Свой рассказ – о находке уникальной древней книги с интереснейшей исторической записью почти четырехсотлетней давности начну с одного личного воспоминания…. Жарким летом далекого теперь уже 1966 года автор этого очерка, тогда научный сотрудник Музея древнерусского искусства имени Андрея Рублева, был командирован в экспедицию в Угличский соседние с ним районы Ярославской области. Целью тогдашних музейных экспедиций в разные области России был поиск древних икон, книг и других предметов старины. Это была увлекательная, но очень напряженная и ответственная работа. Дело в том, что в результате пресловутых «хрущевских» гонений на Церковь в 1950 – 1960-е годы по всей стране было закрыто около десяти тысяч православных храмов. Нередко встречавшиеся в них ценнейшие древние иконы, интересные документы местной истории, уникальные, старинные книги и другие реликвии, оставленные на произвол, расхищались, а чаще всего, целенаправленно уничтожались. Их срочное спасение и было основной сферой нашей экспедиционной деятельности.
В начале той самой экспедиции мы, вместе с одной из сотрудниц Угличского музея, выехали на обследование церкви в село Губычево Ростовского района. Тамошняя церковь, недавно закрытая, оказалась еще не разграбленной. Ключи от нее находились в сельсовете, где нам рассказали, что буквально на днях сюда должна приехать, как выразились наши собеседники, «бригада по ликвидации церковного имущества». Зловещий смысл этого сообщения был мне понятен без лишних объяснений. То были шайки, иначе не назовешь, состоящие из пьяниц и разных отморозков, официально, по заданию властей, занимавшихся, за большую плату, разгромом и уничтожением церковных интерьеров – часть тогдашней политической кампании по «окончательному разрешению религиозного вопроса в стране победившего социализма».
За годы работы в музее, я уже успел ознакомиться с результатами этой преступной по отношению к национальной культуре, но узаконенной «деятельности». Специально нанятые бригады громили и сжигали, вместе с иконами, иконостасы, сдавали в макулатуру старинные книги и церковные облачения, свозили в утиль-сырье паникадила, подсвечники, крестильные купели, водосвятные чаши. Богослужебные же сосуды, кресты и другие изделия из драгоценных металлов, в основном серебряные, заранее изымались местными финансовыми органами для последующей переплавки. Их там, вероятно, поворовывали, и на антикварном рынке тех лет время от времени появлялись потиры, звездицы и прочие дорогие предметы церковного обихода. С письменными протестами по этому поводу мы ходили в редакции «Известий», «Советской культуры», «Литературной газеты»… Встречавшие нас журналисты ахали, возмущались, но ни один из наших протестов так никогда и не был опубликован, и это варварство продолжалось годами. Так что, и в село Губычевево мы, к счастью, успели тогда приехать вовремя…
Сельская церковь хранила в себе немало ценного. Там мы обнаружили чтимую православную святыню – вериги преподобного Иринарха Ростовского, вывезенные сюда когда-то из закрытого в послереволюционные годы Борисоглебского монастыря близ Ростова Великого, целый ансамбль икон-«праздников» ярославских писем конца XVII века, не древнюю, но высоко художественную мозаичную икону, насколько теперь помню, святителя Николая.
При разделе находок большинство из этих вещей было передано в Угличский краеведческий музей, а для Рублевского музея я отобрал лишь один, но зато древний и большой, как вскоре оказалось, ценности экспонат – напрестольное Евангелие 1627 года с драгоценной вкладной записью исторического содержания.
Помню, как тем же вечером, при тусклом свете гостиничной лампочки, со все возраставшим волнением разбирал написанный затейливой старинной скорописью текст, расположенный по нижнему полю по одному слову через каждые несколько страниц. Собранный потом фотографом на один лист, он читается теперь следующим образом: «Лета 7136 (1627) октября в 2 день сию книгу святое евангелие напрестольное, печать московская, пожаловала дала государыня великая старица инока Марфа Ивановна на УглЕч в монастырь в дом великому чЮдотворцу Алексею митрополиту Московскому и всей Русии при строителе того монастыря МиСаиле с братьею, и за тое государынино жалованье о ее государынине многолетье и здравии в молитвах поминати по монастырскому уложению, дондеже и настоящая обитель и в монастыре служение/ ……./ А подписал сие святое евагелие по приказу строителя старца МиСаила того ж Алексеевского монастыря / человек / Гаврилец Алексеев».
Не требовалось особой учености, чтобы догадаться, кем была вкладчица книги монахиня Марфа Ивановна, почтительно именуемая великой старицей и не один раз – государыней. Родная мать первого царя из династии Романовых Михаила – в миру Ксения Ивановна Шестова – прожила трудную жизнь, сначала исполненную гонений, тревог и смертельных опасностей, а затем отмеченную крутым и счастливым поворотом судьбы. Родившаяся в 1560, в 1585 году она вышла замуж за боярина Федора Никитича Романова и родила шестерых детей, из которых выжили только двое. Муж ее был близким родственником – двоюродным братом царя Федора Иоанновича (правил с 1584 по 1598 год) – сына Ивана Грозного от первой жены – Анастасии Романовой. Это обстоятельство и послужит причиной драматических событий в жизни супругов и их маленького сына Михаила, родившегося в 1596 году.
В самом конце XVI столетия, когда по приказу Бориса Годунова начались опалы на весь род Романовых, Федор Никитич, как возможный претендент на царский престол, вместе с женой был насильственно пострижен в монахи с именем Филарет. Ксения Ивановна в иночестве получила имя Марфы. В 1601 их пятилетний сын Михаил будет сослан в Белоозерский край, а его мать,, разлученную с детьми Михаилом и Татьяной, сошлют в дальнее Заонежье.
С тех пор пути бывших супругов разойдутся. Монаху Филарету суждено будет в скором времени занять высшие посты в церковной иерархии России. В 1608 – 1610 годы он уже митрополит Ростовский и Ярославский. Но нареченный в патриархи Московские, будет пленен поляками. Из плена он вернется через девять лет, в 1619 году. Тогда же взойдет на патриарший престол и вступит в совместное с сыном управление Московским государством с титулами «великого государя» и «святейшего патриарха». Гораздо более скромной, но не менее драматичной окажется судьба инокини Марфы. Несколько тревожных лет она проведет вместе с сыном сначала в Москве в 1610-1612 годах, удерживаемая там поляками, затем в костромском имении – селе Деулине, где ценой собственной жизни их спасет от шайки грабивших окрестности запорожских казаков – «черкесов» местный крестьянин Иван Сусанин. Вместе с сыном в Деулине, или в самой Костроме, в марте 1613 года они получат известие об избрании шестнадцатилетнего Михаила Романова на русское царство.
Пережитые испытания закалят и без того твердый характер государыни – инокини. В первые годы правления сына она окажется главной его советчицей во всех государственных делах и даже деспотическим образом вмешается однажды в его личную жизнь, расстроив брак двадцатилетнего царя с любимой девушкой из не особо знатной дворянской фамилии Хлоповых. Эта история весьма неоднозначно была воспринята современниками. Одни одобрят, как вполне разумный, поступок матери, иные посочувствуют обиженному ею сыну, тем более что первый брак Михаила и княжны Марии Долгорукой окончится трагически – его молодая жена умрет на следующий год после свадьбы.
Дважды упомянутый в процитированной записи как «строитель» монастыря, то есть его настоятель, не достигший еще сана игумена, и тем более архимандрита, старец Мисаил упоминается и в других документах. Хорошо известны его давние и прочные связи с семьей Романовых. По-видимому, в 1604 году он станет «келейным старцем для услужения и бесед» при монахе Филарете, сосланном в далекий северный Антониево-Сийский монастырь близ Холмогор. Пребывал он в этой должности и при Филарете – митрополите Ростовском и Ярославском. С 1610 года он настоятель угличского Алексеевского монастыря, куда ставший патриархом Филарет делал богатые вклады. Это Мисаилу, как опытному в делах человеку, старица Марфа Ивановна Романова поручала восстановление разоренного в годы Смуты женского Богоявленского монастыря близ города Углича. Он умрет в 1638 году в сане игумена угличской Покровской обители и будет погребен в ее соборе.
Но обратимся еще раз к вкладной записи на Евангелии 1627 года. Инокиня Марфа Ивановна очень точно названа здесь «старицей» и по её монашескому званию, и по возрасту – ей к тому времени было уже шестьдесят семь лет. Оценим по достоинству эту запись на книге, сделанную «монастырским человеком» Гаврильцем Алексеевым, который был в курсе всех обстоятельств, связанных с книжным вкладом Марфы в угличский Алексеевский монастырь.
Как бы невзначай сделанное им замечание, что книга «печати московской», на самом деле, очень важно и несет на себе большую смысловую нагрузку. Дело в том, что еще 1610 годах в Московском государстве попали под подозрение в неправославии и были фактически запрещены, книги «литовской печати», т.е. изданные в Юго-Западной Руси. Имеющиеся в них мелкие разночтения с издавна принятыми на Москве текстами здешними, строгими ревнителями веры представлялись чуть ли не еретическими. Так что, упоминание «печать московская» служило гарантией «чистоты православия» вкладываемой в церковь книги. А слова «евангелие напрестольное» – прямое свидетельство, что по такой книге, непременно пребывавшей на каждом церковном престоле, будут осуществляться чтения во время богослужений. Поскольку напрестольные евангелия входили в круг обязательных во всякой освященной и функционировавшей церкви, вклад государыни – инокини предназначался для какого-то нового храма. В Алексеевском монастыре города Углича такая церковь уже была…
В том самом 1627 году здесь закончилось строительство одного из самых удивительных и прекрасных творений древнего русского зодчества – трехшатровой церкви в честь Успения Божией Матери, которая будет названа современниками Дивной, и название это сохранится до наших дней. Для этого удивительного храма и предназначался книжный вклад героини нашего очерка.
Государыне-инокине не суждено было долго радоваться на внука, родившегося в 1629 году наследника престола – будущего царя Алексея Михайловича, продолжателя династии Романовых. Марфа Ивановна скончалась лето от Рождества Христова 1631, на семьдесят первом году жизни. Два года спустя, в лето 1633 отправится «в путь всея земли» и восьмидесятилетний патриарх Филарет. Тогда и окажется перевернутой последняя страница их многотрудной и незаурядной жизни.
До нас не дошел портрет Марфы, если даже он когда-нибудь и существовал. Но для женщины того времени о ней известно довольно много. Память о ней сохранилась в свидетельствах о бурных событиях русской истории начала XVII века и в надписи на книге, о которой впервые узнали читатели на страницах этого журнала.
Валерий Сергеев
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
