Утро 22 июня 1941 года разделило резко и безжалостно жизнь не одного человека, а целого поколения на две эпохи: «до войны» и «после войны». Валентина Степановна Мягкова, которой в этом году исполняется 90 лет, окончила школу в самый канун войны и хорошо помнит этот день: «После выпускного вечера наш класс в полном составе, не сговариваясь, собрался у райвоенкомата. К сожалению, разговор здесь был краток. Одним посоветовали ждать повесток по мобилизации в ряды Красной Армии, другим – идти на завод и срочно приобретать профессию, чтобы стать полезным человеком для фронта и в тылу. Пришлось последовать совету».
Спаянные школьной дружбой, они и воевать хотели идти вместе, всем классом, однако их судьбы сложились по-разному: одни ушли на фронт вместе с учителями и остались там навсегда, другие работали в тылу на заводах, в госпиталях, в школах. Мальчишки во всем хотели походить на старших братьев и отцов, ушедших на фронт, внимательно следили за сводками, помечали на карте линию боев, флажками – освобожденные города. Но в первые месяцы войны чаще приходилось помечать оставленные города и перемещать линию фронта все дальше на восток.
В то первое военное лето многие школьников вместо отдыха с родителями и поездок в пионерские лагеря отправились в эвакуацию. Да и для тех, кто остался дома, занятия не начались: в школьные здания переводились цехи заводов, в них открывались госпитали, казармы, шла запись в народное ополчение. Учить тоже было некому – мужчины-учителя ушли на фронт, женщины отправились в эвакуацию или работали на трудовом: рыли окопы, валили деревья, устраивали заграждения. В середине октября враг подошел совсем близко к столице – на отдельных участках фронта до 25 – 30 км, и учащимся Москвы объявили, что они «распускаются из школ на неопределенное время».
В Подмосковье на трудовой фронт мобилизовали не только старшеклассников, но и учеников средних классов. Моей маме было 13 лет, когда их класс осенью 1941 г. в полном составе отправили на строительство аэродрома в Наро-Фоминском районе. Что могли сделать подростки, чем помочь? – однако таким вопросом никто в то тяжелое время не задавался. Деревенские мальчишки и девчонки – ребята крепкие, к работе привычные, они умеют и по дому помочь, и в поле, и на огороде управиться. «Жили мы в деревянных бараках, справа от прохода спали мальчики, слева – девочки, – рассказывала моя мама, Валентина Федоровна Селезнёва. – Работали недели две: вместе со взрослыми распиливали деревья, рубили ветки, выкорчевывали кустарник на будущей взлетной полосе, разгружали камень. В первый же день мне на ногу из машины упал здоровенный булыжник, нога опухла, посинела, я думала, меня отпустят домой. Но не тут-то было – ногу перевязали и отправили меня на кухню. Как сейчас помню эти пять ведер с картошкой, которые нужно было каждый день чистить к обеду».
Как только врага отогнали от столицы, занятия возобновились, в основном, в выпускных – седьмых и десятых классах. Школьных зданий не хватало, поэтому занимались в две, а то и в три смены. Так же было и в тех районах, куда приезжали эвакуированные – в Средней Азии, Сибири, Казахстане, на Урале. Учебный год сократили, программы изменили, больше внимания стали уделять самостоятельной работе учеников. Учебные предметы распределили по циклам: в первый вошли математика, естествознание и черчение; во второй – русский язык, литература, физика и география; в третий – химия, история и иностранный язык. Каждый цикл ученики прорабатывали дома самостоятельно в течение двух месяцев и 10 дней, затем приходили в школу на консультирование и сдавали зачеты. Сдав зачет по одному циклу, переходили ко второму.
Не только в школе, но и дома условий для занятий не было, и все же дети занимались. «Дома стояли темные, неотапливаемые, – записал в своем дневнике ученик 7-го класса Игорь Опарин. – Люди в комнатах сидели в шубах, валенках, перчатках… в темноте, некоторые с маленькими коптилками. Газ в дома не подавался <…> Жители пили холодную воду и ели хлеб, остальное, если и было, то не на чем было его разогреть».
«Представь себе картину: сижу я с коптилкой <…> и зубрю физику, по 20 параграфов к уроку. Сидишь, сидишь, возьмешь и пустишь огня больше – начинает беспощадно коптить, и к концу вечера делаешься абсолютно черной», – написала в письме к подруге Лена Панина[1].
Помимо занятий в школе были еще и домашние заботы.
«В то время мою маму взяли в госпиталь, – записала в своем дневнике ученица 6-го класса Оксана Собчук, – и мы остались жить в доме втроем: я, мой двухлетний братик и кот Барсик. Забыла золотых рыбок, оставшихся в живых. Мне одной надо было спасать все эти существа от голода и холода. Уходя на занятия, я укладывала моего брата в постель и опускала маскировочные занавески. Рыбок в аквариуме накрывала толстым одеялом. Признаться откровенно, волновалась я очень, не замерзла бы вся эта живность, пока меня нет. Обед был скромный. Мы ничего не варили: было не из чего и не на чем. Садились на диван один подле другого и получали по порции хлеба»[2].
Хлебная порция для детей в Москве в 1941 году составляла 400 г на день, остальные продукты рассчитывались на месяц: 1200 г крупы и макарон, 1200 г сахара, 600 г мяса, 500 г рыба, 400 г жиров. В блокадном Ленинграде рабочие получали в сутки 250 г хлеба, служащие и дети – по 125 г.
В деревнях карточек не получали ни дети, ни взрослые. «На большой перемене нам приносили ведро с похлебкой, – рассказывала моя мама о своем военном детстве, – в воде плавали картошка и пшено. Хлеба не было, но похлебка была горячая, и мы так радовались ей, что, кажется, только ради нее и бегали в школу за три километра».
Не было учебников, чернил, тетрадей – писали химическими карандашами на оборотной стороне обоев. Не хватало во время войны и учителей, многие, вспоминает мама, уехали в эвакуацию, директор их школы ушел на фронт и погиб в первые месяцы войны. Те учителя, у кого был собственный дом, в эвакуацию не уезжали, жили своим хозяйством. А вот вернувшимся приходилось туго – кормиться было нечем. Мама помнит, как однажды вечером к ним в дом постучалась учительница географии с двумя дочерьми: «Валя, попроси у матери хотя бы пару свеколок, я сварю суп – у нас совсем нечего есть», – призналась она. Узнав о бедственном положении учительницы, ребята стали приносить и оставлять на крыльце, что могли – картошку, пшено, морковку.
Подростки, юноши и девушки, не уехавшие в эвакуацию, шли работать на заводы. Отправилась на станкозавод имени Серго Орджоникидзе и Валентина Степановна Мягкова, завод был шефом 20-й школы, которую она окончила. А в 1943 году, когда начали восстанавливать пионерские лагеря, Валя Борцова, как ее звали в те годы, стала вожатой.
Сегодня трудно в это поверить, но в 1943 году, в тяжелейший период войны, когда победа была еще далеко, руководители государства уже задумывались о летнем отдыхе школьников и о восстановлении пионерских лагерей. И труд тех, кто восстанавливал пионерские лагеря и работал в них, был высоко оценен.
– Вместе с медалью за оборону Москвы – это моя самая высокая награда, – говорит Валентина Степановна, показывая врученную ей грамоту.Читаю текст: «Почетная грамота товарищу Борцовой Валентине Степановне. Московский Совет Депутатов трудящихся вручает Вам почетную грамоту за достигнутые успехи в обучении и воспитании детей в условиях Великой Отечественной войны». И год – 1944.
Во время войны ребятам очень хотелось походить во всём на фронтовиков. Мальчишки, да и девчонки, с удовольствием носили пилотки и шлемы, перешитые матерями гимнастерки, у пионеров даже появилось особое отношение к пионерской форме: к шевронам, нашитым на рукава, звездочкам, вымпелам и, конечно, к знаменам. Из боевых листков, газетных публикаций всем были известны примеры бережного, священного отношения к знамени на фронте.
Военные страницы прошлого нашей страны в те годы горячо обсуждались ребятами и изучались с огромным интересом: Ледовое сражение Александра Невского с рыцарями, изгнание поляков из Москвы в 1612 году, Полтавская битва и, конечно же, Отечественная война 1812 года. Самой любимой стала сцена из «Войны и мира» Л. Толстого, когда князь Андрей во время сражения устремился в атаку со знаменем в руках. Что говорить – каждой пионерской дружине хотелось получить в качестве награды фронтовое знамя. «На слете в городском Доме пионеров нам вручили Знамя Гвардейского 85– го минометного полка, под которым сражались московские комсомольцы на берегах Волги, отстаивая Сталинград, – вспоминает Валентина Степановна. – После слета мы с гордостью пронесли это знамя через всю Москву и поставили его у себя в школе на самом видном месте. Оно вдохновляло нас многие годы».
Рядом со знаменем фотографировались отличники учебы и спортивной подготовки, его выносили на торжественные линейки, кстати, доверяли нести его – это считалось особой честью – первым в учебе и в выполнении пионерских поручений.
Ребята по нескольку лет не видели своих близких, ушедших на фронт, а кто-то уже получил и похоронки на них, поэтому, как только предоставлялась возможность, бегали на встречи с фронтовиками, приезжавшими в Москву в короткий отпуск или командировку, эти встречи организовывали для них комсомольцы. Сколько вопросов сыпалось на военных! Сколько было надежд, что может быть, где-то там, на передовой или в госпитале, пересекались фронтовые дороги их отцов или братьев и выступавших сейчас перед ними фронтовиков…
Много внимания школьники уделяли своей физической подготовке. И раньше, до войны, спорт и физкультура были в советской школе в чести, а теперь, кроме уроков физкультуры, почти все ребята занимались гимнастикой и фехтованием, борьбой и стрелковым делом, легкой атлетикой, а зимой – лыжами и коньками. Рассчитывать на помощь взрослых в оборудовании спортзалов не приходилось, поэтому за дело брались сами. Под руководством физруков и военруков ремонтировали спортзалы, чинили старые спортивные снаряды, а во дворах строили стадионы, на которых проводили спортивные состязания между звеньями, отрядами, школами.
В 1942/43 учебном году в школах появился новый предмет – «Военное дело», на уроках мальчишки изучали стрелковое оружие, технику рукопашного боя, проходили строевую, лыжную, огневую, противохимическую, санитарную подготовку. Кстати, появление нового предмета в школе привело к раздельному обучению мальчиков и девочек, которое просуществовало до 1954 года.
Особой заботой пионеров в годы войны стала помощь семьям, в которых отцы воевали, а матери работали на заводах. Чтобы малыши не отбились от рук, ребята брали их под свою опеку, смотрели за ними в школе, после уроков помогали делать домашние задания. Частыми и желанными гостями ребята были в госпиталях, они писали для раненых под диктовку письма, читали книги, выступали с концертами. Особенно популярным было чтение стихотворения Константина Симонова «Жди меня, и я вернусь», его читали по нескольку раз «на бис».
Несмотря на тяготы и лишения, ребята делали все, чтобы приблизить победу. Они помогали райвоенкоматам разносить повестки, выступали перед бойцами с концертами, в мастерских мальчики сколачивали ящики для мин, патронов и гранат, плели маскировочные сетки, девочки шили санитарные сумки, теплые наушники, вязали перчатки и варежки. Летом ребята собирали лекарственные травы и растения, ягоды и грибы для фронта, выезжали заготавливать торф, разводили рядом со школой огороды и выращивали там рассаду и овощи. Участвовали они и в сборе цветного металлолома, аптечных пузырьков и банок, готовили подарки для раненых в госпиталях и для детей-сирот. Собирали посылки и писали письма выпускникам школы, ушедшим на фронт.
В 1943 г. стали открываться московские школы, начались уроки и в 20-й мужской школе. Директором школы был Михаил Григорьевич Волгин, старшей пионервожатой – Валя Борцова, военруком – Косенков Василий Андреевич. Под их руководством мальчики изучали военное дело, участвовали во всех военно-спортивных мероприятиях и, кроме того, вязали теплые вещи и отсылали их на фронт. А своим учительницам они вязали кофты, которые те с удовольствием носили.
Признаться, поверить, что мальчишки 10-14 лет будут вязать на машинках кофты, а учительницы – их носить, щеголяя в этакой своеобразной форме – нелегко. Я, может быть, и не поверила бы, но на фотографии действительно запечатлены пионервожатая Валя Борцова и учитель математики М. Б. Фишбейн в тех самых «фирменных» вязаных кофтах. В школе работалиеще две мастерские – сапожная и столярная. Но вязальная мастерская оказалась самой производительной: за первый учебный год в этой мастерской было связано носков, варежек и свитеров на 200 тысяч рублей.
В годы войны школьники вместе со взрослыми голодали, мерзли, получали похоронки на родных, но давали себе и взрослым обещание – учиться на «хорошо» и «отлично», учиться во что бы то ни стало – это был их личный фронт, и победа на нем была важна, потому что из таких личных побед складывалась общая, большая победа.
[1] Горинов М.М. Будни осажденной столицы: жизнь и настроения москвичей (1941-1942) //Отечественная история. 1996. №3.
