Одному идти в церковь Алексею было боязно. Она всегда представлялась ему местом, где только и делают, что отпевают умерших. Десятилетние мальчишки старались туда не заходить. Хотя обычное любопытство все же периодически посещало ребячьи головки, и тогда они были готовы на любые поступки.
Однажды Алексею с самого утра вдруг захотелось совершить что-то героическое. Он вместе со своими друзьями-одноклассниками сговорился прогулять урок и сходить в Никольский собор — посмотреть, что же там происходит. Возбужденные, почти бегом они преодолели две остановки и, запыхавшись, открыли, как можно тише, массивные двери. Незаметно прошмыгнуть внутрь не удалось. Двери скрипнули, и несколько старушек в платочках, молящихся в еле освещенном храме, невольно обернулись. Их взгляды показались подросткам недобрыми, словно они нарушили старушечий внутренний, особым образом устроенный, мир.
Этот мир постепенно наполнял детское сознание чем-то новым, теплым и притягивающим. Откуда-то сверху, из-под купола лились звуки чистого женского голоса. На стенах висели большие и маленькие иконы святых, какие можно было видеть иногда в соседских квартирах. Не все в начале шестидесятых осмеливались держать дома иконы. Самодельные шторки прятали самое ценное от незваных гостей. Но от хулиганистых мальчишек ничего особенного не скрывали, им были доступны всякие укромные места, в том числе и святые уголки.
Вдруг послышался надрывный звук за алтарной перегородкой. Почти нечеловеческий голос пытался произнести что-то похожее на «паки, паки миром Господу помолимся». Мальчишки хихикнули... На них строго цыкнула невысокая старушка, погрозив пальцем. Они притихли. Но продолжали весело поглядывать друг на друга. Примерно так же надрывно эти трое ребят утром по дороге в школу пугали собак, если те начинали на них лаять. Им захотелось посмотреть на человека, который так неестественно и зычно произносил молитвы. Их желание вскоре исполнилось: священник открыл царские врата и вышел из алтаря, неся перед собой какие-то сосуды, покрытые красивыми маленьким покрывалами.
Они опять чуть было не рассмеялись. Священник, вытянув трубочкой губы и надув важно щеки, неестественным голосом нараспев стал произносить: «Великого господина и отца нашего...» Ребята, не сдержавшись, прыснули и выскочили из храма.
На следующий день совершенно случайно любопытная троица встретилась со священником в магазине, где он, в обычной одежде, разговаривал с продавцом, покупая молоко, хлеб и еще какие-то продукты. Речь его тоже была обычной, и никакой важности или надрыва не ощущалось. Наверное, подумал Алексей, все, что они видели и слышали в церкви, было крайне необходимо, чтобы Бог услышал молитвы. А некоторая важность и неестественная напыщенность при обращении к Богу диктовалась, возможно, какими-то традициями или же особенностями речи священника.
Расплатившись, тот повернулся к ребятам и, словно читая их мысли, вытянув трубочкой губы, надрывно пробасил: «Такое поведение в храме не одобряю, за такое поведение в храме в Царство Небесное вас не пустят». Алексей стал догадываться, отчего меняется голос и лицо священника: когда надо сказать что-то важное, как бы от имени Бога, тем самым придается значимость — чтобы люди поверили.
Алексей поверил. И эти слова надолго остались в памяти. Во-первых, что такое Царство Небесное? Он слышал раньше от богомольных старушек: это что-то хорошее, что ожидает христианина после того, как он преставится ко Господу. А во-вторых, значит, есть кто-то, кто имеет право пустить или не пустить в Царство Небесное. Если бы этот кто-то был священником, то он бы так и сказал: «В Царство Небесное я вас не пущу!» Но он сказал безлично: «не пустят», а кто — не уточнил. Скорее всего, подумал Алексей, это архангел Михаил, который, как часто можно видеть на иконах, стоит с огненным мечом. Или, может быть, кто другой, или Сам Бог?
С тех пор как он услышал эти слова, больше в храм не заходил, думая: что же там делать, если меня все равно не пустят в Царство Небесное. И, к сожалению, закономерные, казалось бы, вопросы, возникшие у десятилетних мальчишек, остались без ответа.
Во время летних каникул Алексей с друзьями любил играть в догонялки на колхозном поле, где ровными рядами стояли небольшие, в человеческий рост, стога свежескошенного сена, а утомившись от непрерывного бега — забраться на стог и лежать, раскинув руки и ноги, и смотреть широко раскрытыми глазами в бесконечно голубое и таинственное небо. Где-то там далеко-далеко, наверное, живет Бог, где-то там, наверное, и Царство Небесное, куда его, как сказал священник, не пустят. Но по этому же небу летают и самолеты. Алексей хотел, как все ребята с его улицы, стать военным летчиком, и не просто, а летчиком-испытателем. Это желание появилось после того, как сосед по дому Петр Самоукин поступил в Харьковское летное училище и приехал в отпуск в военной форме, со значком «Отличник военной службы». Он-то и рассказал, что, когда закончит учебу, у него будут ключи от неба для новых самолетов, которые он будет испытывать.
Поступить в летное училище Алексей не смог по здоровью, зато с отличием окончил танковое. Перед поступлением мама дала ему иконку Пресвятой Богородицы с Младенцем. Особой веры не было, но икону он всегда возил с собой. И в различных ситуациях понял, что она непонятным образом оберегает его — ни одного серьезного ранения. Он также заметил, что не только икона, но и крест, который он носит на себе, и крестное знамение помогают преодолеть непреодолимое с наименьшими потерями. Алексей точно уверился, что в этом что-то есть.
Однажды, уже будучи майором, выполняя боевое задание со своей группой, он попал в окружение. Две машины подорвались на минах. Использовать их в качестве прикрытия не рискнули — боеприпасы могли взорваться. Отстреливались из воронок, образовавшихся от взрыва снарядов, и из придорожной канавы. Оставшиеся в живых солдаты перебегали из одной воронки в другую. Алексей оставался на месте. Их обстреливали снарядами и пулеметными очередями из небольшого пролеска.
Еще немного, и будет атака, а потом рукопашная. И тогда Алексей стал молиться Богу, неумело, своими словами, обещал, если останется в живых, прийти в храм. После такого обещания на душе стало необыкновенно тихо и спокойно. И снаряды все реже и реже вздымали чернозем с несобранной картошкой. Алексей вспомнил написанные кем-то в последнюю войну строчки: «Снаряды падают все ближе, все уже жизненный простор, по полю бегают, кто выжил, кому неведом приговор».
«Если суждено погибнуть, — подумал Алексей, — то и нет смысла бегать по полю, ища спасения. А если выживу, то поставлю свечку Богу». Вдруг он вспомнил, что его икона осталась в подбитом танке, который медленно двигался в сторону глубокого оврага. Алексей, совершенно забыв об опасности, стремительно выскочил из воронки и в три прыжка очутился на броне. Не останавливаясь, нырнул в открытый люк. Пули градом осыпали броню, одна зацепила ногу, и больше Алексей ничего не помнил.
Несколько раз перевернувшись, танк упал в овраг. Бой продолжался недолго. Застрекотали вертушки, подавляя огневые позиции противника: десант подоспел вовремя. Собрали всех живых и мертвых. Когда Алексея вытащили из танка, он был весь черный от копоти и крови, а руки железной хваткой прижимали к груди икону. Солдаты заплакали, прощаясь со своим, как они думали, погибшим командиром, и от теплых капель, падавших на лицо, он очнулся. Только в полевом госпитале, где над Алексеем поработали хирурги, из его рук удалось взять икону Пресвятой Богородицы.
Еще несколько лет обычной военной жизни — и дембель. Сняв погоны, Алексей вспомнил о своем обещании. В храм шел как на праздник. Первое время стоял недалеко от входа, присматривался ко всему, что происходит во время богослужения. Старался усвоить азы поведения православных.
Первое знакомство с батюшкой на исповеди. Вскоре его пригласили в алтарь. В жизни начался новый этап. Иногда ему вспоминался тот давний эпизод — посещение храма с товарищами. На исповеди Алексей раскаялся в своем поступке. Но не услышал в голосе священника даже осуждающих ноток. У отца Иоанна голос тихий. И молитвы, и возгласы он произносит негромко, неспешно, с внутренним смирением и осознанием величия Того, Кому возносятся эти молитвы.
Через несколько лет, уже после того как Алексей окончил богословский институт, ему предлагали рукополагаться, но он всякий раз отказывался, считая себя недостойным этой высокой миссии, хотя и считался лучшим алтарником: знал все тонкости богослужения, нередко помогал молодым священникам. Как-то Алексей спросил отца Иоанна: «Легко ли священнику войти в Царство Небесное?» Отец ответил: «Легче всего и труднее всего спастись священнику». Здесь какая-то философия, подумал Алексей, и больше не пытался докучать отцу Иоанну подобными вопросами.
Когда же на престольный праздник приезжал владыка, то Алексей переживал это событие примерно так же, как известные герои пьесы «Ревизор». За все время своей службы алтарником, а это без малого почти восемь лет, Алексей ни разу не услышал от владыки похвалы. Причем в храм приезжали разные архиереи, и всегда появлялись поводы для замечаний. То лампадка не так горит, то несвоевременно включают паникадило, то недостаточно громко читается шестопсалмие или случаются сбои во время крестного хода. Правда, все эти замечания высказываются чаще всего настоятелю храма, но в конечном счете взыскание получает алтарник. Иногда замечания делаются в таком тоне и с таким раздражением, словно произошла вселенская катастрофа. Каждый присутствующий готов провалиться сквозь землю. О каком спасении может идти речь, если ты замешкался с подачей «теплоты» в конце Литургии? Здесь уж не только Царства Небесного не получишь, но и из храма могут попросить.
Для человека, имеющего опыт военной службы, подобные испытания не новы. В военной обстановке бывало и не такое. Здесь же все иначе. Духовная сфера наполнена другими, неземными понятиями, однако человеческие страсти и слова остаются одни и те же.
Он привык к замечаниям. Правда, первое время просто опускались руки, ничего не хотелось делать, даже подумывал уйти из храма, особенно когда претензии были необоснованны. Причем делали замечания почти все кому не лень, кроме отца Иоанна: он покрывал случающиеся недостатки своей любовью, и не только по отношению к Алексею. Надолго запомнилась одна архиерейская служба, когда ему выговаривали за невнимательное отношение к обязанностям алтарника: целых пять минут не горела лампадка на семисвечнике. Несколько раз с раздражением в голосе напоминали об оплошности, намекали, что этот недосмотр может для него плохо закончиться, говорили еще какие-то обидные слова. В этот праздничный день он не причащался. Произошел некоторый разлад в его душе. Алексей вдруг понял, что самая главная обязанность в его жизни — это зажигать лампадки как минимум за полчаса до приезда архиерея и неукоснительно следить за тем, чтобы во время службы ни одна из них не погасла. Теперь он мог долго стоять у лампадки, размышляя о значении этого маленького огонька в спасении человека.
А ведь действительно со стороны может показаться, что Алексей исполняет свои обязанности, как сонная муха. Передвигается по алтарю не спеша, с некоторым чувством собственного достоинства и, чтобы не загасить лампадку, старается ни к чему не прикасаться, неслышно произнося два спасительных слова: «Господи, помилуй». Он во всем хотел походить на отца Иоанна, даже в манере разговора. Но у него мало что получалось. А теперь, после замечания владыки, ни о каком чувстве собственного достоинства не могло быть и речи. В первое мгновение ему захотелось все бросить и бежать из храма куда глаза глядят, забыть все, что с ним приключилось, как страшный сон. Но усилием воли он сдержался, промолчал. А спасительное «Господи, помилуй» вообще вылетело из головы. Только к концу службы он немного успокоился.
Алексей где-то читал, что все замечания надо принимать с благодарностью. Он понимал, что архиереи не могут поступать иначе, поскольку Господь вручил им ключи от Царства Небесного. Господь же с них и спросит — ревностно ли они несли свое апостольское послушание, заботились ли о каждом, кто нерадиво исполнял свои обязанности во время богослужения.
Владыки приезжают не каждый день, а раза два-три в году, на престольные праздники. Право «связывать и разрешать» по благословению правящего архиерея дано и священникам. То есть, по сути, предположил Алексей, им также даны ключи от Царствия Небесного. Священников же много, и каждый по-своему трактует спасение человека. Хорошо, что у Алексея духовный наставник отец Иоанн. Он поясняет: «Духовничество, как правило, присуще монастырям. А здесь, в обычном приходском храме отношения священника и прихожанина в лучшем случае — духовное наставничество».
В храме всего пять священников вместе с настоятелем. Когда служит настоятель, народу в церкви битком, негде яблоку упасть. Приходят послушать проповедь. Говорит он простым, доходчивым языком, хотя образован энциклопедически. И когда он наставляет прихожан, Алексею почему-то кажется, что имя батюшки уже записано в книге жизни и словно не с амвона, а из Царства Небесного звучат его спасительные слова. Вот же у кого заветные ключи от неба, вот кто может пустить покаявшегося грешника в Царство Небесное, как, впрочем, и другие священники, которые стараются донести Евангелие до каждого пришедшего не только слушать, но и слышать Слово Божие. Отстает от них только отец Иоанн. Его тихий голос не всем слышен, иногда он говорит сбивчиво, с большими паузами, будто не проповедь читает, а исповедуется, употребляя местоимение «мы», сокрушаясь о совершенных отступлениях от Правды Божией.
Алексей в последнее время стал замечать, что ключи от неба не только у священнослужителей, но даже у свечницы тети Маши. Однажды он стал невольным свидетелем того, как тетя Маша поучала одну молодую прихожанку уму-разуму. «Ты, — говорит, — обязательно покупай большую свечку. Пока она горит, все твои усопшие сродники радуются, а как только погаснет — они в печали». Алексей даже не нашелся сразу что сказать. В другом месте одна прихожанка наставляет другую, во скольких храмах надо заказать сорокоуст, чтобы Господь определил усопшего сродника в Царство Небесное. И сколько таких православных, которые в храм ходят, исповедуются и причащаются, а свои проблемы доверяют случайным прохожим или той же тете Маше. К Алексею тоже иногда обращаются прихожане с вопросами, но он не дерзает давать советы, а старается почти всех направить к отцу Иоанну. Может быть, поэтому к батюшке самые длинные очереди исповедников.
Алексей вспомнил недавно прочитанный рассказ архимандрита Павла Груздева, как на одном острове архиерей встретился с тремя братьями-рыбаками. Однажды они ловили рыбу в море, поднялась сильная буря, они втроем остались на доске и дали Богу обещание: «Господи, если очутимся на земле, с этого места не уйдем...» На вопрос владыки: «А как вы молитесь?» — они ответили, что сами сочинили молитву: «Трое Вас и трое нас. Господи, помилуй нас». Архиерей научил их читать «Отче наш...», вернулся на свой корабль и поплыл дальше. Вдруг он заметил зарево в той стороне, где остров. Свет все ближе, ближе, и наконец он увидел троих пустынников, бегущих по морю как по суше.
— Владыко, мы забыли молитву! Давай снова учить!
Округлившимися от изумления глазами архиерей смотрел на тех, кого еще недавно считал чудаками.
— Милые люди! — учащенно дыша, сказал он. — Я стою у престола Божия, облачен от Бога высшей властью священства, все молитвы знаю, но по морю бегать не умею! А вы только и знаете: «Трое Вас и трое нас. Помилуй нас», но у вас чистое сердце. Пойдите с Богом на свой остров и живите и молитесь так, как живете и молитесь!
Какие разные пути к Богу. Алексею вдруг показалось, что, если бы он так же молился Богу, как эти трое, то и он смог бы побежать по воде «аки по суху». Примеры из житий святых привлекают не столько молитвой и постом, сколько чудесами, которые совершает Господь по молитвам святых угодников Божиих.
Однажды Алексей задержался в храме дольше обычного. К нему подошла женщина — в ее глазах были слезы — и просила передать записку отцу Иоанну, чтобы тот помолился о ее тяжко болящем сыне. Алексей взял записку, положил во внутренний карман куртки и пообещал передать. На вечерней службе он, как всегда, помогал отцу Иоанну и совершенно забыл о записке. Прошло немногим больше недели, и Алексей вновь увидел эту женщину: улыбаясь, она направилась к нему и поблагодарила — сын уже поправляется, его обещают вскоре выписать из больницы. Алексей с трудом вспомнил ее. Ему стало неловко за свою забывчивость, но, чтобы не омрачать ее радость, он лишь участливо кивал головой. И удивлялся вере, которую имела эта совсем не церковная женщина.
Дома, после вечерней молитвы переживая происшедшее в храме, Алексей продолжал размышлять о путях постижения Истины. Он уже почти усвоил слова Евангелия: «Царствие Божие внутри вас есть». Если это так, то никаких ключей и не надо. Одного только он понять не мог: как обнаружить в себе это Царствие Божие — оно должно прийти или уже есть и он должен в себе его обнаружить, каким-то образом открыть в себе? Правда, Алексей некоторую подсказку нашел там же, в Евангелии: «Царство Божие силою берется, и употребляющие усилие восхищают его». Какою силою? Что еще надо сделать, чтобы «восхитить его»? Речь, конечно же, не идет об обычной краже. Наверное, надо сделать какое-то усилие над собой, что-то исправить в своей духовной жизни, в поведении, даже в мыслях, очистить сердце, ибо только чистое сердце может увидеть Бога.
Алексей в своих рассуждениях и не заметил, как уснул. Ему снилось, что он высоко над собой держит икону Пресвятой Богородицы, которую когда-то подарила мама, и парит над землей, словно ангел... Отец Иоанн наставлял его: «Ты должен ходить по храму, а тем более в алтаре, как ангел, ровно, не сутулясь, с высоко поднятой головой, расправив плечи, словно сзади у тебя крылья и ты по первому зову готов лететь на призыв Бога».
Наступило Прощеное воскресенье.
Много работы алтарнику, надо успеть все приготовить к Великому посту. И вот наступает волнующий момент. В конце вечерни все священнослужители выходят на солею просить друг у друга прощения, потом спускаются и выстраиваются в ряд, а прихожане по одному проходят вдоль этого ряда, лобызая иконы у алтарников и диаконов и кресты у священников, испрашивая прощения.
Взволнованный, Алексей просит у каждого подходящего: «Простите», и размягчается у него сердце, и слезы сами собой текут из благодарных глаз, потому что слышит в ответ: «Бог простит, и я прощаю». И кажется ему, что в этот момент он любит не только тех, кто находится в этом храме, а и весь мир.
Протоиерей Александр Шестак
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
