пасхального перелива где-то впереди сияют дети... Дети вообще со своей весенней беготней и ликующими криками на площадках во дворах домов, с ранцами на плече и в расхристанных грязных ветровках, потому что залез в какую-то лужу и там отбивал чечетку, с интересом рассматривая радужные брызги, с прутиками, палочками, а иногда и бревнышками, балансирующие где-то по краю крыши сарая, внизу у гаражей, опасно соскальзывающие с качелей, с бортиков, с тротуаров на дорогу, болтающие и задорно кричащие, мечтательно погруженные в рассматривание дороги, трамвая, птицы и еще чего-то такого внутри себя, чему и названия-то мы, взрослые, не знаем. Дети. Пасхальная песнь жизни.
А в особом случае, например, для меня, как и для многих моих теперь сверстников, внуки, призванные, как говорится в одной шутке, «отомстить» нашим детям за нас, потому что, говорят, только с их появлением наши дети начинают нас понимать, ценить и жалеть. Не знаю. Побаиваюсь спрашивать. Но точно знаю, что внуки — это такое другое, такое особое, такое вселенское, которое никогда не сравнится с детьми. Все по-другому. Да что там, об этом можно каждому деду или бабушке написать трактат. Теперь не о том.
Ну вот, забираю я своего Тасёныша из детского сада. Сегодня моя очередь. Как одевать его неизвестно, с утра холодно, днем тепло. Тасёныш самостоятельный и давно одевается сам, никому не позволяя вертеть и крутить его. Тасёнышем он зовется с детства, как и его старшая сестра, серьезный и такой ответственный Ульяныш. Но теперь Тасёныш не желает быть «малышом» и Тасёнышем, а прямо-таки выходит на Таисию Сергеевну, ну в крайнем случае, Тасю. Тася приспосабливает себе на голову, зацепляя за хвост, блестящую, всю в пайетках розовую кепку и рассуждает о погоде, о том, зачем кепка и нужно ли ее завтра надевать, будет ли солнце? А я, в ожидании пока она все это на себя нацепит, справляюсь в айфоне о погоде на завтра и сообщаю ей, что по прогнозу завтра будет пасмурно.
- Бабуль, точно?
- Ну это по прогнозу!
- А что это, прогноз? - тянет она незнакомое слово, будто пробует его на вкус, а я задумываюсь, как ей его объяснить и одновременно улыбаюсь этому детскому счастью узнавания слов родного языка.
- Знаешь, это когда никто не знает, как будет, но все предполагают и делают прогнозы, то есть это совсем не обязательно, что погода будет такая, они все могут и ошибаться...
Как-то неопределенно и весьма расплывчато объясняю я.
Тасеныш уходит на секунду в себя, тень сомнения, в общем-то не свойственная ей, пробегает в ее таких ясных, живых глазках и вдруг она уверенно останавливает меня рукой и качая головой, смотрит мне проникновенно в глаза и говорит:
- Не-е-е-ет, бабуль!
- Что, нет?
- Один точно не ошибается и знает!
Я опешила.
- Да кто же это?
- Ну как же, бабуль? Бог!
И качает головой, удивляясь, что я сразу не сообразила.
- Это же он все устанавливает? И погоду он!
Говорит она утвердительно, уверено, не требуя моего согласия, а я, спохватившись, чересчур суетливо и меленько, многожды дакаю, подтверждая то, что не требует в ее детском умишке моих доказательств.
Мы долго и хорошо гуляем, идем, загребая нога за ногу по улицам, она учит меня переходить дорогу по переходу, а не так, как я, бездумно и совершенно не по-взрослому, где придется, болтаем, лениво перебрасываясь словами и отвечая на вопросы друг друга про ужин в детсаду, про друзей, про шоколад и про всякое очень важное. Сегодня солнечно и тепло, а завтра пасмурно...
Войдя в дом, Тасёныш снимает курточку, свою зачётную сверкающую кепочку и, приготовив все это на завтра, оставив в прихожей, как-то так солидно говорит, обращаясь к нам с Ульянышем и вообще во Вселенную:
- Бабуль, а может Он передумает и завтра все-таки будет солнечно, а не пасмурно. Ведь Он же может передумать...
Я замираю на секунду и утвердительно киваю. Нет, всё-таки Бог жив прежде всего в детях. А дети — наша Пасхальная радость. Пасхальная песнь жизни.
Марина Ганичева
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
