и неутомимого пропагандиста его творчества – посвящается.
Это выдающееся произведение церковного монументального искусства было предметом рассмотрения в опубликованной в двух различных вариантах статье И.Л. Кызласовой, содержащей ранее неизвестные важные сведения об истории его создания[1]. Однако к этой работе имеются серьезные претензии, главным образом, из-за ведущей к ошибочным выводам неполноты использованного в исследовании фактического материала. Вызывает возражения уже подзаголовок первого варианта статьи вместе с обозначенной в нем датой – «История мозаики «Троица» Е.Е. Климова (1942)». Эта ошибочная датировка читается также и в самом тексте указанной статьи, где описывается «творческий подвиг Климова, совершенный весной и летом 1942 г. Речь идет о замысле и создании (выделено нами – В.С.) мозаичного образа «Троица»[2]. Однако в оставшемся неизвестным исследовательнице дневнике художника читается запись, сделанная 25 мая 1943 года: «Две недели работал над эскизом мозаичной «Троицы». Взял рублевскую композицию, изменив только сверху формат... Удастся ли ее в настоящем материале сделать?»[3].Из того же дневника известно, что «в настоящем материале» фарфоровая мозаика, была изготовлена к началу марта 1944 года[4]. Возникает вопрос: как можно датировать 1942 годом произведение, над окончательным эскизом которого художник работал в 1943 году, а сама мозаика была закончена еще годом позже? В позднейшем варианте статьи исследовательница откажется от первоначальной ошибочной датировки, но несомненный факт создания эскиза 1943 года окажется снова ею проигнорированным[5]. Кроме того, в воспоминаниях Е.Е. Климова содержится недвусмысленное указание на то, что мозаика выполнена по его заказу в одной из лучших мастерских Европы – «Виллеруа и Бох» в городе Меттлахе (Германия)[6]. Поэтому корректнее было бы называть «Троицу» работой, созданной по эскизу Е.Е. Климова, а не собственным его произведением. В связи с этим следует особо подчеркнуть, что сам Евгений Евгеньевич в записях в дневнике определенно различал работу над проектными эскизами и те случаи, когда ему приходилось, по собственному его выражению, «подыскивать камушки» и «заливать цементом» основу для создававшихся им лично мозаичных композиций[7]. Называя в поздней статье это произведение «моей мозаикой», художник имел в виду не свое авторство, но факт создания по его собственному эскизу заказанной и оплаченной им вещи[8].
Неискаженная история создания мозаичной иконы «Троица» рисуется следующим образом. Задумана она была, согласно воспоминаниям Евгения Евгеньевича, во время первого посещения оккупированного немцами Пскова весной 1942 года[9].Егодневник содержит подробные записи о тогдашнем пребывании в этом городе. В своей статье И.Л. Кызласова голословно утверждает, что «в записях 1942 г. поездка в Псков ни разу не упоминается, вероятно, из предосторожности»[10]. «Предосторожность», на самом деле, не помешала художнику сделать с 9 по 13 апреля указанного года пять(!) подробных дневниковых записей, посвященных, в основном, впечатлениям от архитектуры Пскова и его древнего искусства. Здесь же читается интереснейшее и очень точное описание увиденной им впервые (и без оклада) находившейся, с разрешения немецких оккупационных властей, в Троицком соборе чудотворной Тихвинской иконы Божией Матери конца. XIV века, по справедливому определению Климова, византийского происхождения[11].
Между тем, существует неопровержимое доказательство того, что первый из двух созданных художником эскизов «Троицы» действительно относится к весне - лету 1942 года. Тогда Е.Е. Климов снова приехал во Псков вместе с готовым эскизом и, проверяя впечатление от собственной работы, на короткое время поместил его на предполагаемом месте задуманной мозаики – в нише над Троицкими воротами псковского Крома (кремля). При этом им была сделана соответствующая фотография, хранящаяся в настоящее время в собрании семьи художника[12]. Факты создания эскиза и его второго приезда в Псков летом 1942 года подтверждаются в книге воспоминаний «Встречи»[13]. Однако в тексте этих поздних воспоминаний содержатся ошибочные утверждения, касающиеся истории создания мозаики «Троица», вполне объяснимые возрастом восьмидесятипятилетнего их автора. В памяти Евгения Евгеньевича эти события отложились следующим образом: «Вернувшись (из Пскова – В.С.) в Ригу я начал работать над эскизом, пользуясь, как образцом, рублевской иконой «Троица». Когда эскиз в натуральную величину был закончен, я снова поехал в Псков, чтобы на месте проверить, все ли правильно. Кое-что пришлось ослабить, кое-что усилить. Летом 1942 года я послал эскиз на фабрику «Виллеруа и Бох» в городе Метлах. Фабрика славилась производством фарфоровой мозаики. Стоимость заказа оказалась не слишком велика, я был в состоянии все оплатить. Проходит год, два, весной 1944 года получаю письмо их Меттлаха, в котором мне сообщают, что мой адрес отправлен груз – и в начале лета в Ригу прибыл большой ящик с мозаикой…»[14]
В тех воспоминаниях все верно, кроме трех дат. Мозаика прибыла в Ригу не «вначале лета». а 9 мая 1944 г.[15] Напрочь забыв о своей работе над вторым вариантом эскиза «Троицы» в мае 1943 года. и то обстоятельство, что тогда же, а не «летом 1942 г.», этот эскиз, вместе с заказом, был отправлен в Метлах, автор воспоминаний спутал и сроки его исполнения – мозаика была готова не через «год – два» после поступления заказа, но менее чем через год. Прямое этому свидетельство – в дневнике Климова: через неделю после ее прибытия в Ригу, 15 мая 1944 г. художник запишет: «Хорошо сделали… Приятно видеть законченную работу, тянувшуюся около года»[16].
К сожалению, указанные ошибки «тиражированы» в работах едва ли не всех авторов, более или менее подробно писавших об истории создания этого произведения.
Судя по всему, посланный на фабрику в Меттлахе эскиз 1943 года этак и не был возращен автору. Хранящийся ныне в Псковском историко-художественном музее-заповеднике первый по времени его вариант датируется 1942 годом[17]. Строго говоря, это произведение не может рассматриваться как эскиз, c которого выполнялась мозаика, но лишь как ранняя его редакция. При очень внимательном сравнении его с готовой мозаикой выявляются малозаметные различия – на последней чуть меньше нимбы, несколько иной – более «крутой» изгиб дерева за правым ангелом, ниже, чем на эскизе, крылья левого и среднего из них, у которого уточнен абрис лика – на самой мозаике он более удачный – округлый, «рублевский». Уточнены также контуры фигур ангелов, на первоначальном эскизе несколько «жестковатые» и упрощенные. В целом же, оба варианта эскиза, очевидно, были близки друг к другу, разнясь лишь в отдельных деталях, возникших в результате его переработки в 1943 году.
О важнейших событиях – втором за 1942 год приезде художника вместе с готовым эскизом в Псков и о тогдашнем его пребывании в этом городе в дневнике Климова парадоксальным образом не говорится ни слова. Сведения об этом впервые читаем в статье Евгения Евгеньевича 1986 года, а также в его изданных посмертно воспоминаниях[18].
Постараемся по возможности точнее определиться с незафиксированными в дневнике хронологическими рамками создания первоначального эскиза «Троицы» и установить время второго в 1942 году пребывания художника в Пскове.
Из первой своей поездки в Псков он вернулся в Ригу 25 апреля и буквально на следующий лень отправился в Вильно (Вильнюс) и Ковно (Каунас); где подробно знакомился с произведениями старинного и современного искусства, посещал музеи, церкви, мастерские местных художников. Программа его двухнедельного здесь пребывания была предельно насыщена также рисованием с натуры, что не давало ему возможности, тем более дорожных условиях, заниматься чем-то другим. Возвратившись из этой поездки в Ригу 7 мая, Климов остается дома на десять дней. В этот период художник впервые имел возможность поработать над эскизом «Троицы» и даже почти закончить его – как упоминалось выше, над вторым эскизом этого произведения Климов трудился две недели.
С 18 по 28 мая 1942 г. художник опять в творческой поездке, на сей раз в Эстонию – в Ревель (Таллинн) и Нарву[19].
Отсутствие записей о важных событиях тех дней в его дневнике – одна из трудных загадок в творческой биографии Е.Е. Климова. Но ее разрешение не покажется столь уж безнадежным, если обратиться к более поздним записям в том же дневнике, относящимся к последним дням войны.
Весна 1945 года. 9 мая в судетский городок Заац (чешск. – Жатец), куда Климов незадолго до описываемых событий вместе с семьей переехал из Праги, входят танковые колонны Красной Армии. «Те, от кого мы ушли за тысячу километров, – вспоминал Евгений Евгеньевич,- пришли за нами. Тут была и гордость за одержанную русским народом победу, но к этому примешивались воспоминания о всем пережитом и знание сущности советской власти… Впопыхах, занавесив окна, сжигал я всякие письма, книги и документы… Я сидел дома и переписывал заметки. К сожалению, многие записи, близкие по времени пришлось уничтожить или изменить…»[20]
Напомним, что «заметками» Климов называл свои дневниковые записи. Очевидно, уничтожить пришлось многое из относящегося к псковским страницам его биографии. Две лакуны в дневнике – отсутствие записей между 28 мая и 15 июня и более длительная – до 7 июля - свидетельство того; что Евгений Евгеньевич второй раз находился во Пскове в период не ранее самого конца мая и не позднее начала июля 1942 года. Не исключено, что это невольное «редактирование» коснулось и сохранившихся записей о первом его сюда приезде, в которых не упомянуто ни одной фамилии, отсутствуют данные о связи художника с деятельностью Псковской духовной миссии и другие сведения, которые, при всей их невинности, могли привлечь бдительное внимание советских органов безопасности. Об уничтожении части этих записей свидетельствует почти двухнедельная лакуна в соответствующем месте дневника – с 13 по 25 апреля 1942 года.[21]
Подобные предосторожности были не случайны – за короткий период жизни в советской Латвии Евгений Евгеньевич был свидетелем преследований и депортации и сам был включен в так называемый «третий список» НКВД Латвийской ССР, устанавливавший очередность на аресты новоиспеченных советских граждан[22].
В своем давнем журнальном очерке, посвященном Климову, автор этих строк писал: «В послевоенные годы художник потеряет следы своей мозаики и больше сорока лет ничего не будет знать о ней… Cейчас известно только, что икона к концу войны была уже в Риге, но не застала там Евгения Евгеньевича, переехавшего к тому времени в Прагу»[23]. Последнее мое утверждение не соответствует действительности – мозаика прибыла из Метлаха еще до отъезда Евгения Евгеньевича из Риги. Ошибка выяснилась два года спустя после публикации процитированного очерка, когда в 1994 вышла в свет книга его воспоминаний «Встречи»[24]. Ошибочное утверждение объясняется тем, что единственным доступным мне тогда источником информации об истории этого произведения были сведения, cодержавшиеся в письме ко мне Е.Е. Климова от 27 августа 1982 года (Архив автора. Текст письма см. в «Приложении» к настоящей статье). В нем ничего не сообщалось о факте и обстоятельствах присылки мозаики в Ригу.
М.В. Салтупе, приславшая мне во второй половине 1980-х годов цветное фото «Троицы», так же не могла сообщить никаких подробностей.
В дневнике Климова, частично изданном в 2008 г., читаются сведения о встрече в Риге, незадолго до его отъезда в Прагу, полуторатонного ящика с мозаикой, о впечатлении, которое произвело на него это прекрасное изделие немецких мастеров, тщательно воспроизведших эскиз, и о высокой оценке их работы: «Хорошо сделали, мягко, очень воздушно. Весь тон иконы светлее, чем на эскизе, но соотношения выдержаны, рисунок очень точен». Из того же дневника известно, что Евгений Евгеньевич договорился со священником по фамилии Шалфеев о временном хранении мозаики в рижской церкви Иоанна Крестителя, в которой он некогда работал, написав в 1932 г., вместе с двумя другими художниками, алтарную фреску «Троица», к тому времени уже погибшую при пожаре, случившемся в этом храме в 1939 году.[25] Что касается самой мозаичной «Троицы», то ее ему не суждено было увидеть больше никогда в жизни.
В послевоенные годы нашлись люди, сумевшие, в соответствии c замыслом художника, переправить это произведение по месту назначения. По устному сообщению Евгения Евгеньевича, мозаику «Троица» привез из Риги в Псков староста Троицкого кафедрального собора этого города.[26] Согласно рассказу старосты, «мозаика была привезена из Риги в Псков, но помешена в самом соборе, а не в нише над воротами…Ее освятил епископ Иоанн, около нее стоит подсвечник, люди ставят свечи»[27]. Упомянутый в рассказе старосты епископ Псковский и Порховский Иоанн (Разумов. 1898–1990) управлял епархией в этом сане с 1954 по 1962 г.[28] Очевидно, прибытие мозаики во Псков и ее освящение приходится на этот отрезок времени. В 2003 г. в юбилейные дни празднования 1100-летия Пскова «Троица» была установлена в нише над реставрированными Троицкими воротами псковского кремля. Так, сорок лет спустя, осуществилась давняя мечта Евгения Евгеньевича Климова. Его дар любимому городу нашел, наконец, свое место в соответствии с замыслом художника, увы, почти через тринадцать лет после его кончины.
Это произведение с полным правом можно назвать творческой репликой прославленной «Троицы» Андрея Рублева. Здесь, в переливах и отсветах фарфоровой поверхности, обретают зримые черты три склоненные над жертвенной чашей ангела, образы трех лиц – ипостасей Божественной Троицы: Бога-Отца. Сына и Святого Духа. Лики ангелов на мозаике сдержанно печальны, словно в предвидении горькой судьбы человечества, отказавшегося от единства и жертвенной любви – этого предвечного замысла о мире, неискаженном злом и грехом. Старая, вечная тема по-новому осмысляется художником в трагические, скорбные годы…
Икону великого художника древней Руси Климову посчастливилось увидеть в подлиннике летом 1928 года. Тогда, вместе с группой студентов Латвийской академии художеств он посетил Троице-Сергиеву лавру, где все еще находилась почти полностью реставрированная двумя годами раньше рублевская «Троица». В дневнике Климова читаются две посвященные этому событию записи: «6 июня. Сегодня Троице-Сергиевская лавра. В музее видел впервые «Троицу» Рублева. Никакие репродукции не дают того, что видишь на оригинале. Радостно-благоговейно. Благость излучается этой иконой, спокойствие и возвышающие чувства. А в красках яркость синего тона одежд исключительна. Левый Ангел очень стерт, средний Ангел сохранился вполне и дает мощное отношение темного бакана с ярким голубцом…»[29]. Будущий художник и искусствовед – ученик профессоров Швейнфурта и Виппера, не уставая восторгаться великим произведением древности, смотрит на него цепкими глазами профессионала, точно отмечая и колористические его особенности, и состояние сохранности.
Переполненный впечатлениями от рублевской иконы, буквально через день, покинув уже Сергиев Посад, он вновь возвращается к ней в своих дневниковых записях: «8 июня. Вспоминаю опять Сергиевскую лавру с «Троицей» Рублева. Все говоренное не дает истинного представления. Весь ритм, всё обаяние её совершенно непередаваемо. Синева такого тона, что прямо светится…»[30] Сорок шесть лет спустя Евгений Евгеньевич в своей книге «Русские художники» посвятит вдохновенные страницы этому произведению и человеку, «в память и похвалу» которому оно было создано – преподобному Сергию Радонежскому[31].
Годы, предшествовавшие началу работы над эскизом «Троицы» отмечены усилившимся творческим интересом Климова к древнерусскому искусству. В это время им расчищаются древние иконы одного из частных собраний в Риге, в храмах этого города и в селе Лавры в Печерском крае (тогда – на территории Эстонии). В древнерусском стиле им был выполнен эскиз мозаики « Иоанн Предтеча» для наружной стены часовни – усыпальницы на рижском Смоленском кладбище злодейски убитого при невыясненных обстоятельствах архиепископа Рижского и всея Латвии Иоанна (Поммера; в 2001 году причислен к лику святых – священномучеников Русской Православной Церкви). В русле той же древнерусской художественной традиции им были созданы несколько живописных и мозаичных икон[32].
В своем дневнике художник особо отметит приобретение за полгода до выполнения первого эскиза великолепной по качеству воспроизведения большой репродукции «Троицы» Андрея Рублева, которая и будет использована им при этой работе[33].
Мозаика 1944 г. вовсе не является копией своего прославленного оригинала, но, повторимся, представляет собой творческую его реплику. В процитированной выше дневниковой записи от 25 мая 1943 г. о создании ее второго эскиза автор сообщал: «Взял рублевскую композицию, изменив только сверху формат…». Эта тонкая и сложная работа по изменению не только верхней части, но всех пропорциональных отношений будущей мозаики, была обусловлена тем обстоятельством, что ниша, в которой предполагалось установить это произведение, довольно заметно отличалась по размерам и пропорциям от «Троицы» Андрея Рублева (соответственно 180х120 и 142х114 см). Одним словом, переходя с языка цифр, мозаика выше и немного уже взятого за образец оригинала, более тяготеющего по своим пропорциям к квадрату. Трудность преодоления этих различий заключалась в том, что требовалось соблюсти характерную для всякой иконы, в какой бы технике она ни исполнялась, малой пространственной глубины изображения. Евгений Евгеньевич блистательным образом справился с этой задачей. Едва заметно изменив масштаб фигур ангелов и немного «приподняв» все изображение снизу, он выделил темно-зеленым пятном несколько укрупненное дерево позади среднего ангела и придал другую, сравнительно с рублевской, форму более вытянутой вверх горки за правым ангелом.
Чрезвычайно удачной оказалась реконструкция Климовым утраченной на иконе Рублева надписи СВЯТАЯ //ТРЦА, ассиметрично размещенной по сторонам дерева над головой среднего ангела.
Не менее творческим оказалось и колористическое решение произведения. Много лет спустя Климов напишет о колорите рублевской «Троицы»: «Центральный ангел на иконе написан в ярких тонах: взор привлекается к темно-вишневому цвету рукава и лазоревому цвету гиматия. Отзвуки лазоревого цвета имеются на одеждах двух других ангелов, что живописно объединяет все три фигуры»[34]. Однако в эскизе мозаики, уже в первом его варианте, повторив основные цветовые сочетания в одеждах центрального ангела, художник принципиально откажется от «отзвуков в значительной степени утраченного «лазоревого цвета», присущего одеждам левого ангела в иконе Рублева. Напротив, он предельно сближает цвета гиматиев левого и правого ангелов, варьируя разные оттенки голбовато-зеленого.
Подобное цветовое решение не случайно и тесным образом связано с пониманием художником того, какую из трех ипостасей Божественной Троицы изображает собой каждый из трех ангелов. О собственной своеобразной трактовке этой проблемы Евгений Евгеньевич в вышеупомянутом письме ко мне писал следующее: «Ангелы на иконе «Троица» Рублева сидят за престолом, на котором стоит жертвенная чаша. По жестам рук можно увидеть, что центральный и левый ангелы благословляют чашу, а правый готовится эту чашу принять. Кто же должен эту чашу принять? Есть только один ответ – Христос. В.Н. Лазарев совершенно отрицает такую трактовку (см. В.Н. Лазарев. «Андрей Рублев и его школа». С. 61). Что Вы можете сказать по этому поводу?»[35] Эти слова – свидетельство самостоятельной, творческой трактовки художником ипостасных отношений в иконах Троицы. В процитированном письме высказывается в виде предположения, то, что определенно более подробно сформулировано Е.Е. Климовым в работе 1974 года «Средний и левый ангелы благословляют чашу, а правый ангел готовится ее принять, смиренно склоняясь перед высшей волей Отца. Идея жертвы, когда Бог Отец посылает Своего Сына испить жертвенную чашу во имя спасения человечества, прочитывается при всматривании в икону»[36]. Подобная трактовка в искусcтвоведческой литературе была высказана впервые[37]. При всей ее спорности, нельзя не отметить, что этим пониманием пронизана вся художественная ткань мозаики. Оригинальное цветовое решение одежд левого и правого ангелов здесь тонко и точно передает характер взаимоотношений образов благословляющего на жертву Бога- Отца и приемлющего Его волю Бога – Сына. Всматриваясь в близкие по выражению задумчивые ангельские лики в этом произведении ясно чувствуешь оттенок скорби у Того, кому в предвечном замысле о судьбах мира суждено испить горькую чашу страдания и смерти на Кресте для спасения каждого живущего на земле человека.
О Евгении Климове
29 декабря 1990 года близ города Олбани (штат Нью-Йорк, США) на 90-м году жизни погиб в автомобильной катастрофе один из крупнейших культурных деятелей Русского Зарубежья – известный художник, искусствовед, реставратор древнерусского искусства, мемуарист и меценат Евгений Евгеньевич Климов (1901-1990). Широко известное на Западе, его имя сравнительно недавно стало пользоваться известностью и в России[1].
Евгений Евгеньевич родился в г. Митаве (ныне Елгава, Латвия), в семье потомственного архитектора и прожил долгую, многотрудную жизнь, исполненную творческих вдохновений, увлекательных поездок по разным странам мира и, одновременно, тяжких испытаний и опасностей.
В дореволюционные годы его семья проживала в городе Либаве (ныне Лиепая, Латвия), затем в Варшаве. Начавшаяся вскоре Первая мировая война принудила Климовых покинуть этот город. Февральская революция застала его в Петрограде, откуда он в 1917 году он вместе с семьей перебрался на Дон и поселился в Новочеркасске. Cлужил в качестве вольноопределяющегося в Белой Армии санитаром, телефонистом, был курсантом морской радиошколы. Получив, как уроженец Латвии, латвийское, гражданство, переехал в Ригу и поступил в 1921 году в Латвийскую академию художеств. В студенческие годы писал портреты и бытовые сцены из жизни Московского форштадта — исторического квартала Риги, издавна заселявшегося русскими, участвовал в этнографической экспедиции в русские села Латгалии (на востоке Латвии), где рисовал портреты крестьян и делал зарисовки предметов старинного быта. Обучался иконописи и реставрации икон у известного иконописца Русского Зарубежья старообрядца Пимена Максимовича Софронова. В 1928 году вместе с группой студентов Латвийской академии художеств совершил экскурсионную поездку вРоссию. По признанию самого художника, «эта поездка еще больше утвердила его в любви ко всему русскому».
В конце 1920-х — 1930-х годах итогом ежегодных творческих поездок в Печорский край, в города Печоры и Изборск с окрестными селами (тогда на территории Эстонии) стала серия портретов, живописных пейзажей и гравюр с видами древних церквей и Успенского Псково-Печерского монастыря. Созданные Климовым серии офортов получили высокую оценку А.Н. Бенуа, как представляющие «крупный интерес в историческом, и в художественном отношении» и стоящие в одном ряду с работами ведущих мастеров современной русской графики. В это время значительную роль в становлении творчества Климова сыграли встреча с художником М.В. Добужинским и многолетняя дружба с видными деятелями культуры русского Зарубежья — историками А.И. Макаровским (впосл. профессор ЛДА) и Н. Е. Андреевым, философом И.А. Ильиным.
В 1929 году Евгений Евгеньевич окончил Академию с дипломом художника и искусствоведа; обе профессии станут определяющими в его творчестве. В том же году на деньги, заработанные реставрацией, больше месяца провел в Париже: изучал живопись в музеях, исполнил серию этюдов с видами города, публиковал свои работы в журнале «Revue archeologique». Участвовал в Выставке русскго. искусства в Копенгагене (1929). Провел две персональные выставки (Рига, 1929; Гаага, Нидерланды, 1938). Преподавал историю русского искусства и рисунок в Латвийском университете и в гимназиях Риги. Реставрировал и писал иконы для православных церквей Латвии, участвовал в росписи рижскй церкви Иоанна Крестителя. Публиковал статьи о русских художниках в рижских периодических изданиях. К 1930–м годам относятся его первые опыты в искусстве мозаики, церковного и светского содержания.
В 1934 году Климов путешествовал по Италии (альбом гравюр «Италия» (1934). В довоенные годы посетил Австрию и Германию. В 1936 году состоялась его вторая поездка в СССР. В Москве он познакомился с ведущими советскими графиками Г.С. Верейским и В.А. Фаворским. В Ленинграде изучал сокровища Отдела рисунков Эрмитажа, делал зарисовки памятников архитектуры.
С наступлением в Латвии советской власти органами НКВД был включен в так называемый «третий список» лиц, подлежащих аресту и депортации в сибирские лагеря.
В 1941 году оккупировавшими Ригу немцами освобожден от должности заместителя директора Латвийского художественного музея за участие в эвакуации из Латвии в Россию художественных ценностей перед их приходом.
В 1942 г. посетил оккупированные немцами Вильнюс, Каунас, Таллин, Нарву и дважды Псков. Графические работы Климова военных лет отличаются драматичным, порой трагическим настроением («Псков в 1942 году», «Рундальский дворец», «Разрушения Пскова», «Гетто в Вильно» и др.). В 1943 году совершил поездку в Прагу и Вену. В годы войны регулярно участвовал в выставках русских художников (Рига, 1942, 1943, 1944). В августе1944 годасостоялась его персональная выставка в Вюрцбурге (Германия), вызвавшая сочувственные отзывы в немецкой прессе. Переехав в 1944 году из Риги в Прагу, около года работал в Русском Археологическом институте им. Н. П. Кондакова, где занимался реставрацией картин и икон, находясь на полу - легальном положении – немецкие оккупационные власти так и не выдали ему официальный вид на жительство. Впервые в истории института расчистил ряд произведений древнерусской живописи (в т. ч. икону «Спас» из бывш. собр. К. Т. Солдатёнкова (ныне в ГТГ), приписывавшуюся кисти прп. Андрея Рублёва.
По окончании реставрационных работ переехал в судетский городок Заац (чешск. Жатец), где выпустил альбом гравюр «Saaz».
С вступлением в город Красной Армии выполнял оформительские работы по заказам советского командования. В1945 году,ввиду угрозы насильственной депортации в СССР и последующего ареста, перебрался вместе с семьей в американскую. оккупационную зону Германии. Четыре года провел в лагере для перемещенных лиц в баварской деревушке Хейденхейм, где потерял все зубы от постоянного недоедания. По воспоминаниям сына художника проф. А.Е. Климова (Покипси, США), несмотря на тяжелейшие бытовые условия тех лет, в баварский период (1945–1949) Евгений Евгеньевич «создал ряд великолепных пейзажей, большое количество портретов и превосходных рисунков. Это был, вероятно, один из наиболее продуктивных периодов его творческой биографии» Во время краткого пребывания в немецком городе Китцингене –на -Майне он создал серию гравюр (альбом «Kitzingen am Main», 1948).
В1949 годувместе с семьей эмигрировал в Канаду. В разные годы жил в Труа Ривьер, Квебеке, Монреале. Произвел частичную реставрацию временно находившейся в Канаде на пути в США, чудотворной Тихвинской иконы Божией Матери. Создал несколько графических серий и множество рисунков и картин с видами эпических просторов Канады, ее городов с их тихими улочками, уютными деревянными домами, церквями, садами и парками, которые получили всеобщее признание. Местная пресса особо отмечала его работы, «посвященные старой, уходящей Канаде, ее непрезентабельным уголкам, полным, однако, поэзии». В1971 г. статья о творчестве К. была включена в справочник «Художники Канады».
В1964 годуКлимов совершил поездку в Палестину (альбом в малом формате «Monuments of Palestine», 1977). Издал малоформатный альбом рисунков и гравюр «Поэты и писатели русского Зарубежья (1978). Провел в Канаде около 10 персональных выставок, в т. ч. выставку религиозного искусства при православном соборе Петра и Павла в Монреале (1975). Подготовил к публикации книгу воспоминаний М. Добужинского (Нью-Йорк, 1976).
К 1970-м годам относится знакомство и дружеское общение художника с А. И. Солженицыным. Он создал два портрета великого писателя (рисунок карандашом и эскиз мозаики).
В канадский период особенно широко развернулась деятельность Климова - искусствоведа. В течение 20 лет он читал курс лекций по истории русского искусства в учебных заведениях американского континента: в Миддельбури-Колледж в Вермонте, Индианском университете и университете Квебека. До конца жизни выступал с докладами и лекциями о русских художниках в различных аудиториях Канады, США, Франции, Швейцарии, Бельгии. Искусствоведческие работы Климова - убежденного сторонника реализма, отличает интерес к религизно – этическим проблемам. Он считал, что «вопросы этики, религии переплетены с искусством… Искусство, не основанное на религиозном чувстве, скатывается в бездну…».
Огромное творческое наследие Климова. составляют 12 альбомов офортов и литографий; 10 серий графических работ, изданных в малом формате; 70 живописных пейзажей и множество этюдов; 30 эскизов мозаик; многочисленные иконы, хранящиеся в частных собраниях и православных храмах Риги, Елгавы, Квебека, Оттавы, Торонто, Олбани и Монреаля; около 200 живописных портретов; большая серия графических портретов представителей 3 поколений русской эмиграции; около 150 статей на русском и иностранных языках и 2 книги о русских художниках; опубликованные посмертно 2 книги воспоминаний, охватывающие период от детских лет автора до 1978 года; частично изданные дневники 30-х — 40-х годов XX века.
В 1989 году Климов передал в дар Советскому фонду культуры коллекцию работ А.Н. Бенуа, 2 картины В.И. Сурикова и большое число собственных произведений. В настоящее время более 60 его работ хранится в Псковском историко-художественном музее-заповеднике, а также в Русском музее, ГМИИ им. А.С. Пушкина, Музее Б.Л. Пастернака, Доме русского зарубежья им. А. И. Солженицына, в частных собраниях. Зарождающийся интерес к творчеству Климова в России лишь эхо его широкого признания на Западе; к 80-летию художника было опубликовано свыше 40 посвященных ему статей на русском, английском, французском, немецком, итальянском и греческом языках.
…Смерть, долгие годы пытавшаяся нанести по нему свой удар, настигла его незаллго до девяностолетия на автотрассе Монреаль – Нью-Йорк, когда он ехал встречать Рождество в кругу своей семьи. Отпевали Евгения Евгеньевича в Монреале. Свой последний покой он нашел на русской части кладбища в Оттаве.
В настоящее время большая часть творческого наследия Климова передается его сыном - профессором Алексеем Евгеньевиче Климовым (Покипси, США) в дар музею Пскова - любимого города художника, где тот работал в годы военного лихолетья. Одна из великолепных работ – созданная по его эскизу мозаичная икона «Троица» украшает ныне Троицкие ворота – главный вход в Псковский кремль.
О сложной и даже фантастической судьбе этого произведения читайте в статье искусствоведа и писателя Валерия Николаевича Сергеева – автора первой в России публикации, посвященной Евгению Евгеньевичу Климову, и многие годы занимающегося изучением его творчества.
ПРИЛОЖЕНИЕ
E. Klimoff
5473 Earnscliffe Av.
Montreal, P.Q. H3X 208
Canada Монреаль, Канада, 27 августа 1982
Многоуважаемый Валерий Николаевич!
Примите мой сердечный привет из далекой Канады и глубокую благодарность за Вашу прекрасную книгу «Рублев», только недавно полученную мною и с огромным интересом прочитанную.[2]
Спасибо за подробное объяснение житейской канвы Рублева и за обстоятельные толкования его работ.
Я окончил Латвийскую Академию Художеств, был учеником проф. Б.Р. Виппера, работал затем как реставратор икон в Археологическом Институте имени Кондакова в Праге, где расчищал образ «Нерукотворного Спаса» из собрания Солдатенкова, который И.Э. Грабарь считал произведением Рублева. Ныне образ в запасниках Гос. Третьяковской Галереи (См. В.Н. Лазарев «Андрей Рублев и его школа». С. 63)[38].
Ангелы на иконе «Троица» Рублева сидят за престолом, на котором стоит жертвенная чаша. По жестам рук можно увидеть, что центральный и левый ангелы благословляют чашу, а правый готовится эту чашу принять. Кто же должен эту чашу принять? Есть только один ответ – Христос. В.Н. Лазарев совершенно отрицает такую трактовку. /См. В.Н. Лазарев. «Андрей Рублев и его школа». Стр. 63.
Что Вы можете сказать по этому поводу?
Хочу также сообщить Вам, что в 1940-ые годы по моему эскизу в Меттлахе, Сааарской области, была исполнена техникой фарфоровой мозаики «Троица» довольно большого размера, для Троицких ворот Псковского Кремля /Крома. Я воспользовался, конечно, композицией «Троицы» Рублева. Где находится сейчас эта мозаика мне неизвестно, как будто во Пскове.
В библиотеке Третьяковской Галлереи есть моя книга «Русские художники». Это сборник статей. Издание 1974 года. Нью-Йорк. Первая статья – «Иконописец 15 века» – посвящена Рублеву.
Если Вы пожелаете, я с удовольствием могу послать Вам копию моей статьи о Рублеве и фото с моей мозаики.
Примите уверение в совершенном почтении. Евгений Евгеньевич Климов.
КОНЕЦ
[1]Сергеев В. Н. «Три любви» художника Е.Е. Климова // Златоуст. № 1. 1992. С. 171–186;; Лейкинд О. Л., Махров К. В., Севервюхин Д. Я. Художники русской эмиграции (1917 – 1941). Биографический словарь. С.-Петербург, 1992. С. 244–245; Письма И. А. Ильина к Е. Е. Климову // Ильин И. А. Собр. соч. Письма, Мемуары (1933 – 1954). М., 1999 . С. 18–64, 399–417; Леонидов В., Землякова О. «Несостоявшийся ангел» // Третьяковская галерея. № 1. 2004. С. 84-89; Демидова О. Р. Евгений Евгеньевич Климов – забытый художник русской эмиграции // Изобразительное искусство, архитектура и искусствоведение Русского. зарубежья. СПб., 2008. С. 105 – 112; Галицкий В. М. Радуга над Псковщиной: Художник, искусствовед, педагог, реставратор Е. Е. Климов (1901 – 1990) и Псковский край. Псков, 2011; Вересова Т. В. Евгений Евгеньевич Климов // Псковский летописец. Краеведческий альманах. № 2(7). Псков, 2012. С. 199 – 124; Кызласова И. Л. О судьбе мозаики «Троица» Евгения Климова // Псковский летописец. 2013. Вып. 8. С. 97–109; Сергеев В.Н . Мозаика «Троица 1944 г. по эскизу Е.Е. Климова. История создания. Художественные особенности // Псковский летописец. Вып. 9. Псков, 2014 . С. 13- 27; Сергеев В.Н . Климов Евгений Евгеньевич // Православная энциклопедия. Т. 35.М., 2014.
[1] Кызласова И.Л. К иконографии ведущих сотрудников ЦГРМ (И. А. Анисимов, Г.О. Чириков). История мозаики «Троица» Е. Е. Климова (1942) // Грабаревские чтения. Т. 7. М.: Московский гос. горный ун-тет, 20011: С. 146 – 164; она же. О судьбе мозаики «Троица» Евгения Климова //Псковский летописец. Краеведческий альманах. 1(8) 2013. С.97- 109.
[2]Кызласова И.Л. К иконографии ведущих сотрудников…С.155.
[3] Климов Е.Е. Заметки. Публ. Алексея. Климова. Предисл. и прим. Бориса Равдина // Sankirtos. Studies in Russian and Eastern European Literature, Society and Culture. In Honor of Tomas Venclova: Peter Lang. Internationaler Verlag der Wissenschaften, 2008. С. 457.
[12] Впервые опубликована с аннотацией: «Псков. Кром. Эскиз мозаики в нише, лето 1942, фото Е.Е.Климова» в статье:Кызласова И.Л. К иконографии ведущих сотрудников. С.155.
[16] Там же. С.461 – 462. По поводу отмеченных ошибок художника его сын и исследователь его творчества А.Е. Климов в письме к автору настоящей статьи сообщает следующее: «Вы абсолютно правы в своем предположении, что отец писал эту статью по памяти, не справляясь с дневниковыми записями. В момент публикации ему было 85 лет, а дневников не было у него под рукой, по его просьбе они были положены на хранение в банковский сейф».
[17] Галицкий В.М. Радуга над Псковщиной. Художник, искусствовед, педагог, реставратор Евгений Евгеньевич Климов (1901 – 1990) и Псковский край. Псков, 2011. Ил. 35.
[18]Климов Е.Е.Судьба моей мозаики…; он же. Встречи… С.74.
[22] По этому поводу в письме автору настоящей статьи от16 декабря 2013 г. сын художника - профессор А.Е. Климов (Покипси, США) сообщает следующее: « Серов, высокий чин НКВД, которому была поручена «чистка» Латвии, приступил к осуществлению операции в июне1941 г. По слухам, было три категории «врагов» и первые две подверглись аресту и вывозу, а до третьей дело не дошло из-за начала военных действий. Отец утверждал, что видел свою фамилию в списке, который опубликовали немцы. Как помните, они пришли как «освободители». Насколько можно было верить такой публикации – другой вопрос, но в семейную историю это вошло прочно, как факт.» (Архив автора).
[23] Сергеев В.Н «Три любви» художника Климова // Златоуст (Москва). № 1. 1992 . С. 176. Очерк еще дважды публиковался в изд.: Климов Е. Е. Встречи … (Рига. Вступ. ст. С.И. Журавлева. Послесловие В.Н. Сергеева. Рига, 1994. С. 104 – 116; он же. Русские художники. Сб. статей. Рига: Poligrafists, 2002. Сост. М.В. Салтупе, Л.А. Рудзите, Т.Д. Фейгмане. Вступ. ст. В.Н. Сергеева. С.7 – 43.
[26] Видеозапись 19 августа 1988 г. воспоминаний Е. Е. Климова, хранящаяся в архиве Е.Е. Климова (Покипси, США). Копия видеозаписи – в архиве В.Н. Сергеева (Москва).
[34] Климов Е.Е. Иконописец XV века // Русские художники…С.18.
[35] Из письма Е. Е. Климова В.Н. Сергееву от 27 августа 1982 г. (Архив автора).
[36] Иконописец XV века // Русские художники…. С. 17.
[37] Единственный известный мне подобный случай трактовки правого ангела как образа Бога Сына – читается в неопубликованной статье 1950-х гг. московского протоиерея. о. Николая Голубцова (Машинопись. Научная библиотека Центрального музея древнерусского искусства и культуры им. Андрея Рублева). О совершенно ином понимании этого образа см.: Сергеев В.Н. Рублев. Изд. третье, исправленное и дополненное. М.: Серия «Жизнь замечательных людей». Молодая гвардия», 1990. С. 227- 231.
[38] Ошибка Е.Е. Климова. См. фото этой иконы, сделанное им в процессе реставрации и хранящейся в собрании семьи художника. На ней представлено оплечное изображение Спаса. См.: Из воспоминаний Е.Е. Климова // Записки русской академической группы в США New-York, 1996-1997. С. 114.
Валерий Сергеев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
