История русской словесности

Лекция шестая

Содержание шестой лекции

Выводы из предъидущего. –  Черты Русской фантазии в народных песнях. –  XI век. –  Предания о Волхвах. –  Подвиги Князей на пользу духовного образования. –  Остроми­рово Евангелие. –  Изборник Святославов. –  Поучение Луки Жидяты. –  Основание монастыря Киевопечерского. –  Антоний. –  Представители Словесности в XI веке. –  Иларион. –  Сочинения его. –  Содержание их: Закон и Благодать. –  Всемipное значение Христианства. –  Богочеловечество Иисуса Христа. –  Новые народы для Христианства, как новые мехи. –  В числе их и Русские. –  Похвала Владимиру. –  Молитва к Богу. –  Исповедание Ве­ры. –  Феодосий. –  Борьба с семейным началом. –  Феодосий инок. –  Последняя борьба с матерью. –  Пещера Днеп­ровская. –  Феодосий игумен. –  Студийский Устав. –  Различие в монастырях наших и западных. –  Деятельность Феодосия. –  Отношение его к Князьям. –  Отношение к народу. –  Кончина Феодосия. –  Сочинения Феодосия. –  Иаков черноризец и его сочинения. –  Приход Нестора в обитель.

Выводы из предъидущего.

Мы познакомились отчасти с историческими и духовными песнями Русского народа, которых зачало, в отношении к эпохе и к основной мыс­ли, таится в X веке, во временах Владимира I. Все обозрение наше соответствовало двум половинам самых песень. Одна из них, еще тем­ная, полуязыческая, представляет развитие сил телесных в борьбе с диким насилием и с самым язычеством; другая, светлая, берет на­чало свое из Христианства и представляет об­разы мipa чистого и духовного. Не две ли это сто­роны самой жизни нашего народа, которые так ярко отражаются в древнейшем истоке его пер­воначальной песни?

Черты Рус­ской фантазии в народных песнях

Впечатления при изучении содержания песень препятствуют мысли отделяться от них и со­кращаться в заключительных выводах. Теперь нам удобнее это сделать и определить главные черты народной фантазии, как она является в самом зачале, еще не тронутая никаким чуждым влиянием. В первой половине, в богатырских песнях, фантазия представляет, с одной стороны, образы ярко– преувеличенные, с другой –  естественные, снятые с природы. Дуб, например, часто бывает изломан стрелою в черенья ножевые. Огромный лук несут десять человек. Пьют и едят Витязи не в меру людям. Яркие следы родства с фантазиею Востока видны в этих картинах. Но есть и другие, напомина­ющие естественность, дружбу с природою фантазии Греческой: приведем на память стрелянье из лука, сходное с гомерическим, чертоги и пиры Владимировы. Можно было бы поставить фан­тазию наших богатырских песень на переход­ной границе от Востока к Греции. За тем, вы­даются еще две яркие черты: резвая, ироническая шутка, по большей части, добродушная, –  и хитрая, всесторонняя оборотливость, особенно заметная в песнях кудеснических. По этим чертам можно заранее заключить о народе, что он совместит в себе Азию и Европу и явится между ними посредником; что он в произведениях поэтических разовьет особенно дар комедии; что он в сношениях с народами мipa раскроет ту же оборотливость, какую раскрывали его волхвы в употреблении сил природы, и также прикидываться будет оборотнем, то Италиянским, то Французским, то Немецким, то Английским, то каким хотите, особенно в отдельных лицах, не изменяя в целом своей народной самостоя­тельности.

Заметим теперь черты фантазии в другой светлой половине первоначальных народных песень. Кто– то, может быть, не совсем в благосклонном смысле, назвал их детскими. Он только угадал мысль мою. Точно, младенчески– ясная простота составляет их основную черту. Да, это –  фантазия младенца, но одного из тех, о которых сказал Спаситель, что им открыто будет то, что утаено от премудрых и разумных. Да, это –  фантазия младенца, по глубоким взорам которого можно уже заключить, что, ког­да он вырастет силами духа, то прострет пыт­ливую мысль свою на глубокие вопросы о мiре и человеке. Это –  фантазия народа, который, не от­казываясь от вопросов разума, основу жизни своей утвердит в Вере; но, покорный ее же на­чалу, выше всего поставит Любовь, которая все терпит и все прощает. В чистых образах этой фантазии таится начало мысли о примирении Любви и Правды, почерпнутое из самой глубины Христианства. Разум и сердце, утомленные вопро­сами о борьбе духа и тела, о власти греха на земле, о суде мiру, успокоиваются на светлых видениях души, примиряющейся с телом перед разлукою, –  Бога, подкрепляющего землю в ее страданиях от человеческого зла, –  самой зем­ли, убеленной и очищенной.           

Радуюсь тому, если указание на эти сокровища народной Поэзии возбудило в моих слушателях сочувствие к самому народу, в его первобытных поэтических думах. К сожалению, мы добровольно отрекаемся от этих сокровищ, не зная цены им. Я благодарю Науку Запада за то, что она изучением красот его Поэзии по­могла мне открыть особенные черты в красотах нашей Поэзии народной и внести какой– нибудь луч мысли в ее самородные создания. Желаю, чтобы новые поколения обращались к этому чистому источнику, который глубок и светел, как Волга, когда она только что выбилась из земли; а в нем может быть зародыш того, о чем еще не гадала Поэзия иных племен. Но вспомним, что младенчески– чистое может быть возвращено жизни только душою, также младенчески– чистою.

XI век

От X века мы переходим в XI– й. Прежде чем говорить о памятниках Словесности, обратим взгляд на народное образование, и здесь укажем сначала на грубые следы язычества, отчасти нам уже известные. Они ярко видны в преданиях летописи, связывают предъидущий век с последующим и оправдывают мой взгляд на одну сторону наших богатырских преданий.

Предания о волхвах

В 1024 году волхвы в Суздале, страдавшем от голода, избивают старых баб, при­писывая им это несчастие. Ярослав приезжает в Суздаль, расточает убийц, грабит их домы, казнит некоторых и утверждает в народе мнение, что один только Бог наводит бедствия на человеков. В 1071 году волхв приходит к Киеву и пророчит в народе, что на пятое лето Днепр потечет назад, что Греческая земля станет на месте Русской, а Русская –  на месте Грече­ской. Как в голосе этого кудесника раздаются современные мнения тех, которые противились влиянию Греческого образования на Русское! Пророк пропал без вести. В то же время два волхва приходят из Ярославля в Ростовскую область, также в голодную пору, и убивают лучших жен, уверяя, что оне в самих себе содержат жито, мед и рыбу. Ян Вышатичь преследует этих волхвов в Белозерских лесах и состязается с ними о создании человека. Они обнаруживают ему мнения свои, что Сатана спорил с Богом, кто сотворит человека; что дьявол сотворил его, а Бог вложил в него душу; что они веруют в Бога не небесного, а сидя­щего в бездне, в Антихриста. Ян подверг кудесников разным мукам, обличив предсказания их богов, и предал их мщению тех, чьи матери и жены погибли от рук их. –  Другой кудесник в Чуди, волхвуя одному Новгородцу, говорит, что боги их живут в бездне, черные, крылатые и хвостатые. В Новгороде является волхв и привлекает народ обещанием пройти по Волхову. Епископ Феодор выходит со крестом середи народа и вызывает верующих в волхва идти к нему, а неверующих остаться у креста. Князь Глеб и дружина его идут к Епископу; народ –  к волхву. Но топор Князя решает перед людьми судьбу кудесника (1).

Из этих событий мы видим, что волхвы в народе имели еще большую силу, потому что сами Князья и воеводы боролись с ними; что особенную ненависть питали они к женщинам, которые, по словам летописца (2), также зани­мались волхвованиями; что верили они в злое на­чало и поклонялись ему, олицетворяя его в подземных бесах; что преимущественно являлись они около тех мест, где жили Меря, Весь и другие Чудские племена; что действовали однако во всех Русских городах: в Киеве, Суздале, Ростове, Ярославле, Новгороде; что власти и дружина боролось с ними, а духовенство дей­ствовало на народ одною Верою (3).

Подвиги Кня­зей на пользу духовного об­разования

От темной стороны XI века мы перейдем к его стороне светлой. В нашу Историю входят не шумные дела Князей, дела войны и политики, но мирные подвиги их на поприще духовного образования. Мы упоминаем только о двигателях сего последнего. И так, в XI веке помянем же с благодарностию Ярослава за то, что он премудро продолжал дело от­ца своего, прилежал книгам, читал их ча­сто ночью и днем, собирал писцов, прелагал книги с Греческого на Славянский язык, списывал многие, учредил книгохранилище при Свя­той Софии, которую создал сам, украсил златом и сребром, сосудами церковными, пением демественным, Греческою живописью, любил и чтил духовенство, открыл Илариона, поручал священникам учить людей благочестию, учредил в Новгороде училище на триста детей и радо­вался тому, что многие церкви уже осеняли раз­ные места России, и что все Русские люди стано­вились Христианами (4). Летопись сохранила нам краткое и сильное его завещание к детям, исполненное одной мысли о любви друг к другу (5). Этим памятником еще более подтверждается воз­можность будущего, более значительного памят­ника: завещания Владимира Мономаха. Ко време­ни Ярослава относятся образцы Византийской мусии, украшающие Софийскую церковь в Киеве, с Греческими надписями; монета его имени с надписью: Ярославле сребро, и мраморная его гроб­ница в Софийской церкви (6).

Помянем Владимира, старшего сына Яросла­ва, за то, что он заложил Святую Софию в Новгороде (1045 г.) на подобие Киевской. Помянем Изяслава Ярославича за уничтожение смерт­ной казни в законах и за содействие к основанию первого народного Русского монастыря, Киевопечерского.

Остромирово Евангелие

К его княжению относится пер­вый значительный памятник письменности: Остромирово Евангелие, писанное в 1056 и 57 годах в Новгороде для посадника Остромира дьяконом Григорием: древнейшая рукопись кирилловского письма из доселе известных, с означением года. Она когда– то принадлежала Новгородскому Софийскому собору; вероятно, при Иоанне Грозном в 1570 году вместе со многими вещами церковными из Софийской ризницы пере­везена была в Москву, а, может быть, и позд­нее при Царях Михаиле Феодоровиче или Алексии Михаиловиче; в Москве хранилась в двор­цовой Воскресенской церкви (Воскресения Словущего), что у Государей вверху; в 1720 году по указу Петра Великого послана в Петербург (7); найдена была в покоях Императрицы Екатери­ны II после Ее кончины Я.А. Дружининым и в 1806 году поднесена Императору Александру; с 1811 года хранится в И. Публичной Библиотеке. В 1843 году этот величавый памятник издан А.X. Востоковым, с приложением греческого текста Евангелий, словарем и граммати­кою. Мы имеем книги Пророков с толкованиями в копии, снятой с рукописи, писанной в 1047 году для Новгородского Князя Владими­ра Ярославича, девятью годами прежде Остромирова Евангелия. Но самая копия относится уже к XV веку. Все исторические обстоятельства, упоминаемые в послесловии Остромирова Евангелия, будучи сличены с летописями, подтверждают достоверность памятника. Замечательно, что первая значительная рукопись, уцелевшая от кораблекрушения письменных сокровищ нашей древней Руси, есть Евангелие. Предлагаем нача­ло благовестия Иоаннова. Нельзя не удивляться ясности и простоте этого языка и не вспомнить с благоговением, что Русская Церковь возгла­шала эти слова на пасхальной литургии нашим православным братьям XI столетия:

«Искони бе Слово и Слово бе от Бога, и Бог бе Слово: се бе искони у Бога. И Темь вса бышя, и без Него ничьто же не бысть еже бысть. В томь живот бе, и живот бе свет чловеком, и свет в тьме свьтиться, и тьма его не обят. Бысть чловек посълан от Бога: имя ему Иоан. Т приде в съведетельство, да съведетельствуеть о свете, да вьси веру имуть имь. Не бе т свет, н да съведетельствуеть о све­те. Бе свет истиньныи, иже просвещаеть всяко­го человека грядуща в мир. В мире бе, и мир темь бысть, и мир его не позна. В своя приде, и свои его не прияшя. Елико же их при­ят и дасть им область чядом божием быти верующем в имя его. Иже ни от кръви, ни от похоти плътьскыя, ни от похоти мужьскы; но от Бога родишася. И слово плъть бысть, и въселися в ны. И видехом славу Его: славу яко единочядааго от Отца: испълнь благодати и истины. Иоан съведетельствова о нем, и възъва глаголя: сь бе Егоже рех; грядыи по мне, пред мною бысть: яко пьрвеи мене бе. И от испълнения Его, мы вьси прияхом благодать възблагодать. Яко закон Мосеомь дан бысть: благодать и истина Иисус Христомь бысть» (8).

После Изяслава мы помянем с благодар­ностию брата его, Святослава Ярославича. Хотя в летописях он является похитителем пре­стола, но по другим свидетельствам мы узнаем его любовь к книжному учению. Летописцы, Русский и Немецкий, согласно повествуют о том, как Святослав хвалился перед послами Германского Императора бесчисленным множеством золота, серебра и паволок. Летописец Немецкий говорит, что История и не запомнит, чтобы такое богатство в одно время случилось у Немецкого Государя. Летописец Русский влагает в уста Немецким послам свою мысль: «Ни во что это богатство; мертвым лежит оно; дружи­на лучше, с нею добудешь более». В самом деле, сокровища Святослава рассыпались розно, по слову летописи; но уцелели два Сборника из его клетей, наполненных божественными книга­ми.

Изборник Святославов

Первый, важнейший из них, Изборник, относящийся к 1073 году, есть перевод с Греческого и содержит в себе многие богословские отрывки из Отцев Церкви, преимущественно из Василия Великого, Анастасия Синаита и других, также философские и риторические. Перевод был совершен Болгарским Славянином для Болгарского царя Симеона, как это откры­лось из позднейшей рукописи того же Сборни­ка, писанной в 1445 году и найденной мною в Кирилло– Белозерском монастыре; но переписан он был для В. Князя Святослава Дьяком Иоанном, изменявшим Болгарское правописание на Русское; отсюда произошло здесь смешение правильного употребления носовых юсов с неправильным. Рисунки, присоединенные к этому Изборнику, представляют первый памятник на­шей книжной живописи: один из них изобра­жает самого В. Князя Святослава с супругою и пятью сыновьями, которые все друг за другом следуют по мере возраста. Любопытны древние их одежды, приведенные теперь в об­щую известность. К палеографическим материалам, изданным к столетнему юбилею Мо­сковского Университета, приложены снимки некоторых листов этого памятника с изображением зодиака. Изборник должен быть скоро издан Профессором Бодянским, на иждивении просвещенного Болгарина, И.Н. Денкоглу, лю­бителя православной старины своего отечества (9). Второй Сборник, писанный тем же Дьяком Иоанном, но не приведенный еще в большую известность, относится к 1076 году, кончины Святослава (10).

Недавно открыты были о. Архимандритом Саввою в Типографской библиотеке две Минеи: Октябрь 1096 года, писанная Григорием для Новгородского Лазаревского женского монастыря, и Ноябрь 1097 года, писанная Михаилом. Оне еще не описаны филологически (11).

Без означения же года, по признакам палеографии, к XI же веку (а некоторые может быть и ранее) относятся: отрывки из Жития Апостола Кодрата, великомученицы Феклы, Тол­ковой Псалтири, перешедшие из Погодинского древлехранилища в Имп. публичную библиотеку, Творения Григория Богослова в той же библиотеке, Толковая Псалтирь Чудовской обители в Москве, Антиохов Пандект монастыря Новоиерусалимского и Новгородская Софийская Минея (12).

Поучение Луки Жидяты

Самый древний памятник нашего проповедного слова есть Поучение Луки Жидяты, Архиепископа Новгородского, открытый и изданный Тимковским. Оно относится к первой половине XI века (1036 –  1059). Простота искренней веры и любви дышит во всем этом слове. Все обя­занности Христианина к Богу и ближнему выска­заны здесь кратко и сильно. «Любовь имейте со всяким человеком, а более с братиею; не будь у тебя одно на сердце, а другое на устах; под братом ямы не рой, да Бог тебя в горшую той не вринет». Должно думать, что этим поучением, по обычаю времени, Архиепископ приветствовал свою паству. Лучшего поучения и те­перь для народа и для всех нас нельзя приду­мать. Заповеди в нем раскрыты с глубокомысленною полнотою и применены даже к особенным свойствам народа, как показывает следующее выражение: «Не пей не в пору, но вдоволь, а не до пиянства» (не пий без года, но здовол, а не до пианьства).

Основание монастыря Киевопечерского

Самое важнейшее событие в Истории духовного образования России XI века есть, конечно, основание монастыря Киевопечерского. Но почему же это? Уже прежде существовали монастыри в России: Киево– Николаевский, учрежденный при Ольге; Киево– Златоверхо– Михайловский, основан­ный Митрополитом Михаилом, крестителем Рус­ской земли; Киево– Межигорский, основанный мона­хами, с ним пришедшими. Кроме того известны еще: Выдубицкий, воздвигнутый на том месте, где низверженный идол Перунов приплыл к берегу; Новгородский Перынь, где было требище того же идола; Авраамиев, построенный на месте Мерянского идола Волоса в Ростове. Но от чего же все эти монастыри не получили такой сла­вы, какую имел всегда монастырь Киевопечерский? Он явился рассадником образования духовного, нравственного и словесного на всю тог­дашнюю Русь. В XII веке он считал уже пятьдесят Епископов, которые вышли из стен его. Он, в лице питомцев своих, повсюду распространял веру: Леонтий насадил ее в Ро­стове, Кукша в земле Вятичей –  и оба кровью запечатлели свои подвиги. Земная власть склоня­лась перед этим монастырем, который, по выражению своего же питомца и пламенного при­верженца, Епископа Симона, как море, не терпел гнилого, а изметал его вон.

Две причины этому явлению. Первую выра­зила летопись, передавшая нам начало самой обители: «Много монастырей, –  говорит она, –  постав­лено от Князей, от Бояр и от богатства; но не таковы они, каковы поставленные слезами, пощением и молитвою. Антоний не имел ни злата, ни сребра, но стяжал слезами и постом». Дру­гая причина заключалась в его народном нача­ле и характере. До тех пор в России господ­ствовали греческие монастыри. В Киевопечерской же обители, в первый раз, духовная жизнь при­вита была к народной стихии, и вот почему через него она пустила корни во всем народе и к стенам обители привлекала все сословия. Этот монастырь был основан и устроен Рус­скими.

Антоний

Мiрянин из Любеча полюбил странствия и устремился на Святую гору Афонскую. Эта го­ра, недалеко от Солуня, подобно острову возвы­шается над морем, вечно окруженная облаками. Там издревле под покровом самого неба со­хранялась истинная жизнь монастырская, в обителях Греческих и Славянских. Любечский мiрянин был так ею пленен, что пожелал при­нять иноческий образ и наречен Антонием. Общежительный монастырь Эсфигмен на Афоне до сих пор показывает недалеко от него пещеру, близ моря, где подвизался Св. Антоний (13). Возвратясь в Киев, он искал себе места житель­ства, ходил по монастырям, но не возлюбил ни единого; удалился в дебри и в горы; пришел на холм, где Иларион ископал пещерку, возлюбил это место, поселился в нем и стал в молитвах своих просить Господа, чтобы Он утвердил здесь благословение Святой Горы. Сла­ва о духовных подвигах Антония скоро разнес­лась в народе, дошла и до власти. Изяслав с дружиною посетил его. Сначала собралось около Антония двенадцать человек братии: они ископали пещерку, церковь и кельи. Антоний поставил им Варлаама игумном, а сам удалился на гору, в свою пещерку. Церковь из– под земли вышла на свет, сначала в виде малой. Князь Изя­слав, уступя просьбе Антония, отдал гору под монастырь. Скоро возникла церковь более про­странная. Игумен Варлаам был отозван Изяславом в монастырь святого Димитрия, и тог­да Антоний дал братии в игумны Феодосия, ко­торый был настоящим устроителем Печерского монастыря и ввел в него устав Студийский. Но об этом мы скажем после.

Представи­тели Словес­ности в XI веке

Таким образом, в подземных пещерах на берегу Днепра возникло у нас первое семя духовной иноческой жизни, перенесенное от Свя­той Горы Русским человеком. Около обители Киевопечерской соединяются четыре писателя, принадлежащие Истории Словесности: Иларион, пер­вый Митрополит из Русских, ископавший ту са­мую пещерку, которую возлюбил Антоний; Феодосий, учредитель общежития монастырского, творец поучений; Нестор летописец, сохранивший нам вместе с преданиями о самой обители и предания о первоначальной жизни нашего отече­ства. К ним присоединить можно четвертого, Иакова мниха. В них сосредоточивается почти вся наша Словесность XI– го столетия (14).

Иларион

Немногое известно нам о жизни Илариона. Летопись говорит, что он был Русский родом. Образование мог он получить в том учи­лище, которое учредил в Киеве Владимир. Был священником в селе Берестове, любимом местопребывании В. Князя Ярослава; но часто хаживал из села на соседний Днепровский холм, покрытый великим лесом. Здесь ископал он пещерку, в две сажени, и, удаляясь из Берес­това в нее, пел часы и молился Богу втайне. Ярослав часто приезжал в свой загородный Берестовский дворец, в котором скончался и отец его Владимир, и здесь коротко мог у­знать Илариона, мужа благого, книжного и постни­ка, по словам летописи. Не стало в Киеве Митрополита Феопемпта. Войны с Греками, как го­ворит летопись, препятствовали сношениям с Константинополем (15). В 1051 году Ярослав созывает собор Епископов, которые, по Уставу Апостольскому, ставят Илариона Митрополитом Киевy и всей Русской земле. До сих пор оста­валось необъясненным, почему в лице Илариона, смиренного священника Берестовского, первый Русский удостоен был столь высокой чести –  занять престол Митрополии? Летописи не объясня­ли тому причины. Но в наше время, и не очень давно, она разгадана изъисканиями науки. Ученые мужи Троицкой Лавры открыли сочинения первого Русского Митрополита Илариона.

Сочинения его

В рукопи­си XVI века найдены: 1) Слово о законе, данном чрез Моисея, и о благодати и истине, происшедшей через Ииcyca Христа, к которому присовокуплена 2) Похвала Кагану нашему Владимиру, за тем следует: 3) Изложение Веры. Сверх того, в харатейном сборнике XVI или XV века от­крыто Слово Святаго Илариона, Митрополита Киевскаго (16).

Содержание их

Эти сочинения открывают нам тайну того Богомыслия, которому предавался Иларион в своем уединении. Трудно вкратце изложить их содержание; но мы постараемся извлечь из них главные мысли, из которых увидим, как он всемiрно и глубоко понимал Христианство, как соединял с этим понятием будущее назначение своего Отечества, и как, по разуму Веры своей, достоин был той степени, на кото­рую возведен желанием Ярослава и духовною властию собора Русских Епископов.

Закон и Благодать         

Первая мысль касается учения о законе и благодати: оно изложено согласно с посланием к Галатам Апостола Павла. Закон –  проуготование истины и благодати, предтеча и слуга им; истина же и благодать –  слуги будущему веку, жизни нетленной. Прежде закон, потом благодать; прежде тень, потом истина. Образ закону и благодати –  Агарь и Сарра: прежде раба, потом свободная. Авраам от юности имел женою Сарру свободную, а не рабу: Бог прежде век изволил и умыслил Сына Своего послать в мiр и явиться благодати. Но Сарра не рождала, была неплодна, и Божиим Промыслом определено ей родить на старость: так и безвестная мудрость Божия утаена была от Ангелов и человеков. –  Сарра глаголала Аврааму: заключил меня Господь Бог не раждати; вниди к рабе моей Агари и родишь от нее. Бла­годать глаголала к Богу: если мне не время сой­ти на землю и спасти мiр, сниди на гору Синай и положи закон. –  Послушал Авраам речи Сарриной и взошел к рабе ее Агари. Послу­шал и Бог словес благодати и сошел на Синай. –  Агарь раба родила раба Измаила. Снес Моисей от Синайской горы закон, а не благо­дать, тень, а не истину… Тогда отключил Бог ложесна Саррины, и свободная родила Исаака свободного. Посетил Бог естество человеческое; явилось безвестное и утаенное; родилась благо­дать и истина, а не закон, –  Сын, а не раб. Отдоился отрок Исаак и окреп, и сотворил Авраам гостивство великое. Когда явился Христос на земли, благодать еще не окрепла, но воздоялась 30 лет, в которые Христос таился. Когда же Он отдоился и окреп, явилась благодать Божия всем человекам в Иорданской реке, и Бог сотворил гостивство и пир великий, тельцом, упитанным от века, возлюбленным Сыном Своим, Иисус Христом, созвав на едино веселие небесных и земных, совокупив во едино Ангелов и человеков. –  Сар­ра, видев сына своего, обидимого сыном рабы­ни, возопила к Богу: отжени рабу и с сыном ее! По вознесении Иисуса Христа, Иудеям и Христианам, живущим вместе в Иерусалиме, крещение благодатное бывало обидимо от обрезания законного, и благодать возопила к Богу: отжени Иудеев и с законом, и расточи по странам! Кое общение тени с истиною, Иудейству с Христианством? –  Отгнана была Агарь раба с сыном ее Измаилом, и Исаак, сын свободной, наследником стал отцу своему Аврааму. Отгнаны были Иудеи и расточены по странам, и чада благодатные, Христиане, стали наследниками Богу и Отцу. Отошел свет луны, воссиявшему солн­цу; отошел закон, явльшейся благодати; погиб ночной холод, солнечной теплоте, согревшей зем­лю. И уже не гордится в законе человечество, но в благодати пространно ходит. Иудеи, при свече закона, совершали свое оправдание; Христиане, при солнце благодати, свое спасение зиждут. Иудейство тению и законом оправдывалось, а не спасалось; Христиане же, истиною и благодатию, не оправдываются, но спасаются. В Иудеях оправ­дание, в Христианах спасение: оправдание в сем мipe, а спасение нам в будущем веке. Иудеи о земных веселились, Христиане веселятся о сущих на небесах.

Все это место об отлучении Иудеев от Христиан, кроме своего общего значения, может иметь и значение относительное к XI столетию. Иудеи, вероятно, и до Владимира, через Козар, а при Владимире несомненно пытались внести к нам свою Веру. Торговые сношения с ними были постоянные. В Киеве были Жидовские ворота и Жидовская улица, о чем упоминает летопись. Жиды вели торговлю в подрыв Русским купцам, делали им притеснения, вводили лихоимство и монополию, имели свою синагогу, пользовались покровительством некоторых князей и отвращали многих людей от Христианства. В правиле Митрополита Иоанна предписывается не продавать Христиан Жидам. Феодосий сам вступал в прения с Жидами. Есть примеры мучений, претерпенных нашими Святыми мужами от Жидов. Позднее, мы знаем, как учение Жидовское проникло сквозь затворы монастыря Киевопечерского и заразило Никиту Затворника. Все эти обстоятельства объясняют, почему вопрос о Христианстве и Иудействе мог быть при Иларионе вопросом современным.

Показав отношение закона к благодати, как предшествующего к последующему, как неполного к совершенному, Иларион переходит ко второй мысли: ко всемiрному значению Христианства.

Всемiрное значение Христианства

Оправдание Иудейское, говорит он, было скупо, зависти ради, и, не простираясь на иные языки, оставалось в одной Иудее; спасение же Христиан благо и щедро простерлось на все края земные. Закон был прежде, вознесся вмале и отошел. Вера же Христианская, явившись после, стала выше закона, расплодилась на множество языков, и Христова благодать объяла всю зем­лю и, как вода морская, покрыла ее: и все, отложши ветхое, обветшавшее завистью Иудей­скою, держат новое, по пророчеству Исаиину: ветхая мимоидоша, и новая вам возвещаю. Пой­те Богу песнь нову, и славимо есть имя Его от конец земли...  Прежде было в одном Иерусалиме место поклонения, ныне же по всей земле.

Гедеон сказал Богу: если Ты рукою моею спа­саешь Израиля, да будет роса на руне токмо, по всей же земле суша, –  и было так. Прежде по всей земле была суша; идольская лесть одер­жала языки, не принимавшие росы благодатной, и только Иудеи знали Бога. Снова Гедеон ска­зал Богу: да будет суша на руне токмо, а по всей земле роса, и было так. Иудейство преста­ло; закон отошел: по всей земле роса; по всей земле Вера простерлась; дождь благодатный обросил; купель паки– порождения облачила сынов своих в нетление... По всей земле уже сла­вится святая Троица, и поклонение от всей тва­ри приемлет, и малые и великие славят Бога...

Богочеловечество И. X.

От мысли о всемiрном значении Христианства, которое доступно всем человекам и про­стерлось по всей земле, Иларион переходит к третьей мысли, которая есть основная мысль самого Христианства, а именно: совокупление Боже­ства и человечества в Иисусе Христе. Нельзя не удивляться тому, с какою ясностию Иларион излагает эту великую и глубочайшую тайну, про­водя мысль через все действия земной жизни Иисуса Христа.

Един сый в двух естествах: Божество и человечество. Исполнь человек, по вочеловечению, а не привидением; но исполнь Бог, по Боже­ству, а не прост человек. Показал на земле Божеское и человеческое: как человек, в утробе матери вырастал, и как Бог, исшел, девства не повредив; как человек, принял млеко матери, и как Бог приставил Ангелов с пастухами петь: Слава в вышних Богу; как человек, повился в пелены, и как Бог, звездою водил волхвов; как человек, возле­жал в яслях, и как Бог, принял дары и поклонение от волхвов; как человек, бежал в Египет, и как Богу, рукотворенные кумиры Египетские поклонились; как человек, пришел на крещение, и устрашась его, как Бога, Иopдан возвратился вспять; как человек, обна­женный, вошел в воды, и как Бог, получил от Отца свидетельство: се Сын Мой возлюб­ленный; как человек, постился сорок дней и взалкал, и как Бог, победил искушающего; как человек, пришел на брак в Кану Гали­лейскую, и как Бог, воду в вино преложил; как человек, спал в корабле, и как Бог, запретил ветрам и морю, и послушали Его; как человек, прослезился по Лазаре, и как Бог, воскресил его из мертвых; как чело­век, сел на осла, и как Богу, звали Ему: благословен грядый во имя Господне; как че­ловек, был распят, и как Бог, Своей властию спропятого с Ним впустил в рай; как че­ловек, вкусил оцта и испустил дух, и как Бог, помрачил солнце и потряс землю; как человек, во гробе положен был, и как Бог, разрушил ад и освободил души; как человек, запечатан был во гробе, и как Бог, исшел, сохранив печати целыми; как человека, стара­лись Иудеи утаить воскресение, подкупая стражей, но как Бог, уведан был и познан всеми концами земли (17).

Даниил Митрополит, писавший в первой половине XVI столетия, в слове своем о воплощении Господа нашего Иисуса Христа, рассматривая в Нем оба существа –  совершенного Бога и совершенного человека, по принятому им для всех своих слов способу изложения, сна­чала изъясняет основный догмат Христианства и сосредоточивает внимание наше на той мысли, что Спаситель одних и тех же Апостолов: Петра и сынов Зеведеевых, Иоанна и Иакова, брал с собою на Фавор и в Гефсиманию: на Фаворе сиянием славы показал Он им Свое Божество, в Гефсимании скорбию и тугою –  Свое человечество. За тем следуют все места из Священного Писания и из творений отеческих, которыми объясняется догмат. В числе сих последних мы встречаем и весь отрывок из слова Иларионова. Он окружен выписками из обличительного слова на Армян и учение Евтихиево Иоанна Митрополита Никейского, из Ки­рилла Александрийского, Иоанна Дамаскина и особенно из слова Св. Ефрема на Преображение Господне, которое, по– видимому, имело силь­нейшее влияние на слово Иларионово. Ясно от­сюда, что все эти творения были ему уже изве­стны (18).

Новые наро­ды для Хри­стианства как новые мехи

Объяснив так осязательно глубокую тайну Христианства, богослов переходит к четвертой мысли о том, что новые люди были потребны на то, чтобы восприять благодать и истину. Пришел Спаситель и не принят был от Израиля; пришел к своим, и свои Его не прияли: от языков же был Он принят. Видно, благодати и истине потребно было воссиять на новых лю­дей: не вливают бо, по словеси Господню, ви­на нового, учения благодатного, в мехи ветхие, обветшавшие в Иудействе; если вольют, то просядутся мехи и вино прольется. Не могли удер­жать Иудеи и тени закона, а много раз покла­нялись идолам: как же бы удержали они учение истинной благодати? Но для учения нового –  новые мехи, новые языки, и то и другое соблюдется.

В числе их и Русские

В числе этих новых людей находимся и мы. Здесь Митрополит Русский сознает назначение своего Отечества. Вера благодатная, го­ворит он, распространилась по всей земле и дошла до нашего языка Русского. Иссохло озеро Закона; Евангельский источник покрыл всю землю и пролиялся до нас. Вот и мы, со всеми Христианами, славим Святую Троицу, а Иудея молчит… Уже не идолослужителями зовемся, но Христианами. Уже не капища сограждаем, но Христовы церкви зиждем. Уже не закалаем бесам друг друга, но Христос за нас зака­лаем бывает и дробим в жертву Богу и Отцу. Уже не кровь жертв вкушая, погибаем, но Христовой пречистой крови вкушая, спасаемся. Все страны благий Бог помиловал –  и нас не презрел; захотел и спас, и в разум истинный привел. Мы, бывшие чужими, нареклись людьми Божиими; были врагами, а теперь сыны Его. Не творим совета, как распять Христа, но как Распятому поклониться; не распинаем Спаса, но руки к Нему воздеваем; не прободаем ребр, но от них пием источник нетления; не тридесять сребреников взимаем за Него, но друг друга и весь живот Ему предаем; не таим воскресения, но во всех домах своих зовем: Христос воскресе из мертвых! Не говорим, что украден был, но что вознесся туда, где был; не неверуем, но, подобно Петру, к Нему говорим: Ты еси Христос, Сын Бога живого; с Фо­мою: Господь наш и Бог Ты еси; с разбойником: помяни мя, Господи, егда приидеши в царствии си.

Сравнивая прежнюю языческую Русь с Христианскою, Пастырь Церкви переходит к ликованию радости и выражает это чувство словами, то Пророков, то Псалмопевца: «Пойте Богу нашему, пойте; пойте Цареви нашему, пойте, яко Царь всей земли Бог, пойте разумно. Въцарися Бог над языкы».

Похвала Владимиру

Но кому обязана Русь этим счастием? Здесь следует похвала Владимиру. Хвалит Римская страна Петра и Павла, ими же уверовала в Иисуса Христа Сына Божия; Азия, и Ефес, и Патмос –  Иоанна Богослова; Индия –  Фому, Египет –  Марка; все страны, города и люди чтут и славят, каждые, своего учителя в православ­ной Вере. Похвалим же и мы, по силе нашей, малыми похвалами, великое и дивное сотворшего нашего учителя и наставника, великого Кагана нашей земли, Владимира, внука старого Игоря, сына славного Святослава, которые, в свои лета владычествуя, мужеством и храбростию про­славлялись во многих странах, и победами и крепостью поминаются ныне. Не в худой, не в неведомой земле они владычествовали, но в Русской, которая ведома и слышима во всех концах земли (19)... Владимир… единодержец быв земли своей, покорив под себя окружные страны, тех миром, а непокорных мечем, землю свою пас правдою, мужеством и смыслом: и пришло на него посещение Вышнего... и воссиял разум в сердце его: уразумел он суету идольства и взыскал единого Бога... Слышано было ему всегда о благоверной земле Греческой, Христолюбивой и сильной верою: как Греки единого Бога в Троице чтут и Ему кланяются; как у них де­ются силы, чудеса и знамения; как церкви лю­дей наполнены; как благоверны веси и грады, все в молитвах прилежат, все Богу предстоят. Услышав сие, возжелал он сердцем, возгорел­ся духом, чтобы ему быть Христианином и зем­ле его… И отряс наш Каган прах неверствия и, вшед во святую купель, породился от Духа и воды. Во Христа крестился, во Христа облекся.

Умилительно потом слышать свидетель­ство первого Митрополита Русского, который мог быть сам в числе младенцев, крещенных при Владимире, и видеть своими очами чудесно­быстрое распространение Христианства по всей нашей земле: как взаимная любовь Князя и на­рода к тому содействовала, чтобы вдруг, в одно время, вся земля Русская обратилась к Христовой Вере (20). «Владимир заповедал по всей земле своей креститься во имя Отца и Сына и Святаго Духа, и ясно, и велегласно во всех городах славиться Святой Троице, и всем быть Христианами… И не было ни одного противящегося благочестному его повелению. Если кто не любовию, то страхом повелевающего крестился: так его благоверие со властию сопрягалось. И в едино время вся земля наша восславила Хри­ста с Отцем и с Святым Духом».

За тем следует живая картина распро­странения Христианства. «Тогда тьма бесовского служения погибла, и солнце Евангельское землю нашу осияло: капища разрушились, и церкви по­ставляются. Идолы сокрушились, иконы Святых являются. Бесы убежали: крест освятил грады. Пастухи словесных овец Христовых стали Епископами, попами и дьяконами, и возносят бескровную жертву. Весь клир украсился в лепо­ту. Оделись святые церкви. Апостольская труба и Евангельский гром огласил все грады; фимиам, возносимый Богу, освятил воздух; мона­стыри стали на горах; явились черноризцы; му­жи и жены, малые и большие, и все люди, наполнив святые церкви, восславили Бога, говоря: един свят, един Господь Иисус Христос, в славу Богу Отцу, аминь. Христос победил, Христос одолел. Христос воцарился, Христос прославился! Велий еси Господи, и чудна дела Твоя! Боже наш, слава Тебе!».

Но каким образом Владимир принял Христианскую Веру? Как это случилось? «Как ты уверовал? –  вопрошает Иларион Владимира. –  Как разгорелся в любовь Христову? Ты не видел Христа, не ходил по Нем. Ты не видел Апостола, который бы пришел в землю твою, и нищетою своею, и наготою, и гладом, и жаж­дою склонил бы сердце твое на смирение. Ты не видел, как именем Христовым изгоняли бесов, как выздоравливали болящие, как мертвые восставали: как же, не видев, уверовал?. –  Токмо от благого смысла и остроумия ты уразумел, что Бог един Творец видимым и невидимым, небесным и земным, и что послал в мiр, спасения ради, возлюбленного Своего Сына. Ты помыслил о том и вошел в святую купель. И что другим казалось юродством, –  тебе вменилось в силу Божию».

Так, по свидетельству первого Русского Митрополита, разумом принял Веру креститель земли Русской; но это разумное принятие Веры тотчас же отозвалось в сердце его любовью и милосердием. «Кто расскажет о многих твоих ночных милостынях, о дневных щедротах, которые ты творил убогим, сирым, болящим, должникам, вдовам и всем, требующим милости?.. Твои щедроты и милостыни и ныне поминаются в человеках, паче же пред Богом и Ангелами Его».

Сравнив Владимира с Константином Великим, Иларион переходит к Георгию (Яросла­ву), наследнику и сыну его, который доканчивает недокончанное Владимиром, украшает храмы и славный град Киев. Радуясь подвигам сына, Пастырь Церкви возбуждает отца от гроба, чтобы встал он и возвеселился, взглянув на Россию.

«Встань от гроба твоего, встань, отряси сон! Ты не умер, но спишь до общего всем восстания… Взгляни на чадо свое, на Георгия, на утробу свою, на милого своего, его же Господь извел из чресл твоих, как он красит стол земли твоей»…

Молитва к Богу

Все слово оканчивается молитвою к Богу, исполненною народного смирения и упования на силу и милость Божию. «Не взгнушайся нами, Господи, хотя мы и малое стадо, но скажи нам: не бойся, малое стадо, яко благоизволи Отец ваш небесный дати вам царствие». –  «Каемся, просим, молим. Каемся в злых своих делах; просим, да страх Твой пошлешь в серд­ца наши; молим, да на страшном суде по­милуешь нас!». –  «Мало показни, а много по­милуй; мало язви, а милостивно исцели, а вскоре овесели: не терпит наша природа долго носить гнева Твоего, как стеблие огня». –  В заключение, молитва Пастыря простирается на весь народ и на все страждущее человечество. За­мечательно, что древняя Русь эту молитву первого своего народного Митрополита имела обы­чай читать в новолетие.

Исповедание Веры

К этому слову приложено исповедание Веры, в котором кратко и ясно изложены основы кафолической и апостольской Церкви, к ней же притекает Иларион: с верою входит в нее, с верою молится, с верою исходит. Замеча­тельна, между прочим, мысль, постоянно выражаемая духовными учителями нашими, что Бог воплотился в человека для того, чтобы человека обожить. Это исповедание полагает он перед народами и, отдавая все Богу, строющему о нем выше силы его, просит, чтобы молили о нем честные Учители и Владыки Русской земли.

Слово, надписанное всем православным Христианам, кратко, но сильно приглашает их за­ботиться о вечной жизни, а не о земной, о царстве небесном, а не о здешнем, и тем выражает мысль всей древней Руси, течение, по ко­торому пошла она.

Вот то, о чем богомыслил Иларион в своей двух– саженной пещерке, открывая собою начало мысли древне– русской. Вот где разобла­чается для нас тайна историческая и содержится полное оправдание избранию его в Митрополиты Русские. В лице его наша Церковь обрела народного представителя, который глубоко сознал и яс­но изложил народу основы учения Веры.

Феодосий

Перейдем теперь к другому духовному дея­телю, который трудился на ином поприще и был родоначальником монастырского общежития у нас в отечестве. Житие Феодосия, написанное преподобным Нестором, есть также памятник (21) духовной Словесности XI века. Мы расскажем его подробно.

Вся жизнь Феодосия делится на две полови­ны, из которых в первой он борется с Русским семейным началом; в другой, победив его, учреждает высшую семью духовную, на начале Любви божественной, и отсюда действует уже на братию, на власти, на народ.

Борьба с семейным началом

Недалеко от Киева, в городке Василеве, родился Феодосий от родителей благочестивых, которые скоро переселились в Курск. Здесь провел он свое отрочество. Церковь Божия была первым его училищем. Здесь Божественная служ­ба и чтение св. книг рано пробудили в отроке духовное призвание. Он чуждался игр детских, не любил цветного платья, предпочитал убогое. Скоро навык он грамоте у одного из городских учителей. Тринадцати лет лишился отца. После этой потери стал прилежнее выходить на работу, вместе с своими рабами; мать видела в том унижение рода; она одевала его в одежду светлую, гнала на игры с сверстниками; мальчик терпел побои от раздраженной матери, которая была телом крепка и сильна, как муж­чина. Слышал он об местах святых, где Господь походил Своею плотию, и желал туда. Молитва его была услышана. Странники прохо­дили через Курск в Иерусалим. Феодосий узнал о том и просил их взять его с собою. Получив их согласие, ночью убежал он тайком из дому матери и отправился с ними; но она догнала его. Ужасные мучения вытерпел беглец. Железа сковали ему ноги. Мать все боя­лась, чтобы сын опять не бежал от нее. В страданиях ему утешеньем была церковь. Желая чем– нибудь послужить ей и зная, что народ иногда лишается литургии по недостатку просвир, Феодосий посвятил себя печенью церковных хлебов. Товарищи смеялись над его занятием. Мать, оскорбленная этими насмешками, с любовью возобновила упреки сыну своему, что он занимается слишком низким делом. Феодосий отвечал: Господь на Тайной вечери претворил хлеб в тело Свое и раздавал его ученикам. Как же мне не радоваться, что Он сподобил меня готовить хлеб для плоти Его? –  Но мать не прекращала своих гонений. Тщетно юноша убежал от нее в соседний город, в дом к одному пресвитеру: она не могла жить без сына, настигла его и там; но чем более страдал Феодосий, тем сильнее разгоралась в нем любовь к духовной жизни.

Он заказал кузнецу железные вериги и опоясался ими. Железо вгрызалось в его юное те­ло. В праздничный день властелин города давал пир вельможам: велено было отроку Феодосию явиться в светлой одежде, чтобы служить при этом пире. Таков был обычай времени. Мать, наряжая сына, увидела кровь на его сороч­ке. С ужасом усмотрела она вериги на его теле, растерзала одежду его и сбросила их.

Однажды юноша, внимая чтению Евангелия, услышал слова: аще кто не оставит отца и матерь, и в след Мене не идет, несть Мене до­стоин. Эти слова как громом поразили Феодосия. С тех пор неотступно преследовала его мысль: покинуть дом матери и идти в монастырь. Воспользовавшись однажды ее отсутствием, он решился на подвиг: кроме одежды и хлеба, он ничего не взял с собою и пошел в Киев. Не зная дороги, в след за купеческим обозом, медленно ехавшим туда же, Феодосий добрался до города. Много монастырей обошел он, но ни­где его не приняли: худые ризы кроткого отрока были тому причиною. Видно, требовали монастыри уже богатства, а не той духовной силы, которую с собой приносил Феодосий. Вот слышит он о блаженном Антонии, живущем в пещере, и устремляется к нему. Со слезами пал он к ногам пустынника и просил принять его. Антоний прозрел духовными очами призвание юноши и, искушая его решимость, сказал: «Чадо! ты ви­дишь пещеру мою: она скорбная, место мое тес­ное. Ты молод: не вытерпишь». –  Решение Феодосия было твердо. Антоний благословил его. Ни­кон постриг.

Последняя борьба с ма­терью

Начались иноческие подвиги Феодосия. Но ему предстояло новое, сильнейшее искушение. Борьба с семейным началом для него еще не окончилась. Мать, лишившись сына, была в отчаянии. Тщетно искала она его сама по всем окрестным местам; тщетно наказывала народу –  искать его и обещала плату тому, кто его приведет. Прошло че­тыре года. Но вот, от путников из Киева узнает она, что сын ее там. Не медля, отправилась ту­да; обошла все монастыри и наконец узнала, что он в пещере Антония. Она идет к пустынни­ку. Тронутый заботами матери, старец успокоил ее, сказав, что сын ее жив и здесь. Тогда началась последняя, решительная борьба между сыном и матерью: она хочет его видеть; но Феодосий, отдавший себя Богу, не принимает матери. Никакие моления его не трогают; увещания самого Антония бессильны. Тогда мать от просьб переходит к гневу: она грозит стар­цу, что погубит себя перед его пещерою, если он не покажет ей сына. Антоний, в скорби и страхе, входит в пещеру и молит Феодосия выйти к матери. Не смея ослушаться старца, он вышел к ней. Тогда мать увидела изможденного сына: лице его изменилось от многого труда и воздержания. Любовь матери вспыхнула еще сильнее при этом виде; тут уже не было места гневу: она бросилась к нему на шею и долго, долго обливала его горькими слезами. На­стала минута последней борьбы; начались увещания матери: «Возвратись в дом свой, мое детище! Все, что тебе потребно для спасения души твоей, ты будешь делать в доме, по воле своей; только не отлучайся от меня. Когда умру, ты погребешь тело мое и тогда возвратишься в эту пещеру, как хочешь. Не смогу жить и не видеть тебя!». –  Но напрасны были слова матери. Феодосий предложил ей постричься в одном из ближних женских монастырей, если хочет видаться с ним; если же она не согласится, то никогда не увидит лица его. После долгой борьбы чувство матери победило: она, не буду­чи в силах расстаться навсегда с сыном, уступила его желанию и постриглась в женском монастыре Св. Николая. Все эти подробно­сти о жизни Феодосия, от самой его юности до прихода матери к нему в пещеру, Нестор слышал от келаря Феодора, бывшего при самом Феодосии, а Феодор принял их от са­мой его матери. Далее служили ему источником предания отцов обители (22).

Так Феодосий, победив духовною силой семью земную, был уже готов на совершение другого подвига, на устроение семьи духовной. А между тем она умножалась. Игуменствовал Никон. Со всех концов России стекалась братия, изо всех сословий. И боляр от Княжеского до­ма привлекала духовная сила трех мужей: Антония, Никона, Феодосия, сиявших из темной пещеры на всю окрестную страну.

Пещера Днепровская

Сын знатного вельможи, Иван, приехал однажды к старцу, в одежде светлой, на богатом коне, окруженный отроками. Снял он с себя боярскую одежду, положил перед старцем, отпустил коня и просил о пострижении. Антоний напоминал ему о силе обета, о власти отца, о гневе Князя. Юноша не поколебался. Никон постриг его и нарек Варлаамом. В след за ним, дворцовый евнух, любимый Князем, принял также пострижение и наречен Ефремом. Рассердился Изяслав на то, что пещера отнимает у дворца его воинов и слуг. Раздраженный, призывает он к себе Никона и спрашивает: «Ты ли постриг их, без моего повеления?». Никон отвечал: «Благодатию Божиею я постриг их, повелением Царя небесного, Иисуса Христа, призывавшего их на такой подвиг». Князь сказал: «Поди, убеждай их, чтоб они возврати­лись назад, не то я поточу тебя и всех, кто с тобою, и пещеру вашу велю раскопать». Никон отвечал Изяславу: «Владыко! как угодно тебе, так и твори, а я не могу отнимать воинов у Царя небесного». –  Кроткая жена Изяслава смягчила гнев своего мужа.

Феодосий игумен

Так, из мрака пещеры росла духовная сила. Собралось пятьдесят человек братии. Многие из них отъезжали в Константинополь, или в другие места на юг. Никон поселился в Тмуторокани. Ему наследовал на игуменстве Варлаам; а когда он по повелению Князя Изяслава перешел в монастырь Св. Димитрия, тогда всею братиею избрали в настоятели единогласно Феодосия, снискавшего всеобщую любовь подвигами смирения и непрерывного труда, и Антоний благословил избрание.

Студийский Устав

Первыми подвигами Феодосия на игуменстве были: строение большой церкви и введение Студийского Устава. Сей последний получил он в полном списке от Ефрема скопца, инока Киевопечерского, который жил в одном монастыре Константинопольском (23). Так как этот устав имел сильное и обширное влияние на распространение духовной жизни по всей России, то считаю нужным сказать несколько слов о его происхождении и виновнике.

Феодор Студит, основатель устава монастырского общежития, жил в Византии во вре­мена иконоборства и седьмого Вселенского собора в Никее. Твердый в догматах, рано просла­вился он своими прениями с еретиками, но еще более тем, что возлюбил иноческое житие по древним правилам Св. Отец, особенно же Василия Великого. Еще живучи под начальством настоятеля Платона в монастыре Сакудиане, он строго исполнял, до последней черты, все предписания Василиевы. Потом сам в том же монастыре игуменствовал и твердо защищал уставы Церкви перед лицем Царя Константина, изгнавшего мать и жену свою. Но вполне утвер­дить свой новый иноческий устав Феодор возмог только в монастыре Студийском, в Царьграде. Этот монастырь преданиями своими был связан с Римом: его основал один патриций Римский, Студий, на строгих правилах. По име­ни его назван был и монастырь. Он опустел в царствование иконоборца Копронима, но Феодор снова восстановил его. До тысячи братии собралось к нему. Все иноки были для него рав­ны, –  кем бы ни был кто пострижен, не так как в других обителях. Любовь и строгость общежития –  вот две силы, которыми действовал Феодор Студит.

Содержание устава очень просто. Первое пра­вило касается соборной молитвы и церковного благочиния. Молитва соборная выше келейной. Это правило так было водворено в монастыре Киевопечерском, что внушило одному из питомцев его, Епископу Симону, эти значительные слова: «Аще и Псалтырь чтеши, или обанадесять псалма поеши, ни единому «Господи помилуй» подобится соборному пению». Мысль о церковной, все­народной общей молитве, как высшей, вкоре­нилась у нас через влияние монастырей и в самом народе (24). За нарушение благочиния церковного налагались духовные эпитимии. У иноков были трапеза общая и стяжание общее. Еще под началом игумена Платона, Феодор не иначе вкушал пищу, как вместе с братиею. To же самое благоговение соблюдалось при братней трапезе, как при святом жертвеннике. Без­молвно вкушали пищу и внимали чтению. Более трех ястий не подавалось. Без благословения Игумена, вне трапезы, никто не смел ни есть, ни пить, ни держать хлеба или воды в келлии, ни съесть ягоды в поле. Стяжание у иноков все было общее, даже и одежда. Никто не мог ничего назвать своим. Даже в разговоре запре­щалось употреблять: мое собинное, или твое, или сего, или оного. Инок не принимал милостыни ни от кого. Взять у кого что бы то ни было по­зволялось не иначе, как с благословения на­стоятеля. Иноки не смели ходить по келлиям друг ко другу; без разрешения игумена не вы­ходили за монастырские ворота. Всякого рода ху­дожество заводимо было в обители и составля­ло занятия братии (25).

Различие в монастырях наших и западных

Вот вкратце тот общежительный Устав, который основан был Феодором Студитом, а у нас, в России, введен Феодосием в Киевопечерскую обитель, откуда он распространился и по всей России. Здесь опять заметим коренную черту различия в истории наших монастырей и западных. У нас один и тот же устав общего жития проходил через все наши древне– русские обители. Когда ослабевал он в одних, тогда новые подвижники духовной жизни переносили его в другие. На Западе начало развития внесено было в самое существо монастырского устава. Призывая силы человеческие к подкреплению дела Божия, Западная Церковь нуждалась в особенных опорах, сообразно с обстоятель­ствами. Такими опорами являлись для нее мона­стырские ордена, из которых каждый предлагал ей свою силу. Доминик предложил инквизицию, которая была в начале не вредным учреждением; Франциск –  нищету; Игнатий Лойола –  три силы, самые значительные между людьми: разум, богатство и знатность рода. Наша Цер­ковь, будучи уверена в истине существа своего, не считала за нужное прибегать к подобным средствам, которые и там в начале приносили временную пользу, но после, как всякое учреждение человеческое, перерождались и кончали вредом существу самой Церкви (26).

Деятельность Феодосия

Феодосий, водворив Студийский устав в своей обители, с любовию принимал всех без разбора, кто бы ни приходил к нему. Ревностно заботился он о строгом исполнении правил. Сам ходил по келлиям иноков: заставая брата в молитве, присоединял к ней свою; заставая беседу, не позволенную уставом, стуком в дверь напоминал правило. Один брат часто отбегал от монастыря и опять возвращался: Феодосий действовал на него одною молитвою. Пищу, находимую в келлии, или что– нибудь другое, неуставное, бросал в огонь. Наказания его были чисто– духовные. Вся деятельность его в мона­стыре представляла хозяина трудолюбивого, который сам с любовию служил братии, находившей­ся под его началом, пек хлебы, носил воду, колол дрова. На всякое дело шел сам прежде всех. В церковь являлся первый, последний выходил из нее. Носил ветхую одежду, над ко­торою насмехались многие. Книжное учение под его надзором процветало в обители. Инок Иларион день и ночь переписывал книги в его келлии. Никон исправлял должность переплет­чика, а Феодосий сам не пренебрегал и тем занятием, что плел веревки для переплета книг, сопровождая каждое дело свое чтением Псалтири наизусть.

Отношения его к Князьям

В уединении своей обители Феодосий воспитал такую духовную силу, которая в скором времени благодетельно подействовала на свет­скую власть и народ. Замечательны отношения Киевопечерского монастыря к Великим Князьям Киевским. Всегда убегая вражды, соблю­дая покорность, настоятель ограничивал влияние свое любовью, примером и словом поучительным. Однажды Изяслав пришел в мона­стырь в час полуденного отдыха братии, когда Феодосий запрещал впускать кого бы то ни было, чтобы не нарушался покой иноков, готовившихся ко всенощному бдению. Привратник, узнав Кня­зя, не смел впустить его, не доложив о том прежде Феодосию, который принял его в церк­ви и занял своею беседою. Изяславу особен­но нравилась сладость монастырских брашен, и он спрашивал Феодосия о том, от чего же у него нет таких сладких яств, хотя они и ценнее? –  «От того, –  отвечал Феодосий, –  что здесь братия все готовят с молитвою и благословением, а твои рабы ссорятся, клянут друг друга и получают побои от приставников, ког­да снаряжают тебе трапезу».

Святослав и Всеволод изгнали законного Князя и старшего брата своего, Изяслава, из Киева. Водворившись в городе, они зовут Феодосия на пир, зная, что соучастие такого че­ловека привлечет на их сторону народ. Феодосий отвечает посланному, что он не пойдет на трапезу Иезавелину и не причастится брашна, исполненного крови и убийства. Когда Святослав, изгнавши брата изо всей области, сел на престо­ле Киевском, –  Феодосий не переставал обли­чать его в незаконном поступке, писал к нему письма, наказывал ему о том же через вельмож и, наконец, отправил к нему обширное послание, в котором сравнивал его с Каином и приводил примеры всех братоненавистников (27). Святослав, с гневом бросив грамоту на пол, угрожал Феодосию заточением: Феодосий тому радовался и только усиливал свои обличения. Святослав умолк, чувствуя бессилие свое чем– нибудь обидеть праведника. Феодосий, видя смирение Князя и уступя просьбам братии, перестал обличать, но хотел действовать моль­бою. Святослав просил позволения у Феодосия придти к нему в монастырь. Феодосий позволил. Приняв Князя в церкви, после обычной молитвы, игумен не переставал убеждать его о мире с братом, о возвращении ему престола. С тех пор нередки были их свидания. Феодосий хаживал во дворец Княжеский. Однажды пришел он к Святославу во время игрища: песни и музыка оглашали дом его. Феодосий сел поо­даль, поник очами долу и потом, взглянув на Князя, сказал: «Будет ли так на том свете?». Прослезился Святослав –  и велел пре­кратить игрище. Потом, уже всегда умолкали игры в палатах Князя, если кто– нибудь из приближенных возвещал приход Феодосия. Когда Святослав выражал ему любовь свою и радость о его приходе, Феодосий всегда пользовался излияниями любви Княжеской, чтобы напо­мнить ему о примирении с братом, о возвращении ему Киевского престола. Между тем, молит­вы об изгнанном Изяславе не умолкали в Печерской обители. На эктениях сначала поми­налось одно его имя. Когда же Святослав сво­ею любовью к книжному ученью, своим прилежанием к церкви привлек на свою сторону братию монастыря, –  они упросили Феодосия при­соединить к молитвам церковным имя Свято­славово; но, не менее того, оно возглашалось не иначе, как после имени законного стольного Князя Киевского.

Отношения к народу

Феодосий питал глубокую любовь к наро­ду, который, своим сочувствием святому мужу, придавал ему много силы. Ветхая одежда игу­мена, возбуждавшая насмешки многих, конечно, нравилась народу вообще. Монастырь принимал всякого убогого. Близь обители был устроен двор для нищих, слепых, хромых и других увечных. Все потребности их исполнялись, и монастырь отдавал им десятую часть со всякого дохода. Скорбных страдальцев Феодосий утешал молитвами и слезами. Всякую субботу воз хлебов из обители отправляли в темницы. Однажды привели к настоятелю разбойников, пойманных в краже на одном монастырском селе. Видя на них оковы, видя скорбь их, Феодосий прослезился, велел их разрешить от уз, дал им есть и пить, предложил поучение и отпустил их с миром. Разбойники ис­правились.

Следующее событие еще более доказывает лю­бовь Феодосия к народу. Однажды, пробыв до­вольно долгое время у Изяслава, ночью, поздно он должен был возвратиться в обитель, –  и В. Князь повелел довезти его на возу. Провожатый, заключая по одежде, что это должен быть какой– нибудь из убогих черноризцев, сказал ему: «Ты целый день провел в праздности, а я трудился: не могу ехать на коне; дай мне лечь на возу, а сам садись на коня». Блаженный тотчас же смиренно слез с воза, уступил на нем место вожатому, а сам сел на коня –  и так провел всю ночь. Когда дремота одолевала его, –  он шел пешком возле коня до тех пор, пока не утомлялся; тогда садился на него сно­ва. Занималась заря. Встречались блаженному вель­можи и, сходя с коней, кланялись ему почти­тельно. Проснувшийся вожатай, заметив это, испу­гался; но испуг его превратился в ужас, когда вся братия вышли на встречу к своему Игумену и поклонились ему до земли. Феодосий взял за руку вожатая, ввел его в трапезу, накормил и напоил, одарил деньгами и отпустил к Кня­зю. Сам повзник рассказывал после об этом событии.

Кончина Феодосия

Предчувствуя свою кончину, Феодосий собрал всю братию и спросил: кого хотят они иметь игуменом после его смерти? –  Иноки назначили Стефана. Желание их было исполнено. Трогатель­но простившись со всеми и заповедав им любовь, он скончался в 1074 году.

Сочинения Феодосия

От Феодосия осталось нам несколько сочинений, которые в новое время были изданы и под­вергнуты ученому исследованию Преосвященным Макарием (28). Нестор свидетельствует, что он нередко поучал братию, князей, бояр и народ (29). Нельзя не пожалеть, что обличительное послание к Святославу, упоминаемое в его житии, не дошло до нас ни в одном списке. Остались два послания к Изяславу. Одно объясняет значение воскресного дня, в отличие от жидовской субботы, и дней постных; здесь слышен отголосок слова Иларионова в словах: «Господь Бог нашь съниде на земьлю: Жидовьская вся умолкоша». Известно, что Феодосий сам входил в прения с Иудеями и готов был умереть от них за исповедание Христа. Во втором послании Феодосий наставляет Изяслава в различиях Латинской веры от на­шей. Видно, что Латинян было немало в нашей земле и что они отличались многими обычаями от православных. «Не подобает хвалити чужой веры, –  говорит наставник. –  Кто хвалит чужую веру, тот хулит уже тем свою. Если же начнет он непрестанно хвалить и свою, и чужую, то держит двоверье и близок к ереси». –  «Если кто тебе скажет: сию веру и ону Бог дал, –  отвечай ему: мниши ли Бога двоверна? –  Един Бог, едина вера, едино крещение». Ограждая таким образом единство веры и утверждая в ней, Феодосий совершенно уничтожает разность вер в делах любви. –  «Свою веру непрестанно хвали, подвизаяся в ней добрыми делами. Мило­стынею милуй людей не токмо своей веры, но и чужой. Видишь нагого, голодного, холодом ли, бедою ли одержимого, будь он Жид, Срацин, Болгарин, еретик, Латинянин, из поганых, –  всякого помилуй и от беды избавь, как можешь, и мзды от Бога не минуешь. Бог и сам ныне печется о язычниках, как о Христианах. Поганым и иноверным в сем веке попечение от Бога, в будущем другое». Феодосий вспоминает наставление отца своего умереть за свою веру, и, если бы случилось, выходить на прю с иноверцами, когда хотят они отвести кого от правой веры. Зерно ее, как видно, было рано посажено и укреплено отцом, которого Феодосий лишился на 14– м году возраста.

Поучения к братии дошли до нас и в отрывках, и полные, в числе пяти. Пост, покаяние, нестяжательность, терпение, любовь, мило­стыня, смирение, молитва и хождение в церковь составляют главное их содержание, которое совершенно согласно с тем нравственным обра­зом Феодосия среди его братии, какой начертан Нестором в его житии. Учитель нередко пере­ходит от наставлений к сильным укорам, показывающим, что он не таил грехов монастырской братии, а горестно и сильно обличал их. Остановим внимание на некоторых мыслях.

Черноризцы, возбраняйте грешные помыслы крестным знамением и словами: Господи Иисусе Христе, Боже наш, помилуй нас, аминь. (Люби­мая молитва Русского народа, известная всякому православному).

Помыслы возрастут –  сотворяется грех.

Псалтырь Давидов подобает иметь в устах черноризцам. (Псалтырь, во всяком деле Феодосия, никогда не выходил из уст его). Пост сорокадневный –  десятина, даемая от тела Богу. Постное время очищает ум человеку.

Не сбирайте, братия, имений в кельях. Помните слово Господа: идеже сокровище ваше, ту и сердце ваше будет.

О любви ко всем ближним без изъятия и против богопротивной брезгливости к людям иноверным так говорит духовный наставник: «Будьте совершенны, как Отец ваш. Солнце его сияет на злых и на добрых, дождь посылает он равно рабам своим и сопостатам. Не для себя Слово Божие сошло на землю, но для всех, и за всех смерть восприяло. Петру, гнушавшемуся иноязычников, послан был сосуд с нечис­тыми гадами и сказано: что Бог очистил, тем человек не скверни. Если Бог так сотворил, буду ли я Ему противником? Трость не пишет сама, если не будет пишущего ею, ниже прославится секира без секущего ею».

Призывая братию кормить убогих и странных, кто бы они ни были, а не праздным ходить из кельи в келью, делиться с бедными тем, что боголюбивые люди приносят в обитель, Феодосий нападает на зло сребролюбия и указывает на Иуду, который продал Учителя на тридесяти сребрениках, а сам удавился. –  «О как же мне не стенать и не тужить, любимцы мои, слыша в вас такое? Скажу с пророком: кто даст главе моей камение и очам моим источники слез, да плачуся день и ночь о дщери людей моих? Мы уда­лились в пустыню; по писанию, мы чаем Бога, спасающего нас, изведены из Египта, от мiра, в пустыню сию безводную, не рукою Моисеевою, но благодатию Божиею. Что же у вас отнято было, братия мои и отцы, что принесли вы от имений своих на место сие, или чего требовал я от вас, принимая вас в обитель сию и в человеколюбие Божие?»

«Помянем первый свой вход, как были мы, когда приступили к дверям монастырским: не все ли обещались терпеть и поношение, и укорение, и уничижение, и изгнание?.. Истаявает душа моя по все дни, не видя, чтобы вы помнили ваше обещание. Жития святых читая, затыкаете уши, чтобы не слышать о их мужествовании. Ско­рее стиснете уста свои, чем выговорите аминь к прочитанному, а на речи неприличные, на укоры, на гнев неленивы. На это и уста отверзаем, и очи не дремлют, и ухо на стороже.

Труба будит воина на битву: Христову ли воину лениться, когда ударяет било и зовет к святой церкви на божественное пение?

Подвизайтесь, труженики: Христос ждет нашего входа. Зажжем светильники наши лю­бовью и послушанием, кротостью и смирением, и встретим Христа лицем непостыдным. Било ударило: не лежать нам время, а вставать на молитву, как божественный Феодор учит, имея в уме Давидово слово: готово сердце мое, Боже, готово.

Стоя со страхом при стенах и не опираясь на них, помните, что на честь нам столпы и стены церковные, а не на бесчестие.

Когда пресвитер кадит святой алтарь, вспомним, что кадило образ Святого Духа, да не лишимся его, любимые.

Созвала нас благодать Святого Духа и мо­литва Пресвятой Богородицы в сию обитель –  в единодушие и в единоумие, и в едину волю, да будет бо воля Твоя, яже на небеси и на зем­ли, а мы хотим иметь здесь многие воли».

Вот в краткой сущности то, чему Феодосий поучал братию. Поучений к народу осталось два: одно о казнях Божиих вставлено в летопись, другое может относиться и к народу и к инокам. Двумя бедствиями страдала тогда Россия: набегами Половцев и междоусобиями Князей. «Наводит Бог, по гневу своему, –  говорит Феодосий, –  казнь каку– любо, или поганыя, зане не встягнемся к Богу; а усобная рать бывает от соблажнения диаволя и от злых человек». –  «Страна согрешила –  и казнит ее Бог смертью, или гладом, или наведением поганых, или бездождием, и иными различными казнями. –  Вино­грады ваши и древа всякия, носящия плод, и нивы, я все истер, глаголет Господь, а злоб ваших не могу истереть. Буду скоро свидетель Я клянущемуся именем Моим, лишающему мзды наемника и насилующему сироту судом неправым».

Феодосий преследует остатки язычества в обычаях народных: встретят ли чернеца, или черницу, свинью ли, или коня лысого –  возвра­щаются назад. Верят чиханью, которое бывает на здравие голове. Инок нападает на скоморохов, на гусли, сопели и всякие игры злые, но нигде не упоминает о песнях, о чем бы непременно упомянул он, если бы церковь преследовала песню. –  «Когда стоим в церкви, как смеем смеяться, или творить шепот?». –  Мы говорим на молитве: «Да исправится молитва моя, яко кадило пред Тобою, воздеяние руку моею, жертва вечерняя». Но огляди свои руки, испытай, нет ли на них следов грабитель­ства, мзды неправедной. Если ты грабил, если брал взятки, или корчемный прикуп, если кого чем обидел, не говори той молитвы, не возвышай той руки, пока она не очистится. –  Отцы наши уставили постные дни: в них тело корми земным брашном, а душу духовным. Оно послано к нам с неба до изобилия в писаниях святых книг. Все творите любовию: без нее никакая добродетель не приносится к Богу. Мирно живите не с друзьями только, но и с врагами, с врагами своими, а не с Божиими. Свои нам враги, если кому кто или сына, или брата заколол перед очами: все тому прости и отдай».

Конец слова, равно как и все другое сло­во, направлены против народного порока, пьян­ства. Сие последнее, по всем признакам, отно­сится к братии; но Преосвященный Макарий от­носит его к одному народу. Вероятно, порок народный проникал и сквозь стены монастырские, –  и Феодосий преследовал его и в обите­ли, и за нею. Он влагает в уста диаволу сло­ва: «Мои все пьяные, а трезвые Божии». Помня изречение Св. Владимира: «Руси есть веселье пити, не можем без того бытии», он различает пьян­ство от питья в меру: «Ино бо пианство есть злое, а ино питье в меру, и в закон, и в подобно время, и в славу Божию». –  Три тропарные чаши позволены за обедом: поставивши обед, славится Христос Бог наш, и сести пити лепо есть и честно; кончается обед, про­славится Девица Мария; третья чаша Господарю, а лише не велим. –  Если кто упоит другого за любовь, или святыми заклиная, да постится семь дней; если же до вредной крайности, то 40 дней на хлебе и на воде. Пьяный хуже бесного: бесный страждет неволею и добудет вечной жизни, пьяный волею страждет и добудет вечной муки. Иерей, пришед к бесному, сотворит мо­литву и прогонит беса, а над пьяным, если бы и со всей земли сошлись попы и сотворили молитву, то не прогонят пьянства самовольного беса. –  Тропари уставлены не на все дни, а в нарочитые праздники: тропарь плача не рождает. Песни церковные, только при трезвом уме, рождают плач, а у пития творимые рождают грех и муку.

Сочинения Феодосия заключаются Молитвою его за всех Христиан. Приведем отрывки. «Верных, Господи, утверди, чтоб были вернее. Неразумных сам, Владыко, вразуми. Язычников обрати на Христианство, и будут братьями нашими. Тех, что в темницах, в оковах и в нужде, избави от всякой печали. Тем, что в затворах, в столпах и в пещерах и в пустыни, братия наша, Ты, Господи, подай кре­пость им к подвигу. Помилуй сущих в недостатках и озлобленных нищетою: подай им богатую милость». Молитва Феодосия всегда чувством истины отзывалась Русскому сердцу. Ее встречаем уже в Псалтири 1296 года (30).

Иаков черноризец и его сочинения

К Илариону и Феодосию следует еще присоединить Иакова черноризца, который предшествовал Нестору. Открытие этого писателя принадлежит Погодину (31), а издание сочинений его Преосвященному Макарию, Архиепископу Тамбов­скому (32).

Ученые согласны в том, что под именем этого Иакова должно разуметь пресвитера, которого Феодосий перед кончиною предлагал Киевопечерской братии в игумны после себя; но братия не захотела, потому что он был не из их обители, а пришел с Альты, где на месте страдания Св. Бориса воздвигнуты были, как видно, храм и монастырь. Ему же, без всякого сомнения, надписано и Правило церковное от святых книг Митрополитом Иоанном, вторым этого имени, мужем хитрым книгам и ученью, как говорит о нем летописец.

Вероятно, пребывание на таком святом месте, как берега Альты, орошенные кровью Бо­риса, внушило Иакову написать Сказание о страстях двух братьев мучеников, Бориса и Глеба и Похвалу им. Слова: «Сице убо бысть малым преже сих лет», которыми начинается Сказание, обнаруживают близость автора к событиям. Нежная любовь двух братьев, погибших рукою мучителя в веке вражды родовой и семейной, и трогательная их кончина одуше­вили инока. Вероятно, устные предания о мучени­ческой смерти братьев ходили тогда в народе. Инок передал их и вложил одушевленные лирические воззвания в уста обоим страдальцам. Смиренная готовность Бориса умереть без всякого сопротивления своему мучителю, есть чер­та разительная в его характере. Призывание от­ца Василия и брата Бориса и желание спасения всем своим, в устах Глеба, конечно, возбуж­дали слезы в современниках. А этот Святополк, гонимый невидимою силою из Русской земли в пустыню к Чехам и Ляхам, с бесперерывным криком: «Бегите, гонят, гонят нас! ох мне!» есть изображение, достойное ру­ки художника.

Ни один исследователь этих памятников не сомневается, что Похвала Владимиру принадлежит Иакову, потому что он здесь называет самого себя, говоря, что слышал от многих о Владимире и, собрав вместе слышанное, написал (33).

Творец Похвалы называет крещение России освобождением всякой души, мужеской и женской (34)... Владимир крестил всю землю Русскую, от конца до конца... и потом украсил ее свя­тыми церквами... и исторг из уст дьявола и привел к Богу, к свету истинному... и был Володимир, аки уста Божии.

Иаков вспоминает также об Ольге, говорит о гробе ее и чуде, от него бывающем, не изумляется тому, что нет чудес от Владимира, припоминая слова Иоанна Златоуста, что святой человек познается не от чудес, а от дел своих.

Ученые не столь согласно приписывают житие Владимира тому же Иакову; но в начале те же самые слова, что и в сказании о Борисе и Глебе: «Сице убо бысть малым преже сих лет», и некоторые известия, не находящиеся в летописи и касающиеся чисел времени, в творце жи­тия обнаруживают писателя, близкого к самым событиям.

Послание к Изяславу (некоего отца к ду­ховному сыну), названному в послании Христианским именем Димитрия, приписывается тому же Иакову. Духовный отец проповедует особенно чистоту телесную и остерегает Князя против жен. –  «Буди всегда бодр страж телу своему. –  Живи в чистоте, аки в церкви святей». –  Слово принимает иногда характер притчи, на­поминая приточника Еврейского, Соломона, и на­шего Даниила Заточника. –  «Жена уязвила лицем и яд вложила в сердце, и мысли, как му­хи, вязнут в поставах паучиих». –  «Змиевы мысли не видят света и, как нетопыри, в тьме ныряют: в тьме есть учитель». –  «Мал квас око смутит, мало слово ярость родит, и малы­ми болезньми больших избыти». –  Здесь, коне­чно, есть много намеков современных на жизнь и окружение Изяслава; но все они исчезают в общем характере духовного наставления.

Правило церковное от святых книг Ми­трополита Иоанна, нареченного Пророком Христа, надписано тому же Иакову. Похвала, воспеваемая летописцем Иоанну, второму Митрополиту этого имени, объясняет высокое его прозвание, а время деятельности на престоле Митрополии совпадает с временем черноризца Иакова.

Приход Не­стора в оби­тель

При Феодосии ли, за год до его кончины, или, вернее, при игумене Стефане, пришел в Киевопечерскую обитель странник, желавший пострижения. Он– то, по устным преданиям древних отцев монастыря, и описал житие Феодосиево; но его деятельности посвятим особое чтение (35).

Примечания к шестой лекции

(1) Никон. Летоп. т. I. стран. 130, 160 –  165.

(2) Там же, стран. 164. Паче женами бесовская волшвения бывают; искони бо бес же прельсти, и же­на мужа: такожде же вродех мнозех все жены волхвуют чародейством и отравою, и иными бесовскими козньми; но и мужи прельщени бывают невернии отбесов, яко же се впервыя роды.

(3) Волхвы, преследуемые Яном, убили попа Яно­ва: «Они же побегоша влес; убиша же ту попина Янева»; но не сказано ничего, чтобы поп силою против них действовал. Вероятно, он бывал при их прениях с Яном.

(4) Кенигсб. Летоп. 105, 108. Никон. Летоп. 132, 134, 135.

(5) «Се аз отхожу света сего, сынове мои; имей­те в собе любовь, понеже вы есте братья единаго от­ца и матери: да аще будете в любви межи собою, Бог будет в вас, и покорит противныя под вы, и будете мирно живуще. Аще будете ненавистно живуще, в прях которающесь, то погинете сами, и по­губите землю отец своих и дед своих, иже налезоша трудом своим великим; но пребывайте мирно, брат брата послушающе».

(6) Список Русским Памятникам, соч. П.И. Кеппена. стран. 13, 18, 19. Истор. Госуд. Росс. т. 2. Прим. 51 и 56.

(7) Подробности, касающиеся истории этого памят­ника в Москве и отсылки его в Петербург, откры­ты г. Филимоновым. См. статью его: Дополнительные сведения об истории Остромирова Евангелия в Летописях Русской литературы и древности. 1859. Кн. I.

(8) Остромирово Евангелие 1056– 1057 года. С приложением Греческого текста Евангелий и с грам­матическими объяснениями, изданное А. Востоковым. СПб. 1843. Издатели Острожской Библии 1581 года, по замечанию А.X. Востокова, в предисловии говорят, что им доставлен был из Москвы от Царя Иоанна Васильевича список Библии времен Владимира I– го. Зиновий, ученик Максима Грека, в 52 слове на ересь Феодосия Косого пишет, что он видел древнего пе­ревода книги, переписанные при Ярославе Владимировиче и при Епископе Иоакиме в начале крещения на­шей земли.

Исторические обстоятельства, содержащиеся в послесловии к Остромирову Евангелию, следующие. Изяслав предержит обе власти, Киевскую и Новгородскую: престолом Киевским правит сам, а престол Новгородский брата своего Владимира поручает близоку своему Остромиру. Справляемся в летописях –  и точно находим, что Владимир, старший сын Яро­слава, скончался в 1052 году, за два года до смерти отца своего, который умер в 1054 году. Изяслав правил с этого времени по 1078 год. Об Остромире показания разнятся. В Никоновой Летописи (Т. I. стран. 144) под 1054 годом говорится об Остромире, что он с Новгородцами ходил на Чудь и был убит; но в Воскресенском списке (Т. I. стран. 190) говорится под тем же годом о походе Остромира, а о смерти его не упоминается. Далее под 1067 го­дом в том же списке упоминается о Порее Вышате, сыне Остромира Новгородского, а в Патерике Печерском об Иоанне, сыне Вышаты и внуке Остро­мира. Таким образом из Летописей XI века нам ясен род Остромира. См. при 13– й стран. образец письмен из сего Евангелия.

(9) Сборник был найден К.Ф. Калайдовичем 10– го Июня 1817 года в Воскресенском Новоиерусалимском монастыре. Он описан был Кеппеном в Списке Русским Памятникам (1822), стран. 26; Калайдовичем в Иоанне Экзархе Болгарском, стран. 102 –  104 и стран. 216; Востоковым в Описании Румянцовского Музеума, стран. 499. Все исторические обстоятельства, сопровождающие этот памятник, со­гласны с летописями. Святослав в 1073 году изгнал Изяслава и княжил до 1076 года, т.е. до года смерти своей. Сыновья его: Глеб, бывший в Тмуторокани, Олег, Давид, Роман и Ярослав, самый меньшой, поставлены именно в том порядке, как идут они в Летописи. Так памятниками древней нашей Сло­весности подтверждается еще более достоверность наших летописных сказаний. Весьма любопытна Славян­ская терминология в философских статьях. Здесь в первый раз встречаются термины: собство, собленое, особное, количество, качество, в смысле философском. Любопытен риторический отрывок Георгия Хуровского: о образех, т.е. о фигурах. Об этом см. статью Московского Митрополита Филарета в Февральской книжке журнала Минист. Народн. Просвещ. 1836 года. Изображение рисунка, снятое весьма искусно К.Я. Тромониным, приложено к VII части Трудов Общества Истории и древностей Российских. Должно надеяться, что скоро весь этот драгоценный памятник нашей письменности XI века будет издан трудами О.М. Бодянского. Приведу место из предисловия, в образец слога.

Великый в князих князь Святослав, въжделаниемь зело въжделав, дьржаливый владыка, обавити покръвеныя разумы в глубине многостръпътьных сих книг, премудраго Василия в разумех, повеле мне немудроведию премену сътворити речи инако, набъдяща тожьство разум его. Яже, акы бъчела любодельна, с всякого цвета псанию събьрав акы в един съть в вельмысльное сердце свое, проливаеть акы съть сладък из уст своих пред Боляры, на въразумение тех мысльм, являяся им новый Птоломей, не верою н желание(м) паче, и събора деля многочьстьныих, божествьных къниг всех, имиже и своя клети испълнь, вечьную си память сътвори, еже памяти вину въсприяти. А конець вьсем книгам: оже ти собе нелюбо, то того и другу не твори. В лето 6581 написа Иоанн Диак изборьник сь великууму Князю Святославу.

В Послесловии к Сборнику имя Святослава на­писано по– скобленному. –  О Сборнике Симеоновом см. мою Поездку в Кир.– Белоз. мон. Ч. 2. стран. 31.

(10) Этот Сборник известен под именем Щербатовского, потому что принадлежал Историографу Кня­зю Щербатову. Прежде относили его к 1046 году, по причине подскобленной буквы п, превращенной в н в означении года (6554 вместо 6584). Но этот подлог опровергнут А.И. Ермолаевым. Кроме того, самая летопись противоречит послесловию, в котором сказано: кончях книжкы сия в лето 6584 при Святославе Князи Рускы земля. В 1046 году Святослав не правил престолом. Об этом Сборнике см. Кеппена Список Памятникам. стран. 29. Об нем же упоминает и Калайдовичь в Иоанне Эк­зархе, стран. 104. Этот Сборник из Эрмитажа поступил в И. публ. библиотеку.

(11) Изв. Акад. СПб. 1859. Т. VII. Вып. I. Письмо к Редактору о. Архим. Саввы.

(12) К XI же веку должно отнести надпись на Тмутороканском камне, 1068 года. Об ней см. Исто­рическое исследование о местоположении древнего Российского Тмутараканского княжения, соч. Алексея Мусина– Пушкина. СПб. 1794; Письмо к Графу А.И. Мусину– Пушкину, о камне Тмутараканском, найденном на ост­рове Тамане в 1792 году, с описанием картин, к письму приложенных, соч. А. Оленина. СПб. 1806; Кеп­пена Спис. Пам. 24 –  25; Географич. Словарь Щекатова т. VI; Кар. Ист. Г. Р. т. II, стран. 70 и 71, прим. 120. Исследование Тмутороканского камня с Русскою надписью. Соч. Гр. Спасского. СПб. 1844. Автор подвергает сомнению достоверность этой надписи. –  Об отрывках из жития Св. Апостола Кодрата у Кеппена стран. 24. Страницы из Псалтири, из Житий Кодрата и Феклы, литографированы в образцах Славяно– Русского древлеписания, изданных в 1840 году М.П. Погодиным и К.Я. Тромониным. Рукопись: Слово Григория Богослова, описана у Кеппена в Библиографических листах № 7 и в Изв. Акад. Т. II. Л. 16. Антиохов Пандект (№ 31) в 4– м выпуске VII т. Изв. Акад. Выписки из него в 1 и 2– м выпусках того же то­ма. Новгор. Соф. Минея в Ученых Записках Акад. Кн. 2. вып. 2. стран. 126.

(13) Очерк путешествия по Европейской Турции, В.И. Григоровича. Казань. 1848. стран. 57. На 93– й стран. того же путешествия сказано, что мон. Руссико на Афоне, по свидетельству одного Русского сборника, основан Ярославом, сыном Владимира.

(14) К XI столетию мы отнесли Поучение Архиепископа Луки к братии, которое открыл Тимковский в Несторовой Летописи и приписал Луке Жидяте или Жиряте, поставленному Епископом Новгородским в 1036 году и первому Русскому, удостоившемуся свя­тительского сана, как говорит преосв. Макарий. Оно напечатано первою статьею в первом томе Русских Достопамятностей и отличается необыкновенною про­стотою. Мы приведем здесь все это поучение, как самый первый памятник нашего проповедного слова:

«Се, братие, первее всего сию заповедь известно должни есмы вси Крестиане держати: веровати в един Бог, в Троици славим, в Отца и Сына и Святаго Духа, якоже научили Апостоли, святии отци утвердиша. Верую в единого Бога до конца. Веруите же ми кресению, и жизни вечнеи и муце грешныим вечнеи. Не ленитеся к церкви ходити, и на заутреню, и на обед­ню, и на вечернюю; и в своеи клети, хотя спати, Богу поклонився, толико на постели лязи. В церкви пред­стоите со страхом Божием; не молви речи, но ни мысли, но моли Бога всею мыслью, да отдасть ти Бог грехи. Любовь имеите со всяцем человеком, а боле з братиею, и не буди ино на сердци, а ино в устех; но под братом амы не рои, да тебе Бог в горшаа тои не вринеть. Но буди правдив тако, яко не каися правды дела и закона Божия и приложа главы, да сочтеть тя Бог с святыми. Претерпите брат брату и всякому человеку, а не въздаите зла за зло; друг дру­га похвали, да и Бог вы и похвалить. Не мози свадити, да не наречешися сынь дияволу; но смиряи, да будеши сынь Богу. Не осуди брата ни мыслию, поминаа свои грехи, да тебе Бог не осудить. Помните и ми­луите странныя, и убогыя, и темничникы, и своим си­ротам милостиви будете. Москолудство вам, братие, нелепо имети, ни молвити срамна слова, ни гнева на всяк день имети, не похритаися, ни посмеися ника­кому же, в напасти же терпи, на Бога упование имеа. Буести не имеите, ни гордости, ни прилепляися инех творити, помня, яко утро будем смрад и гнои и червие. Будете смирени и кротци, да и послужници буде­те, и творци Божиим заповедем; в гордаго до серд­ци диавол седить, и Божие слово не хощеть прилнути ему. Чтите стара человека и родителя своя, не кленитеся Божиим именем, ни иного заклинаите, ни про­клинаите. Судите по правде, мьзды не емлите, в лихву не даите, Бога ся боите, Князя чтите, раби первое Бо­га, таже Господу; чтите от всего сердца иереа Божиа, чтите и слугы церковныа. Не убеи, не укради, не солжи, лжи послух не буди, не навиди, не завиди, не клевечи; блядни не твори ни с рабою, ни с кимже, не пии без года, но здовол, а не до пианьства. Не буди гневнив, ни напраснив не буди, с радующимися ра­дуися, с печалными печален, не адите скверна, святыа дни чтите; Бог же мира со всеми вами. Аминь».

Преосв. Макарий в Истории Русской Церкви (т. I. стран. 262) напечатал это Поучение по списку Новгор. Соф. библ. XIV– XV века. Замечательно упоминание о москолудстве. Тимковский, объясняя это слово посредством: маска и луда (испещренное, театральное одеяние), заключает, что обычай в народе нашем носить маски и переодеваться существовал уже в XI веке.

Автор Обзора Русской духовн. литер. упоминает о древнем Славянском переводе послания против Латинян, об опресноках, писанного Киевским митрополитом Львом на Греческом языке, переводе, будто бы упоминаемом в путешествии у Григоровича; но об этом переводе здесь не упоминается, а говорится только о Греческом подлиннике. Перевод Рус­ской Преосв. Филарета помещен во Временнике Общ. Ист. Кн. V.

М.П. Погодин открыл еще некоторые произведения Иакова черноризца и ему приписывает послание к Димитрию, которое Востоков в Опис. Румянц. Му­зея (стран. 304) отнес к В. Кн. Димитрию Александ­ровичу, а может быть и к Всеволоду Юрьевичу, но­сившему в крещении имя Димитрия и умершему в 1212 году. Желательно, чтобы скорее изданы были открытия М.П. Погодина. (Они были изданы. См. ниже.)

К XI же столетию относится Правило Церковное Иоанна, Митрополита Русского, к Иакову черноризцу, напечатанное Тимковским в I– м же томе Русских Достопамятностей. Издатель отнес его ко второму Иоанну, родом Греку, о котором летописец говорит с большою похвалою под 1089 годом его кончины. Черноризец Иаков есть, конечно, тот же самый, которого произведения открыты М.П. Погодиным. Пра­вила же Иоанна касаются более Истории Церкви, нежели нашего предмета. Содержание правил есть устроение Церкви и нравов семейной жизни народа. Есть любо­пытные черты, входящие в характеристику эпохи. Так например, говорится против двоеженства; против браков дочерей Княжеских с иноверцами; против купцов, торгующих рабами и продающих Христиан жидам и еретикам; против торговых сношений с погаными; против пиров в монастырях и проч.

Следует присоединить еще Григория, творца канонов, и Иоанна Митрополита, творца канона Борису и Глебу. (Изв. Акад. Т. VII. Вып. I. л. 24).

(15) Никон. Летоп. т. I. стран. 139. «Ярославу, сы­ну Влодимерову, внуку Святославлю со Греки брани и нестроения быша». Так объясняет летопись причи­ну избрания, прибавляя притом, что Церковь наша не замышляла нисколько отлучаться от Православных Патриархов и Греческого благочестия, а поступила по пер­вому правилу Устава Апостольского, в котором ска­зано: «Два или три Епископы да поставляют единого Епископа». В прибавлениях к Творениям Св. Отцев (Год вторый. Книга 2) Автор статьи: Памятники духовной литературы времен Великого Князя Ярослава I, говорит (стр. 216), что в 1051 году были у нас сношения с Константинополем, судя по некоторым свидетельствам; но это противоречит однако показанию нашей летописи.

(16) Все означенные сочинения Св. Илариона напе­чатаны в помянугых Прибавлениях к Творениям Св. Отцев, в книжках 2– й и 3– й второго года (1844). Автор Предисловия (219 –  222) приписывает и другие сочинения нашему Илариону. –  О законе Моисеом данеем и о благодати и истине Иисусом. Христом. бывшим, и Похвала Кагану нашему Владимеру напечатаны по списку из библ. Царского в Чт. Общ. ист. 1848. Год 3. № 7. Издание обогащено вариантами. Любопытны выписки тек­ста из книг пророческих, как он встречается в слове Иларионовом, сравнительно с тем же текстом в Летописях и в полных списках Библии. См. Описание Славянских рукописей Синод. библ. Отд. I. стран. 133. Преосв. Макарий полагает, что Слово и Похвала были сказаны Иларионом до посвящения его в сан Митрополита, и вероятно в Десятинной цер­кви, в день поминовения Владимира, у его гробницы. Поучение Св. Илариона по харатейному списку Новгород­ской Софийской библиотеки напечатано в Изв. Акад. т.V. Преосв. Макарий приписывает это поучение Илариону великому.

(17) В тексте лекции я излагал содержание творений Илариона Русским современным языком, но чрезвычайно близко к подлиннику. Здесь приведу отрывок, касающийся основной мысли Христианства, чтобы дать образчик языка Иларионова, и чтобы мог­ли видеть близость моего перевода.

«Един сый от Троица, в две естьстве, Божество и человечество: исполнь человек, по въчеловечению, а не привидением; но исполнь Бог, по Боже­ству, а не прост человек. Показаа на земли Боже­скаа и человечьскаа: яко человек, во утробе матерни растяаше, и яко Бог, изыде, девьства не вреждь; яко человек, матерне млеко приять, и яко Бог, пристави Ангелы с пастухи пети: слава в вышних Богу; яко человек, повився в пелены, и яко Бог, звездою влъхвы вождааше; яко человек, в яслех възлеже, и яко Бог, от влъхв дары и поклонение прият; яко человек, бежаше в Егvпет, и яко Богу рукотвореннаа Егvпетскаа поклонишася; яко человек прииде на крещение, и яко Бога устрашився, Иордан възвратися; яко человек, обнажився вниде в воды, и яко Бог, от Отца послушество прият: сь есть Сын мой възлюбленный; яко человек, постися много дний и взалка, и яко Бог победи искушающаго; яко человек, иде на брак в Кана Галилеи, и яко Бог, воду в вино преложи; яко человек, в карабли спаше, и яко Бог запрети ветром и морю, и послушаша Его; яко чело­век, по Лазари прослезися, и яко Бог, въскреси и от мертвых; яко человек, на осля вседе, и яко Богу зваху: благословен грядый в имя Господне; яко человек, распят бысть, и яко Бог, своею властию спропятаго с Ним впусти в рай; яко человек, оцта вкуси и испусти дух, и яко Бог, солнце помрачи и землю потрясе; яко человек, в гробе положен бысть, и яко Бог, ада раздруши и душа свободи; яко человека печатлешя в гробе, и яко Бог изыде, печати целы съхрань; и яко человека тщахуся Иудеи утаити въскресение, мъздяще стражей, но яко Бог уведеся, и познан бысть всеми конци земля».

(18) Вот отрывок из слова св. Ефрема: «… Аще не бе плоть, Мария кого млеком воспоила? И аще не бе Бог, волсви дары кому приношаху? Аще не бе плоть, Сvмеон на руку кого ношаше? И аще не бе Бог, кому глаголаше: отпусти мя с миром?.. Аще не бе плоть: Иоанн кого крести? И аще не бе Бог: Отец кому глаголаше: Сей есть Сын Мой воз­любленный, о Немже благоизволих? Аще не бе плоть: кто постися и взалка в пустыни? И аще не бе Бог: ангели сшедше кому служиша? Аще не бе плоть, кто призван бысть на брак в Кане Галилеи, и аще не бе Бог, воду в вино кто преложи?.. Аще не бе плоть, в корабли кто спаше, и аще не бе Бог, ветрам и морю кто запрети?.. Аще не бе плоть: на гробе Лазареве кто плакаше, и аще не бе Бог: мертва четверодневна повеленно кто востави? И аще не бе плоть, на жребяти скотии кто седяше, и аще не бе Бог, народи со славою на сретение кому исхожаху?.. Аще не бе плоть: Боже, Боже мой! вскую Мя остави –  кто зовяше –  и аще не бе Бог: Отче! прости им грех сей –  кто рече? Аще не бе плоть: на кресте с разбойниками кто висяше? Аще не бе Бог –  раз­бойнику кто глаголаше: днесь со Мною еси в раи?»

Приведу еще отрывок из Кирилла Александрийского: «Не спит в корабли Бог слово, не воздремлет бо ни уснет храняй Израиля, но спит плоть наша, юже прият Божие слово; не алчет, ни трудится от путнаго шествия Божественное естество, яко же Исаия рече: Бог велий крепок, не взалчет ни тру­дится. Вопрос: како убо алчет? Ответ: плотию иже от нас. Вопрос: како слезит? От плотию иже от нас. В како умертвися? О плотию иже от нас, и жи­вотворит же духом. В. како землю колеблет? О Божеством Отца. В како ада попирает? О Божеством иже не от нас. В. како рече: аз и отец едино есма? О горним превечным рожеством. В како: отец мой болий мене есть? О долним от Девы рожеством».

(19) Государь Русов, великий державою и богатством. (Senior Rutorum, magnus regno et divitiis re­rum). См. Неизданное свидетельство современника о Владимире Святом и Болеславе храбром (Русская Бе­седа. 1856. I. Науки, стран. 1).

(20) О мирном распространении Христианства в России. Прибавл. к Творен. Св. отцев. Год третий. Книга 3.

(21) В самом начале жития Феодосиева Нестор, упомянув о том, что он же написал Житие Бори­са и Глеба, так продолжает: «Груб сы и неразумичен, к сим же яко и не бех учен никоеиже хит­рости, н въспомянух, Господи, слово твое рекшее: аще имате веру яко и зерьно горушьно, и речете горе сей: прейди и въврьзися в море, и абие послушаеть вас: си на уме аз грешный Нестер приим и оградивъся верою и упованием, яко вься възможьна от тебе суть, –  начатък слову съписания положих, еже о Житии преподобнаго Отца нашего Феодосия, бывъша Игумена манастыря сего Печерскаго, святыя владычице нашея Богородице, егоже и день Усъпение ныне празднующе, память творим». С тех пор в Ученых Записках 2– го Отдел. Акад. (кн. 2. вып. 2. 1850) было на­печатано Житие Феодосия, в переводе на современный язык, Преосв. Филарета, Еп. Харьковского, ныне Архиеп. Черниговского. –  В чтениях Общ. Истор. (1858. Книга третья) О.М. Бодянский издал самый подлинник.

(22) Все эти подробности свидетельствуют об искренности и верности рассказа Несторова. «Сеже жи­тие блаженнаго отца нашего Феодосия от уны вьрсты досде, дондеже прииде в пещеру, мати же его исповеда единому от братия, именьм Феодору, иже бе ке­ларь при отци нашем Феодосии. Аз же от него вся си слышав, оному съповедающюми, и въписах, на па­мять всем почитающим я». Есть подробности о харак­тере матери, которые показывают очевидца: «Бе бо и тельм крепъка и сильна, яко же и мужь: аще бо кто и не видев ея, ти слышашею беседующу, то начьняше мнети мужа ю суща».

(23) «По сих же посла одиного от братия в Костянтинь град к Ефрему скопьцю, да вьсь устав Студиискаго манастыря и сьпьсав присълеть ему. Он же, преподобьнааго отца нашего повеленая ту абие створи и вьсь устав монастырьскыи испьсав и послав блаж. отцу наш. Феодосию»...

(24) Пам. Слов. XII в. стран. 250. Что касается до соборной молитвы народа в церкви, вот что мне слу­чилось слышать от одного простолюдина: «В церкви все должны быть как один человек: каждый должен молиться за всех, а не за себя: тогда и будет Цер­ковь. Если же каждый придет с своим делом и один потянет в одну, а другой в другую сторону, тогда уж Церкви не будет. Можно быть в церкви духом –  и не быть телом; можно быть телом –  и не быть духом». Вот какие ясные понятия имеет наш простой народ о Церкви! Не для всякого западного Богослова они доступны.

(25) Для тех, которые захотели бы подробнее по­знакомиться с Студийским Уставом, указываю на Исто­рию православного Русского монашества, от основания Печерской обители Преп. Антонием до основания Лавры Св. Троицы Преп. Сергием. Соч. Э. О. Профессора Моск. Дух. Акад. Петра Казанского. М. 1855. стран. 28 и приложение Б. стран. 198.

(26) Замечательно, как монастырские Ордена на западе прививали свои начала к народу. Франциск Ассизский, как известно, отправлялся нищенствовать по мipy со всею братиею. В его Жизнеописании сказано о странном таком добровольном нищенстве без нужды. У нас, напротив, оно было вовсе запрещено в монастырях.

Орден капуцинов был самым народным в Италии, и должно думать, что он в особенности со­действовал распространению нищеты в Италиянском народе и страсти его просить милостыню. –  Инквизиция Доминика имела зародыш в том, что Доминик выпросил у Папы Гонория часть дворца его для своей братии и право поучать слуг Кардиналов и придворных Министров в то время, как сии последние бесе­довали с Папою: тогда слуги обыкновенно занимались игрою. Доминику поручены были эти поучения в при­хожей Папской (вот колыбель инквизиции), а после эта должность (Santo uffizio) оставалась у монахов Доминиканского ордена под именем Maestro del sacro Palazzo. Время развило это учреждение в инквизицию, кото­рая преследовала потом уже книги и мнения (См. там же т. III, стран. 216).

(27) Тъгда же отець наш Феодосии напълнивъся Святаго Духа, начат того обличати, яко неправьдьно створивъша и не по закону седъша на столе томь, и яко отця си и брата стареишаго прогънавъша: тоже тако обличаше того, овъгда епистолия пиша, посылааше тому, овъгда же вельможам его, приходящем к нему, обличааше того о неправьдьнем прогнании брата, веля тем поведати, сеже и послеже въписа к нему епистолию велику зело, обличая того и глаголя: глас кръве брата твоего въпиет на тя к Богу, яко Авелева на Каина, и инех многыих древьниих гонитель, и убоиник, и братоненавидьник, приводя, и притъчами тому вься, еже о немь указав, и тако въписав, посъла».

(28) Ученые записки втор. Отдел. Акад. н. Книга II. Вып. II. СПб. 1856. стран. 193. Сочинения Преп. Феодосия Печерского, в подлинном тексте. Приготов­лены к изданию Преосв. Епископом Макарием. См. его же статью: Преподобный Феодосий Печерский, как писатель, в исторических чтениях о языке и словес­ности. СПб. 1855. VIII. –  Препод. Феодосия Печерского поучение об умеренности в застольном питье напечатано по третьему списку в Православном Собеседнике. 1858. Октябрь. –  Преосв. Макарий открыл еще в Новг. Соф. библ. Поучение Феодосия к Келарю Киевопеч. обители и напечатал его в Истории Русской Церкви (Т. 2. стран. 294). –  Современником Феодосию полагается Митрополит Георгий, написавший Стязанье с Латиною, напечатанное в Истории Русской Церкви. Т. 2. стран. 309.

(29) Об Изяславе сказано в Житии: «Христолюбивый Князь насыщашеся медоточьных тех словес, яже изхожахуть изо уст преподобьнаго отца нашего Феодосия». –  О Святославе: «Блаженому Феодосию начьншу глаголати тому от святыих къниг, и много ука­завшю ему о любъви брата, и оному пакы многу вину износящу на брата своего, и того ради не хотящу то­му с темь мира сътворити, и тако же пакы по мнозеи той беседе, отъиде князь в дом свои, славя Бога, яко съподобися с таковыим мужьмь беседовати, и оттоле часто приходяше к нему, и духовьнаго того брашьна насыщаяся паче меду и съта: се же суть словеса блаженааго, яже исходяахуть от медоточьныих уст тех многышьдыже великии Феодосии к тому хожаше, и тако въспоминаше тому страх Божии и любовь, еже к брату». –  Вот что сказано о посещениях Феодосия Боярину Яну и жене его: «Бе бо любя их блаженный Феодосий, по­нежь живяста в заповедех господних, и в любви меж­ду собою пребываста; единоюжь пришедше ему к нима и учаше их о милостыни к убогим, и о царствии небеснем еже прияти праведником, а грешником муку, и о смертнем часе».

(30) Одно поучение Феодосия напечатано в 1– й части Русского Временника (изд. в Москве 1820 г. от стран. 170). Поучение о казнях Божиих находится в одном Торжественнике XV века, по свидетельству Востокова. (См. Опис. Рум. Муз. стран. 686). Оно, как замечает почтенный Археограф, взято почти от слова до слова из Несторова временника по Лавр. списку. Послание к В. Кн. Изяславу о Варяжской вере существует в одном древнем Печерском Патерике И.Н. Царского (№ 49 в лист, его каталога); но впи­сано вновь почерком, подражающим древнему. Слово о том, како крестися Володимер возьмя Корсунь, на­ходится в Патерике Киевском, который был снят для Графа Н.П. Румянцова в Новгороде под заглавием: Начало Киевского Патерика. (См. Опис. Рум. Муз. стр. 434). В слове сказано: «... Радость юже буди улучити всем крестьяном и мне грешному Феодосию». –  Преосвященный Макарий доказал, что это житие не может быть приписано Феодосию Печерскому, а должно быть приписано Феодосию Митрополиту, жившему в XV веке. В Соборнике XV в. (См. Опис. Рум. Муз. стран. 610 –  621) находятся многие поучения Феодора Студийского, которые, по мнению А.X. Востокова, могут быть приписаны Феодосию, потому что в них об Феодоре упоминается в третьем лице; другие же поучения во дни великого поста: о терпении, о любви, о посте, о милостыни, о смирении, о молитве, надписаны с именем Феодосия. В книге: Женчюг и Матица Златая между ррккпп. М.П. Погодина находится: Слово писано святым Феодосием мнихом и другое в след за ним: Слово о пиянстве, всякому Христианину, без надписи Феодосиевой, но такого же содержания и слога, из которых извлечены были мною отрывки; но, согла­шаясь с Пр. Макарием, что оно не может быть несомненно отнесено к Феодосию, я из текста переношу отрывок из него в примечания, по его значительности в народной жизни. «Сам Господь сказал: пияницы царства небесного не наследят. В первых родах проявлено было от Бога: великие мужи, угодники Божии, погибли пиянством; цари царств лишились; святители святительство погубили; храбрые мечу в снедь доста­лись; сильные силу испортили; богатые в нищету впа­ли; многолетные скоро умерли. В нынешнем роду, Князья более тридцати лет не прожили и отошли от сего света. Пьянство ум погубляет, прибыток теряет, вражду соделовает, Князю землю пусту творит, людей до рабства доводит, людей с людьми ссорит; пьянство жен от мужей отлучает, дело губит, ра­боте предает, а в церковь не пустит, поститься не даст, молитвы неприятными творит; пиянство предает болезням, губит красоту, человека являет утружденным, ослабляет зрак очей, ногам болезнь тво­рит, ум отлучает, от Бога гонит, и смерти пре­дает, в огнь негасимый посылает...». Проповедник заключил сильным и живым изречением одного святого мужа, которое долго жило у нас в народе и про­тиводействовало гибельному пороку: «Егда сядеши, пер­вую чашу испиеши здоровию, вторую веселию, третию сытости, четвертую безумию, пятую бесованию, шестую горцей смерти, седьмую же –  не будет конца мучению».

(31) Иаков мних, Русский писатель XI века, и его сочинения. Изв. Акад. Т. I. стран. 326 –  334. Статья была написана гораздо прежде, чем напечатана в Известиях Академии. Здесь уже определены все сочине­ния Иакова и время его жизни.

(32) В Христианском Чтении 1849 г. (Ноябрь и Декабрь), под заглавием: Три памятника Русской ду­ховной литературы XI века, Преосв. Макарий напечатал статьи: Похвала Князю рускому Володимеру, Житие блаженаго Володимера и Сказание страстей и похвала о убьении святую мученику Бориса и Глеба. –  В Изв. Академ. (Т. II. Л. 10) он напечатал статью свою: Еще об Иакове мнихе. После многих сомнений и колебаний Автор в своей Истории Русской Церкви (Т. II. стран. 108  –  123) пришел к тем же заключительным выводам, с каких начал М.П. Погодин. Здесь же в прим. 254 (стран. 303) напечатано послание Иакова к В. Князю Изяславу, под заглавием: Некоего отца ко духовному сыну. –  Для полноты библиографии предмета следует указать еще на статью г. Тюрина, в Изв. Академ. Л. 32, и на статью г. Буткова в Современнике 1852 г. Ч. II, отд. II, стран. 90. –  Преосвященный Филарет Черниговский отвергает мнение, чтобы Житие Св. Владимира было сочинением Иакова мниха и называет его компиляциею из Несторовой летописи; но слова в самом начале Жития: «Сице убо бысть малым преже сих лет», и многие известия, ка­ких нет в летописи, противоречат такому мнению. Тот же автор утверждает, что Славянский перевод Правила, писанного Митрополитом Иоанном для черно­ризца Иакова, принадлежит, без сомнения, самому же Иакову. К решению вопросов об Иакове черноризце относится также исследование Срезневского: Древние жизнеописания Русских князей X– XI века (Изв. Акад. Т. II. Л. 8). –  Здесь несколько сличены исторические сочинения Иакова с летописью.

(33) Аз, худый мних Ииаков; слышав от многых о благовернем князе Володимери всея рускыа земля, о сыну Святославле; и мало събрав от многых я (?) добродетели его написах, и о сыну его, реку же святую и славную мученику Бориса и Глеба...

(34) Володимер... свободи всяку душю, мужеск пол и женеск, святого ради крещениа.

(35) Трудно согласить два места: место в лето­писи, и место в Патерике, а именно: в летописи сказано: «Феодосиеви ж живущу в монастыре, и правящу добродетельное житие и чернецкое правило, и принимающу всякаго приходящаго к нему; к немужь и аз приидох худый, и прият мя лет ми сущу семнадцати от рождения моего. Се же написах и положих, в кое лето почал быти монастырь, и чесо ради зовется Печерский; а о Феодосиевом житьи паки скажем». В Патерике: «Се бо еликожь выше о блаженем и велицем отце нашем Феодосии испытовая слышах от древних мене отец бывших в то вре­мя, тожде и вписах аз грешный Нестор, мний всех в монастыри преподобнаго отца нашего Феодосия, прият же бых вонь преподобным игуменом Стефаном и якоже от того пострижен быв и мнишеския одежда сподоблен, пакижь и на дияконский сан от него возведен сый, емужь и не бех достоин». Шлецер согласил так эти предания, как соглашены они в позднейшем издании Патерика, т.е. что Нестор пришел еще при Феодосии за год до его кончины, а пострижен был Стефаном. Г. Кубарев в своем исследовании о Несторе затрудняется объяснением этого места (стр. 64). М.П. Погодин в своем историко– критическом рассуждении о Несторе не предложил себе этого вопроса. Эти два совершенно различ­ные показания можно согласить только предположением, что сказание о начале Печерского монастыря принадлежит другому иноку, а Нестором вставлено было в летопись. Так объяснятся разноречия в летописи и в житии относительно Феодосия, которые приводит Г. Кубарев на 60 и 61 страницах своего исследования.

Подготовка текста и публикация М.А. Бирюковой.

Степан Шевырёв

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"