О том, что происходит с русским языком на рубеже тысячелетий, говорят сегодня не только лингвисты. И не только в России. Трудно не признать справедливость мысли М. Эпштейна, взирающего на нашу страну «из Америки», что в России «все политические проблемы раньше или позже упираются в язык, потому что нельзя найти более высокого всенародного авторитета. «Всё расхищено, предано, продано» (Ахматова) – и только язык остается неподкупным стражем национальной совести.
Языковой цинизм обитателей «рашки»
Ничего общего, кроме языка, ни лесов, ни полей, ни рек, у русского народа не осталось. И только идея сбережения языка может претендовать на статус национальной. Язык сам по себе есть национальная идея, особенно – «в дни скорби и страданья». Потому так остры дискуссии о языке, так навязчивы и настырны разрушители норм и поборники «свободы речеизъявления», так разнятся (до полной противоположности) оценки происходящего в языковом пространстве: от утверждения, что язык ожил, расцвел так, что «душа радуется», до пессимистического горестного заключения, что порча языка уже необратима. Промежуточная позиция, которую можно определить как «пассивный оптимизм», заключается в том, что происходящие в языке серьезные сдвиги в сторону ухудшения не могут быть не замечены, но язык сам справится со своими болезнями – и останется «свободным и чистым». Чаще всего в публичных дискуссиях о языке речь идет об отношении к заимствованным словам; о проникновении жаргонной, просторечной, ненормативной лексики во все сферы бытования языка; об общем уровне культуры речи.
Самой серьезной угрозой языковому сознанию современного человека, вызывающей его дезорганизацию, состояние «смыслового тумана» , представляется нам набирающее силу явление, отмеченное лингвистами, но относящееся к «белым пятнам на лингвистической карте» и «черным дырам» современной языковой действительности. Это явление – языковой цинизм, которое мы определяем как осознанное, намеренное выражение презрительно-пренебрежительного отношения к нравственным нормам, высшим духовным ценностям. Такое определение позволяет разграничить языковой цинизм, речевую агрессию и речевую грубость, рассматривая последнюю как реакцию на проявление языкового цинизма, доходящую до предела языковой сниженности.
Так, в последние годы все чаще приходится сталкиваться с использованием для наименования России следующих слов – рашка, роисся, роиссия, россияния:
В россиянии не живут, а выживают. <…> Просто жизнь – нормальная, обычная жизнь – достигается в рашке путём чудовищных усилий и безудержной эксплуатации собственного здоровья. [http://veselyi-gnom.livejournal.com/32218.html]
В рашке многие живут не потому, что им тут нравится или не нравится. А потому, что это единственное место, где они себя могут почувствовать наиболее полноценными людьми. Тут хотя бы у них есть язык, свой клочок земли, скудная пенсия. <…>Если кратко, то рашка – это просто меньшее из всех зол. На данный момент. [http://www.indostan.ru/forum/34_15328_8.html]
С отделение кавказа начнется неизбежный развал роиссии. Пойдет цепная реакция, и вопрос несправедливо тратимых денежек встанет с новой остротой, как и вопрос отделения более богатых, чем кавказ, национальных окраин. [http://lermus.livejournal.com/57433.html].
Не лишним будет заметить, что для выбора примеров, которые можно назвать печатными (не оскорбляющими чувства нормального человека) пришлось немало потрудиться.
Другим проявлением языкового цинизма является определение народа как быдла. Обращение к поисковым системам показывает, что количество контекстов, содержащих такое определение, измеряется сотнями тысяч. Приведем лишь несколько примеров:
– Видите ли, Юрочка, – говорит правозащитная дама – вот вы умный мальчик и сами понимаете – русский народ сплошное быдло. Мы, элита, единственные нормальные люди в этой стране, мы мыслим цивилизованно, а остальные просто дикари-алкоголики. [http://www.lifexpert.ru/research/bidlo.html]
С демократией у Латыниной – как у Брейвика. Русский народ – это быдло, которому нельзя давать право голоса, а то он изберет коммунистов, говорит она, не стесняясь. Как и Брейвик, Латынина – против коммунистов. А главное – она за Израиль. [http://lib.rus.ec/b/319924/read]
Не менее тревожным является тот факт, что проявления языкового цинизма все чаще обнаруживаются в высказываниях, касающихся профессиональной деятельности говорящего. Приведем ставшие скандальными высказывания одного из представителей Русской православной церкви, содержащие «инструкцию по созданию семьи» для семинаристов: «Поэтому лучше, ребята, так, по-миссионерски скажу: идите в город, на дискотеке найдите неверующую девочку. Отмиссионерьте ее, катехизните ее по самое не могу. Заслуга будет ваша: вы душу спасли для Церкви!»
Совесть – это весть от Бога
Издавна считается, что тем мерилом, «инструментом», который позволяет человеку безошибочно отличать правду от лжи, добро от зла, является совесть (не лишним будет заметить, что это интуитивное знание подтверждается исследованиями и открытиями ученых, которые давно работают над тайнами человеческого сознания в Институте мозга).
В самой популярной на сегодняшней момент интернет-энциклопедии «Википедия» содержится следующее определение понятия «совести», созданное на базе дефиниции этого понятия в Большой советской энциклопедии: «Совесть – способность личности самостоятельно формулировать собственные нравственные обязанности и реализовать нравственный самоконтроль, требовать от себя их выполнения и производить оценку совершаемых ей поступков; одно из выражений нравственного самосознания личности».
Совсем иначе толкуется слово совесть в «Толковом словаре живого великорусского языка» В.И. Даля. Выдающийся лексикограф определяет совесть как «нравственное сознание, нравственное чутье или чувство в человеке; невольная любовь к добру и к истине; прирожденная правда, в различной степени развития». Отличительной чертой толкования слова совесть в словаре В.И. Даля является сопряжение понятий: добро, зло, душа, любовь, ложь, истина, правда и др. А целый ряд пословиц и поговорок, дополняющих определение, позволяют еще больше расширить этот круг и выстроить понятия по вертикали, восходящей к Небу и Божественному мироустройству.
Разительно отличается от этого содержания понятия определение Википедии, где представлена некая одноуровневая плоскость, замкнутая на самого человека, который, по этому определению, хозяин собственной совести. Таким образом, полностью опустошается значение приставки со-, выражающей связь духовного мира человека с горним миром. В этом определении мы наблюдаем активные процессы, которые обнаруживаются при анализе семантики многих слов, называющих нравственные качества, свойства, категории: десемантизация (обессмысливание), девальвация (обесценивание) и, если исходить из современных общенаучных представлений об устройстве мира, лишение слова его изначальной энергетической сущности вплоть до полного разрушения – деструктивизация (обессиливание). Все эти процессы приводят к языковой аннигиляции, т.е. уничтожению исконного понятийного содержания слова, в результате чего они исчезают из реальной речевой действительности. Наблюдается огромное количество абсурдных словосочетаний, вброшенных в массовое языковое сознание: доброе зло, злое добро, истинная ложь, ложная правда, белая зависть, гуманитарная интервенция, консервативная модернизация и т.п. Эти явления бытуют в современной речевой практике, в текстах различной стилистической и жанровой принадлежности, и особенно в публицистической и художественной литературе. Даже такой грубый инструмент, как современные поисковые системы, «по первому требованию» выдает целый набор употреблений ранее немыслимого сочетания: «бессовестная совесть».
Это какая же должна быть бессовестная совесть нашей эпохи, чтобы лидер партии, которая на прошедших выборах едва переползла через трехпроцентный барьер, претендовала на один из ключевых высших постов в государстве. [Штанько А. Бессовестная совесть нашей эпохи // «День», №169, 5.10. 2007].
В то же время все мощные ресурсы «Национального корпуса русского языка», значительную часть которого составляют тексты русской классической литературы, не содержат такого извращенного словосочетания, что позволяет говорить о серьезном сдвиге в языковом и нравственном сознании человека, произошедшего именно в последние десятилетия.
Сверхценность Традиции
Эти негативные процессы в лексике и семантике касаются и таких слов, как добродетель и порок. Не менее странным, чем «бессовестная совесть», кажутся сочетания «порочная добродетель» и «добродетельный порок». Мы составили эти словосочетания в качестве эксперимента и затем обнаружили, что они широко распространены в современной речевой действительности:
Для амплуа всеобщей невесты немаловажна была и порочная добродетель, которую излучал весь облик Мэрилин Монро. Отсюда и риск, сопряженный с обнаженной натурой, способной не только привлечь, но и оттолкнуть от себя толпы добродетельных мальчиков. [Разлогов К. Мэрилин Монро // http://monroemarilyn.narod.ru].
Депутат – это кладезь добродетельных пороков. [Лашков М. Афоризмы о харизмах российского бюрократизма // http://aforismi.msk.ru/#stat25].
Интересно отметить, что пока (!) реже встречается сочетание «добродетельные пороки», т.е. некая размытая граница между Добром и Злом еще сохраняется. Именно для сохранения этой границы нужно обращение к традиционному представлению о нравственных ценностях, которое явлено в классическом филологическом наследии в разных его ипостасях. Нельзя не согласиться с мнением известного историка и философа Д. Володихина о том, что «человеческий дух воспринимает груз Традиции как благой и необходимый, когда человеческий разум обогащен знанием, ради чего этот груз следует нести. Таким образом, Традиция сильно прибавляет в устойчивости в том случае, если сверхценность воспринимается как Спасительное Знание. Соответственно, утрата сверхценности в таких случаях мыслится как потеря бесконечно важного условия для нормальной, комфортной жизни (в разных случаях либо здешней, либо загробной, либо и то и другое), а значит, смыслонесущей доминанты. Разрушение сверхценности по причинам внутреннего порядка несет в себе заряд массового суицида, а по причинам порядка внешнего – низведение суперэтноса до уровня этнографического материала или зомбифицированного живого инструмента».
Несомненная ценность «Спасительного Знания», воплощенного в русском слове, это, по сути дела, – вопрос сохранения русского народа и русской цивилизации в мировом пространстве.
Людмила Кольцова, зав. кафедрой русского языка филологического факультета ВГУ
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
