На Валаам

Дневник паломника

В былые годы правительственный курьер, сменяя лошадей на станциях, с бешеной по тем временам скоростью – 180 верст в сутки – скакал от Москвы до Иркутска 34 дня. Но те­перь, чем быстрее мчатся поезда и стремительнее отрываются от земли самолеты, тем ча­ще хочется перевести дух, остановиться, оглядеться и задуматься: «А куда и зачем мы так торопимся?» И вот тогда вспоминаем, что кроме передвижения на автомобиле, поезде и самолете есть еще путешествие по реке.

Канал имени Москвы

Из Москвы мы вышли под ве­чер. Незаметно подступила тем­нота, размывая и делая неясны­ми очертания берегов, легкий пар поднялся от воды, зажглись огни бакенов. Уходить с палу­бы не хотелось. Когда уже со­всем стемнело, начались шлюзы знаменитого канала имени Мо­сквы. Его построили, чтобы со­единить Волгу и Москву-реку в 1937 году. Мрачной тенью нависали над нами статуи шлюзо­вых ворот, воскрешая в памяти историю создания канала, который был построен силами за­ключенных ГУЛАГа и стал па­мятником советской эпохи. Но желания предать её забвению не возникало – ведь не осыпа­ем мы проклятиями фараонов при виде пирамид или афин­ских стратегов, любуясь совер­шенством Парфенона; нет, мы восхищаемся полетом мысли их создателей и упорству вопло­тивших эту мысль в дело.

И здесь мы поражаемся впе­чатляющему инженерному ре­шению построить шесть шлю­зов на 128 километрах, что­бы сделать канал судоход­ным, и, конечно, человеческой выносливости. Да, сегодня со­ветской империи нет, но по проложенному в те годы кана­лу до сих пор ходят баржи и теплоходы...

Калязинская колокольня

Первое, что приходит на ум спросонья, – посмотреть в ил­люминатор. Неленивые путе­шественники даже специально старались увидеть, как загорит­ся на бледном небе яркой буси­ной солнце и окрасит в розовый цвет сонную зыбь воды. За ночь мы прошли все положенные по маршруту шлюзы и в начале дня уже шли по Волге.

Зеленовато-серая вода каналов здесь сменилась прозрач­но-голубой, как свинцово-се­рая вода в Неве придет вослед изумрудной в Свири, а холод­ная сталь Белого озера усту­пит место голубиной окраске Ладожского. Вода в реках бы­вает разного цвета: мне никог­да не забыть блещущий синевой Нил, будто вобравший в себя пронзительно-синее, без едино­го облачка небо, под которым чернели поля с густой зеленой травой.

В нашей природе нет таких сочных контрастных красок, она вся состоит из полутонов, как и неброская красота жителя русского Севера. Яркость юга утомляет и быстро наскучивает, а многообразие северных от­тенков рождает обилие картин, которые не устают удивлять новизной. Как это утро ново го дня, которое словно написа­ли нежными акварельными красками: голубоватые облака и зе­лень островков среди реки, чуть тронутые бежевой краской бе­рега и сизая гладь воды...

Реки – самые древние пути сообщения и свидетели прошло­го, и если бы они могли загово­рить, то рассказали бы о мно­гом, например, о проплывающей мимо нас колокольне Николь­ского собора, близ города Калязина. Когда-то он и городом не был – так, три слободы, что раскинулись по берегам Волги и впадающей в нее речки Жабни. В XV веке святитель Мака­рий основал рядом со слобода­ми монастырь, который, как и сам городок Калязин, стал зна­менит в Смутное время. Здесь в 1609 году собирал ополчение со всех волжских городов молодой воевода Михаил Скопин-Шуй­ский и обучал их под стенами мо­настыря ратной науке. Послед­ней надеждой называли в те ли­хие времена отряды под коман­дованием 23-летнего полководца. Но именно ему удастся очистить от войск Лжедмитрия II северо-восток Руси и освободить окру­женную Москву вместе с сидя­щим в ней царем Василием Шуй­ским. Спасителем Отечества на­зывали Скопина-Шуйского мо­сквичи и всей страной оплакали его раннюю кончину от рук за­вистливых отравителей.

Сегодня нет ни Макарьевского монастыря, ни половины са­мого Калязина, ушедших под воду при создании Рыбинского водохранилища. Но в последние пятнадцать лет в Калязин воз­вращаются его святыни, а вме­сте с ними, хочется верить, вер­нется историческая память наро­да. В 2012 году в восстановлен­ный храм Вознесения Господня перенесли из Твери мощи Калязинского заступника чудотворца Макария, стараниями местной власти и энтузиастов-историков открыли памятники препо­добному и Скопину-Шуйскому, созданные талантливым скульптором-священником Евгением Антоновым; перенесли город­ской стадион, располагавший­ся на месте кладбища, где бы­ли захоронены останки участ­ников битвы под стенами Калязинского монастыря. В горо­де появились улицы, названные именами Скопина-Шуйского и его воеводы Давида Жеребцо­ва, Ивана Федоровича Николь­ского – первого директора Калязинского музея, сохранивше­го мощи преподобного Мака­рия. Отрадно, что оживают не только старые традиции, но и рождаются новые – ежегодные Волжские Крестные ходы и Макарьевские чтения в Калягине.

Углич

Днём мы останавливаем­ся в старинном русском городе Угличе. Основали его в том ме­сте, где Волга поворачивает — «угол делает», оттого он, види­мо, и Углич. В центре города знаменитые палаты угличских князей XV века, Спасо-Преображенский собор XVIII века и церковь Димитрия «на крови», построенная на месте гибели младшего сына Ивана IV царе­вича Димитрия. Сегодня в го­роде – ровеснике Москвы вос­станавливаются и монастыри – Алексеевский, Богоявленский и Воскресенский.

Алексеевский – один из са­мых древних в городе – был основан митрополитом Алекси­ем в 1371 году. После престав­ления митрополита и причисле­ния его к лику святых обитель, где он особенно почитался, ста­ла именоваться Алексеевской. В годы Смуты XVII века, когда поляки осадили город, жители укрылись за стенами монасты­ря. Тогда захватчики подожгли монастырь, а оставшихся в жи­вых его защитников, по словам летописца, заживо засыпали в подвалах. На этом месте после изгнания интервентов из страны отстроили дивной красоты храм Успения Пресвятой Богороди­цы, чтобы возносить в нем мо­литвы о живых и павших.

Трехглавую шатровую бело­каменную церковь замечаешь издали и замираешь, удивлен­ный, не в силах оторвать глаз от созданного человеком во славу Божию. Не удивительно, что в народе храм называют Дивным. В монастыре пребывает чудо­творная икона Божией Матери «Вратарница», к ней с молитвой прибегают в семейных нестрое­ниях, болезнях. Помогает она и семьям, потерявшим надежду иметь детей.

Вечером наш теплоход про­ходит мимо маленького город­ка с милым названием Мыш­кин, приветственно погудев ему и остановившись на несколь­ко минут. Завершается день, а мы всё стоим на палубе и про­должаем молча смотреть вдаль, будто вбирая в себя какой-то поистине вселенский покой. Он рождает ощущение безмятеж­ности; чувствуешь, как страсти утихают и радость примирения наполняет тебя...

Горицкий монастырь

Ночью наш теплоход входит в Шексну. Она несет свои бы­стрые и холодные воды на Се­вер, соединяя основанные на ее берегах многочисленные оби­тели. Одна за другой возника­ют они на главном водном пути края в XIV-XV веках, русской Фиваидой назовут их писатели XIX века. Два инока – учени­ки преподобного Сергия Радо­нежского Кирилл и Ферапонт, ища уединения, уходят из шум­ливой Москвы на Север. Шексна приводит их к горе Мауре, взойдя на которую они выбира­ют место для будущей обители. Кирилл основывает монастырь на берегу Сиверского озера, Ферапонт – поодаль, в 19 ки­лометрах от Кириллова, меж двух озер. Первый монастырь войдет в историю как Кирилло-Белозерский, второй – как Ферапонтов, известный фресками Дионисия.

Виден с горы Мауры и дру­гой, Горицкий женский мона­стырь, что стоит на самом бе­регу Шексны. Его основала в 1544 году княгиня Ефросиния, мать последнего удельного кня­зя Владимира Старицкого. Ко­гда во время болезни Ивана IV бояре присягнули Владимиру Старицкому, не надеясь на вы­здоровление царя, тот, попра­вившись, отдал приказ казнить и князя, и его мать. Тяжела бы­ла рука властителя. Приняв­шую постриг в монастыре Еф­росинию утопили в реке вместе с игуменией обители и еще дву­мя сестрами. Монахини захоро­нили тела погибших за алтарем Воскресенского собора.

В последний раз я видела монастырь почти тридцать лет назад. Состояние, в котором он находился, искусствоведы на­зывают руинированным. Се­годня Воскресенский женский монастырь отстроился, в Покровском храме идут службы, вернулась в обитель главная святыня – Тихвинская икона Божией Матери. Сестры про­водят экскурсию по монасты­рю, показывают свое хозяйство, огород, цветник. Радушно, по-домашнему угощают в трапез­ной молоком, душистым чаем из самовара и ватрушками.

Онежское озеро.
Непогода

День медленно, словно нехотя, завершался, небо темнело, где-то впереди засветился огнями древний город Белозерск. Когда-то озеро Белое находилось на самом оживленном торговом пути, со­единявшим Новгородский край с Поволжьем и городами вдоль Су­хоны и Северной Двины. Сегод­ня речные суда ходят не по само­му озеру, избегая штормов, а по каналу, проложенному в обход.

В 70-е годы прошлого столе­тия Белозерск стал для нас, сту­дентов историков, окном в про­шлое. Мы рассматривали валы в центре города, хранившие па­мять о некогда мощной деревян­ной крепости; ходили по скри­пучим деревянным мостовым и с удивлением горожан наблюда­ли, как женщины полоскали бе­лье в канале. Выстиранное наматывали на длинную палку, вроде большой ложки, били им по доске, а потом выполаскива­ли в реке.

Валаам

Весь следующий день мы идем по Волга-Балтийскому ка­налу. В середине дня погода портится, начался мелкий, как водная пыль, по-осеннему за­нудливый дождь. А на рассве­те мы вошли в Ладожское озе­ро. Первое, что увидели, выйдя утром на палубу – ослепитель­но белую колокольню на гори­зонте. Еще не знали, но уже до­гадывались: там – Валаам. Семьдесят километров – на таком расстоянии в ясную, как в тот день, погоду можно уви­деть Спасо-Преображенский собор. Стоя на палубе, уже ох­вачен трепетным волнением, ожиданием того, чему и слова не знаешь, и объяснить не мо­жешь, а только чувствуешь...

Пока швартовались, погода испортилась. Но мы этого как будто и не заметили. Едва сту­паешь на святую землю – хо­чется ее поцеловать, а даль­ше не покидает ощущение не­обычности: природа – как буд­то та же, что в средней полосе, но непривычна каменистая поч­ва под ногами, густо заросшие мхом деревья и узловатые, торчащие из земли корни, напоми­нающие натруженные тяжелой многолетней работой человече­ские руки.

Поселившись на острове по­среди Ладожского озера, монахи столетиями возделывали скаль­ную почву – прокладывали ка­налы, вскапывали огороды, вы­саживали деревья. Их труд был тяжелым, но не каторжным, ра­ботали они с верой и любовью в сердце. Святитель Николай Сербский, рассуждая о силе ду­ха, написал: «Недостаточна са­ма по себе сила воли, и сама по себе сила чувств, и сама по себе сила ума. Недостаточны они вме­сте, взятые без светлой цели». Когда цель трудов светла, тогда и результат приносит радость. В безбожные времена XX столетия всё сделанное на острове пришло в запустение, но начиная с 1989 года монастырь возрождается, сегодня восстановлены Воскре­сенский, Гефсиманский, Смолен­ский скиты.

Шесть километров от Ни­коновской пристани прохо­дим скорым шагом, минуя по­клонный крест на развилке до­рог. Неожиданно всё вокруг помрачнело, будто осунулось, небо посерело, тяжелой шап­кой нахлобучилось на самые макушки сосен – надвигался дождь. Вдруг – как чудо – видение:  между могучими стволами сосен, темнеющими чешуйчатой корой, возник в нежной дымке, освещенный властно пробившимся сквозь тяжелые облака солнечным лу­чом, белый храм со свечой-ко­локольней. Это его увидели мы на горизонте Ладожского озе­ра, и к нему приближались по­следние несколько часов. А мо­жет быть, и лет... Дорога по­вернула вправо, видение тот­час исчезло, неожиданно, как и возникло.

Пройдя еще несколько километров, мы оказались перед Собором. Запрокинув головы, крестимся на купола. Велик и светел Спасо-Преображенский собор, и не земной град, но не­бесный предстаёт перед нашими взорами, когда, онемев от уви­денной вблизи красоты, мы сто­им, не в силах оторвать от него глаз. Так, наверное, чувствова­ли себя наши далекие предки– язычники перед собором святой Софии в Константинополе, когда побывали в нём на служ­бе: «И не знали мы, на земле или на небе пребываем». В хра­ме покоятся мощи преподобных Сергия и Германа, основавших святую обитель, иеросхимонаха Антипы; отыскиваем глаза­ми Валаамскую икону Божией Матери.

Покупаем в лавке подар­ки на память и выходим на ал­лею, ведущую к старому брат­скому кладбищу. Мир и покой царят там, и почему-то совсем не грустно ходить среди могил упокоившихся иноков, хочется присесть на скамейку, посидеть и подумать...

Наталья Петрова

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"