Трудные это были годы... Ещё более трудным они становились для тех, кто имел счастье и несчастье вместе, увидеть свет жизни на Кефалонье. Счастье, потому что Кефалонья – красивый остров с беспокойными и творческими жителями. Несчастье, ибо после войны и оккупации пришла гражданская война, а после гражданской войны – разрушительные землетрясения августа 1953 года, сравнявшие с землёй всё, что оставили стоять после себя два предыдущих бедствия.
Эмиграция с остров была массовой. Экономическая катастрофа "душила" всех, и многие искали "спасательный круг" в других местах нашей родины и в далеких странах...
После страшного удара Энцелада мы жили в палатках, которые привезли военные. Мы засыпали на складных кроватях и просыпались на пепле наших мечтаний. Как будто не хватало несчастья, которое щедро рассыпали первые сильные землетрясения, были и непрерывные постсейсмические толчки, заставляющие нас терять почву под ногами. После этого добавилась ещё и погода, своими ранними дождями превратившая поля, где мы нашли убежище, в невыносимые илистые болота. Даже Эол (бог ветра) был против нас. Как будто он открыл свои сумки и бил нас беспощадно молотками. Он поднимал палатки как игральные карты, оставляя живших в них людей на растерзание сил природы. Ночью ситуация была ещё более драматичной из-за раскатов грома и молний.
Все эти драматические обстоятельства я переживал, будучи ещё ребёнком. Однако я вырос с кинематографической скоростью. Я ещё не достиг шести лет, но опыт тех событий, превратили меня в "зрелого ребёнка". Я прекратил просить конфеты и шоколадки. Мне достаточно было немного «сухого хлеба и жёлтого сыра», которые сбрасывали транспортные самолеты сверху. Я прекратил просить игрушки. Мне хватало тряпичного мяча, который я беспрестанно пинал ногами на поле, полном грязи и камней. Сложившиеся обстоятельства меня радикально изменили. Я перестал плакать и начал размышлять. Я прекратил просить и начал предлагать помощь, какую мог. Я помогал деду собирать дрова, чтобы мы могли согреваться холодными ночами, сжигая их в самодельных мангалах, а бабушке собирать дикую траву.
Меня не волновало, что у меня не было своей комнаты. Я уже привык к тому факту, что я должен был спать со своей семьей: родителями, ещё младенцем братом, дедушкой и бабушкой и ещё двадцатью людьми в одной огромной палатке. Я привык делиться с ними всем: неуверенностью в завтрашнем дне, печалью, отчаянием, трагическими условиями жизни, «сухим хлебом и жёлтым сыром». Но это «делиться» смягчало и неопределенность, и печаль и отчаяние, и делала условия менее трагичными, а «сухой хлеб и жёлтый сыр» вкуснее.
Неизгладимое впечатление в моей памяти оставил город Аргостоли (столица острова) с поля, где мы укрывались, там, на высоком холме. Груда щебня. Руины и больше ничего. А под ним похоронены сотни людей и тысячи мечтаний.
Дни, недели и первые месяцы пролетели быстро. И мы хотели, чтобы они летели быстро, надеясь, что скоро придёт лучшее завтра. Мы надеялись, потому что ничего больше нам не оставалось, мы были не в состоянии что-то изменить. Надежда – единственное, что нам осталось.
***
Время шло. Четыре месяца полные отчаяния…
Приближалось Рождество. Через несколько дней весь мир будет отмечать Его приход, а жертвы землетрясений Кефалоньи, Закинфа и Итаки продолжали восходить на их собственную Голгофу.
Я очень четко помню те дни, их невозможно забыть – ничто не напоминало праздник. Руины далеки от праздничной атмосферы. Тем не менее, мы чувствовали странную теплоту в наших сердцах. Возможно, потому, что мы имели потребность убежать от наших повседневных страданий, или потому, что страдание объединяет людей, но то Рождество было особенным: и пусть у нас не было украшенных ёлок, а столы наши были пусты, и пусть холод пробирал насквозь, забираясь под палатки, и пусть затекала дождевая вода под складные кровати, и пусть буйствовал ветер, и пусть мы не знали, что нам готовит завтрашний день. Нас не беспокоило то, что мы не получили подарки. Что может быть лучшим подарком, чем жизнь? Мы были там, спасшиеся от гнева Энцелада. Мы обменялись поздравлениями. Через четыре месяца после катастрофы люди начали забывать перенесённые бедствия, и робко делать первые шаги на пути, который приведёт их к лучшему будущему...
***
Лучше завтра, однако, не спешило прийти, а для многих не настало совсем. Бегство жертв землетрясения продолжалось. Так я оказался в Афинах, где и закончил первые два класса начальной школы. Мои родители были вынуждены доверить заботы обо мне моей бабушке, которая жила в греческой столице.
Полтора года спустя я вернулся на Кефалонью. Восстановление уже началось, но страдания не закончились. Палатки были заменены хижинами. В сотнях продолговатых деревянных временных построек, возведенных рядом друг с другом, размещались тысячи семей. Каждая семья имела право на одну комнату. Соответственно числу её членов – размер помещения. Остальное место – общественного пользования. В одной такой комнате мы и жили: мои родители, мои два маленьких брата и я до 1958 года, пока не переехали в наш дом, недалеко от центральной площади Аргостоли. От земли, на которой ранее стоял дедов отель, осталась половина. Вынужденная экспроприация «съела» вторую половину.
Времена всё ещё были трудными. Факт, постоянно подкармливающий "реку" "кровотечения населения" островов. Я уже хожу в среднюю школу. Кино и немного футбол составляли для меня два способа убежать от ежедневных несчастий. Кино, футбол и размышления. Мне нравилось брать книгу и отправляться в одно из моих любимых мест, чтобы сидеть на камнях и, глядя на море, читать и размышлять.
Многие родственники и друзья семьи были вынуждены покинуть остров. Кто-то отправился в Афины, кто-то – дальше: в Германию, Америку, Канаду, а кто-то – на край света – в Австралию. Именно тогда я начал обдумывать и свой собственный побег. Я хотел найти выход из моих собственных проблем. Мне не нравилась идея покинуть свою родину, но с течением времени рамки сужались. Я чувствовал, как сжимается круг моей судьбы, не обещающей ничего хорошего.
Я сидел на камнях, глядел вдаль, читал свои любимые книги, размышлял и строил планы.
Я знал, что больно раню своих домашних, также как и мне было неизмеримо больно смотреть на сцены прощания родственников и друзей, которые приняли решение раньше меня.
Идея отъезда в скором времени превратилась в конкретный план, быстро вступивший в силу.
Первая остановка – Афины. После окончания средней школы – техникум, армия. Мои военные обязанности перед Отечеством были завершены как раз перед Рождеством 1969 года. Обязанности тех, кто управляли и управляют страной по отношению ко всем нам – как будто мы были "детьми меньшего Бога", что нам пришлось отказаться от всего, что мы любили в поисках чего-то лучшего в пределах земли, – не завершены. "Они попадают в папку неважных... срочных дел!"
***
Рождество 1969 года. Я гулял по Аргостоли и внимательно рассматривал всё, как будто я это хотел запечатлеть в деталях в своей памяти и взять с собой. Я посетил и мои любимые скалы. Я глядел в морскую даль, пытаясь угадать, что мне уготовала судьба. У меня не было «сумасшедшей» мечты, потому что я научился «простирать свою руку туда, куда мог достать».
Дома царит уныние... Они знали, что мое решение было правильным, но это не меняло того факта, что я не был бы больше "рядом" со своими родными, ведь мой путь лежал далеко.
И так, 26 января я оказался в Сиднее. Я нес небольшой чемодан, многие свои мечты и своих 22 года.
Пролетели более 40 творческих лет, наполненных радостями и печалями, которые время раздаёт людям. Я «построил» свой собственный дом, создал семью.
Подробности выходят за рамки этой статьи. Исключением является только ощущение, начавшее овладевать мною всё чаще в последние годы. Я стал вспоминать те камни своих молодых лет. Мне стало остро не хватать всего того, что я так настойчиво запечатлел в своей памяти, как раз перед отъездом. Воспоминаний, однако, уже больше не хватало.
Круг бега был завершен. Должен был начаться круг возвращения. И он начался. Я снова оказался в знакомых местах своего детства. Я сел на те же камни и снова смотрел вдаль того же моря. Я наслаждался тем же закатом.
В этом месте, где я узнал свет жизни, в этом году я проведу праздники. Несмотря на экономический кризис – результат, в основном, неспособности правительства, вчерашнего и сегодняшнего, – атмосфера праздничная. Рождественские ёлки, разноцветные огни, украшенные окна, певческие ансамбли, колядки, детские голосочки, улыбки.
Что касается моих любимых скал, они всегда остаются там и ждут меня. Как они терпеливо меня ждали более сорока лет. Я их не разочарую. Я по-прежнему их посещаю. Они – мои верные друзья. Они всегда слушают, что я говорю им, никогда не возражают глупым образом и – самое главное – они никогда не предали моего доверия.
Счастливого Рождества, Счастливого Нового года ...
ЭМИГРАНТ
Я сидел на скалах и глядел на тот величественный закат в Ионическом море.
И сколько я смотрел, столько я путешествовал в далекие края.
Я рисовал в своем воображении, казалось, сказочные пейзажи,
какими их представляла моя не утруждённая молодая душа.
Слушая непрерывное пение волн,
Предо мной появились нереиды, звавшие меня далеко от моей родины.
Призывы полные обещаний, которые моя жаждущая молодость поглощала,
как высушенная земля пьёт жадно внезапный ливень.
Прошли годы с тех пор. Нереиды победили меня.
Они увели меня далеко от родины.
Я преследовал мечты и вкусил их нектар,
Но вместе с тем и бесчисленные горести жизни в изгнании.
Края далёкие, мечтательные, перестали уже казаться настолько привлекательными.
С годами теряется их блеск, а нереиды уплывают в другие места.
Теперь они звучат из мест, где я увидел свет жизни,
и зовут меня упрямо вернуться домой.
И вот я снова на тех же скалах, гляжу на то же море.
Закат так же очарователен, но в моих глазах он кажется таким другим.
Те же волны ласкают скалы, но их рёв звучит в моих ушах иначе.
Тем не менее, мой край всё тот же, неизменный – просто я другой…
БРАЙТОН ЛЕ СЭНДС, Сидней, 29.05.2007 г.
Перевод текста – Юлия Каваллиерату
Джордж Мессарис (Греция, о-в Кефалонья)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
