«Рахиль плачет о детях своих и не хочет утешиться, ибо их нет». (Иерем. XXXI , 15)
«Мысль обитать здесь родилась, может быть, в недрах частной семейной печали». Святитель Филарет Московский
2 /15 января нынешнего года исполнилось 225 лет со дня рождения игумении Марии (Тучковой), основательницы на поле Бородинского сражения женского монастыря во имя Всемилостивейшего Спаса. Почитая матушку Марию как учредительницу неусыпаемой молитвы о душах воинов за веру, Царя и Отечество живот свой положивших, обратимся сегодня к самому началу ее скорбного пути, к тому времени, когда она, «потеряв обожаемого супруга на поле чести», задалась целью сделать место его гибели местом молитвы.
Известно, что поиски останков генерала Александра Алексеевича Тучкова на поле Бородинской битвы осенью 1812 года были безрезультатны. Лишь спустя четыре года в сентябре 1816-го вдова его Маргарита Михайловна в письме к императору Александру I объявила о своем намерении соорудить на Бородинском поле храм. Что подвигло ее к осуществлению предприятия, долго зревшего в ее изболевшей душе, и что побудило русского монарха откликнуться на просьбу вдовы, можно сказать, незамедлительно?
Итак, 1816 год. В конце лета – начале осени император Александр I , недавний победитель Наполеона, предпринял поездку по России с целью обозрения губерний «наиболее пострадавших от войны, и чтобы ускорить своим присутствием исполнение сделанных распоряжений». План путешествия был следующий: из Петербурга ехать в Москву, оттуда направиться в Тулу, Калугу, Рославль, Чернигов, Киев, Житомир и Варшаву.
Сопровождавший императора во всех путешествиях во вторую половину его царствования полковник Афанасий Данилович Соломка рассказывал об одном любопытном эпизоде, характеризующем государя.
«Проезжая через один из городов, Александр Павлович, разговорился с хозяином дома, в котором ему была отведена квартира. Расспрашивая о лицах, собравшихся перед домом, он обратил внимание на одну старушку и пожелал узнать, кто она.
– Это вдова полковника Костомарова, приехала из деревни, только, чтобы посмотреть на Вас.
– А зачем приехала? Что она богатая? – спросил государь.
– Нет не богатая, у нее только 25 душ, а приехала, только, чтобы посмотреть на Вас.
Этот ответ видимо понравился государю.
– А что, у нея есть семейство? – спросил Александр Павлович.
– Один сын служил в артиллерии, и тот убит под Бородиным.
Александр вышел, стал обходить собравшихся и обратился также и к заинтересовавшей его старушке.
– Кто вы? – спросил он.
– Полковница Костомарова.
– Где живете?
– В деревне, приехала, чтобы посмотреть на Вас.
– Благодарю.
Затем император сделал вид, что припоминает что-то.
– А позвольте, снова заговорил он, – не было ли у Вас сына в артиллерии?
– Был.
– Он убит в Бородинском сражении?
– Да, – отвечала старушка.
–Это заставляет меня вдвойне уважать Вас, как мать героя. Позвольте поцеловать Вашу руку».
Восторженное «ура» собравшейся толпы послужило лучшим доказательством впечатления, произведенного словами государя на присутствующих при этой сцене». [1]
Надо думать, подобных сцен во время поездки было немало. Та, о которой далее пойдет речь, также имеет отношение к Бородинскому сражению и также достойна восторженных впечатлений, тем более что цепочка событий, последовавших за ней, давно является достоянием отечественной истории. Попытаемся реконструировать ту мимолетную встречу, короткое упоминание о которой обнаружилось в архивном документе, а именно в письме графа Алексея Андреевича Аракчеева к бородинской вдове – генеральше М.М.Тучковой.
3 сентября (здесь и далее старый стиль) Его Величество выехал из Тулы в Калугу. В уездном городе Алексине, расположенном на границе с Калужской губернией, у переправы через реку Оку император заметил в толпе народа, который так же, как и везде собрался, чтобы посмотреть на Него, маленького мальчика лет пяти из дворян, в сопровождении няньки. Может быть, внимание государя привлек пронзительный и какой-то горестный взгляд ребенка, может быть, что-то другое, но он распорядился узнать: «Кто таков?». И услышал ответ, произведший на него оглушительное действие: «Сын убитого в Бородинском сражении генерала Тучкова». Александру I не нужно было делать вид, будто он что-то припоминает. Император не мог не знать имена генералов, убитых при Бородине. Их всего-то было двое, – тех, кто был именно убит, не ранен, а убит в самый день битвы – Кутайсов и Тучков, и тела их не были вынесены с поля. Кутайсов был холост. А маленький сын блестящего красавца и храбреца Александра Тучкова здесь, в глухой русской провинции, смотрел на Его Величество грустным недетским взглядом. Александру Павловичу оставалось только посожалеть о том, что отсутствие матери ребенка не дало ему возможности высказать ей свои соболезнования.
Маргарита Михайловна Тучкова с сыном Николаем проживала в то время неподалеку – в сельце Верхнее Ломаново Алексинского уезда, которое муж ее купил за год до начала войны с Наполеоном, вскоре после рождения долгожданного первенца. Генерал Тучков собирался поселиться здесь с семьей, выйдя в отставку и обустроив приобретенное имение. Здесь, где он хотел быть счастливым, проводила дни, пестуя свое горе, его вдова. Единственным ее утешением был Николенька.
Заботы о будущем сына заставили Маргариту Михайловну однажды (увы, мы не знаем когда и при каких обстоятельствах) обратиться к графу Аракчееву, докладчику императору представлений всех министров. В сентябре 1816 года Аракчеев путешествовал с императором. Вероятно, он был свидетелем встречи государя с Николенькой на Алексинской переправе, и смело предположим даже, что по просьбе Его Величества разыскал мать ребенка и вдову бородинского героя. Всего через три дня после случившегося, 6 сентября, с дороги он писал Тучковой: «Просьба ваша исполнена мною прежде, нежели имел я честь получить письмо вашего Превосходительства. Непосредственно после личного общения с вами, Милостивая Государыня, я докладывал Государю Императору и Его Величество с удовольствием приказал сына вашего определить в Пажеский корпус, увидев его между тем на Алексинской переправе. Для окончания сего дела нужно мне уведомление ваше об имени и летах его. Представить его в корпус зависеть будет от вас, когда достигнет он возраста, в который там должно продолжать науки, а между тем вы уже можете сшить ему Пажеский мундир». [2]
Пажеский Его Императорского Величества корпус был привилегированным военным учебным заведением, имеющим целью доставить сыновьям заслуженных родителей, предназначенных к офицерской службе и преимущественно в войсках гвардии, общее и военное образование, а также соответствующее воспитание. У Николеньки Тучкова, не окажись он сыном убитого в Бородинском сражении генерала, шансов стать пажом практически не было. Провидение к тому же свело его с царем на переправе в Алексине, Александр запомнил мальчика и облагодетельствовал его. Царская милость многого стоила в глазах матери, она вывела ее из оцепенения и подарила больше, чем надежду, она перевернула все ее существование, наполнив жизнь новым смыслом и указав путь к осуществлению задуманного. Граф Аракчеев в том же письме обнадеживал: «Другая просьба ваша о пособии, с равным благоволением принята Государем Императором. Его Величество поручил мне просить вас, Милостивая Государыня, чтобы Вы письменно изъяснили нужды свои Его Величеству, и письмо ваше доставили ко мне, для представления на высочайшее усмотрение».
«Не должен умолчать, – продолжал граф, – что Государь Император с сожалением отзываться изволил, что Его Величество не имел удовольствия в проезде через Алексин видеть лично ваше Превосходительство» [3] .
Вот здесь, наверное, Тучкова пожалела, отчего не явилась она к царю еще в Алексине! Ее дело могло получить скорейший оборот. Теперь нельзя было медлить, и в один день, 25 сентября, она отправила сразу два письма.
Аракчееву: «Сиятельнейший Граф!
Неоднократно уже вы изволили мне давать доказательства благосклонности вашей к тем, которые с доверенностью прибегают к вашему Сиятельству: Благодарность моя за внимание, обращенное вами на просьбу мою, не может изобразиться. Имя сына моего Николай, от роду ему пять лет. Позволение сшить ему Пажеский мундир очень для меня лестно. Прилагая просительное письмо к Его Императорскому Величеству несомненно надеюсь, что ваше Сиятельство, не откажетесь употребить ходатайство Ваше на то, чтобы оно удостоилось всемилостивейшего воззрения Того, Кому угодно было изъявить сожаление, что я вместе с другими не воспользовалась счастием видеть Его. Глубокой горести, в которой я не осмелилась явиться Монарху, служит утешением надежда соорудить храм на том самом месте, где хранится причина ее. Своих денег я более не имею как десять тысяч. Чтоб собрать их, во все эти годы, я отказывала себе самое нужное, даже и то не скрою от вашего Сиятельства, что для исправления расстроенного моего здоровья, а более для сына моего, который весьма слабого сложения, доктора советовали мне непременно ехать к приморским местам, чтоб пользоваться морскими ваннами, но и сего, к крайнему огорчению исполнить не могу, имея едва, чем жить в деревне; просить Государя, о пожаловании мне Аренды, или Дачи, в таковых местах, превосходит мою смелость, и так препоручаю себя единственно Его Великодушию, и вашему покровительству». [4]
И императору: «Всемилостивейший Государь!
Позвольте повергнуть к стопам Вашего Императорского Величества благодарность мою за принятие сына моего в Ваше Монаршеское покровительство. Сей знак Вашего благоволения много меня ободрил. Милостивое позволение изъяснить письменно нужды мои подает мне также надежду, что я, наконец, успею в исполнении горестного обета сердца моего! Потеряв обожаемого мною супруга на поле чести, я не имела даже утешения найти останки его. Сия мысль беспрестанно умножает настоящую причину терзания моего, и ни в чем другом отрады не нахожу как в предприятии соорудить храм на том священном для меня месте, где пал супруг мой. Но я своих денег более не имею как десять тысяч рублей, чтоб собрать сию сумму я отказывала себе нужное, доказательством тому служит то, что я живу под соломенным кровом и не имею нигде другого собственного пристанища. Число денег моих столь малозначительно, что если Ваше Императорское Величество, не подаст мне руку помощи, я должна буду с прискорбием оставить намерение мое.
Я сказала теперь главное мое желание, и не получив еще милостивого определения на сию просьбу, чувствую уже большое утешение, зная ее в священных руках Вашего Императорского Величества». [5]
«Горестный обет сердца» безутешной бородинской вдовы нашел отклик в сердце монарха. Александр I и сам по окончании войны с Наполеоном дал обет соорудить в Москве храм во Имя Спасителя Христа, который по первоначальному проекту архитектора А.Л.Витберга был заложен на Воробьевых горах в пятую годовщину оставления французами Москвы, 12 октября 1817 года. Указ о выделении средств на постройку храма Тучковой был дан Министру финансов 17 января 1817 года. Ей Высочайше было пожаловано 10 000 рублей, что составило половину требуемой для строительства суммы.
С той поры сын и храм стали главными опорами, помогавшими вдове держаться в жизни. В одном из ранних ее жизнеописаний приводится текст дневниковой записи, сделанной в день рождения Николеньки 6 апреля 1817 года: «Тебе сегодня минуло шесть лет, сын мой. С этой минуты я буду записывать все, что ты говоришь, что делаешь. Я хочу передать главные черты твоего детства; ты начинаешь уже рассуждать, чувствовать, и все, что ты говоришь, приводит меня в восторг: ты много обещаешь. Да поможет мне небесное милосердие воспитать в твоем сердце все добродетели твоего отца. Твой отец! При этом имени все существо мое потрясается. Ты не знаешь, милое дитя, что мы потеряли в нем, и сколько страдает твоя мать с тех пор, как лишилась этого друга своего сердца. Ты ознакомишься из наших писем, которые я сохранила как драгоценности, с историей нашей жизни, ты увидишь, сколько чувство, соединяющее нас, усилилось с тех пор, как мы вступили в брак; казалось, что каждый год скреплял наши узы, которые становились нам все дороже. Твое рождение было последним пределом нашего счастия, омраченного, однако, частыми разлуками, необходимое последствие деятельности, которую твой отец был принужден избрать. Как описать тебе нашу радость в минуту твоего рождения? Я забыла при твоем первом крике все страдания, все утомления, которые испытала, пока носила тебя; чтоб не расставаться с твоим отцом, который должен сопровождать свой полк, я подвергалась трудности тяжких переходов и родила тебя дорогой. Все было забыто при твоем рождении, чтобы думать о счастии иметь тебя, чтобы тебя любить и чтобы любить друг друга еще более. Твой отец хотел, чтобы я выполнила священную обязанность матери, в настоящем смысле этого слова: он тем угадывал желание моего сердца, потому что я решилась не уступать другой женщине радости быть твоей кормилицей, и я кормила тебя.
Опишу ли тебе всю заботливость, которой твой отец окружил твое детство? Когда он возвращался утомленный своими военными обязанностями, он бежал к твоей колыбели, чтобы покачать тебя, или выманивал из нея и клал к моей груди. С каким восторгом он любовался нами обоими, и сколько раз я видела в его глазах слезы счастья! Но недолго оно продолжалось. Тебе было лишь год и четыре месяца, когда ты потерял отца. Но Отец Небесный не оставил тебя, потому что бедная твоя мать была так поражена своим несчастием, что утратила возможность заботиться о своей собственной жизни и о твоей.
Когда в 1812 году французы вторглись в наш край, твой отец был убит 26-го августа, а первого сентября, день моих именин, мой брат приехал из армии, чтоб известить нас о нашей утрате... Я не помню, что сталось со мной при этом известии: пускай другие тебе об этом расскажут. Молю моего Спасителя простить мне мой бред; он доходил до того, что когда мать говорила мне о блаженствах рая и о возмездии, обещанном тому, кто умеет нести крест, посланный Богом, я отвечала, что и самый рай мне не нужен без моего Александра и что не существует возмездия для души, уничтоженной несчастием. В один вечер ты спал, четыре месяца после известия, и во время сна ясно произнес слова: «Боже мой, отдай папу Кокоше!». С этой минуты я увидала в тебе моего ангела-хранителя: мне показалось, что ты разделял мое горе, коль скоро оно занимало тебя даже и во сне. Я подумала, что Бог тебя видит, слышит тебя, что неотразимы молитвы такого ангела, как ты, и ослабевший мой ум омрачился до такой степени, что я стала сомневаться в моем несчастии. В продолжении целого года я надеялась, и когда, желая спасти меня от грустных последствий мечты, старались меня возвратить к сознанию печальной истины, ничто не ставило меня в более жестокое положение. Я переехала в это имение, которое твой отец купил в надежде, что после похода он будет наслаждаться здесь семейным счастием и займется твоим воспитанием. Там я никого не видала и отрывалась лишь с трудом от моего уединения, чтобы навестить моих родителей, которые приходили в отчаяние от моего состояния. … Я очнулась от этого состояния лишь, когда ты занемог. Не забывая своего горя, я думала о предстоящей опасности, и обратилась к Тому, Который не оставляет никогда существо, молящее его. Сердце мое почуяло Бога, и я научилась покорности; но рана моя не заживала никогда, она свежа...» [6]
В шестилетнем возрасте Николенька впервые побывал на Бородинском поле. Мать рассказывала ему здесь о доблестях его отца, о великом и славном событии, произошедшем на этом месте. Указывая на поросший травой курган, она сказала ему: «Эта батарея – могила твоего отца. Посади на ней дерево в его память, – неси за мной этот маленький тополь!». Взяв лопату, Маргарита Михайловна стала копать землю, роняя тихие слезы, а Николенька держал молодое деревце, разделяя с матерью горечь утраты.
В мае 1818 года приступили, наконец, к строительству храма на Бородинских высотах, на том самом месте, где генерал Тучков «пал мертв и тем запечатлел свою любовь к Отечеству». 26 августа 1820 года, в восьмую годовщину битвы, маленькая церковь с устроенной в ней символической могилой генерала была освящена в честь иконы Спаса Нерукотворного. Стоит ли говорить, что два с лишним года были заполнены для Тучковой постоянными заботами о благоустройстве и благоукрашении храма. Напротив него был выстроен небольшой домик-сторожка для храмоздательницы, где она останавливалась, приезжая в Бородино. И это значит, что в тот период ей часто приходилось расставаться с сыном, с ее ангелом-хранителем. Разлуку с матерью, которая была для него самым близким и дорогим человеком, тяжело переносил и Николенька, остававшийся с гувернанткой в Ломанове. Сохранилось его письмо от 23 июля 1819 года, написанное крупным детским почерком по-французски: «Маменька! Вы жизнь моей жизни. Если бы вы смогли заглянуть в мое сердце, Вы увидели бы там начертанное Ваше имя!» [7] Когда-то в дни сватовства о своем заполненном ею сердце и тоже по-французски писал и Александр Тучков: «Кто владеет моим сердцем, и кто волнует его? – Прекрасная Маргарита!» Николенька и внешне был очень похож на отца, имел хрупкое телосложение и был высок не по летам. Воспитанный в уединении, в постоянной памяти о погибшем отце, вскормленный вдовьими слезами матери, отрок Николай отличался от своих сверстников задумчивостью, чувствительностью и не по-детски серьезным отношением к жизни. Сын был для матери и другом, и сотаинником, он лучше других понимал и разделял ее горе. Одно тревожило Маргариту Михайловну – слабость его здоровья, по причине которой она боялась отпускать сына от себя. В четырнадцатилетнем возрасте Николаю следовало, наконец, явиться в Пажеский корпус для продолжения обучения. Чтобы выдержать довольно трудные экзамены, он должен был несколько месяцев провести в корпусе. Маргарита Михайловна переехала на время в Петербург, чтобы быть как можно ближе к сыну. И все ж она не уберегла его. Бог забрал ее сокровище. В ночь на 16 октября 1826 года отрок Николай скончался на руках у матери от непродолжительной болезни воспалительного свойства после консилиума известнейших московских медиков, уверявших вдову, что здоровье ребенка в полной безопасности. Печальные подробности кончины юного Тучкова содержатся в письме одного из современников, отправленном из Москвы 8 октября 1826 года: «… умирает гнилою горячкой единственный сын Тучковой, мальчик прекрасный, 15 лет, которого она обожала. У нея самой начинается белая горячка: она бегает в рубашке по всему дому, кричит, требует помощи. Бедная, несчастная мать». [8]
Через несколько дней Маргарита Михайловна погребла сына в Бородине, в склепе под Спасским храмом. Стоя у его гроба, она тихо произнесла слова пророка Исаии: «Се аз, Господи, и чадо, еже ми дал еси». Над его могилой она поставила икону Божией Матери «Всех скорбящих Радосте», которой генерал Тучков в последний раз благословил Николеньку и затеплила перед ней неугасимую лампаду.
Вскоре осиротевшая мать навсегда поселилась на Бородинском поле в своем домике-сторожке, напротив храма с дорогими ее сердцу могилами. В течение многих лет, даже став главой женского общежития, она ежедневно спускалась в склеп под Спасским храмом и изнуряла себя продолжительными молитвами у гроба сына. Лишь после того как святитель Филарет Московский запретил ей лелеять свое горе, игуменья Мария сложила в большой сундук все, что напоминало ей о покойных муже и сыне (их одежду, портфель с письмами, детские игрушки, некоторую посуду) и повелела вынести в глухой коридор. В числе того немногого, что она оставила себе, были миниатюрные портреты умерших и детское письмо Николеньки.
Жизнь, полная странных сближений, не позволяла ей забывать их. В день именин сына на Николу Вешнего 9 мая 1837 года на батарее Раевского по воле императора Николая I был заложен памятник – Главный монумент Бородинского поля, на котором золотом было начертано имя умершего за Отечество генерала Тучкова 4-го. Николеньке в тот год исполнилось бы 26 лет, столько же, сколько было его отцу, когда он попросил ее руки.
Великая Среда. 6 / 19 апреля 2006 года,
Спасо-Бородинский монастырь .
P . S . Замысел этой статьи возник давно, но знакомый материал все не ложился на бумагу. И вдруг после короткой Литии, пропетой Митрополитом Крутицким и Коломенским Ювеналием с собором духовенства у могилы игумении Марии и ее сына Николая в церкви Спаса Нерукотворного в Понедельник Страстной седмицы текст статьи каким-то удивительным образом, как будто сам собой и прямо-таки стремительно сложился и оформился. Последняя точка была поставлена сегодня, в Великую Среду. Потому, наверное, что сегодня 6 апреля (по старому стилю) – день рождения приснопоминаемого отрока Николая, нашего бородинского Николеньки Тучкова.
[1] Шильдер Н.К. император Александр Первый. Его жизнь и царствование. Т. IV . – Спб., 1898, – с. 66-67.
[2] Российский Государственный исторический архив, ф. 1409, оп. 1, д. 2396. л. д. 3.
2 /15 января нынешнего года исполнилось 225 лет со дня рождения игумении Марии (Тучковой), основательницы на поле Бородинского сражения женского монастыря во имя Всемилостивейшего Спаса. Почитая матушку Марию как учредительницу неусыпаемой молитвы о душах воинов за веру, Царя и Отечество живот свой положивших, обратимся сегодня к самому началу ее скорбного пути, к тому времени, когда она, «потеряв обожаемого супруга на поле чести», задалась целью сделать место его гибели местом молитвы.