Повседневная жизнь русской школы

Навигацкая школа и арифметика Магницкого. Университетская гимназия. Продолжение

Кстати, об учебниках. Арифметика Магницкого, знание которой позволяло именоваться ученым человеком штык-юнкеру Алабышеву, действительно была книгой примечательной. Ее автор Леонтий Филиппович Магницкий был не только видным математиком, но и преподавателем школы математических и навигацких наук, и внес весомый вклад в дело просвещения юношества.

Нужно заметить, в школах тех лет набирали учеников в любое время года, разных возрастов, случалось, за одной партой сидели и десятилетний ребенок, и двадцатилетний дядька. Начальные познания их тоже были различны, поэтому первое время каждый учился по индивидуальному плану. Учебников еще не печатали – учитель сам выбирал какую-нибудь  книгу в качестве учебной, или преподавал по своему усмотрению, уроков в современном понимании тоже ещё не было

Магницкий был одним из первых, кто отважился написать пособие по предмету, который преподавал – основам алгебры, геометрии и тригонометрии. В течение двух лет он опробовал учебник на занятиях в школе, а в1703 г. опубликовал. Любопытно, что учебник состоял не только из текста, к нему прилагались разнообразные макеты, таблицы, схемы и чертежи, что было в то время новым словом в методике преподавания. С помощью этих наглядных пособий будущие корабелы, артиллеристы и геодезисты осваивали премудрости всех математических действий. Среди преподавателей учебник пользовался заслуженной славой, неоднократно переиздавался, и надолго пережил своего автора.

Сам метод преподавания Магницкого был прост, но эффективен: изучение проходило постепенно, от простого – к сложному. Из класса в класс учеников переводили по мере освоения ими математических наук. На первой – начальной ступени – полтора –два года обучали чтению, грамматике, Закону Божьему; на второй – цифирной – арифметике, геометрии и тригонометрии, на третьей – высшей – математической географии, астрономии, черчению, геодезии, навигации и судостроению.

 В школе было два отделения: навигацкое – им руководил астроном, профессор из Шотландии А.Д. Фарварсон, морские науки преподавали англичане С. Гвин и Р.Грейс; и математическое, которое возглавлял сам Л.Ф. Магницкий.

Содержание навигацкой школы было полностью заботой государства, ученики бесплатно обеспечивались пособиями: аспидными досками, грифелями, карандашами и линейками, да еще им выдавались, как и всем служащим, «кормовые деньги». В зависимости от успеваемости они получали от 36 до 54 рублей в год; сумма эта была немалая – рабочий-литейщик в то время получал 16- 25 рублей, а пороховых дел мастер – 40-50 рублей[i].

После завершения обучения молодые «навигаторы» отправлялись на стажировку в Англию и Голландию. Популярность школы была настолько велика, что ее выпускники сразу по окончании учения разбирались по местам службы, а вместо них набирали новых. Принимали в школу юношей от 12 до 20 лет из всех сословий, кроме крепостных. К1711 г. число учеников в навигацкой школе превышало уже 400 человек. Самыми известными ее выпускниками были российские первооткрыватели: М. Гвоздев – капитан корабля «Св. Гавриил», первым побывавший у берегов Северной Америки, С. Малыгин – полярный исследователь, составитель карты Северного Ледовитого океана от Печоры до Оби, С. Челюскин – участник Великой Северной экспедиции, открывший самую северную точку Евразии, названную впоследствии его именем, А. Чириков – участник 1-ой и 2-ой Камчатских экспедиций, исследователь северо-западного побережья Америки, открывший ряд остров Алеутской гряды.

Деятельность самого Магницкого, которого можно назвать Колумбом российского просвещения, и успехи навигацкой школы открывали новую страницу в истории России и фактически служили примером для всех последующих поколений учителей. Поистине энциклопедические познания Леонтия Филипповича, его настойчивость, педагогический и административный талант, творческий характер преподавания, – вот те черты, которые будут отличать лучших учителей русской педагогической школы.

Университетская гимназия

По учебнику Магницкого, практически выучив его наизусть, учился математике в далекой Архангельской губернии  Михайло Васильевич Ломоносов. Будущий создатель университета, как известно, окончил Славяно-греко-латинскую академию, продолжил обучение за границей и, вернувшись в1741 г. в Россию, нашел учрежденные Петром I Академию наук, университет и гимназию пришедшими в полный упадок.

«В Гимназии было такое бедственное состояние, учащиеся ходили в классы в столь нищенском виде, что стыдно было их показывать честным людям»[ii], – вспоминал впоследствии Ломоносов. За многие годы из гимназии ни один выпускник не поступил в университет, а ведь по замыслу Петра именно с этой целью гимназия и учреждалась при Академии.

Обучение в гимназии на тот момент было поставлено из рук вон плохо. Учителя, как докладывали инспекторы, опаздывали к началу занятий, уходили раньше, нередко оставляли учеников одних, случалось, вовсе не являлись в школу. Родители жаловались, что их «дети многократно, а особливо весной и осенью, бродя по колено в грязи, насилу до Гимназии дотаскаются, а за небыванием учителей принуждены возвращаться домой, не учившись»[iii]. Зато наказания для учеников нерадивые учителя применяли самые жестокие – нещадно секли розгами и били палкой. Это и понятно: сечь проще, чем обучать и воспитывать, да и неспособность учителя в его ремесле не так видна.

Учиться в гимназии было тяжело еще и потому, что по сохранившейся со времен Средневековья традиции преподавание велось на латыни, учителями были исключительно немцы, а учить латынь на немецком удавалось не каждому.

Когда после учиненного расследования руководивший гимназией Шумахер был отстранен от дел и посажен под домашний арест, положения дел в Гимназии это не изменило. Пришлось Ломоносову посвятить не один год борьбе с «шумахерщиной» и принять самое деятельное участие в преобразовании гимназии. «Университет без Гимназии, что пашня без семени», – любил он повторять.

В 1758 г. Ломоносову поручают руководство научной и учебной частью Академии наук, он разрабатывает проект регламентов – уставов – для гимназии и университета, которые он называет «узаконениями». Первым законом для гимназистов Ломоносов определяет соблюдение заповедей Божиих, а также «к наукам простирать крайнее прилежание и никакой другой склонности не внимать и не дать в уме так усилиться, чтобы рачение к учению урон или малое ослабление потерпело» [iv]. Однако большая часть параграфов регламента посвящена не обучению, как того можно было бы ожидать, а воспитанию. В наши дни забота об учебниках, программах, технологиях обучения и технических приспособлениях как-то заслонила собой воспитание человека, серьезно относящегося к своим обязанностям, умеющего и любящего трудиться. А вот Ломоносов считал воспитание трудолюбия главной задачей школы и не уставал повторять: «Леность всего вреднее учащимся».

Во взаимоотношениях с учителями гимназистам предписывалось «оказывать себя весьма вежливо и уклонно, не упрямиться и ни в чем с ними не спорить, а особливо не досаждать грубыми словами». С товарищами избегать ссор, брани и драк, не мешать «криком, играньем, стуком, шумом» другим заниматься, быть учтивым, вежливым со всеми, «остерегаться самохвальства, хвастовства», а более всего – лжи и мстительности. Товарищам следует помогать, – наставлял гимназистов М.В.Ломоносов, – однако не во время экзамена, чтобы учителя могли «знать в успехах каждого разность». Гимназисты должны соблюдать чистоту, аккуратность, сторониться «неприличного сообщества», где предаются безделью и праздности.

Трудно найти в этих наставлениях, написанных более 300-от лет назад, хоть один параграф, который бы утратил свою полезность.

Ломоносов и его последователи считали самым необходимым в преобразовании гимназии обучение на родном языке. «Нет такой мысли, кою бы по-российски изъяснить было невозможно», – утверждал профессор красноречия и философии, ученик Ломоносова Н. Н. Поповский. В гимназии увеличили количество уроков русского языка; латынь, арифметику, геометрию и географию стали преподавать на русском, на латыни теперь вели занятия только по философии. Учителями гимназистов назначали самых способных студентов Университета, что не только избавляло гимназию от случайных учителей, но и создавало необходимую преемственность в преподавании.

Во-вторых, преподаватели заботились о том, чтобы гимназисты и будущие студенты Университета знали: учатся они не только для собственной пользы, но и для славы Отечества, от них зависит «России прославление… во всем свете», как говорил Н.Н. Поповский. Создание правильной мотивации в обучении – залог будущего успеха.

И успех был не за горами.  В 1760 –1765 гг., в годы реформ Ломоносова, из гимназии в университет поступило 25 студентов. Наиболее отличившихся отправляли, как когда-то и самого Ломоносова, в университеты Европы слушать лекции лучших профессоров.

Показательна биография одного из выпускников гимназии при Академии наук – Ивана Лепехина. В 1750 г. он был принят десятилетним мальчиком в гимназию на казенный счет. Занимался по программе Ломоносова русскому языку, изучал математику, немецкий и латынь. Все учителя отмечали у мальчика особую «охоту к учению», поэтому, окончив гимназию в 1760 г., он поступил для продолжения учения в университет. Через два с половиной года студента Лепехина послали в Страсбург, а еще через пять он получил степень доктора медицины. В Петербурге, когда он вернулся из-за границы, его избрали адъюнктом, в 1771 г. академиком, и в течение последующих 17 лет он руководил гимназией при Академии, которую сам когда-то окончил [v].

В 1755 г., когда явилось на свет детище Ломоносова – Московский университет – многие дворяне, кто не имел средств нанимать домашних учителей, поспешили отдать своих сыновей в гимназию при университете. В числе первых был принят и будущий драматург Д.И. Фонвизин. По его признанию обучение в гимназии в первые годы после ее создания было «весьма беспорядочно». Ученики ленились учиться, а учителя не сильно радели о своем деле: «Арифметический наш учитель пил смертную чашу; латинского языка учитель был пример злонравия, пьянства и всех подлых пороков; но голову имел преострую и как латинский, так и российских язык знал очень хорошо»[vi].

Особенно забавно описал будущий драматург свой экзамен по географии: «Товарищ мой спрошен был: куда течет Волга? В Черное море, отвечал он; спросили о том же другого моего товарища; в Белое, отвечал тот; сей же самый вопрос сделан был мне; не знаю, сказал я с таким видом простодушия, что экзаменаторы единогласно мне медаль присудили». Медаль Фонвизину, видимо, присудили не за успехи в изучении географии, а за честность. Анекдотичная история с географией нашла свое продолжение в знаменитой пьесе будущего драматурга, ведь именно о географии Митрофанушка отзывался как о «науке не дворянской» и потому совершенно бесполезной: «Да извозчики-то на что ж?».

В 1758 г. одновременно с гимназией при Московском университете открывается гимназия в Казани, куда поступает Г.Р. Державин. Учили гимназистов по московской программе: латинскому, французскому, немецкому, арифметике, геометрии, музыке, рисованию, танцам и фехтованию. Особое внимание, по воспоминаниям Державина, обращали на воспитание светских манер, или как выражался поэт, «некоторую розвязь в обращении». Появляются в гимназии и новые приемы обучения: прививается умение произносить речи с кафедры, правда, не собственного, но учительского сочинения; приветствуется участие в театральных постановках и даже в археологических изысканиях. Так, Державин отыскивал древности и зарисовывал остатки древнего города Волжской Булгарии. Но в Казани, как и в Москве, хороших учителей не хватало.

Тот, кто не был удовлетворен своим образование – а такие встречались, и их было немало, продолжали всю жизнь заниматься самообразованием, настойчиво восполняя недостаток знаний чтением. Однако заметим,  школа никогда не ставила перед собой цели механического накопления информации в головах своих учеников; невозможно составить школьную программу по предмету, имея в виду лишь определенный объем информации. Задачей образования всегда являлось «образование ума» и, как бы сказали в веке XVIII, «воспитание нравов».

Обучить учеников мыслить логически, обратить их внимание на связь явлений и предметов между собой в окружающих мире, научить их постигать новое и самостоятельно приобретать знания, – справлялась ли светская школа середины XVIII в. с этими задачами? По отзывам ее выпускников – не всегда блестяще, но основание, фундамент их будущего образования она все же закладывала. Д.И.Фонвизин свои годы обучения в университетской гимназии вспоминал с благодарностью: «Ибо в нем (университете – Н.П.), обучаясь по-латыни, положил основание некоторым моим знаниям. В нем научился я довольно немецкому языку, а паче всего получил я вкус к словесным наукам»[vii].

Болезни роста новых учебных заведений уходили в прошлое, как с годами забываются детские болезни, но остается стойкий иммунитет после выздоровления. Так и образование крепло, поднималось на ноги, а вместе с ним  изменялся в лучшую сторону и культурный уровень дворянского сословия, выходцы из которого в основном и обучались в новых школах. Становление в России науки, театра, литературы, изобразительного искусства, появление этикета, нормам которого обучали в школах и гимназиях, – все это меняло к лучшему нравы детей Простаковых и Скотининых.

(Продолжение следует)

Наталья Петрова

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"