Святой адмирал Русского флота

От автора

Наверное, не все вы, ребята, видели море. Море – это до самого горизонта вода. Там, далеко-далеко, в нее вечером погружается солнце.

Моря называются по-разному. У нас есть море Белое – се­верное, но незамерзающее, есть возле Африки теплое Красное море, а возле Китая – Желтое море, такого цвета, как сами ки­тайцы. А вот море Черное в старину называли Русским. По­том, было время – Русь оттеснили от всех морей, и стала она сухопутной, а не морской державой; тогда море стало назы­ваться Черным.

Если на море задувает сильный ветер, то он разгоняет, рас­качивает высокие темные волны — иногда выше многоэтаж­ного дома. И корабль взлетает на их гребни, как щепочка. Вот тогда про любое море можно сказать – Черное...

Раньше корабли строили деревянные, с высокими мачтами, и на них ставили паруса, чтобы двигались корабли под напором ветра. Ветер наполнял большие и малые паруса, и они толкали судно вперед, а если надо – помогали разворачивать его.

Требовалось большое мастерство, чтобы управлять таким кораблем со всеми его парусами. Надо было то распускать их во всю высоту мачты, то сворачивать и привязывать к поперечным перекладинам – реям. Для этого матросам приходилось забираться по мачтам на самый верх, когда волны раскачива­ли корабль, а ветер вырывал канаты из рук. Храбрые, силь­ные и умелые люди были матросы, и командовать ими могли тоже самые отважные и умелые, самые умные и опытные ко­мандиры.

Вот таким храбрым, смелым и опытным был на нашем фло­те его командующий, адмирал Федор Ушаков. Жил он больше двухсот лет назад, во времена императрицы Екатерины Вто­рой, а в наше время этот отважный воин, при жизни получив­ший множество боевых наград, был прославлен еще и как свя­той Русской Православной Церкви.

Кто же становится святым? Тот, кто крепко верит в Бога, всеми делами служит Ему, кто неустанно молится и исполняет Божии заповеди, кто искренне любит ближних. Это человек милосердный и праведный, скромный и смиренный. Но раз­ве могут стать такими военные люди, да еще командиры? Это очень трудно, почти невозможно, ведь надо сражаться с врага­ми Отечества. Не только в бою, а даже и после боя, после побе­ды не так-то легко проявить к ним милосердие. Но таким был адмирал Федор Ушаков, такими были и другие наши святые воины – князья Александр Невский и Дмитрий Донской.

Из этой книжки, а потом из жития Федора Ушакова мы узнаем о его святой, праведной жизни, о том, как он подгото­вил себя к ней, как и на войне исполнял заповеди Христовы, как молился перед боем и после него. Как, закончив военную службу, не окончил свое служение Господу, а, наоборот, все силы и молитвы обратил к Нему, проявляя милосердие и бла­готворительность, помогая бедным, больным, увечным и дру­гим попавшим в беду людям.

* * *

Федор Ушаков родился на берегу Волги, можно сказать, в самой глубине, в центре России – на Ярославской земле.

Отсюда его исток, здесь его родина. А Ярославская земля – осо­бенная: здесь родились, жили и подвизались многие русские святые.

Впрочем, поинтересуйтесь: ведь почти в каждом крае Рос­сии жили или упокоились святые, которых мы знаем. Вот в Сергиевом Посаде Московской области – мощи великого свя­того Русской земли Сергия Радонежского, в Нижегородской области, в городе Сарове – мощи святого Серафима Саровского, в Петербурге – мощи святого князя Александра Невского, свя­тых Иоанна Кронштадтского, Ксении Петербургской, в Белго­роде – Иоасафа Белгородского, в Воронеже – Митрофания Во­ронежского. Заведите себе тетрадку или блокнот, записывайте туда места, области, города, где прославились русские святые, где воссияли их мощи. Так вы будете познавать духовную историю нашей Родины.

Так вот, Федя Ушаков, отец которого служил в знаме­нитом гвардейском Преображенском полку в Петербурге, родился, когда отец уже вышел в отставку и жил в деревне Хопылево. Крестили Федю в церкви Богоявления-на-Острову. При ней же была и школа для дворянских детей, где он учился грамоте и счету. Нынче остров сросся с берегом, и цер­ковь того времени стоит, не до конца восстановленная, на ле­вом берегу Волги. А когда заходишь в нее, так и кажется, что вот-вот послышится голос младенца Феди или уже его отро­ческая молитва... Если приедете туда, помогите там собрать мусор, посадите цветы возле храма, войдите в него, постойте, закрыв глаза. Может быть, услышите, как шумят волны, от­куда-то издалека раздаются команды, слышится глухой гром пушек. Может быть, просто произнесете: «Святой праведный воин Феодор, моли Бога о нас!» А он и молится за нас, укреп­ляет наш дух.

Родители Феди в детстве учили его всему доброму и полез­ному. Он умел читать, быстро считал, знал географию и, не­смотря на то, что был дворянином, а не крестьянином, умел косить траву, рубить дрова, ловить рыбу, грести на лодке. Когда научился плавать, то переплывал Волгу. Вместе с отцом и мамой он читал все утренние и вечерние молитвы, знал жи­тия многих святых.

В роду Ушаковых все были люди военные, службу несли и в пехоте, и в кавалерии, но все в сухопутных войсках. А вот Федя хотел служить на флоте, на море, которого он, правда, никогда не видел...

И в феврале 1761 года, в возрасте шестнадцати лет, отец оп­ределил его в Морской шляхетный кадетский корпус в Петер­бурге, то есть в училище, где готовили морских офицеров. Не странно ли: парнишка в жизни не видел моря, а захотел стать морским офицером? Нет, ничего странного: Россия в то вре­мя тянулась к морю. И все наши великие флотоводцы вышли из глубин страны. Федор Ушаков – из Ярославской земли, ад­мирал Нахимов, который разгромил турецкий флот в Синопе и погиб, сражаясь за Севастополь, – из Смоленской, адмирал Спиридов, победивший во многих битвах, родился в Тверской губернии, адмирал Сенявин – в Калужской.

Древняя Русь, праматерь нынешней России, была морской державой. Через два ее главных города – Новгород и Киев – пролегал великий водный путь «из варяг в греки», то есть от северных племен варягов до Греции – Византии, откуда к нам пришло христианство. Этот путь соединял два моря: Балтий­ское и Черное, которое – помните? – в то время называлось Русским, ибо много больших и малых кораблей Древней Руси бороздили его просторы.

 

СВЯТАЯ РУСЬ КРУГОМ

Отец читал вечерние молитвы долго и не терпел, если кто его прерывал. Молился он, чтобы Бог даровал ему и его семье праведную жизнь, молился за своих бывших сослуживцев преображенцев, за их здоровье. За императрицу Елизавету, за Отечество российское. Ну и, конечно, за брата своего Ивана, ушедшего из гвардейцев-преображенцев в монахи. Отец одобрял решение Ивана, но не нравилось ему, что сделал это брат тайно. Жена же его Параскева Никитична говорила, что то воля Божия, и тут он соглашался.

Параскева Никитична в другой горнице читала из Мо­литвослова молитвы с детьми Федором и его братом Иваном, иногда объясняя непонятное или обещала рассказать после моления.

В тот вечер тихо постучали в двери. Отец за закрытой две­рью не слышал, а мать шепнула Феде:

– Поди открой: кого нам Бог послал на ночь?

В проеме двери стояли два монаха. Который постарше сказал:

– Спроси у батюшки, отрок, можно ли заночевать двум странствующим?

Но уже подошла мать и захлопотала:

– Заходите-заходите, люди добрые, вот закончим молит­ву, и ужинать накрою.

– Нам, матушка, ничего не надо: мы сыты Божиим благо­волением. А вот помолимся вместе с вами.

Помолились. Вышел Федор Игнатьевич, спросил дружески:

– Куда и откуда путь держите? По какой надобности?

Старый странник степенно погладил бороду, ответствовал:

– Имею послушание пройти по нашей святой земле до Бе– лоозера, а оттуда получить послание в Троице-Сергиеву Лав­ру, откуда и иду. А спутник мой выбирает пустынное монас­тырское пристанище, где бы ему уединиться для молитвы.

– Батюшка, – не решаясь обратиться прямо к монаху, спросил Федя, – а пошто он землю нашу святой называет, ведь она там, – он показал рукой на юг, – святая-то, вокруг града Иерусалима.

– Да пусть тебе он и скажет, как понимает, – обратил взор к монаху отец.

– Разумей, отрок, что Русь наша издавна святая: раньше из Киева и Новгорода святилась, а позднее из обители велико­го нашего преподобного отца Сергия, игумена Радонежского. Знаешь ли ты что-либо об этом святом?

Федор знал, ибо отец ему рассказывал о непрестанных молитвах, что совершал тот в лесу, где строил храм и келью. Знал, что до монашества, будучи еще отроком Варфоломеем, он встретил в лесу светоносного странника, который напутст­вовал его, и что приходил к нему в монашескую пустынь мед­ведь и не тронул его, а потом собрались вокруг него молит­венные люди – монахи. Сказал об этом монаху. Тот покивал головой.

– Вот мы и идем оттуда, из Сергиева Посада, из самой Лав­ры. По пути в Хотькове были: там его родители упокоились.

Проходили славные города Переяславль, Ростов Великий, в тамошних храмах молились.

Отец добавил:

– А еще, Федор и Иван, вы знать должны, что преподоб­ный Сергий благословил великого князя Дмитрия на бой с агарянами хана Мамая – на Куликовскую битву, да с ним еще двух иноков из монастыря отправил – Пересвета и Осля­бю. Сам же молился за князя, за воинов и за победу. Ту вели­кую битву князь выиграл, а мы позднее от басурманского ига освободились.

Монах согласно кивнул:

– Да, то знать надо.

И, уже продолжая воинскую тему, поведал про город Пере­яславль: там владел землями и жил святой князь Александр, прозванный Невским за победу на Неве над напавшими на Русь шведами.

Отец снова добавил, что двумя годами позже в тех же кра­ях князь на льду Чудского озера разгромил войско тевтонских рыцарей, хотевших покорить православный народ. И за мно­гие победы, за неустанную защиту русских земель его на Руси и почитают святым.

Сам же отец, когда служил в Преображенском полку, к его мощам прикладывался в Петербурге, ибо Петр-государь при­вез честные останки князя в северную столицу и там навсегда их оставил. С того времени святой князь – покровитель вели­кого города.

Монах с уважением посмотрел на отца и дальше продол­жил про город Ростов Великий: в нем ведь и написана вот эта самая, лежащая на столе в горнице книга «Четьи-Минеи» – сказания и истории о святых людях.

Федя все больше дивился, что во многих землях и горо­дах – и рядом с ними, и в отдаленных – жили такие славные и даже святые люди. Значит, повсюду на Руси могут быть и витязи и праведники.

Монах согласился: на то она, Русь, и святая, а потому кру­гом ее хранить и беречь надо, не отдавать на поругание инозем­цам. Вот и от ваших мест недалеко жил и молился истинный защитник Православной Руси. То был необычный и прозор­ливый святой монах Иринарх, что тридцать лет провел в не­престанной уединенной молитве – в затворе, как это называ­ют. Да еще навесив на себя вериги – железные цепи да оковы, кресты тяжелые.

– А пошто он так себя угнетал? – спросил Федя.

– Да чтобы хоть часть страданий Господа нашего на себе испытать и почувствовать, ближе к Нему стать и молить­ся Ему за нас всех. А за то Бог давал ему силу провидения, и шли к нему люди за поддержкой и советом, чтобы узнать свою судьбу. В трудное время Русского государства имен­но он предсказал царю Василию Шуйскому, что нападут на Русь ляхи и литвины – латиняне, противники Церкви Пра­вославной. Царь, однако, не внял, не услышал про опасность.

И началась на Руси великая Смута, поднялся мятеж, разра­зился голод, изменили бояре. А латиняне вошли в землю Русскую, стольный град Москву захватили, пленили царя Васи­лия, посадили в Кремль своего короля и стали издеваться над народом. Тогда опомнились наши люди и в Нижнем Новгоро­де соединились, собрали отряды воинов – ополчение – и дви­нулись на Москву.

Шли они через ваш Ярославль и город Рыбинск, но сюда ополчение еще в некоторой худости и некрепости прибыло.

И прослышали воины – да то еще были не воины, а люди доб­ровольные, – что тут, в монастыре на Устье, подвизается из­вестный монах Иринарх – провидец и великий молитвенник за Русь.

И тогда, – монах даже привстал, чтобы показать, что он скажет самое главное, – предводители ополчения князь Дмитрий Пожарский и купец Кузьма Минин отправились к Иринарху за благословением. Тот благословил их, как Сер­гий Радонежский, только не иноков дал в помощь, а снял с себя крест, вручив его на освобождение Москвы от супос­татов. Вскоре они ее и освободили, короля чужеземного из Кремля выгнали, и князь Пожарский привез Иринарху крест с благодарностью.

– Батюшка, – с надеждой спросил Федя, – поедем к тому монаху, попросим благословения, он ведь недалеко от нас живет.

– Нет, отрок, – покачал головой монах, – преподобный Иринарх давно почил в Бозе. Но келья его есть, и там лежат вериги, кои у всех, кто видит сии железа, страх и восторг вы­зывают. Ибо обычная человеческая природа сии тяжести вы­держать не может.

Отец тоже задумался о необычной судьбе монаха, а потом кивнул Феде и Ивану.

– А вот мы с вами и съездим в то памятное и славное мес­то, помолимся и в келью столь славного подвижника зайдем. Пусть вас его подвиг наставит на путь правый.

Монахи еще долго рассказывали о святых местах Рыбинс­ка, Ярославля, Белозерья, а Федя дивился и радовался, сколь велика и свята земля Русская, сколь прекрасно она украшена и сколь много славных людей на ней жили. Ночью ему сни­лись странники, идущие по дорогам. Один из них, в светлом одеянии и с сиянием над головой, помахал Феде, вроде бы по­звал с собой. А он и пошел за ним.

 

ГАРДЕМАРИН УШАКОВ

Петербург – тогдашняя столица России, Морской шляхетный кадетский корпус. В него и поступил учиться Федор Ушаков.

Морской кадетский корпус был одним из лучших учеб­ных заведений столицы. Тут служили блестящие преподава­тели, военные моряки, офицеры, учившие устройству кораб­ля, тактике морских баталий, мореходству, кораблестроению и кораблевождению, и ученые специалисты по математике, геометрии, астрономии, истории, иностранным языкам, по фехтованию и артиллерийским наукам.

Федор Ушаков учился отменно, без поблажек от учите­лей и от себя. А молитва сопровождала его во все годы уче­бы: службы в церкви он не пропустил ни разу. И вот пришел час окончания Морского корпуса. Сам директор – морской командир и о воспитанниках всегдашний заботник Иван Логинович Голенищев-Кутузов обратился к гардемаринам:

– Любезные мои сотоварищи по делу морскому, большую ношу вы на себя взяли, ибо ведаете, что Россия наша ныне держава морская, и ей всегда нужны верные морские служи­тели. Русь и издревле была морской державой, но позднее те земли, что у морей лежали, потеряла. Государь Петр Великий здесь, на Балтийском море, снова укрепился, в Европу окно прорубил, а на Черном море потерпел поражение. Вам, госпо­да гардемарины, предстоит снова Черное море в наше, славян­ское, море превратить!

Стоящий в строю гардемарин Федор Ушаков слушал вни­мательно и думал о себе: он входит в большое плавание, в само­стоятельную жизнь, где отвечает сам за себя, где от его умения зависит жизнь многих.

– Господи, – перекрестился он, – буду служить честно, не дам себе покою ни в чем, корабль будет моим домом, в море будут мои дороги. России отдам все свои силы. Господи, бла­гослови!

Дробь барабана возвестила: Российский флот получил но­вое пополнение офицеров. Прощай, гардемарин, здравствуй, мичман Ушаков!

* * *

Федор прощался с Санкт-Петербургом. Надо было отправ­ляться на корабль. Пришел и в Александро-Невскую лавру, приложился к мощам святого благоверного князя Алексан­дра Невского, положил пожертвование из первого морского жалования в монастырскую кружку и долго стоял близ нее, вспоминая судьбу своего дяди Ивана. Тот совсем недавно, уже монахом Феодором, целый год стоял здесь по распоряжению императрицы Елизаветы Петровны, оберегая подношения ве­рующих. Его монашеский подвиг поразил Федора, а молит­венную службу в монастыре он считал подвигом и стремился все узнать о дяде, встретиться с ним.

Еще перед поступлением Феди в Морской корпус дядя Иван, в монашестве Феодор, обитавший тогда в Александро-Невской лавре, рассказывал, что вскоре отправляется в Саров­скую пустынь с духовным братством единомышленников.

– Я ведь был, – говорил отец Феодор, обращаясь к Феде, – Преображенским гвардейцем, а Петербург – город, полный соблазнов, вот и мы разгульную жизнь вели: пили, кути­ли... И однажды в разгар веселья вдруг один из друзей моих у меня на глазах упал с сердечным приступом и умер. Умер без исповеди, без покаяния, в одну секунду. Я был потрясен, сердце мое почти остановилось, и решил я отойти от мира, оставить все соблазны и препятствия к добродетельной жиз­ни, устремиться к отечеству небесному. Переоделся в чер­ную одежду и ушел в лес, молился, но меня задержали как беспаспортного, привезли в Петербург к императрице Ели­завете Петровне. Та с удивлением спросила: «Зачем ты ушел из гвардии?»

Я ей ответил: «Чтобы отдать полностью жизнь Богу и Церкви и спасать душу». Императрица удивилась, но ска­зала, что прощает меня и предлагает возвратиться в гвардию в прежнем чине.

Объяснил ей, что не из гордости ушел, а истинно для спа­сения души. Тогда она спросила: «Что хочешь?» Я ответил: «В Саровскую пустынь!» «Хорошо, – отвечала, – но постой год в Александро-Невской лавре у кружки».

Вот и стою, исполняю волю императрицы и монастырское послушание.

Поговорили еще. Дядя спросил племянника:

– Кем желаешь стать?

Федя потупился и сказал:

– Морским офицером.

– Служба государева Богу угодна, – погладил его по голове отец Феодор. – В миру будешь жить, отрок, а он бывает жес­ток и несправедлив. И моя судьба может послужить тебе уро­ком. Я ведь был пострижен в монахи в честь святого нашего князя Феодора Ярославского. Хотел бы я, чтобы деяния этого воина святого просветили и тебя, отрок, чтобы на путях тво­их дальних были свершения великие. Думай же всегда о Боге, о ближних. Ведь кто о ближних не радеет, тот, мыслю, и в вере твердым остаться не может. Люби и тех человеков, с коими бу­дешь сражаться, – и ждет тебя победа.

Страшно как-то и радостно было Феде, в душе у него что-то затрепетало и позвало вдаль, в неведомый доселе мир.

 

ВСТРЕЧА С МОРЕМ

Вот и море! Мичман Федор Ушаков – в первом своем дальнем морском походе на небольшом транспортном корабле «Пинк». Вышел он из морской крепости Кронштадт, что прикрывает своими пушками столицу России Санкт-Петербург, – из порта, где стоит Балтийский флот России. Прошел корабль моря Балтийское, Северное, Норвежское, обогнул Скандинавию и вышел в море Мурманское (теперь оно Баренцево), а затем и в Белое, к нашему старинному городу Архангельску.
Переход нелегкий: постоянно срывался ветер, подымая высокую волну, корабль болтало и раскачивало, иным молодым морякам становилось плохо, кого-то тошнило, кто-то с трудом стоял на палубе, скользил и падал.

Мичман Ушаков, широко расставив ноги, стоял как вко­панный и отдавал команды. Сегодня утром была его смена, или, как говорят моряки, вахта. Ветер изменился, а значит, надо было менять расположение парусов – «ловить ветер», а с ним и скорость.

Если сейчас на кораблях работают машины и движут их, куда нужно, невзирая на ветер, то тогда, в XVIII веке, движе­ние, скорость судна зависели от того, наполнятся ли паруса ветром, сумеет ли командир придать им нужный угол и повес­ти корабль заданным курсом. Мичман Ушаков освоился с па­русами: они слушались его, а он умело управлял ими.

В то утро, когда корабль входил в Белое море, шквал вет­ра обрушился на него внезапно. Федор отдал команду, и мо­ряки стали проворно взбираться на мачты; их босые ноги за­скользили по пертам – тросам, висящим под реями для опоры. Перегнувшись через реи, каждый на своем месте, они быстро вязали снасти, освобождая одни паруса и сворачивая другие. Почти все, исполнив приказ, спустились вниз. Но один матрос– новичок, только что начавший службу, растерялся. Судорож­но цепляясь за снасти, долго не отпускал их, как бы пробуя на крепость. Наконец попытался двинуться обратно к мачте вдоль реи, качавшейся в такт волнам. Но тут же оступился, ноги его соскользнули с перта, и он повис над палубой. Боц­ман, мельком взглянув на Ушакова, крикнул: «Держись!»

– Полотно! Полотно под него разверните! – раздалась ко­манда.

Моряки развернули полотнище парусины, взявшись за углы, тревожно следили за болтающимся матросом.

– Пускай! Бросай рею! – закричал боцман. – Падай вниз!

Матрос от страха ничего не слышал, и казалось, никакая

сила не сможет оторвать его от реи.

– Эх! – мотнул головой Ушаков и проворно полез вверх.

– Куда вы, ваше благородие, расшибетесь, – неуверенно проговорил боцман.

Ушаков, стремительно переступая по пертам, не глядя под ноги, быстро добрался до матроса, схватил за парусиновую ру­баху, намотал ее край на руку и потянул к себе.

– Ставь ногу... вот... вот так, – приговаривал он, – еще сюда... а теперь переступи сюда. Еще, не бойся... видишь, я же с тобой.

Матросы с восторгом и радостью смотрели, как Ушаков вместе с незадачливым юным морячком двигался по рее. Они что-то там подергали, подвязали и медленно возвратились к мачте.

Первым спустился на палубу мичман, затем новичок. И тут же получил оплеуху от боцмана.

– Что буянишь, Андреич? – закричал Ушаков. – Учить надо, дабы высоты не боялся, а ты волю рукам даешь. Прекрати!

– Спасибо, мичман, – вышел вперед капитан, – похвально действовали лично, но и боцманов кулак тут полезен. Матро­сов не портите: они к кулаку привыкли.

Ушаков промолчал, но про себя не согласился: кулаком на­пугаешь, а не научишь. И никогда на флоте Федор Федорович кулаком не пользовался – только словом, приказом, личным примером. И молитвой.

 

РОССИЯ ПОВОРАЧИВАЕТСЯ К ЧЕРНОМУ МОРЮ

А в это время в России назревали великие события. Императрица Екатерина II и ее советники решили приступить к освобождению южных русских земель. Не один век уже владели ими турецкие вассалы – крымские ханы, постоянно совершая набеги на южные области России: сжигали села и города, грабили население и, главное, уводили в плен и продавали в рабство мужчин и женщин. Мужчин направляли на рудники, гребцами на галеры, женщин – в услужение турецким вельможам. Маленьких мальчиков обращали в ислам и делали личной гвардией турецкого султана, самой преданной и жестокой. Давно надо было прекратить грабительские походы, возвратить северные берега Черного моря, снова сделать его Русским, построив сильный флот. Но где его построить? Ведь пока еще все побережье Черного и Азовского морей принадлежало туркам.

Решили последовать примеру Петра Первого – строить ко­рабли близ Воронежа, на Дону, по которому и выходить им в Азовское, а оттуда в Черное море.

Молодые офицеры из Петербургского морского шляхетного кадетского корпуса станут их первыми капитанами. Сре­ди них – и Ушаков, который получил назначение в Воронеж и перешел под командование контр-адмирала Сенявина.

 

ДУХОВНОЕ НАПУТСТВИЕ

Отправляясь на юг, в Воронеж, не мог молодой лейтенант не повидаться с дядей, молитва, слово которого уже давно вошли в его душу. Федор знал, что дядя стал настоятелем Санаксарского монастыря, недалеко от знаменитого Сарова. (Да, уже в то время знаменит был Саровский монастырь, хотя и не просиял еще жительством великого старца Серафима.)

Какое-то волшебное место эти Саровские леса, как бы пред­назначенные для молитв и послушаний! Недаром именно сюда после окончания военно-морской службы приехал, поселился по соседству и постоянно молился в монастыре и сам адмирал Ушаков, – в том монастыре, который его дядя, молитвенник и наставник, возродил к жизни, сделал очагом Православия на Тамбовщине в мордовских лесах...

В трапезной после молитвы и ужина и состоялся их разговор.

Игумен Феодор начал с большой задачи России: «Хорошо, что императрица решила обратить свой взор к южным морям, на пути Древней Руси выйти. Сие без флота, конечно, не ре­шить».

Говорили тогда о многом: о родственниках, о первых мор­ских переходах младшего Ушакова, о городе Архангельске. Игумен Феодор похвалил, что лейтенант обходится без руко­прикладства.

– Так и государи наши должны с людьми по-божески обхо­диться. Насильство у нас выросло: того и гляди бунт грянет...

Через несколько лет бунт пугачевский и случился.

Игумен широко шагал по трапезной, потом остановился возле иконы святителя Николая, пояснил:

– Вот он, покровитель путешествующих и плавающих! – И спросил: – Теперь куда?

– На строительство нового флота на Дон. Еду служить Оте­честву и государыне. И служить хочу безоплошно.

– Сие верно и по-божески, и по-людски. Слово твое Богу и присяга государыне священны. В развалинах человеческих судеб есть тропы истины. Находи их и следуй ими. Наш народ от невежества пришел к сиянию Христовой веры и благоуст­роенному Отечеству. Он в ударах судьбы ободряется и даже в поражениях восстанавливает страну из пепла.

Старец подошел к молодому Ушакову, и тот понял, что сейчас он и получит благословение в путь, в дорогу, в жизнь, встал на колени и склонил голову.

Отец Феодор положил руку ему на плечо и как-то по-родс­твенному негромко сказал:

– Отныне, Федя, тобой должна владеть государствен­ная дума. А любовь к Богу и Отечеству в обстоятельствах чрез­вычайных проверяется. Потому будь готов к тяготам и опас­ностям.

Голос игумена укрепился, стал жестким, и он продолжил:

– Пусть лишения тебя не испугают, пусть трудности за­калят. Готовься снести горечи, обиды, непонимания, козни всякие, раны телесные и душевные, но останься стоек, храбр, непреклонен, неподкупен, беззаветен в любви к Богу и Оте­честву, а вместе с тем дружелюбен, доброжелателен к людям. Не обидь ближнего. Умей примером своим, силой своей души оживить доблесть в сердцах. Веру старайся утвердить во всем, и тогда в правом деле победишь. Неизбежно. А я за тебя мо­литься буду неустанно.

С детства был Федор восприимчив к высокому мудрому сло­ву, и это ночное напутствие глубоко вошло в его душу, стало частью его поступков и мыслей в будущем. Сердце будто напол­нилось желанием к свершению дел полезных и нужных Богу и Отечеству. Склонил голову, сложив руки для благословения, молодой лейтенант. Игумен Феодор перекрестил племянника, обнял, поцеловал и тихо, наверное, прозревая грядущее, ска­зал: «Вижу: будешь большим флотским командиром. А время придет, приезжай сюда – келий много».

Еще до восхода солнца от стен Санаксарского монастыря унеслась в тревожную мирскую жизнь кибитка с морским офицером и его высокими и дерзновенными мыслями.

 

ИЗ АЗОВСКОГО В СРЕДИЗЕМНОЕ

Получив свое первое судно – бот «Курьер», спустившись по Дону до устья, капитан-лейтенант Ушаков вышел в Азовское море, ходил вдоль Крыма, прогоняя от берегов турецкие корабли. Эта война для него закончилась быстро: южные земли по Дону и Бугу отошли к России, и Крым был выведен из подчинения Турции. Казалось, наступил долгочаемый мир на этих землях – и Ушакова переводят снова на Балтийский флот. Тут он получает настоящую морскую закалку: проходит вокруг Европы, бороздит Средиземное море на разных кораблях, ощущает размах Атлантического океана. Да, Россия становится океанической державой, и нужен ей адмирал с широким взглядом, с поистине океаническим мышлением, понимающий, что отныне Россия в центре мировых морских путей. Таким флотоводцем и вырастает в непрестанных трудах Федор Ушаков. Получив множество навыков, стяжав богатый опыт, повидав много стран и их флотов – Дания, Франция, Англия, Португалия, Испания, Италия, Алжир, Греция, Турция – он становится умелым военачальником, мудрым вождем, искусным политиком – и нигде его не покидает мо­литва, нигде не перестает он заботиться о ближних.

Его узнают, замечают. Его назначают командиром импера­торской яхты. Большая честь – и большая удача для тех, кто мечтает быть ближе ко двору, к власти, к источнику чинов и наград. А Ушаков мечтает быть ближе к морю, кораблю, мо­рякам. Уступая настойчивым просьбам капитана второго ран­га Федора Ушакова, в 1783 году его отправляют в новый город Херсон на Днепре, где он должен достроить на верфях 66-пушечный линейный корабль и стать его командиром. Здесь суж­дено ему будет совершить подвиг спасения многих моряков.

 

СРАЖЕНИЕ С ЧУМОЙ

Город Херсон близ устья Днепра, на новых российских землях, строился со всех сторон и во всех направлениях.

Возводилась крепость, ставились дома, казармы, сооружались причалы, эллинги для строительства кораблей, пристани, мостились дороги, прочищались речные заводи.

В том же 1783 году Крым был окончательно присоединен к России, а Севастополь с его великолепной бухтой стал глав­ной базой нового Черноморского флота. Для нового флота тре­бовались все новые и новые корабли. Но совсем не просто было строить их в безлесных и степных краях. Деревья приходилось сплавлять по Днепру из брянских и полесских лесов и здесь, в его устье, строить корабли, а затем ставить на них артилле­рию и выводить в Черное море и Севастополь.

Вот такое предписание получил и капитан второго ранга Федор Ушаков: достроить, довооружить в Херсоне линейный корабль, взять его под командование и прийти в Севастополь. Капитан энергично принялся за дело...

Но на его пути, на пути его команды встало неодолимое пре­пятствие: на юг, в Херсон, пришла страшная болезнь – почти неизлечимая в то время чума. Большего бедствия мир тогда не знал – ни войны, ни стихийные бедствия не приносили столь­ко бед, не уносили столько жизней, как эта зловещая болезнь. Затихли и опустели казармы и дома в Херсоне, Севастополе, Полтаве, Екатеринославе. Над городами и селами раздавал­ся погребальный звон, на площадях и улицах горели костры, прокуривая одежды каждого, перед всеми городами и посел­ками были поставлены преграды, шлагбаумы, не пропуская пришельцев. Гробы, а то и просто мешки с мертвыми опуска­лись в неглубокие ямы. Чума пришла на южные, только что отвоеванные земли России. Казалось, никто не выживет... и они снова опустеют.

* * *

Ранним утром Ушаков выводил из Херсона команду свое­го корабля в степь. Из середины большого квадрата, по углам которого забили колышки, прошмыгивали между группами моряков суслики, отбегая дальше в поля. Они взбирались на холмики и с удивлением смотрели, как люди делали себе на месте их пристанищ широкие норы. Да, Ушаков приказал вы­рыть множество землянок. Для офицеров, для здоровых мор­ских служителей, для тех, у кого есть подозрение к болезни, для больных, для тех, кто выписался из госпиталя. Вдоль все­го лагеря лежали кучи камыша, полыни, другой степной тра­вы. Капитан советовался с боцманом:

– Как, Петрович, костры разложим? По всей линии лаге­ря или в разных местах?

– В разных, ваше превосходительство, чтобы дым зря не пропадал. Особенно на входе в лагерь, у госпитальной палатки.

– Верно, пожалуй. Да еще в центре, чтобы и здоровые все под дымком были.

– А еще, Федор Федорович, в костры надо травы здешние добавить – чабрец и душицу. Эта чума-лихоманка гнилость и прель любит, а хорошего духа не выносит.

– Вот и хорошо, Петрович, возьми помощников, набери чабреца и других душистых трав по ярам и рощицам.

Беспрерывно днем и ночью горели вокруг и внутри лаге­ря костры, кипели котлы с горячей водой, разводили в ведрах уксус, сушили у костров одежду, затем пропаливали и про– дымливали ее. На козлах же сушили постели. Изредка легкие взрывы окутывали пороховым дымом лагерь.

– Пороху она тоже боится, – говорил Ушаков. – И уксусом пусть чаще обтираются.

Строго следил капитан, чтобы каждый, у кого появлялись признаки болезни, переводился в отдельную палатку, пил горькие травяные настойки, обтирался уксусом, не разговари­вал с соседом. В городской госпиталь никого не отсылал – бо­ялся, залечат.

Казалось, лишь бы выжить здесь, на суше, но матросы и офицеры продолжали готовиться к морским походам, к боям. Слушали и исполняли команды, вязали узлы, запоминали на­звания снастей, учились забираться на столбы, что поставили вместо мачт, бегали, прыгали, боролись, чтобы быть ловчее. А по утрам все выстраивались у центрального флагштока, где вился Андреевский флаг. Все вместе с капитаном молились, Ушаков четко отдавал приказ: что будет делать сегодня эки­паж, и все шли на свои места под команду боцманов и коман– *

диров. Никакой разболтанности, никаких дел не отклады­вать – все знали: вопреки чуме надо готовиться к службе, надо работать.

«Чума не выдержала, отступила и от 4 числа ноября минув­шего 1783 года больше уже не показывалась», – писал Ушаков в докладной записке командующему.

Адмиралтейств-коллегия в Петербурге отметила стара­ния капитана строящегося корабля Ушакова «за неусыпные труды», благодаря которым он «успел отвратить опасную болезнь». В этой заботе о людях, об экипаже был весь Уша­ков. Боев еще не было, а командир уже боролся за своих под­чиненных, «за други своя». Орден Святого Владимира засиял на груди Ушакова. Не за морские сражения, но за битву со смертельной опасностью, за спасение от гибели русских мат­росов и командиров, что скажут еще свое слово в будущих битвах.

 

СЕВАСТОПОЛЬ – ГОРОД РУССКОГО ФЛОТА

Линейный корабль был достроен и получил имя «Святой Павел», а Ушаков уже капитаном первого ранга прибыл в Севастополь. Этот город стал для него, как и для всего русского флота, городом высокой судьбы, городом славы, городом священным. Все знали, что именно здесь, на мысе Херсонес, получил крещение святой князь Владимир. И совсем не случайно орден Владимира четвертой степени открывал Ушакову дорогу в мир наград, носивших в России имена святых.
В дальнейшем ордена Владимира третьей и второй степени,
орден Святого Георгия, орден Святого князя Александра Невского стали его наградами.

* * *

Крым, перешедший во владение России, следовало на­всегда утвердить как законную собственность Российской империи. И отстроенный Севастополь должен был прочно утвердиться как база русского Черноморского флота. И вот туда, на юг державы, совершает поездку сама императрица. Она едет в сопровождении послов европейских стран. Уже на территории Новороссии (так называли освобожденные от турок земли) к ней тайно присоединяется сам император Священной Римской империи (так гордо именовалась тогда Австро-Венгрия) Иосиф II. Путешествие сопровождается ос­мотром новых поселений и городов, закладкой новых кораб­лей, демонстрациями и парадами военных частей и, конечно, балами и приемами императрицы.

Но главным событием в памяти истории осталось знамени­тое открытие Черноморского флота в Севастополе. Генерал– фельдмаршал князь Григорий Потемкин, доверенный прибли­женный Екатерины, осуществлял и утверждал здесь, на юге, грандиозный проект: эти старинные славянские земли, отвое­ванные у турок, вновь заселялись христианским населением. Тут были заложены и строились города Екатеринослав (ныне Днепр), Мариуполь, Мелитополь, Симферополь, Се­вастополь, Херсон, Николаев, Одесса, Тирасполь. Сюда из об­ластей Центральной России и Украины направлялись на посе­ление крестьяне, тут осели приглашенные выходцы из Сербии, Хорватии, Болгарии, Греции, Германии, Польши. Край ожи­вал, богател. Здесь и был построен Черноморский флот.

Этот подвиг русского народа сравним только с великим подвигом исследования и освоения Сибири.

Екатерина проследовала через Екатеринослав, Херсон, Симферополь и торжественно въехала в Севастополь. Все гости, послы, вельможи были приглашены в императорский дворец, построенный по приказу Потемкина. В залах стояли длинные, накрытые для пира столы. Западная открытая ве­ранда задрапирована – закрыта парусным полотном. Все сели лицом к ней. Князь Потемкин взмахнул рукой, драпировка с западной стороны упала, грянули пушки и музыка, с гомо­ном взметнулись над дворцом птицы. Но еще больший гул множества удивленных и восхищенных голосов раздался за столами. Взору знатных гостей открылась незабываемая кар­тина. Они считали... Раз... Два... Три линейных корабля, три бомбардирских, двенадцать фрегатов и двадцать... нет, трид­цать! малых кораблей... И еще, и еще...

– Браво! – раздались восклицания. Император Иосиф встал и поклонился Екатерине. Все зааплодировали, а та лас­ково взглянула на князя Потемкина и, подняв бокал, торжес­твенно произнесла:

– Выпьем за победы нового Черноморского флота Рос­сийского!

Затем попросила представить ей морских командиров. В их числе отдал приветствие и представился капитан первого ранга командир «Святого Павла» Федор Ушаков.

Екатерина сама подвела его к императору:

– Сей мореплавец в Средиземное море ходит как на лодоч­ную прогулку. Ему это милее, чем яхты знатных особ чистить.

Ушаков напрягся: значит, недовольна императрица, что ушел с ее яхты?

Но пришел на помощь князь Потемкин:

– Очень, Ваше Величество, он нам здесь пригодится. Ведь изволите знать: война с турками вот-вот, а у него корабль об­разцовый, команда отборная, матросов по человечку собрал, перед выходом в море всем экипажем в храм идут молиться.

Екатерина благосклонно кивнула:

– Вижу, князь, что и ты подбираешь по человечку. А уж для капитана море что мать родная. Кто в море не ходил, тот Богу не молился. Помогай же Бог ему с его моряками!

 

УШАК-ПАША – РУССКИЙ АДМИРАЛ

Русский триумф на Черном море сильно уязвил турецкого султана. Его решимость начать войну с Россией подкреплялась обещанием ряда европейских стран помочь Турции.
В 1787 году при поддержке Великобритании, Франции и Пруссии Османская империя направила империи Российской ультиматум: отказаться от Крыма, возвратить его Турции и уничтожить Черноморский флот. Конечно, этого никто не собирался делать. Вскоре Турция начала военные действия и на суше, и на море.

От сражения к сражению флот под Андреевским флагом становился все более опытным, умелым, боевым. А среди его капитанов самым заметным и победоносным командиром ста­новился бригадир Федор Ушаков. По-прежнему все выходы в море начинал он с молитвы всего экипажа. Он обеспечил по­беду над превосходящими силами турок в бою у острова Фи– дониси (ныне Змеиный), когда стоял в авангарде Севастополь­ской эскадры. Князь Потемкин, командуя всеми войсками и флотами, все больше убеждался в высокой флотоводческой талантливости Ушакова. Он в конце концов и назначил его ко­мандующим всем Черноморским флотом. В 1789 году Ушаков получает звание контр-адмирала.

И происходит военное чудо: Ушаков одерживает одну за другой блестящие победы. В районе Керченского пролива он нанес поражение турецкой эскадре, помешав ей высадить де­сант на побережье Крыма. Хорошо запомнилось туркам сра­жение у острова Тендра, который иногда срастается с сушей, закрывая с юга Днепровский лиман. Турецкий адмирал был настроен решительно, имея лучший, как он считал, флагман­ский корабль «Капудания». Флагман – так называют судно, на котором находится командующий флотом, то, на котором поднят его флаг. Турок хотел проучить этого победоносного русского адмирала и со славой прибыть в Турцию с огромным богатством. Перед боем его шлюпки сделали немало рейсов, свозя на корабль награбленные у жителей Крыма золото, се­ребряные монеты, ювелирные изделия, золотое и серебряное оружие, ларцы, набитые драгоценными камнями. Вот уж попировали бы командиры турецких кораблей в Стамбуле! Но не удалось.

Как буря обрушился Ушаков со своими кораблями на ту­рецкую эскадру. В то время из пушек стреляли тяжелыми чу­гунными ядрами, которые разогревали, раскаливали в жаров­нях, чтобы на вражеском корабле они не только ломали мачты, рвали паруса, поражали противника, но и прожигали палубы, а при удаче проникали и в пороховые погреба, и тогда – взрыв и полная гибель кораблю.

Так было и с «Капуданией», которую 80-пушечный рус­ский флагман «Рождество Христово» расстрелял, прожег и уничтожил.

Турки долго, упорно сопротивлялись, но русские артил­леристы били точнее и прицельнее. Их ядра, как молнии, неслись к «Капудании» и наконец прожгли ее и проникли в пороховой погреб. Взрыв необычайной силы потряс корабль. В небо взлетели не только мачты и паруса, но и сам турецкий адмирал. Когда он падал в море, рядом с его шлюпкой сыпался бывших в Стамбул. До сих пор многие искатели кладов ищут в районе Тендры золотые слитки и драгоценности. И хотя море пока хранит свою тайну, археологи и кладоискатели не теря­ют надежды...

Но, может, самой совершенной была победа Ушакова у мыса Калиакрии в Болгарии. Запомните это название – Калиакрия! Ныне на этом выдвинувшемся в море мысе стоит болгарский памятник русскому адмиралу. К нему идут сотни и тысячи туристов из России, Украины, Белоруссии и других стран.

Тогда там стояли турецкие артиллерийские батареи, под защитой которых расположился турецкий флот. Команды на кораблях были спокойны, кто спал, кто играл в нарды, в кости.

Командующий турецким флотом алжирский бей Саит-Али хвастливо пообещал, что привезет в Стамбул закованно­го в цепи Ушак-пашу – так про себя называли битые турец­кие капитаны контр-адмирала Ушакова. Но Ушаков не стал ожидать, когда турецкий флот выйдет на битву с ним. Прове­дя разведку, он рано утром направил свою эскадру между бе­реговыми батареями и стоявшим на якоре флотом Сайт-Али. Ушаковские корабли вынырнули из предрассветной туманной дымки и на глазах ошеломленных турецких капитанов стре­мительно вошли в узкое пространство между берегом, где топ­тались ошалевшие от неожиданности артиллеристы, и турец­кими судами.

Вот где сполна проявилось настоящее морское искусст­во капитанов и экипажей, выработанное на многочисленных ученьях, на маневрах, которые постоянно проводил Ушаков. Надо было пройти «по лезвию ножа» – не наскочить ни на мель, ни на скалы, быстро миновать турецкие пушки, не оши­биться при выполнении поворотов.

Ушаков знал своих матросов, решился на это и в результа­те, выйдя в тыл султанского флота, получил «ветер в паруса». И с ходу начал громить эскадру противника. Турки рубили якоря, корабли врезались друг в друга, садились на мель, эки­пажи бросались вплавь к берегу.

Это была великая битва. Свой флагман «Рождество Хрис­тово» Ушаков направил на главный корабль турок, на корабль Саит-Али. Капитан «Рождества Христова» Ельчанинов умело парусами развернул корабль и из всех бортовых пушек (а боль­шинство их расположено по бортам, то есть бортовой залп – самый мощный) ударил по флагману Саит-Али. Раскаленные докрасна ядра с огненными хвостами неслись на турецкий корабль, некоторые были связаны цепью и шипели, как ска­зочные драконы, охватывая в петлю мачту, прожигали пару­са, обрывали их снасти, обрушивали на палубу реи, дробили шлюпки. Турецкие корабли второго ряда пытались стрелять по русским, но их ядра попадали в первый ряд своих кораб­лей, сея растерянность и панику.

Саит-Али понял, что это конец, и, прячась от ушаковской эскадры, нырнул в сизые языки орудийного дыма, оставив до­горать и тонуть свой флот. Победа была полная, и утром Уша­ков решил довершить разгром турок. Но на следующий день выяснилось: победа русского флота принесла победоносный мир в этой Русско-турецкой войне.

* * *

...Ночной Стамбул вытряхнуло из постели. Гулкий пушеч­ный выстрел разбудил султана, который с тревогой взглянул на море: там стоял обгорелый, со снесенными мачтами, ко­рабль Сайт-Али. Тот, прибыв во дворец, упал перед верховным правителем Турецкой империи:

Великий, флота твоего больше нет, сюда мчится сам Ушак-паша, это о нем я дал выстрел предупреждения.

Султан не поддался бессильной злобе. Он понимал, что яростью не остановишь рвущихся на всех парусах к его столи­це кораблей этого непобедимого русского адмирала.

Ушак-паша! Хотел бы я иметь у себя такого адмирала. Срочно, – обратился он к своему ближайшему визирю, – пиши нашим послам на переговорах: перемирие без проволочек!

И мир тут же был заключен, а Ушаков, как и после каж­дого боя, стоя в храме, служил благодарственный молебен. Князь Потемкин в донесении Екатерине написал о сражении при Калиакрии: «Совершеннейшая победа!»

Орден Святого Александра Невского засиял на груди контр– адмирала Ушакова.

 

СЕКРЕТ ПОБЕД УШАКОВА

Да, 31 июля 1791 года у мыса Калиакрия русский флот одержал с Божией помощью одну из самых блистательных побед, которая привела к новому мирному договору, в результате чего Крым окончательно вошел в состав России, ее граница на юго-западе стала проходить по Днестру, на юго-востоке российской стала Кубань, а Севастополь утвердился как база Черноморского флота.

Русский и украинский народы навечно обезопасили себя от грабительских набегов турок и крымцев. Старинные славянские земли покрывались селами и городами. Тут, как и прежде, вырастали православные храмы. Звон их колоколов и сегодня славит многих святых и, конечно, святого праведного воина адмирала Ушакова, чьи победы осеняли эти земли после освобождения.

Многие и тогда, и сегодня задаются вопросом: в чем секрет непрерывных побед Ушакова? Везенье? Судьба? Талант? Стечение обстоятельств? Если взглянуть на его биографию, то можно увидеть, что он ничего не делал без обращения к Богу. Перед каждым выходом в море он вместе со своими офицерами и моряками приходил в храм усердно молиться, прося помощи Божией в сражениях. И никогда не искал – даже не задумывался о том! — каких-то выгодных знакомств и милостей при царском дворе. И после каждой кампании, как называли тогда длительный морской поход, после каждо­го победоносного боя он совершал благодарственный молебен. И поэтому ВСЕ СОРОК ТРИ (!) кампании его были успешны. Такого не было ни у одного флотоводца в мире.

И, конечно, когда он с горячей верой обращался за Божи­им благословением, тут с особенной силой проявлялся и его флотоводческий талант, твердой становилась воля, прибыва­ли даже и физические силы. Но, может быть, главное – при­ходило понимание, что его матросы – не просто подчиненные «нижние чины», часто недавние крепостные, но данные ему под командование и под опеку братья во Христе. Да, он был не только их командиром, но и отцом, наставником, учителем. И при этом не был он «добрым» начальником – он учил строго и требовал твердо знать уставы и неукоснительно исполнять приказы. Наказывал нерадивых и добивался, что они станови­лись отменными моряками непобедимого флота Ушакова.

 

КОРАБЛИ УШАКОВА – ЕГО ДОМ, ЕГО ХРАМ, ЕГО КОВЧЕГ

Мальчишки, особенно те, которым предстоит проходить военную службу по защите Отечества, вы должны знать, что в армии все роды войск имеют свое оружие. И вокруг него строится вся военная жизнь. У артиллеристов это орудия, пушки всех видов, у танкистов – танки и другая бронетехника, у летчиков – самолеты и вертолеты, у пехотинцев – оружие стрелковое, у ракетчиков и космических войск – ракеты со сложнейшими комплексами управления.

У моряков же вся жизнь строится на кораблях. А на них сегодня есть ВСЕ перечисленные виды оружия. Даже танки, если ставится боевая задача по высадке десанта на берег. Есть и ракеты, иногда самолеты и вертолеты. Но если сегодняш­ние корабли оснащены мощными двигателями, всевозможной техникой и автоматикой, то у кораблей Ушакова (как и у всех тогдашних кораблей) были только паруса и пушки.

«Парусное вооружение» судна состояло иногда из мно­гих десятков разных парусов. Прямые паруса располага­лись на высоких мачтах, каждый парус на своей рее, в три, а то и в четыре яруса. Такие паруса хорошо работают при по­путном ветре. Косые, треугольные паруса крепились к мачтам на подвижных перекладинах – гафелях и гиках. Они особенно полезны при ветре боковом и встречном, а также позволяют маневрировать – силой ветра поворачивать корабль в нужную сторону. Разобраться во множестве парусов, в их назначении и системах крепления, умело управлять ими, да хотя бы просто запомнить их названия! – непростое дело. Приходилось долго учиться, осваивать эту науку морского дела.

Адмирал Ушаков сам долго и прилежно учился и постоянно проводил учения с капитанами и матросами на всех кораблях своего флота. А составляли флот корабли самые разные – боль­шие, средние, малые. Самые большие – линейные корабли, а рядом – фрегаты, бригантины, корветы, канонерские лодки и другие, каждое судно – со своим командиром и экипажем.

Никогда не было, да и сейчас нет, чтобы вся команда отды­хала или спала одновременно. Все дежурили или спали по оче­реди, по вахтам. Часто приходилось бодрствовать всю ночь, особенно если был шторм. Согласитесь – это нелегко.

Дневная служба на корабле начиналась рано. Обычно солн­це только еще подсвечивало горизонт, а дудка боцмана, стар­шего среди матросов, вытряхивала их из подвесных коек. Все бежали на верхнюю палубу, на подъем флага. Матросы стро­ились в шеренгу с офицерами впереди. Перед ними выходил капитан судна, придирчиво оглядывал строй, здоровался с офицерами и матросами, в ответ звучало громовое: «Здравия желаем!» За минуту до шести часов утра вахтенный начальник докладывал капитану: «Время!» – раздавалась протяжная ко­манда: «На фла-а-а-аг!.. Шапки долой! Флаг и гюйс поднять!» Медленно и торжественно поднимался вверх бело-синий Анд­реевский флаг. Вот под ним и ходит 300 лет русский флот. По­чему же зовется он Андреевским? Рассказ придется начать из­далека.

В земной жизни Иисуса Христа у Него были ученики, апос­толы – те, которые после проповедовали Его учение в самых отдаленных краях. Их преследовали и в конце концов почти всех казнили. Так вот, первым учеником и апостолом Христа стал рыбак Андрей. Его первым позвал с Собой Иисус, отсюда и прозвище его – Первозванный.

Андрей проповедовал учение Христа во многих странах, в том числе и в земле, позже ставшей Киевской Русью, нашим первым государством. Апостол пересек Черное море, высадил­ся в Крыму и дальше двигался вверх по Днепру. Был он и на тех холмах, где позднее вырос город Киев – «мать городов рус­ских». По преданию, дошел апостол и до будущих северных русских земель, где потом был основан Новгород, а еще рань­ше – древний город Ладога.

За эту первую проповедь христианства на Русской земле его тоже называли Андрей Первозванный. Позднее Андрей был схвачен врагами христианства и, как Христос, распят, но, в отличие от Него, на кресте другой формы – косом. Та­кой крест и стал называться Андреевским. В память о святой жизни Андрея Первозванного, о его проповеди в наших краях и появился Андреевский флаг с косым крестом, учрежденный Петром Первым как флаг русского военно-морского флота.

После подъема флага все матросы расходились по своим местам нести службу. Одни начинали мыть, или, как говорят во флоте, драить, палубу, доски которой должны были всегда сверкать белизной, так что все пятна грязи, масла, сажи отдра­ивали, оттирали песком. А чтобы между досками не оставался песок и не заводились всякие жучки, их промывали уксусом.

Другая часть команды училась морскому делу, прежде все­го – ставить и убирать паруса. Здесь особенно важно было уметь завязывать прочнейшие морские узлы, способные надежно за­креплять парус или, скажем, держать на толстом канате якорь, который опускался на дно во время стоянок. Поэтому, когда говорят «морской узел», это означает узел крепкий, умело и быстро завязанный, причем нередко его требовалось столь же быстро развязать. Если вы будете участвовать в делах юных ушаковцев, то обязательно научитесь вязать крепкие морские узлы, это пригодится в жизни. Артиллеристы учились обслу­живать и заряжать пушки, вести прицельную стрельбу.

Ели матросы группами по семь человек – это называлось артель, у нее был общий котел. В походе ели обычно два раза, днем и вечером, а спали в общих каютах под нижней палубой, в подвесных кроватях – койках. «Здорово, – скажете вы, — как в гамаках!» Но когда корабль раскачивало, то можно было и вывалиться из такого гамака. Приходилось привязываться. Вещи матросов хранились в сетках внутри и вдоль бортов ко­рабля. Морские брызги, а то и целые потоки воды проникали и сюда. Постели и одежда были постоянно мокрыми, и днем приходилось вытаскивать их на палубу для просушки. Уша­ков лично следил, чтобы на кораблях было чисто, постели и одежда просушивались.

Корабль имел две палубы – верхнюю и нижнюю. Ушаков начинал осмотр с нижней, где стояли крупнокалиберные пуш­ки, высунув свои дула сквозь порты – пушечные люки – на­ружу; при них находились артиллеристы. Он особенно забо­тился, чтобы пушки были хорошо прикреплены толстыми смолеными канатами, иначе во время качки они могли отор­ваться и кататься по палубе, сбивая все на своем пути. Тут же, в каютах для сухой провизии, лежали в мешках мука, горох, крупа, котлы, кружки. В кольцах из толстых канатов храни­лись ядра.

Верхняя палуба обычно имела надстройки: носовую – бак и кормовую – ют, а посреди нее прикрепляли баркас. В даль­нем походе же огораживалось место для всякой живности, ко­торую брали с собой, чтобы не причаливать постоянно к берегу для закупки провианта: внизу в больших загонах – бараны, телята, свиньи, сверху – клетки с курами, утками, гусями.

В общем, большие линейные корабли были настоящими ков­чегами. Помните, когда Ной с семьей спасался от Всемирного потопа, в его корабле, в ковчеге, собраны были «все твари» – по нескольку пар животных каждого вида. И в каком-то смысле линейный корабль при Ушакове тоже был подобным ковчегом...

В носовой части под баком находилась корабельная кух­ня – камбуз, там же лазарет, то есть госпиталь. На корме хранилось оружие на случай ближнего боя (а таковой бывал нередко, когда корабли сходились вплотную) – мушкеты, пис­толеты. Недалеко выстраивались в три ряда ружья.

Тщательно проверял Ушаков и «святая святых» – порохо­вой погреб, именуемый крюйт-камерой. Входя туда, снимал туфли или ботфорты, чтобы гвоздь в них не высек искру, ина­че весь корабль мог взлететь на воздух.

А еще надо было знать досконально десятки больших и ма­лых парусов, все мачты и реи, гафели и гики с их такелажем – канатами и тросами.

В команде находился и корабельный священник; службу он совершал обычно на палубе, а исповедовал в своей каюте, приспособленной под часовню. Так что корабль отчасти напо­минал и монастырь со строгим распорядком служения Богу, царю и Отечеству...

Конечно, несладко было в долгом походе на корабле той поры, особенно в непогоду, когда он попадал в шторм. Волны швыряли его вверх и вниз, раскачивали из стороны в сторону, при сильном крене он мог и опрокинуться. Но и в это время надо было передвигаться по судну, да так, чтобы тебя не смыла волна, чтобы не поскользнуться и не шлепнуться на палубу, а то и хуже, перелететь за борт. У опытных моряков и боцма­нов вырабатывалась особая походка на широко расставленных ногах. Недаром в песне поется: «Нелегкой матросской поход­кой иду я навстречу врагам».

Ну и еще одна прескверная штука была на тех деревянных кораблях – крысы. Да, да, эти грызуны ночами ловко переле­зали на борт по трапу, когда корабль стоял в порту. Забрав­шись в глубину, в трюмы, ближе ко дну, они питались запа­сенными для экипажа продуктами и нередко чувствовали себя хозяевами там, внизу, в темных и мокрых помещениях. Кста­ти, они раньше всех чуяли, что в днище корабля образуются течи, щели, пробоины, и все моряки знали – первыми корабль в таких случаях покидают крысы. Ясно было, что надо немед­ленно спускаться к днищу и чинить корабль.

В общем, нелегкой и опасной была жизнь моряка. Но вот что замечательно: матросы Ушакова любили свои корабли, доро­жили ими – потому что гордились своим адмиралом. Ведь и он, и его офицеры тоже не жалели сил, чтобы обучить, подготовить и сделать из них настоящих моряков. И всех укрепляла молит­ва: в море – со своими священниками, которые были на каждом большом корабле, перед началом и после окончания похода – в храмах Севастополя. Испрашивали помощи Божией, благо­дарили Его за покровительство и защиту, поминали погибших.

А уж когда выстраивались экипажи для парадного смот­ра на палубах – матросы в белых полотняных робах, офицеры в мундирах с золотыми погонами, раскатывалась дробь бара­банов, звенели литавры и гремел салют корабельных пушек – это было незабываемой картиной.

И когда проходила эскадра через Босфор мимо Константи­нополя в Средиземное море, навсегда запомнилось турецко­му султану, как точно в ряд шли русские корабли, как четко и бесшумно строились экипажи, как одновременно салютова­ли пушки со всех кораблей, как звонко и красиво звучала ко­рабельная музыка. «Хотел бы я иметь таких командиров, как Ушаков, таких моряков, как русские моряки, такие корабли, как его эскадра».

Но такие корабли, такие офицеры, такие матросы были только в эскадре Ушакова. Ибо с утра, и весь день, и отходя ко сну, он думал об одном: как научить и укрепить всех, как спло­тить всех воедино. Молитвой, командой, справедливостью.

Все знали и справедливость, и строгость Ушакова. Все зна­ли, что на его кораблях ни одно нарушение не пройдет мимо зоркого взгляда капитана, но и никакая заслуга – храбрость в бою, умелый маневр, удачный переход, не останутся без вни­мания и награды.

Так корабль у Ушакова становился домом, ковчегом, хра­мом, и хотя все-таки он и не был монастырем, но служба мор­ская, всегдашняя молитва, строгая дисциплина, умеренность в пище не раз впоследствии вспоминались адмиралу в Санаксарском монастыре.

 

ШТУРМ КОРФУ. ВЕЛИКАЯ МИССИЯ

Война с турками закончилась. Федор Ушаков, продолжая возглавлять Черноморский флот, произведен в вице-адмиралы: уже только один шаг до главного морского звания – адмирал. Здесь, на юге, он часто бывал в городе Николаеве, где строились корабли, как всегда, заботился о любимом Севастополе.

Меняется политическая ситуация – и в 1798 году Ушаков получает важное назначение: становится командующим рус­ско-турецкой эскадрой, выступившей против французских войск. Да – русско-турецкой – ибо турки, став уже союзника­ми России против революционной, республиканской Фран­ции, против нового завоевателя Европы, первенство и талант Ушакова признали сразу, уж они-то на себе прочувствовали победоносность Ушак-паши.

Вдоль западного побережья Греции протянулась жемчуж­ная нить Ионических островов, заселенных греками, но в то время оккупированных французами (до них островами владе­ла итальянская Венеция). Их и предстояло освободить флоту под командованием Ушакова. Но флот-то сражается с флотом, а тут – укрепленные крепости на островах. Как их брать?

Ушаков сумел. Заранее известил он письмами православ­ных греков, что идет освободить их от безбожного владычест­ва, и те, когда с кораблей спускали на лодках вооруженный десант, поддерживали русских против французов. Один за другим освобождались Ионические острова, жители приветст­вовали русских моряков и солдат криками: «Здравствуйте, православные!», зазывали к себе на обеды и встречи.

Почти все острова были отвоеваны Ушаковым, но остава­лась одна, главная и неприступная крепость – на острове Кор­фу. Ее никто и никогда не мог взять. Когда я был там, то видел каменные крепостные стены шириной больше десяти, даже в двадцать метров. Внутри крепости, стоящей на высокой горе, выбиты глубокие подземные переходы, обширные помещения для складов, галереи, где на многие месяцы хранились запа­сы продуктов, порох, пули, бомбы. Там же прорыты колодцы с питьевой водой. Вся местность просматривалась и простре­ливалась. Никто не мог с суши подойти к крепости, а с моря крепости никогда не брались.

Развязные французские офицеры хохотали над русскими моряками: «Только ваш Бог может перенести вас сюда, в кре­пость». У Ушакова и была надежда на Божию помощь против этих богохульников, которые насмехались над православны­ми греками, закрывали их храмы, издевались над их верой, особенно над поклонением мощам великого святого и чудо­творца Спиридона Тримифунтского, одного из самых почита­емых во всем православном мире. Мощи его находились в сто­лице острова городе Корфу.

Ушаков тщательно готовился к штурму, хотя из-за зимы не удалось подвезти из Севастополя ни достаточного количест­ва пороха, ни нового обмундирования, ни провианта. Не было и денег, чтобы его купить. Ушаков открыл железный сундучок, где хранились пожалованные ему лично за победы наградные деньги, и вызвал своего помощника грека мичмана Метаксу:

– Поезжай на берег, купи у жителей мяса, хлеба, масла. Попробуй купить и теплую одежду для моряков.

– Да как же вы-то, ваше превосходительство, без денег?

– Ничего, нас за новые победы еще наградят.

Метакса с заданием справился, моряки не голодали, а из одежды купил лишь стеганые халаты. Матросы хохотали: вот и мы на турок похожи. Хотя халаты оказались кстати: моро­сил дождь, а иногда сыпалась и снежная крупа. Порох и снаря­ды адмирал приказал всячески беречь для штурма. И вот день штурма наступил. Накануне Ушаков собрал всех капитанов, показал на карте тщательно рассчитанный маневр каждого русского и турецкого корабля. Удар предстояло нанести вна­чале по небольшому острову Видо, который закрывал подход к крепости с моря, а затем, взяв остров, уже с кораблей вес­ти бомбардировку и высадку десанта. Горные возвышенности Видо господствовали даже над самой крепостью, там распола­гались пять береговых батарей французов и пятьсот человек гарнизона, не позволяя нашим кораблям подойти к крепости и открыть огонь со всех бортов.

Оглядев всех, Ушаков вышел из-за капитанского стола, и его торжественный голос заполнил каюту:

– Мои боевые други! Настал час! Завтра корабли и войска штурмуют бастионы крепости. Предстоит беспримерная мор­ская операция. Флотом своим мы обязаны взять крепость при­морскую.

Федор Ушаков шагнул вперед, пытливо оглядел сидящих и твердо закончил:

– Прошу именем Отечества нашего, императорской во­лей, для принесения островам сим освобождения явить завтра доблесть и мужество. Не жалеть живота своего, то есть жиз­ни, но понапрасну людей не губить. Не безрассудство надобно, а малокровный успех. Виктория, то есть победа, прине­сет нам славу, чины и скорое возвращение домой. Завтра на флагманском «Святом Павле» подниму флаг синий – к бою, а два пушечных выстрела – атака всеобщая. С Богом, друзья! Да будет завтрашний день вратами к славе и доблести многих. До свидания в крепости!

Бой за Видо был жестоким. Одна за другой были взяты ба­тареи. Над островом был поднят Андреевский флаг. Французы поняли: их участь решена.

18 февраля 1799 года штурм крепости Корфу начался. На следующий день гарнизон ее капитулировал.

Сдержанно поздравил Ушакова английский адмирал Нель­сон: ему было обидно, что он не смог взять такую крепость. Турецкий султан прислал в подарок Ушакову бриллиантовый челенг (перо на шляпу), соболью шубу и тысячу червонцев, для команды – 3,5 тысячи червонцев. Император Павел пожа­ловал Ушакова чином адмирала.

Ушаков принял у себя за обедом сдавшихся генералов и офицеров. И произнес здравицу за родных и близких возвра­щающихся домой пленных. Да, адмирал проявил милосердие и человечность к побежденным, отпустив их домой в сопро­вождении своего корабля, под честное слово, что они не будут больше воевать против России. Неизвестно, сдержали ли они это слово, но для адмирала Ушакова такой образ действий от­ныне станет обычным, о чем разнесется повсюду его слава...

 

СПАСИТЕЛЬ И ПОБЕДИТЕЛЬ

На острове Корфу (сейчас Керкира) Ушаков стал главным командиром и хозяином. Власть тут разделилась, люди враждовали друг с другом. Церкви были закрыты. И опять великий адмирал проявил себя как настоящий заботник о людях и их нуждах, об интересах Греции и веры Православной. Он принял и внимательно выслушал греческих священников, которые благодарили его за освобождение островов и хотели знать, что будет дальше с ними. А Ушаков уже решил. На Пасху он был в храме Спиридона Тримифунтского, а затем вместе со священством, со всем воинством русским, со всеми жителями острова прошел крестным ходом с мощами святого по улицам Керкиры. Сам адмирал со своими офицерами с благоговением нес мощи чудотворца. Нес и просил у святого молитвенного покровительства на великое дело: создание первого, пусть и небольшого, греческого государства после трехсотлетнего оттоманского ига. Ушаков сумел успокоить народ, не допус­тив раздоров и стычек между богатыми и бедными, и устано­вил мир и согласие на островах, где только что царили вражда и ненависть. Это казалось каким-то чудом, и оно продолжа­лось, пока там оставался русский адмирал.

В этом греческом государстве – Республике Семи Остро­вов – он помог создать гражданскую власть, небольшую ар­мию, возвратил жителям греческий язык как государственный и сам (!) разработал основной закон – Конституцию. Поистине небывалое творил Ушаков! В Европе кипят войны, низверга­ются правители, утверждается безбожие и беззаконие, а рус­ский адмирал, слуга православного царя, утверждает здесь мир, справедливость и закон. Ведь на Корфу возвратилась не только независимость, но и само Православие: до этого жите­лей принуждали быть католиками.

А вот турецкие военачальники, которым Ушаков запретил грабить церкви, разорять иконостасы, начали клеветать на ад­мирала, обвинять в том, что он присваивает себе наградные за победу, жаловаться на него русскому послу в Турции. Федор Федорович отвечал резко: «Я никогда не интересовался ни од­ной полушкой и не имею надобности... Я не живу роскошно, и поэтому не имею ни в чем нужды, и еще уделяю бедным, и еще для привлечения разных людей, которые помогают нам... Все сокровища в свете меня не обольстят, и я ничего не желаю и ничего не ищу, от моего малолетства верен Государю и Отечеству». В этих немногих словах – весь характер Ушако­ва: прямота, бескорыстие, милосердие и верность долгу.

В 1799 году Ушаков продолжал свой освободительный по­ход – уже в Италии. Его войска освобождают от безбожных оккупантов – французов город Бари. А в городе этом, как из­вестно, находятся мощи святого угодника Николая Мирликийского. После Спиридона Тримифунтского второго великого святого защитил он от поругания. Освободили его войска и го­род Неаполь, и даже столицу Италии Рим! Эти славные деяния мы должны помнить наравне с подвигами великого Суворова, который в это же время на севере Италии громил французских генералов. Александр Васильевич, который следил за успе­хами своего друга, прислал тогда Ушакову депешу (письмо): «Ура! Русскому флоту!.. Я теперь говорю самому себе: Зачем не был я при Корфу, хотя мичманом?»

Но вскоре их обоих, русские войска и флот, отозвали об­ратно в Россию. Император Павел увидел, что союзники хит­рят, ищут выгоды лишь себе и не только не поддерживают, но и подставляют противнику наши войска. И герои возврати­лись домой. Суворов – в Петербург, Ушаков – в Севастополь.

Когда эскадра Ушакова покидала Керкиру, каких только даров ему не поднесли: памятные ордена, золотые мечи, шка­тулки. Греческий священник, что сопровождал его с первых шагов на этой земле, сказал в прощальном слове: «Великий адмирал! Ты нас спас! Ты покорил нас силой своей доброты. Ты един с нами в вере. И ты всегда будешь в душах страждущих, усталых и надеющихся на лучшее греков. Ты выправил души наши, и мы уже не трепещем перед врагами с запада и восто­ка, потому что мы знаем: с нами непобедимая, православная Россия. За нас великий адмирал». И он повесил на грудь Уша­кова большую медаль с чеканной надписью «Мужественному и славному спасителю и победителю». И осенил адмирала крестным знамением.

Ныне благодарные керкирцы возлагают цветы к памятни­ку адмиралу Ушакову, стоящему у крепостной стены.

 

РОССИЯ И ГРЕЦИЯ.

ДУХОВНЫЙ ПОДВИГ УШАКОВА

Именно на Ионических островах, на Керкире (острову Корфу возвратилось его греческое название) в полной мере проявился духовный подвиг адмирала. Конечно, он и тут показал себя в очередной раз как великий флотоводец, выдающийся военачальник, но еще и как друг Греции, освободитель и создатель первого за триста лет свободного греческого государства. Греции предстояло еще тридцать лет оставаться под игом Турции, а на Ионических островах торжествовала свобода, независимость и главное – Православная вера и православное церковное управление, которое сохранилось и поныне.

В прославлении Федора Ушакова наша Церковь имен­но это посчитала великой заслугой адмирала, и в службе ему говорится: «О како неложный Боже на островах Керкирских оружием благоволения венчавши... Феодора, да низложит без­божие...» Вот это и стало главной частью духовного подвига, что вознес его к святости. Федор Ушаков изгнал безбожие с ос­тровов, восстановил Православие. И в веках не забудется этот подвиг русского человека, ибо он как христианин стал возвра­щать долг Руси, России Греции-Византии, откуда к нам при­шло Православие.

В Севастополе Ушаков пробыл недолго. Адмирала отозва­ли в северную столицу. Но там уже были большие перемены. Нашлись люди, которые стали убеждать нового императора Александра I в том, что России не надо иметь такой большой флот: она страна сухопутная. Ушаков, конечно, с этим не со­глашался, спорил, но уже и здоровье не позволяло быть таким же энергичным, живым, каким был он в дальних походах.

Пятидесятипятилетний адмирал подал прошение об отстав­ке. Подал – и знал, куда поедет. В дальних походах, в шторм и в штиль он молился за родного дядю, за монаха Феодора, зная, что и тот молится за него. И хотя игумена Феодора уж пятнадцать лет как не было на этом свете, адмирал чувство­вал, что молитва дяди не раз оберегала и поддерживала его в трудные дни. Потому и решил направиться в уездный город Темников, по соседству с Санаксарским Рождество-Богоро­дичным монастырем, в дальнюю деревню Алексеевку, где за­думал построить дом и поселиться.

– Да что ты, Федор Федорович, – отговаривали друзья и сослуживцы, адмиралы и капитаны, морские чиновники и петербургские вельможи, – что ты там не видел в этом захо­лустье? Тут у тебя дом, тут тебе честь и слава, и море незабвен­ное близко, да и капитал немалый: за победы матушка-импе­ратрица хорошо награждала.

Ушаков был непреклонен:

– Еду молиться туда, где монастырь моего духовного на­ставника. Думаю, и там буду полезен людям.

Там, в месте последнего своего пристанища, он хотел продол­жить свое молитвенное общение с духовно близким человеком.

Там Федор Федорович достиг своей духовной высоты, там про­явил незабываемые качества добродетели и милосердия, там и упокоился.

В 1810 году в деревне Алексеевке, напротив Санаксарского монастыря, он и построил дом по греческому образцу, с длин­ным балконом-галереей, на которой нередко сидел, в задумчи­вости глядя на белокрылый монастырь, что напоминал ему его флагманский белопарусный корабль «Святой Павел».

В монастыре с добрым чувством вспоминали его дядю игу­мена Феодора, называли монахом святой жизни. Федор Федо­рович, как всегда, приходил на службы, усердно молился.

В Тамбовской же губернии все знали, что приехал самый победоносный адмирал России. И когда в 1812 году в Оте­чество наше вторгся Наполеон, собрав под свои знамена поч­ти всю Европу, то Ушакова попросили возглавить народное ополчение против французских оккупантов. Федор Федо­рович по здоровью вынужден был отказаться, но, провожая ополчение, сказал свои знаменитые слова: «Не отчаивайтесь, сии грозные бури обратятся к славе России. Вера, любовь к Отечеству, приверженность к престолу восторжествует. Мне немного осталось жить – не страшусь смерти, желаю только увидеть новую славу любезного Отечества». Эти слова не раз повторялись в разных местах, а их первая часть легла на икону святого праведного воина. И сейчас нелегкие време­на для нашего Отечества, но мы не должны унывать, отчаи­ваться, должны уверенно смотреть в будущее, не сомневаясь в славе России.

Но и сам адмирал не остался в стороне. Организовал гос­питаль для раненых, передал две тысячи рублей на содержа­ние 1-го Тамбовского пехотного полка. Когда французские войска, наступая на Москву, жгли и разоряли по пути города и села, написал в опекунский совет Санкт-Петербургского вос­питательного дома, куда перед отъездом из Петербурга вло­жил полученные за победы большие деньги, что передает их в пользу разоренных войной: «Я давно имел желание все сии деньги без изъятия раздать бедствующим и странствующим, не имеющим жилья, одежды и пропитания». Эти и другие деньги, разную помощь он передает многим нуждающимся. Его милосердие не знает границ. Он вносит вклады на под­держание многих церквей и часовен, помогает погорельцам и нуждающимся не только Темникова и окрестных сел. При­езжают издалека, стоят у монастыря, идут и прямо в Алексеевку. Приходят бедные, убогие, странники, бывшие моряки, дворянские вдовы с детьми. Никого не оставлял без внимания, всех кормил, всем помогал адмирал.

Ваше превосходительство, раздадите все, вам на житье ничего не останется, – ворчал денщик Федора Федоровича, бывший его матрос.

Ничего, Петрович, Господь милостив, надо хоть малость помогать страждущим и немощным. Да и молиться за здравие их и спасение.

В Санаксарском монастыре, в храме Рождества Богороди­цы, он и молился. Жил там подолгу – ему дали и келью, и мо­лился он за своих ушедших из жизни матросов и офицеров, за здравие живых, за победы русского флота, за мир и благо­получие народа нашего. И миряне, и монахи восхищались мо­литвенной стойкостью и усердием адмирала.

Когда Федор Федорович скончался, газеты писали: «Вы его знаете, как великого флотоводца, мы его знаем, как вели­кого милосердца». Гроб адмирала из Темникова народ нес на руках. Упокоился усердный молитвенник в Санаксарском мо­настыре рядом с благочестивым старцем, его дядей.

Монах и воин-моряк – оба они были воинами Христовыми. Оба делали одно дело: ревностно служили Господу на том поп­рище, на которое Он их призвал.

 

ЧУДЕСА В САНАКСАРСКОМ МОНАСТЫРЕ

Тот день, 5 августа 2001 года, был славным днем для всего нашего флота, для православных людей, да и для всех соотечественников. Русская Церковь прославляла в лике святых адмирала Феодора Ушакова. Впервые в святцах появилось имя человека, служившего на русском военном флоте, к которому в молитве будут обращаться воины-моряки.

На широком красивом дворе Санаксарского монастыря была выстроена скиния, там и служили службу. Медленно вошла колонна хоругвеносцев, обрамляя длинный ряд свя­щеннослужителей, вытянувшийся перед алтарем. Вокруг бо­гомольцы, заполнившие весь монастырский двор, паломники со всей России. Старые, средних лет, молодые, много детей.

Молитвенные песнопения взвились в небо. Стройно запел священнический и монашеский хор. Затем двинулся крестный ход к небольшой церкви перед монастырем, где пребывали чес­тные останки Феодора Ушакова. Впереди хоругви, за ними следовал митрополит Кирилл, которому Патриарх Алексий и Синод поручили провести чин освящения. И в этом, конеч­но, тоже было Божие знамение – будущий Патриарх вел эту службу. За митрополитом – священство и адмиралы. Такого количества адмиралов Мордовская земля еще не видела. От­ныне сухопутную Мордовию действительно можно считать морским краем.

Небо было сумрачное, порывы ветра несли темные тучи. Подошли к церковке, туда поднялся митрополит, несколько священников и адмиралов, совершилась лития. Адмиралы, взяв на плечи гроб, вышли из храма, сделали первые шаги. И тут у всех на глазах свершилось одно из чудес: пасмурное небо вдруг расступилось, и прямой плотный столб солнечного света упал на выход из церкви. Процессия высветилась, над Феодором Ушаковым разошлись тучи. Тысячи людей ахнули и молились. Вот и чудо! Замешкавшийся оркестр грянул гимн екатерининских времен: «Гром победы, раздавайся!» Радост­ная и светлая волна людей шла к бюсту адмирала перед мо­настырем. У бюста военные отдали честь и передали останки адмирала архиереям. Мощевицу надо накрыть плащаницей, но монах замешкался, и тогда командующий Черноморским флотом сорвал с древка морской Андреевский флаг и накрыл честные останки. Действительно, адмиралу Ушакову и пред­стояло отплыть в святую жизнь под Андреевским флагом его Черноморского флота! Это тоже было знаменательно.

А в монастыре начался чин прославления. Под звон коло­колов зачитали текст деяний нового святого Русской Право­славной Церкви. Возносились молитвы, звучали славословия. Владыка Кирилл особенно торжественно произнес определе­ние «О причислении к лику святых праведных воинов Фео­дора Ушакова». В деяниях говорилось: «С детства имевший перед собою пример святой жизни родного дяди – преподоб­ного Феодора Санаксарского, воин Феодор Ушаков с помощью Божией, молитвами преподобного старца и своим усердием стал великим флотоводцем. Благодаря Богу, как неизменно любил говорить праведник, не только не потерял он ни одного праведного воина Феодора возведен в Саранске, главном горо­де Мордовии, на земле которой пребывают его мощи.

В стране все больше ребят объединяются в движение «Юные ушаковцы». Они провели уже несколько слетов, сбо­ров и встреч на земле упокоения Ушакова в Санаксарском монастыре, на победоносной для русских войск Кинбурнской косе, в Волгограде, Белгороде, Москве.

Тысячи паломников приходят к святым мощам в Санаксарский Рождество-Богородичный монастырь, прикладыва­ются к святым мощам, молятся праведному Феодору, просят помощи.

Знаменитый наш путешественник Федор Конюхов, кото­рый несколько раз обошел земной шар, пересек все океаны на своей парусной яхте, в одиночку покорил Северный и Южный полюса, поднялся на все самые высокие горы мира, во всех экс­педициях не расстававшийся с иконой святителя Николая Мирликийского, в последние десять лет присоединил к ней и икону Феодора Ушакова. И рассказывает, как тот не раз спа­сал его во время штормов и поломок яхты. Жизнью укрепил его дух. Недавно Федор Конюхов стал священником Право­славной Церкви и начинает возводить храм во имя Феодора Ушакова. А мы еще не раз обратимся к святому праведному Феодору, помолимся, прося у него духовной защиты.

Святый Феодоре, моли Бога о нас.