Старцы-то духоносные нынче есть ли на Руси? Сам почитаемый старцем архимандрит Троице-Сергиевой лавры Кирилл (Павлов), который был и духовником Патриарха Алексия II, утверждает, как говорят, что «стариков» знает, а старцев нет. Может, и шутит самокритично, мы знаем это особенное веселие духа у наших старцев, вспомним хоть и оптинскую плеяду XIX века. Ну что ж, зовите хоть как, но и к отцам новейших времен (достигавшим преклоннейших лет и не достигавшим) наш народ, взыскующий духовного совета, тоскующий по духовной опеке, приклонялся и приклоняется сердцем как к благодатным батюшкам. Среди которых и тот же о. Кирилл, и архимандрит Иоанн (Крестьянкин) из Псковских Печер; и протоиерей Николай (Гурьянов) с псковского же острова Залита; и белгородский ракитянский архимандрит Серафим (Тяпочкин), и донецкий схиархимандритЗосима (Сокур), и другие.
В их числе особое место занимает схиархимандрит Илий, вернувшийся с Афона по приглашению Патриарха Алексия II и являвшийся на протяжении двадцати лет братским духовником Оптиной пустыни. Ныне он духовник Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла.
* * *
Биографы уже рассказывают о жизни о. Илия, который родился Алешей Ноздринымв селе Становой Колодезь на Орловщине в 1932 г. Конечно, не могла провидеть мать этого мальчика, Клавдия Васильевна, что через много лет сын пострижет ее в монахини. После ее кончины сын напишет на могильном кресте матери слова из Апостолов: «Спи, дорогая…».
Отец Алеши, рядовой Афанасий Ноздрин, скончается после ранения во Владикавказском госпитале — в декабре 1941-го.
Дед же, Иван Ноздрин, был старостой Покровской церкви в родном селе. Нрава он, судя по всему, был весьма строгого, несгибаемого. В знак протеста против обобществления крестьянской собственности и разорения крепких хозяйств изготовил себе железные сапоги и демонстративно ходил в них по деревне. И даже мог сказать: «Я самому Сталину за правду голову оторву!». Уцелел.
Когда читаешь эту историю про Ивана Ноздрина в железных сапогах, то вспоминается другой Иван, по фамилии Железо, который полтыщи лет стойко боролся с униатами, с предательством православных, сползавших под протекторат папы римского. Теперь мы почитаем его как преподобного Иова Почаевского.
Алеша Ноздрин рос очень религиозным мальчиком. Говорят, что ребята постарше посмеивались, завидя его: «Вот, Алешка Божественный пришел».Рассказывают односельчане красиво, поэтично.Про случай в голодном 1947-м, когда отчаявшийся подросток Алексей, выйдя из дому, оправился куда глаза глядят и нашел горячий хлеб на рушнике, уже тогда, по словам соседей, знала «вся вселенная».
Характерен и апокриф, что 11-летний Алеша Ноздрин нашел утерянный пьяными немцами секретный планшет с картой укрепрайона на Курской дуге и передал взрослым, которые сумели им верно распорядиться. Факт многолетней давности подтвержден о. Илием. А историческим фактом является то, что командующий Центральным фронтом маршал Рокоссовский, пользуясь информацией из четырех независимых источников, нанес по вражеским позициям мощный упреждающий удар ночью 5 июля 1943 г., с которого и началась знаменитая Курская битва. Апокрифичность рассказа в том, что одним из источников вполне могла быть карта, найденная мальчиком Алексеем.
С 1955 по 1958 гг. А. Ноздрин учился в Серпуховском механическом техникуме, затем работал по распределению на строительстве хлопчатобумажного комбината в г. Камышине Волгоградской обл. Своим духовным образованием (сначала в Саратове, а затем, по закрытии при Хрущеве многих семинарий, в Ленинграде) обязан наставничеству своего первого духовника, прозорливого батюшки — Иоанна Букоткина, фронтовика-гвардейца, орденоносца. В городе на Неве Алексей и принял монашеский постриг, с именем Илиан (по-древнегречески — «солнечный»), в честь одного из сорока Севастийских мучеников. (Имя — Илий, означающее «солнце», в честь другого мученика Севастийского, пострадавшего на заре христианства, он получит позже, при пострижении в великую схиму, уже в Оптиной пустыни.) Благословил отца Илия на иночество тоже о. Иоанн Букоткин. Постриг совершил знаменитый митрополит Никодим (Ротов), он же рукополагал батюшку в дьяконы и священники. Митрополит Никодим рано ушел (в 1978 г.) из жизни, в 49 лет. Известно, что владыка шутливо говаривал: «Мы с тобой родственники: ты — Ноздрин, а я — Ротов».
Десять лет служения о. Илиана связаны со Псково-Печерским монастырем, насельником коего он стал еще при архимандрите Алипии (Воронове).
3 марта 1976 г. по решению Синода иеромонах Илиан вместе с четырьмя другими монахами был направлен нести иноческое послушание в считающийся русским Свято-Пантелеимонов монастырь на святой греческой горе Афон.
В 1989 г. о. Илиан был направлен в восстанавлевавшуюся Оптину пустынь. А через 20 лет поселился на Патриаршем подворье Троице-Сергиевой лавры в поселке Переделкино. В праздник Пасхи 4 апреля 2010 г. Патриархом Московскими и всея Руси Кириллом возведен в сан схиархимандрита. В 2004 г. был удостоен награды «За вклад в духовное возрождение Отечества» (первым лауреатом этой награды был Святейший Патриарх Алексий II). А к 80-летию батюшки не только орловчане, но и козельчане присвоили ему звание почетного гражданина. Кто не помнит, Козельск — город Воинской славы России; это тот самый стоический, мужественный Козельск, в котором монголо-татары когда-то в живых не оставили ни одного жителя!
8 марта с.г. Патриарх наградил старца орденом Сергия Радонежского I степени. Патриаршее поздравление схиархимандриту Илию (Ноздрину) с 80-летием со дня рождения завершается такими словами: «Молитвенно желаю Вам, дорогой отец Илий, крепости сил и преуспеяния в Вашем дальнейшем служении во благо всех приходящих к Вам за духовной помощью и утешением. Да хранит Вас Господь в добром здравии на многая лета! С любовью во Христе, Кирилл, Патриарх Московский и всея Руси».
* * *
Сохранилась видеозапись, где отец Илий рассказывает о своем начальном, на излете советских времен, пребывании на Калужской земле: «Без малого год, как я нахожусь здесь, в Оптиной пустыни и я еще ни разу не сказал себе, что я напрасно сюда пришел. Я доволен всем, здесь устроился. Правда, конечно, она еще представляет несовершенный вид. <…> Провидением Божiим я оказался здесь. Конечно, для верующего сердца она очень дорога прежде всего своими известными века прошлого старцами. А самое главное то, что чувствуется прежний духовный созидательный труд — хотя они далекие, от нас отстоят, ушедшие в Иной Мир, но для нас, верующих людей, их молитвы очень чувствительны и каждый, кто приходит с добрым верующим сердцем, это чувствует…»
Отец Илий предвидел трагедию, которая произойдет в Оптиной пустыни на Пасху 18 апреля 1993 г. — убийство трех оптинских братьев помраченным человеком. Рассказывают, что несколько человек, присутствовавших при застольной беседе, это были взрослые женщины — реставраторы, иконописцы, позже ссылались на батюшку, говорившего, что в Оптиной прольется мученическая кровь. Разговор был в присутствии одного из трех будущих мучеников, который тогда улыбнулся и тихо сказал: «Ну, это, наверное, вряд ли».
Можно на событийном уровне описывать биографию человека, однако хочется найти и личные сердечные привязки. Мне привелось четырежды побывать в знаменитой Оптиной пустыни, и трижды встретить о. Илия — хоть кратко, но неизменно благодатно.
Первый раз это случилось на Пасху 2003 г., когда мы прибыли в Оптину малой паломнической группой друзей и семей. «Томление духовной жаждой» и известный эгоизм побуждали нас уже днем, после Всенощной во Введенском, ближе к полудню, пытливо выспрашивать: а как же можно свидеться со старцем Илием? И снова мы зашли в Введенский храм, к раке преподобного Амвросия, к которой притягивались словно центростремительно. Одна добросердечная девушка, поколебавшись, указала нам корпус в монастыре, куда мои кумовья Юрий и Инна Зайцевы, с одной из их четырех дочерей, отправились вместе со мной.
Поднявшись на второй этаж, мы увидели в узком коридоре возле одной из келий скопление женщин, до десяти человек, среди которых было несколько монашек. Из келии вышел молодой человек в светском одеянии, наверное, келейник, и сказал, что отец Илий принять никого не сможет, поскольку устал, ему нужно отдохнуть, ведь впереди — служба. Мы все робко молчали, но никто не смог себя преодолеть и не сделал движения уходить. (Не так ли прихожане нетерпеливо роптали и в XIX в., не считаясь с тяжким нездоровьем преп. Амвросия?). Келейник вздохнул: «Ну, я сейчас узнаю!» Через пять минут вышел снова и сказал: «Просьба — без обращений, недолго. Да?»
Все были распираемы радостным предвкушением. К нам вышел старец Илий, невысокого роста, худенький, в опрятной темно-синей рясе, с непокрытой головой, с длинными седыми волосами, собранными на затылке в хвостик, с большой седой бородой. Женщины оживились, подались к нему, кто — что-то бормоча, кто — протягивая подарочек, яичко. Лицо старца озарилось улыбкой, какой-то сдержанной, внутренней, смущенной. Взяв одну из монашек за руку, он сказал: «Куда ж нам тебя определить-то?» — и словно задумался, положив правую ладонь на подбородок. И стал раздавать подарки пришедшим, включая и нас. Это были красивые молитвенные разноцветные книжки-буклеты «Акафист Нерукотворенному образу Господа нашего Иисуса Христа» из шестнадцати ненумерованных страниц, выпущенные в 2003 г. (только- только!) издательским домом М. Светланова, что и было пропечатано на половинке обложки непростой конфигурации, раскрывавшейся как складень, как алтарь. На второй странице обложки надпечатка гласила «Схиигумену Отцу Илию в знак глубокой любви и почтения».
Вручая буклетик, отец Илий каждому пожимал руку и внимательно смотрел в глаза. Взгляд его забыть невозможно: ты словно предстоишь (и теперь, записывая и прочитывая эти строки) чему-то всепонимающему, просвечивающему всю твою сущность, прощающему и любящему, и в связи с этим побуждающему к ответственности. Я стоял дальше всех, а потому мы со старцем пробирались друг к другу дольше всего. Я взял его руку и словно не хотел (не мог?) отпустить. В этот момент Юрий сказал: «Батюшка, мы едем в Дивеево. Благословите». «Помолитесь, помолитесь!» — улыбчиво кивнул отец Илий.
Между прочим, в тот день исполнилось 10 лет с момента жертвенной кончины трех новомучеников Опинских.
После встречи я все думал о взгляде и рукопожатии Батюшки.
Мы пришли и на вечернюю (а было еще солнечно) службу в Казанском соборе, которую правил настоятель обители отец Вениамин. Опоздав к началу, мы с трудом — из-за обилия народа — вошли, но продвигались только, когда кто-нибудь покидал храм.
«Христос воскресе!» — этот клич сопровождал нас затем всю неделю дальнейшего путешествия, во всех храмах России. «Воистину воскресе!» — высоко откликались местные и паломнические отроки, собравшиеся группой у выхода из храма, отчего кадившие просто по-детски расцветали, ожидая этого звонкого выкрика, словно застигаемые врасплох.
После окончания нам открылось, что службу (на скамьях) отстояли и отец Илий, и многие старшие монашествующие. Юра подошел к отцу Федору, чтобы, как он объяснил, «спросить о судьбе России», но тот отослал его к Илию: «Вот он — все знает». Но отца Илия мы в храме уже не видели.
Приложившись ко кресту, люди покидали храм. Почти все наши тоже вышли на площадь монастыря, перетаптываясь на месте и не желая никуда уходить от этой радости. И тут из храма нас позвал Юра. Оказалось, что с амвона отец Илий раздает из большой коробки каждому подходившему по горсти конфет, а потом и крашенки. Людей было не очень много, человек до тридцати, включая нас.
Преимущественно это были инокини, видимо, из Шамординской обители. Каждый раз, наделяя подходившего, старец озарялся радостью, видя, какое счастье он доставляет окружавшим. Помогали ему справляться с коробами низкорослый очкастенький служка и молодой москвич Андрей, сказавший, в частности: «Батюшка, вот паломники из Харькова!»
И нас наделили всем. Получая конфетки от старца, я как бы обнял его руку своими ладонями, поцеловал ее, и снова, как давеча, задержал — теплую и сухую, с бледными пальцами. Такая «хорошая», уютная рука. Я длил эти мгновения, а он — как будто весело глядел на меня.
Отчего же я поцеловал ему руку? Да за душу его великую. Спросите меня, откуда же я знаю о величии его души. А вот — знаю.
Мы покинули храм только с уходом старца. Каждый нес дары как святыню. Никто и не собирался сразу употребить их по назначению: довезти бы домой, родным.
Еще было светло, и я успел побродить по пустому, еще безлистному леску вокруг Иоанно-Предтеченского скита, поглядеть на избушки-келии, в которых жили когда-то преподобные Макарий и Амвросий Оптинские.
Но дары от старца Илия в этот день еще не закончились. Когда мы уже собирались ко сну, гуртом на полу, по туристической привычке, примерно в том же домике барачного типа, где когда-то инкогнито остановился как простолюдин граф Толстой, к нам в комнату зашел наш гостеприимный хозяин и вручил мне деревянный складень в пол-ладони, створки коего соединялись двумя кожаными ремешками. Спас Нерукотворенный и Владимирская Богоматерь.
Та самая, знаменитая, возлюбленная мной с отрочества, — Образ, который неизменно сопровождает меня в жизни. Даритель сказал: «Складень мне подарил отец Илий, и я хочу, чтоб он остался у вас. Это — всей вашей группе».
Через несколько лет, после других поездок, я написал несколько стихотворений об Оптиной. Вот одно из них — немного, и на сквозняке — и о служении старца Илия:
Сосны гудят двухсотлетние у дороги.
Дождь заливает купель, что Пафнутий сладил.
Дождь не жалеет Жиздры, и Жиздры ж ради
льёт. Мы стоим в грязи. Леденеют ноги.
— Слышь, — говорю, — Юрко, дождик стал потише.
Будем в купель окунаться, покуда? Или…
— Помнишь, — он вдруг говорит, — как в Скиту звонили?
…Помню, мой друг Егорий, поныне слышу.
Мимо болид проносится — джип «Чероки»:
схимник качнул крылом, на сиденье сгорбясь.
Худо кому-то, наверно; настали сроки —
старца к нему повезли, накануне скорби.
Ну, а мы тут постоим — что нам может статься?
Лучше дождя ноябрьского — в мире нету!
Вымокнуть — не растаять. Да не расстаться.
Шарю в кармане, Юрке протягиваю конфету —
что получил в обители утром, с ладони старца.
* * *
Схиархимандрит Илий, который в этом году 22 апреля был с народом и на молебенном стоянии за отчую веру у Храма Христа Спасителя в Фомино воскресение, завершающее Светлую пасхальную седмицу, и это стало общим, единым ответом русского православного мира на осквернения святынь, словно по вражьей отмашке прошедших в храмах разных городов России.
В связи с беспрецедентными атаками вражьих сил, немыслимо обострившимися в последнее время, о. Илий начал даже публичную деятельность, и сам этот факт говорит о серьезности момента.
«Дорогие о Господе русские люди! — этими словами старец Илий завершил одно из радиовыступлений. — Дорогие соотечественники! Хотелось бы, чтобы вы понимали суть нашего времени и не были бы сообщниками для смуты, в которой некоторые наши неверующие люди вступают в ряды беспорядка и всякого наглого оголтелого разрушения стабильности в нашей стране».
«Россия на острие ножа», — говорит старец. И дает нам молитву, которую он троекратно повторяет каждый день в 14 часов; хорошо бы каждому из нас в этот час присоеднять свой молитвенный голос к голосу старца, умножив таким образом общее прошение.
«Спаси нас, Боже Праведный, всех вместе. Отврати лице Твое от грех наших общих и личных, и отдай нам обратно наше богатство — Россию. Обрати врагов наших вспять. Аминь».
Порою думается, что все служение, подвижничество о. Илия есть своего рода хожение по Руси в железных сапогах — таких, какие носил его дед Иван, староста сельского храма из орловского села с родниковым по вкусу названием, Становой Колодезь. Носить такие сапоги, такие вериги — дано далеко не всякому. Многая лета, отче!
Станислав Минаков
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
