На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Родная школа  
Версия для печати

История русской словесности

Часть третья. Столетия XIII-е, XIV-е и начало XV-го

ПРЕДИСЛОВИЕ К III-й ЧАСТИ
ИСТОРИИ РУССКОЙ СЛОВЕСНОСТИ
Первые десять лекций этого курса Истории Русской Словесности обнимают, кроме общего ее обзора в древнем периоде, все южное его отделение вплоть до нашествия Татар, или до конца первой четверти XIII-¬го века. В ней изображен первый рассвет нашей духовной жизни и первое выражение ее в слове, сколько можем мы воссоздать ее из тех развалин, какие оставила нам скупая древность. Эти лекции по своему содержанию составляют свое отдельное целое, как и самые века, в них изображен¬ные, суть только первое, но самостоятельное звено в Истории нашего древнего слова.
Первые изданные мною лекции были, по крайней мере большею частию, списком с публичных, говоренных устно в аудитории Московского Университета. Передал я их верно, во сколько позволила мне память, верно в отношении ко внутреннему содержанию и несколько подробнее против изустного их изложения.
С тех пор как вышли первая и вто¬рая части этого курса, прошло ровно 12 лет. Теперь выходит третья. ( ) Она обнимает столетия XIII-е, XIV-е и начало XV-го. Ясно, что лекции, теперь выходящие, не могут быть уже списком с тех публичных, которые сказаны были в 1844/5 академическом году. Наука шла вперед и почти ежегодно делала новые откры¬тия. Я сам следил за ними и в них участвовал. Не ограничиваясь тем, что было изучено прежде, я вел предмет свой далее, предпринимал поездки, работал в библиотеках Кирилло-Белозерской, Синодальной, Иосифа Волоколамского и других. Напечатанные те¬перь лекции представляют, таким образом, плод нового труда, более полного, более оконченного, нежели прежний, касавшийся того же времени.
Когда вышли мои две первые книги, пять журналов: Отечественные Записки, Библиотека для Чтения, Современник, Сын Отечества и Финский Вестник, как вооруженная против меня пентархия со всем ожесточением напали на труд мой. Виною этих нападений, впрочем, был я сам, поставив себя в Московском Наблюдателе и в Москвитянине в полеми¬ческое отношение к тем журналам. 
Несмотря на неблагосклонный прием, сделанный журналами моему труду, мне приятно было видеть, как по следам моим вели науку далее другие ученые и трудилось молодое поколение, которое скоро и представило отличных деятелей по тому же предмету. Некоторые из них мне лично выражали признательность свою за то, что начали изучать Русскую Словесность древнего периода по моей книге. Желаю душевно, чтобы и вновь выходящая книга принесла такой же плод, какой принесен был двумя первыми.
Всем, следящим за движением мысли в нашем отечестве, известна важнейшая распря, которая делит ученых и писателей Русских на два резко противоположные ста¬на, как в науке, так и в литературе. Она касается взгляда на древнюю и новую Русь. Об этой распре я говорил еще в Москвитянине 1844 года и в моей вступи¬тельной лекции на публичном курсе. Теперь, при благоприятных обстоятельствах, давших новое движение современной Русской Словесности, при открывшейся возможности мыслителям Русским выражать свои мнения как можно искреннее, эта распря достигла всевозможных размеров и разделила мнения на такие две резкие противоположности, какие едва ли когда-нибудь встречались в нашей умственной жизни.
Всего неприятнее для общества и всего бесполезнее для самой науки дух вражды, который раздражает противников. Мы, мало привыкшие к умственному движению в на¬шей общественной жизни, не доросли еще до высоты того душевного состояния, той благо¬родной и плодотворной терпимости, на ко¬торой противники во мнениях уважают друг друга. Кто же помогает нам яснее видеть и полнее обнимать истину, как не противник нашему на нее воззрению? Он должен быть для всякого беспристрастного исследователя истины не ненавистным врагом, а желанным гостем, который вызван нашим же к ней обращением. В этом смысле даже и в науку, в самую жаркую область ее разумных прений можно внести Христианское правило: любите враги ваша.
Тогда только, когда ученый воспитает себя до той высоты разумного спокойствия, что не будет оскорбляться никаким противоположным ему мнением, – тогда только он яснее увидит истину и внесет до¬бытые им знания как достойный вклад в сокровищницу науки.
Трудно человеку достигнуть до такой высоты разума; но каждый добросовестный искатель истины должен, по крайней мере, стремиться к ней. Думаю, что в раздражен-ной ненависти, с какою сторонники противоположных мнений встречают друг друга, скрывается и большая доля взаимной неправды их же исключительных воззрений.
Разумеется, главное состоит в том, чтобы противоречия были добросовестны, осно-ваны на искреннем желании узнать истину, проникнуты благородным чувством беспристрастия и чужды всякой личности.
Труду нашему вредят не столько про¬тивники наших мнений, которых мы можем только благодарить за их содействие к раскрытию истины, сколько порицатели самой мысли общего труда или хладнокров¬ные скептики, отвергающие важность словес¬ных памятников старины Русской.
В прошлом году автор Обзора Рус¬ской духовной литературы с первых строк труда своего отринул всякую возможность написать полную ее историю и встретил, к удивленно нашему, сочувственный отголосок в профессоре Русской Словесности Мос¬ковского Университета, который тем самым уже отказался от возможности передать ее с своей кафедры. Мы совершенно согласны с автором Обзора, что «писать историю по предположениям, по соображениям, не основанным ни на чем – дело не¬умное»; но кто же так писать решится? – А хорошо ли охлаждать других в намерении писать полную историю Русской Словесности древнего периода, содержание которого составляет по преимуществу духовная литера¬тура?.. Удивительно, что нападение на возможность нашего труда совершилось из такого стана, откуда всего менее мы могли ожидать его. Конечно, для полной Истории Русской Церкви, которая обнимает эпизодически историю и духовной литературы, еще менее было данных в 1847 году; но автор Обзора не усомнился подарить нас пятью томами такой Истории и, несмотря на видимое не¬совершенство труда, никто не подумал охла¬дить внимание к нему читателей указанием на его преждевременность.
Не смеем сравнивать своего труда с бессмертным подвигом Карамзина в Истории Го-сударства Российского; но вздумалось ли бы ко¬му-нибудь из просвещенных Русских людей в начале столетия останавливать великий труд славного Русского Историка мнением, что не настало еще время писать полную Историю Го¬сударства Российского, когда еще вполне и правильно не издана была даже первая наша летопись?
По нашему мнению, все труды по части Истории Русской Словесности, древней и новой, труды общие и частные, в одно и то же время равно необходимы. Новый Обзор Рус¬ской духовной литературы теперь же не¬ полон; нередко открываем в нем не-досмотры; не согласны с мнением автора, что при его Обзоре Биографический Словарь духовных писателей России Митрополита Евгения становится бесполезным; но, несмотря на все это, благодарим автора за его труд, считаем его необходимым, пользуемся им, исправляем его и советуем другим спра¬вляться с ним, хотя и не во всем ему доверять. Номенклатура писателей, конечно, не есть еще история их слова. Для такого труда недостаточно одной механической, сшивной работы; для него нужен процесс органический, труд мысли. Изучение одного значитель¬ного писателя в его произведениях потре¬бует более умственных усилий, нежели пол-обзора исторической номенклатуры. Но и за нее благодарность, как за всякий труд, в деле науки необходимый.
Нам случалось встречать в печати подобные охлаждающие мнения и касательно нового периода Русской Словесности. В то самое время, когда я, по смерти Жуковского, в речи университетской определял его значение в Русской поэзии и жизни, автор материалов для его биографии, печатанных в Петербургских журналах, говорил в Московских Ведомостях, что еще не настало время определять значение поэта, подразумевая, конечно, под этим, что надобно подож¬дать еще, когда он соберет и напечатает все материалы, касающиеся его биографии. Труд автора до сих пор остался неоконченным, и, по его мнению, даже он сам не имел бы права теперь определять значение Жуковского. А ме¬жду тем тот же самый автор предпринял сочинение полной Истории Русской Словесности и обещает вскоре издать ее, чего мы с нетерпением ожидаем, радуясь новому труду в нашей науке.
Поле науки нашей так обширно, что нуж¬дается во множестве деятелей: если бы было их вдесятеро более против наличного числа, на всех бы достало работы. Из чего же мы спорим? что мы делим? из чего мешаем друг другу? Вот в этом отношении жела-тельно бы было, чтоб мы подражали западным нашим учителям в деле науки: у них мы встречаем гораздо более взаимного уважения между теми, которые ее возделывают. История литературы у всех народов имела тружеников, и своих и иноземных, и никто никогда не подумал охлаждать внимание пуб¬лики ни к какому подобному труду, ни част¬ному, ни общему.
Постараюсь представить несколько очевидных доказательств тому, как необ¬ходимо общее изучение Истории Русской Сло¬весности в совокупной связи всех ее памят-ников для того, чтобы не впадать в ошибки при специальном их изучении.
Всем, следившим за развитием нашей науки, известно, каким сомнениям подверга¬ли некоторые из наших ученых Слово о Полку Игореве, пока изучали его отдельно. Но с каких же пор прекратились эти бесплодные сомнения? С тех пор, как начали изучать памятник исторически, в связи с другими, принадлежащими тому же столетию. То же можно сказать и об Несторовой летописи.
Но вот еще несколько новых данных, найденных мною, в пользу необходимости общего изучения Истории Словесности в связи с специальным.
Изложу их по порядку столетий.
Калайдович в издании Памятников Словесности XII в. напечатал под № XII Слово, приписав его Кириллу Туровскому, чему по¬следовал  и Г. Сухомлинов в новом издании его творений по рукописям Графа А.С. Уварова. В библиотеке Иосифова Волоколам¬ского монастыря мне удалось найти настоящего автора этого слова: О небесных силах, чего ради создан бысть человек, в Авраамии Смоленском. Означение имени Авраамия в заглавии сочинения и согласие между содержанием слова и известиями об авторе из его Жития, что он любил перед концом жизни беседовать о тех самых предметах, ко¬торые в этом слове излагаются, ясно убеждают в том, что оно должно быть приписа¬но не Кириллу Туровскому, а Авраамию.
Преосвященный Макарий в статье своей о Григории Цамблаке, Митрополите Киевском, как писателе, напечатанной в шестом томе Известий Академии Наук по Отд. Русск. яз. и Слов. (листы 7 – 10), говорит: «В продолжение двух столетий, четырнадцатого и пятнадцатого, когда жил он и святительствовал, в России не было ни одного писателя-проповедника, который бы мог сравняться с ним по красноречию и по внутреннему достоинству своих творений». Пятнадцатая лекция моя, надеюсь, обнаружит, что современно Григорию Цамблаку действовал у нас пи-сатель-проповедник Митрополит Фотий, который не уступит Григорию ни в красноречии, ни во внутреннем достоинстве своих творений.
В той же статье Григорию Цамблаку приписаны Богослужебный стих на Успение Пресвятой Богородицы и слово на тот же праздник как два особые творения, тогда как при первом взгляде на оба произведе¬ния ясно видно, что стих есть только извле¬чение из того же слова.
В другой статье: Труды Митрополита Феодосия, жившего в XV веке, напечатанной во 2-м томе тех же Известий (лист 21), приписано Феодосию Послание к Новгородскому Архиепископу Ионе о непризнавании Григория Цамблака митрополитом. – Это послание, пи¬санное в 1461 году, не могло касаться Григория Цамблака, который скончался в 1419-м, а касалось другого Григория, который поставлен был на Литву лжепатриархом Григорием Маммою в 1458 году и оставался еще митрополитом Киевским в то самое время, когда Феодосий святительствовал в Москве.
В той же статье Слово похвальное святым верховным апостолам Петру и Павлу названо новооткрытым творением Феодосия, чтó преосвященный Филарет внес и в свой Обзор Русской духовной литера¬туры; а слово это есть ничто иное, как сокращение из слова на тот же предмет Григория Цамблака, отличающееся от своего подлинника одним маленьким к нему приступом.
Митрополит Евгений в своем Словаре духовных писателей России назвал извест-ного Вассиана Рыло, Архиепископа Ростовского, автора славного послания к Иоанну III, сродником Иосифу Волоколамскому. Эту ошибку повторил и А.Н. Муравьев в Житии Пафнутия Боровского (Мая 1-го), назвав Вассиана, автора послания, братом Иосифа Волоцкого. Здесь смешаны два Вассиана, которые оба были Архиепископами Ростовскими и Ярославскими; но один из них, автор славного послания, скончался в 1480 г. Марта 23, по другим же летописям в 1481-м ( ), а второй Вассиан, брат Иосифа Волоколамского, в 1515-м, Августа 28.
Этого смешения избегнули г. Сухомлинов в статье своей: Вассиан, современник Иоанна III, напечатанной во 2-м томе Известий (л. 12 и 13), и автор Обзора духовной Рус¬ской литературы; но оба они, следуя Митрополиту Евгению и П.М. Строеву, приписали Житие Пафнутия Боровского первому Вассиану, творцу послания, и назвали его учеником Пафнутия.
Вассиан Рыло скончался в 1480 или в 1481 г., а Пафнутий Боровский – в 1479-м, как сказано у г. Сухомлинова. Странным кажется, как Вассиан в один год успел собрать все материалы и написать так скоро житие своего учителя, особливо как духовник В. Князя, при обширных своих занятиях епархиальных и государственных. Автор Обзора полагает год кончины Св. Пафнутия 1477-й, согласно Житию его. В таком случае было бы, конеч¬но, почти три года для составления жития; но и этого, по обычаю того времени, кажется слишком мало. Тогда у нас Жития Святых мужей не писались на скорую руку. Епифаний по кончине Преп. Сергия, свободный от других занятий, не Архиепископ, не государ¬ственный деятель, не страж отечества в эпоху Монголов, употребил 26 лет для сочинения Жития Сергиева; к тому же он сам жил в той же обители и имел все материалы под руками. У Вассиана же не было тех удобств. Пахомий Логофет для того, чтобы написать Житие Кирилла Белозерского, должен был сам отправиться в его обитель и там собирать материалы.
Другое обстоятельство, препятствующее приписать Житие Пафнутия Вассиану первому, заключается в годах его. Конечно, в точ¬ности лета Вассиановы при кончине его оста¬лись неизвестны; но все-таки он был уже в глубокой и маститой старости, когда в 1480 году говорил Иоанну: «Дай семо вои в руку мою, коли аз старый утулю лице против Татар». Кроме силы духа, вероятно, и лета его давали ему право быть духовником Государя и так сильно действовать на него за одно с Митрополитом Геронтием. Мог ли поэтому Вассиан быть пострижеником и учеником Пафнутия, которому был почти сверстником, если не превышал его годами?
По всем этим данным Житие Пафнутия скорее должно быть приписано второму Вассиану, также Архиепископу Ростовскому и Яро¬славскому, который из Архимандритов Симоновских в 1506 году был хиротонисан на эту кафедру и скончался в 1515-м. Он был действительно братом Св. Иосифу Волоколамскому, как это засвидетельствовано в помянниках рода Иосифа, после которого он всегда поминается, и во всех рукописных преданиях обители. Оба они были пострижениками и уче¬никами Св. Пафнутия, как значится и в самом Житии его. После кончины учителя этот Вассиан имел все время и все средства собрать от своих соучеников, товарищей и брата все сведения, касающиеся жития его учителя.
Поводом к смешению двух Вассианов послужило то, что автор Жития упоминает о том, что он был пострижеником и учеником Пафнутия, что ему сожительствовал и пел с ним в одном лике; а потом в третьем лице говорит о Вассиане, брате Иосифа, которому Пафнутий предсказал Архимандритство в Симоновской обители. Такая скромность в духовном лице того века по¬нятна: прозрение о нем Пафнутия автор Жития рассказывает в третьем лице, чтобы оно не могло быть прямо отнесено к нему; а о своем пострижении от Пафнутия рассказывает в первом лице, но себя не называя по имени.
На основании этих данных следовало, конечно, отнести Житие Пафнутия к Вассиану второму, а не первому. Эти данные, наконец, несомненно подтверждаются свидетельством Иосифовского отечника обители, где записаны многие предания о Св. Пафнутии, слышанные от учеников его – Иосифа и Вассиана. Тому же Вассиану в другом сбор¬нике приписывается грозное обличительное послание против Латинской церкви, в котором находим и объяснение знаменательных небесных явлений в православной литургии ( ).
В заключение позволю еще небольшое замечание: в Обзоре Духовной Литер. сказано, что Пахомий Логофет прибыл в Россию при Василии Темном; но, по свидетельству Нико¬новой летописи, священноинок Пахомий Болгарин, «прииде на Русь из Грек с Фотием Митрополитом», след. при Василии Димитриевиче, в 1410 году.
Кажется, довольно приведено доказательств в пользу необходимой связи изучения общего со специальным. Не спорю также, что и специальное изучение приносит много пользы изучению общему, но тогда только, когда оно на связи с общим основано. К тому же, ведь специальному изучению конца нет, а поэтому общая История Русской Словесности никогда не будет возможна. Спрашиваю: как же профессоры Русской Словесности будут читать ее Историю, если она невозможна?
Кроме порицателей дела есть еще, как сказали мы, скептики или отрицатели памятников старины Русской. Недавно в боль¬шом новом труде своем, который совер-шается по вновь разработанным источникам, в Истории Петра Великого, Г. Устрялов, при¬знавший за нужное во Введении сказать хотя несколько слов о России до Петра В., выра¬зился о Русской Словесности в древнем периоде нашей жизни следующими словами: «Словесность ограничивалась списыванием старинных летописей, хронографов и книг душеспасительных». Обаяние завесы преобразований так еще сильно действует на историка Пе¬тровой эпохи, что взгляд его как будто не имеет силы проникнуть сквозь туман ее. Для него не существуют даже все открытия, сделанные учеными любителями старины в первой половине текущего столетия, и даже на глазах наших. Правда, что душеспасительные книги составляют главное содержание древне-Русской Словесности; но если Русский народ в древ¬нем периоде своей жизни задал себе глав¬ною задачею в произведениях своего слова указать пути для спасения души человеческой; то неужели такое явление в своем народе Историк нового периода считает делом столь маловажным, что позволяет себе так не¬брежно о нем отозваться? На этих книгах основано религиозно-нравственное могущество России, без которого ни реформа Петрова, ни все, за нею последовавшие и вновь ожидаемые, не имели бы своего правильного и прочного развития. Историк Петра позволил себе так поверхностно выразиться о древнем периоде Русской Словесности потому, вероятно, что увлеченный своим предметом, преобразованием в самом его начале, когда оно было только противодействием крайностям старого времени, не вник глубоко во все то, чтó ему предшество¬вало, от чего многие явления времен Петровых даже и в эту первую эпоху остаются у него необъясненными, а впоследствии будут еще темнее и неопределеннее. Откуда выйдут внезапно на свет сподвижники Пет¬ровы: Святитель Димитрий Ростовский, Стефан Яворский, Феофан Прокопович, Гавриил Бужинский? Это деятели в духовной и умствен¬ной жизни народа; но как же из древней Руси, при отсутствии всякой промышленности, всякого знания, так как представлена она Историком реформы, объяснить искусного и опытного кормщика Антипа Тимофеева, которому мы в рогах Унской губы обязаны спасением жизни Петра? К тому же, следя все царствование Петрово, мы видим, что как сильно в начале он отторгся от жизни дре¬вних предков, так после все более и более сознавал необходимость возобновления связи с существенными ее началами. Думаем, что Историк не обнял еще совокупною мыслию предмета во всю глубину его и находится под излишним влиянием самой ранней эпохи преобразования, которую теперь излагает.
Но в некоторых современных явлениях нашей жизни, в связи с Западом Европы, мы встречаем уже сильные отголоски в пользу древней Руси. В Париже вышло недавно сочинение: Essai sur l’histoire de la civilisation en Russie par Nicolas de Gérébtzoff, в двух томах. Большое это сочинение обнимает все отрасли Русского просвещения в самом обширном смысле как в древней, так и в новой России. Конечно, при таком великом труде нельзя избегнуть маленьких промахов, в которых каждый добросовестный читатель извинит автора. Но кто любит свое отече¬ство и кто верно понимает его жизнь и историю, тот изъявит полное сочувствие трудо¬любивому и даровитому автору этой книги, проливающей новый свет перед всем просвещенным Западом на прошедшие, настоящие и грядущие судьбы нашего Отечества ( ).
Не могу не принести некоторых оправданий перед публикою в том, что замедлил продолжением моего труда. Мне остается здесь вкратце повторить то, чтó сказано уже подроб¬нее в моей автобиографии, напечатанной вме¬сте с биографиями других профессоров Московского Университета, по случаю его столетнего праздника. С тех пор прочтено было мною два курса публичных: История всеоб¬щей Поэзии и История живописи Италиянской: последний напечатан вместе с кур¬сами товарищей. Издана Поездка в север¬ную область России, совершение которой нужно было особенно для продолжения моего труда. Основана новая кафедра Педагогии в Московском Университете. Кончина Гоголя вызва¬ла меня на труды по изданию посмертных его сочинений. Кончина Жуковского не могла пройти в Московском Университете без сознательного и полного отголоска его жизни и поэзии. Девятилетнее деканство во времена Университета самые трудные отнимало много времени на пользу младших товарищей по науке и на пользу студентов. Столетний праздник Университета всем грузом трудов своих, и больших и мелких, пал на меня, отнимал целых четыре года все часы досуга, даже необходимого сна, и расстроил много мои телесные силы.
Вот причины видимые замедлению в труде. А что за дело читателю до невидимых? Человек, действующий перед обществом, обязан ему отчетом в своих делах общественных, а в душевных скорбях, в борьбе с судьбою, в великом и трудном деле жи¬зни его отчет – только Богу.
Главное в ученом то, чтобы, несмотря на все препятствия и противодействия судьбы и людей, сохранить любовь к науке и совершать труд ее, хотя медленно, но добросовестно. Лю¬бовь к науке цела и неизменна – а труд все идет и подвигается, постоянно верный одной путеводной мысли, которая легла ему в ос¬нову.
Оставив преподавание, я передаю теперь печатному слову плоды многолетних трудов и занятий. В великодушное извинение медленно¬сти труда прошу читателей вменить мне и то, что я работаю без предшественников в этом деле, которые могли бы облегчить мне построение целого и разработку подробностей. Многие литературные материалы столетий, содержащихся в этой части, еще не изданы, а суще¬ствуют в рукописях. Не имея права, облегчающего в десять раз труд, изучать руко¬писи на рабочем столе своем, я должен переписывать их в затворах библиотек и мо¬настырей и потом уже этот сырой материал претворять в дело науки и в изложение ис-торическое по лекциям.
Считаю сердечною обязанностию принести чувства моей глубоко-сознаваемой благодарно¬сти Митрополиту Московскому Филарету за то, что Архипастырь благосклонно и немедленно допускал меня ко всем сокровищам древ¬них библиотек, попечению его вверенных.
Благодарю от души исполнителей воли Московского Архипастыря. В смиренной и тесной келье у Отца Ризничего Синодальной библиотеки, Архимандрита Саввы, я переписывал поучения Фотия, Григория Цамблака и другие; в кельях у Архимандрита Чудовской обители Паисия трудился над Евангелием Святителя Алексия; в кельях Архимандрита Иосифова Волоколамского монастыря Гедеона я работал над рукописями знаменитой библиотеки по каталогу, вновь составленному подробно, ко-торый облегчал мне труды мои.
Приношу мою благодарность Князю М.А. Оболенскому за рукописи, которыми безотказно снабжал меня на дом, и В.М. Ундоль¬скому, который, на малые средства собрав одну из самых значительных частных библиотек, радушно делится своими книжными сокровищами со всеми, занимающимися нау¬кою. Нельзя не пожелать, чтобы его редкое книгохранилище, собранное с таким знанием дела, ухоженное и усовершенное в каждом экземпляре, перешло в городскую собствен¬ность нашей столицы и долго бы состояло по всем правам под ведением самого соби¬рателя.
Книга моя, обнимающая часть жизни древне-Русской в том, чтó осталось от нее лучшего, выходит в такое время, когда но¬вая Россия увлечена совершенно иными прак¬тическими стремлениями, работою над всяким устройством великой земли своей. Древняя Русь может обратить к новой следующие смиренные слова, заимствованные у одного из своих представителей, сказавшего их в начале XVI века: «И ты со мною грешным и худым иноком Даниилом совета о сем не имей: еже бы высоту небесную уведети, и глубину морскую измерити, и концы земныя обтицати и исчислити, и езерам и рекам каменныя стезя художьствовати, и весь мiр строити, и якож в круг некый вселенную всю объяти, и всех в един нрав привести и от всея поднебесныя неправду, и лукавство, и всякое злохитрьство изгнати, не навыкл есмь: понеже безумен и окаянен есмь человек и не делатель никоторому благу; но точию божественныя писания глаголю слышащим и приемлющим и хотящим спастися...».
Мы думаем, что новое дело, которое сильно замышляется у нас на Руси в настоя¬щую минуту и необходимость которого созна¬вали однако и наши смиренные предки в начале XVI века, не должно быть чуждо делу древнему, положенному в основу Русской жи¬зни. Духовное единство Русского мipa, заложенное там, должно получить в новой России внешнее выражение и скрепить ее внешние силы. Без путей, соединяющих дух, бессильны бы были пути единения материального. Чтó прибыли, если железные дороги будут нас сближать только в географическом отношении, а духовно станем мы разъединять¬ся на бесконечные расстояния и в разные сто¬роны? Единство внутреннее, духовное загото¬вила нам древняя Русь: да облечет его во внешнее Русь новая! Вот, по нашему мнению, какая связь между периодом древним и но¬вым, связь неразрывная, которая таится в духе народа и более и более должна быть при¬водима в сознание.
В наше время привыкли думать, что век наш все увлекается одними только материальными стремлениями. Железные дороги и электрические телеграфы приводятся как самые очевидные тому доказательства. Нам ка¬жется, что на эти великие плоды ума человеческого можно смотреть совершенно с другой точки зрения. Никогда еще дух человеческий так не торжествовал над условиями материального мipa, над пространством и временем, как в эпоху, до которой мы так счастливо дожили. Железный путь уничтожает между людьми пространство, а электри¬ческая искра время. В этих явлениях чувствует и сознает человек осязательным образом свое духовное назначение и предвкушает, так сказать, на земле то совершенное уничтожение времени и пространства, которое ожидает его в будущей жизни. Мне кажет¬ся, что никогда еще душа человеческая не объявляла столь очевидных прав на свое бессмертие, как в наше время, когда она сде¬лалась почти владычицею двух главных условий вещества, стеснявших жизнь ее в земной ограниченной ее оболочке.
Жизнь Русского человека, если только он хочет в нее глубоко вникнуть, совершает¬ся по законам непререкаемой божественной логики. Да не колеблет ее в каждом из нас какое-нибудь личное наше мудрование! В древней своей жизни Русский человек, чувствуя выше всего духовное свое назначение, проложил духовные пути сближения и этому делу принес все на жертву: неужели же в новое время его потомок, пролагая пути сбли¬жения материального, позабудет о первых и для единства физического земли своей пренебрежет единством народным в духе? Чтобы не могло это быть, новый Русский человек не должен забывать древнего своего собрата; новый и древний Русский должны со¬ставлять одно, и без совмещения их не может быть полного Русского человека, а будет одна только половина, и для нового самая невыгод¬ная, потому что, отринув в своем древнем собрате основание высокой половины духовной, новый человек останется при одной материальной и испортит только великое дело всецелой жизни народа Русского.
Вот основания, на которых полагаю, что книга моя, возобновляющая в памяти Рус-ских людей заветы их доблестных и свя¬тых предков, думавших и неуклонно действовавших в пользу насаждения и распро¬странения духовной жизни по всем пределам Русской земли, не будет в противоречии с новыми стремлениями Русских людей, а восполнит то, чтó в настоящее время для них особенно надобно.
Катитесь во все стороны нашего любезного отечества, пути железные, пароходы кры¬латые, и соединяйте в одно живое, гибкое и стройное тело все дремлющие члены вели¬кого Русского исполина! Разработывай, Россия, богатства, данные тебе Богом в твоей неисчерпаемой и разнообразной природе, развер¬тывай и высвобождай все свои личные силы человеческие для великого труда над нею! Но помни, что неизмеримая духовная сила твоя заготовлена еще предками в древней твоей жизни, верь в нее, храни ее, как зеницу ока, и во всех твоих новых действиях призывай ее на помощь, потому что без нее никакая сила твоя не прочна, никакое дело не состоя-тельно, и полная, всецелая жизнь всего Рус¬ского народа и каждого человека отдельно невозможна.
С. Шевырев.
Октября 18-го 1858.
 
ЛЕКЦИЯ ОДИННАДЦАТАЯ
Симон и Поликарп. – Симон. – Послание Симона к Поликарпу. – Жития Святых Киевопечерских. – Поликарп. – Послание Поликарпа к Анкидину. – Жития Святых Киевопечерских. – Обратный взгляд на XII век. – Впечатление от XIII века. – Нашествие Татар. – Влияние наше на Татар. – Юго-Запад Руси. – Три Князя, представители эпохи. – Св. Александр Невский. – Св. Михаил Черниговский. – Владимир Волынский. – События Церкви. – Памятники письменности. – Три Кирилла. Кирилл I, Митрополит. – Кирилл, Епископ Ростовский. – Кирилл II, Митрополит. – Поучение священникам. – Серапион и слова его. – Симеон, епископ Тверский. – Максим Митрополит. – Учение ко всем Христианам. – Паремьи о Борисе и Глебе. – Летописи XIII века. – Жития Святых. – Герои отечества. – Святые по жизни. – Святитель Петр. – Житие его. – Слово Святителя Петра.
 
Симон и Поликарп.
На границе между XII и XIII столетиями, в последней половине XII-го и первой XIII-го, встречаем двух писателей замечательных, связанных дружбою и единством труда. Мы уже знакомы от¬части с ними и их произведением; но нельзя не возвратиться к ним на том месте, которое они занимают в порядке Истории. Эти писатели – Симон и Поликарп, сочинители Киевского Патерика. Здесь доскажем об них то, чтó прежде не было сказано (1).
 
Симон.
Симон был черноризцем Киевопечерского монастыря и самым ревностным его приверженцем; в 1214 году из игумнов обители Рождества Бого¬родицы поставлен он епископом Суздальским и Владимирским, а в 1226 году скончался во Влади¬мире, принявши схиму. Летопись именует его блаженным, милостивым и учительным (2). Кроме Сказания о Киевопечерской церкви (3), Симон написал Послание к Поликарпу и при нем Жития Киевопечерских Святых: Евстратия постника, Никона многотерпеливого, прозванного сухим; священномученика Кукши, крестителя Вятичей; Афанасия за¬творника; Николая Святоши, князя Черниговского; Эразма, истощившего все имение свое на иконы Киевопечерской церкви; Арефы, которому имение, украден¬ное ворами, вменилось в милостыню; попа Тита, желавшего тщетно погасить вражду диакона Евагрия.
 
Послание Симона к Поликарпу.
Послание Симона к Поликарпу (4) принадлежит к числу замечательнейших произведений, завершающих первую эпоху нашей словесности до Татар. Известно, что наша литература богата посланиями духовных и даже светских лиц. Первоначальный образец для них заключается в Посланиях апостольских. Степенная книга объясняет местное происхождение этого рода сочинений у нас из обычая, что если кто по простоте сердца или по неведению божественных писаний, впадал в прегрешение, то знающие дело беседами и посланиями любовно и ра¬зумно исправляли такого (5). Главная цель Симонова Послания заключается в том, чтобы успокоить честолюбие Поликарпа, который желал быть игумном в обители Козмодемьянской, или у Святого Димитрия; Верхуслава, супруга Ростиславова, желала поставить его епископом в Новгороде, или в Смоленске, или в Юрьеве. Симон, прозревая, конечно, что Поликарп довершит дело, им начатое – описания житий угодников Киевопечерских – склонял его к тому, чтобы он остался в монастыре и послужил архи¬мандриту Анкидину. Главная мысль, одушевляющая Симона в его слове к Поликарпу, есть мысль о Церкви. Так он ее выражает: «Как дождь ра¬стит семя, так и церковь влечет душу на добрые дела: все, что творишь ты в келии, ни во чтó вме-няется. Псалтырь ли читаешь, дванадесять ли псалмов поешь, ни единому Господи помилуй подобится соборного пения. Вспомни, брат, что верховный апо¬стол Петр, сам будучи церковью Бога живого, взятый Иродом и посаженный в темницу, изба¬влен был от руки его церковною молитвою! Давид молился так: одного прошу у Господа и того ищу, чтобы жить мне в дому Господнем во все дни жизни моей, и видеть красоты Господни, и по¬сещать святую Его церковь. Сам Господь говорит: дом Мой – дом молитвы наречется; где двое или трое собраны во имя Мое, там и Я середи их. Если же такой собор соберется более ста, веруй, что Бог наш с ними. От Его божественного огня их обед сотворяется, от него же и я желаю хотя од¬ной крупицы, более всего сущего передо мною» (6). – Возможность олицетворить эту мысль о Церкви пред-ставляется Симону в Печерском монастыре, ко¬торый, по слову его, «море есть, не держит в себе гнилого, по измещет вон». – «Как от самого Христа Бога нашего апостолы во всю вселенную были посланы, так от Матери Госпожи нашей Бого-родицы великого монастыря многие епископы по¬ставлены были в Русскую землю». – Симон сам оставил бы епископство и работал бы игумену, если бы Владимирская и Суздальская соборная церковь, им созданная, не удерживала его своими красотами. Но все города, области и села, и десятину, всю славу и власть он вменил бы во прах, если бы только мог трескою торчать за воротами Печерского монастыря, или сметием в нем валяться, попираемым чело¬веками. Лучше счесть один день временной жизни в дому Божией Матери, нежели тысячу лет в селениях грешничьих». – И далее говорит Симон: «Я грешный епископ Симон тужу и скорблю, и плачу и желаю там мне скончаться, чтобы только по¬ложен я был в божественной этой персти и принял отраду от многих грехов моих».
Таковы были любовь и благоговение иноков Киевопечерских к обители, их воспитавшей. Чтобы сильнее устремить брата на желанный подвиг и воз¬будить в нем ревность к монастырю, Симон представляет ему примеры святых его мужей. Евстратий  – у Жидов, Никон – у Половцев, Кукша – у Вятичей свидетельствуют мучениями истину Христовой Веры. Афанасий изображает подвиг 12-ти летнего затвор¬ничества; Святоша – отречение от княжеской власти и почестей; Эразм и Арефа – от стяжаний; Тит – любовь, стремящуюся погасить вражду, не угасавшую в веке вражды непрерывной.
 
Жития Святых Киевопечерских.
Источниками Симону для описания житий угодников Божиих служили живые предания самой обители. Все знают, говорит он о Кукше, как он бесов прогонял и Вятичей крестил, и дождь свел с неба, и озеро иссушил. Вавила, исцеленный затворником Афанасием, сам рассказывал Симону об этом исцелении. Келья, где жил Святоша, еще при нем звалась Святошиною. В обители был огород, устроенный его руками; хранились книги, им по¬даренные. Никто в монастыре не видал Святошу праздным. Иконы, окованные Эразмом, находились во время Симона над олтарем. Подробности о по¬стрижении в схиму и о кончине Эразма он слы¬шал «от тех свидетелей святых и самовидцев блаженных старцев». Арефу он сам видел, сам вместе с отцами обители был свидетелем перемены, происшедшей в его уме и нраве, когда воры украли его имение, которое прежде составляло единственный предмет забот его.
Вражда попа Тита и диакона Евагрия, болезнь первого и внезапная смерть второго, не захотевшего уступить просьбе братии и помириться с противником, случились на глазах Симона. В помянниках сохранялись имена святых: Евагрий записан был протостратором ради его мученической кончины, а Никон назван сухим, потому что высох от ран, полученных им от Половцев. Из книг ссы¬лается Симон на Иоанна Лествичника, на Летописца старого Ростовского, касательно числа епископов, вышедших из монастыря Киевопечерского, на Жития Антония и Феодосия, особенно же первого во многих местах (7).
Тому же епископу Симону Татищев приписывает участие в продолжении Несторовой летописи на основании рукописей, которые были в руках его, но до нас не дошли (8).
 
Поликарп.
Ни год рождения Поликарпа, ни год кончины его не известен. Вероятно, в юных летах по¬стригся он в монастыре (9). Двои двери в большом храме святой Богородицы Печерской были устроены им (10). Знаем, по его же свидетельству, что он был в Ростове самовидцем чуда, совершившегося от иконы, писанной Алипием Киевопечерским (11). Монастыри св. Козьмы и Дамиана, и св. Димитрия желали его иметь своим игуменом. Княгиня Верхуслава или Анастасия, дочь Всеволода III, намеревалась доставить ему епископский сан в Новгороде, Смоленске или Юрьеве. Князь Георгий Всеволодович, брат ее, хотел поставить его на¬местником Симона на епископии Владимирской и Суз¬дальской. Все эти обстоятельства свидетельствуют об уме, дарованиях и учености Поликарпа. Но Симон отвлек его от этих прельщений возвышения и сам воспротивился желаниям княгини Верхуславы и князя Георгия. Он, вероятно, провидел в нем будущего продолжателя начатого им труда и потому писал, чтобы Поликарп не оставлял обители (12).
 
Послание Поликарпа к Анкидину.
Поликарп совершил это дело по желанию архимандрита Анкидина, как он сам то свидетельствует (13). В Послании к нему он изложил жития тех святых и блаженных черноризцев Киевопечерских, которые не были описаны епископом Симоном (14). В изложении своем он подражал древним мужам, слагателям житий свя¬тых отец в Патерике Печерском (15), равно и Нестору, написавшему в Летописце своем кратко о Дамиане, Иеремии, Матфии и Исаакии. Цель его при этом изложении состояла в том, чтобы потомкам, пользы ради, оставить то, чтó пришло бы в совершен¬ное забвение, если бы он о том умолчал (16). Время своего труда автор сам определяет пятнадцатым годом игуменства Анкидинова. Об Анкидине упоминает летопись под 1231 годом: он участвовал в ставлении Кирилла епископом Ро¬стову (17). Но неизвестно, сколько времени тогда он уже был архимандритом. Ближе определяется время Поликарпова труда следующими его словами: «Сто шестьдесят лет не было воспоминовения о святых отцах обители», – говорит он вслед за тем, как упомянул о сказании Нестора. Ясно, что он имел пред глазами летопись, которая под 1074 годом содержит в себе жития, описанные Нестором. Если приложим к этому числу 160, то время труда Поликарпова определится со всею вероятностию 1234 годом и оправдывается обстоятельством, приведенным выше относительно архимандрита Анкидина.
 
Жития Святых Киевопечерских.
Главным источником для Поликарпа послужили устные сказания епископа Симона, о чем он свидетельствует два раза (18). Летопись Нестора была ему известна, как то ясно из его двукрат¬ного о ней упоминания. Кроме того он ссылается на летописца в том месте, где говорит о небесном знамении, о трех столпах, явившихся над трапезницею во время преставления Пименова (19). В другом месте, повествуя о делах, происходивших у Ляхов, ссылается на летописца, вероятно, Польского (20); а иногда дополняет события, известные из летописи, монастырскими сказаниями. Так Григорий чудотворец, обесчещенный отроками Рости¬слава Всеволодовича, предсказывает им гибель от воды вместе с князем их, за что и сам брошен в воду сим последним: летопись действительно доносит нам о том, как Ростислав погиб в реке Стугне. Слово о Полку Игореве также оплакивает кончину его в реке (21). В Житии Прохора, творившего хлеб из лебеды и соль из пепла, сказано о рати, которая была между Святополком и Давидом Игоревичем по случаю ослепления Василька: не пускали гостей из Галича, ни ладей из Пере¬мышля, и не было соли во всей Русской земле (22). В Житии Феодора и Василия говорится о том, как Мстислав Святополкович выпытывал у них о со¬кровище, которое скрыл Феодор, как Василий был уязвлен от князя стрелою до смерти и предсказал ему смерть от стрелы же, и как Мстислав, пораженный на стенах Владимира стрелою во время битвы с Давидом Игоревичем, припомнил тогда же предсказание Василиево. Летопись действительно упоминает о подобной кончине Мстислава, но без подробностей о Василии и его предсказании (23 а).
Взглянем теперь на те образцы святости, ко¬торые изобразил Поликарп Анкидину. Никита затворник, впоследствии епископ Новгородский, представляет гордость знания, побежденную моли¬твою иноков и смирением. Агапит, безмездный врач, торжествует над искусным врачем Арменином: чтобы не нарушить монастырского устава и не покидать обители, не решается идти к больному Владимиру Мономаху на его приглашение, но исцелив его заочно, отвергает дары князя и побуж¬дает его раздать все имение нищим. Григорий чудо¬творец борется с ворами и обращает их в усердных работников обители. Иоанн затворник, сражаясь с помыслом чувственным, употребляет против него безсоние, жажду, тяжкие вериги, на¬конец, яму и персть земную на все тело, кроме рук и головы. Привлекательна повесть о целомудренном красавце Моисее, родом Венгерце, который был братом Георгию, убитому вместе с святым Борисом на Альте. Уведенный в плен Болеславом вместе с Предславою, сестрою Ярослава, в Польшу, Моисей становится предметом страстной любви одной богатой Польской жены, противостоит всем ее искушениям, терпит муки и спасает свое целомудрие. Прохор во время голода печет вкусные хлебы из лебеды и во время беспорядков, разрушивших торговлю, добывает соль из пепла (вероятно, поташ), и тем помогает страдающему на¬роду. Марк печерник копает могилы для братии, и мертвые его слушаются. Феодор и Василий заставляют бесов работать на монастырь и презирают скрытое первым сокровище, вынося за то муки от власти княжеской. Алипий иконописец украшает храмы обители и другие чудными иконами и своими целебными вапами врачует безобразие человека, покрытого струпами. Наконец Пимен многострадаль¬ный в течение двадцати лет страдает в обители тяжким недугом и, как Иов, поет хвалу Господу.
Сочинение Киевского Патерика восходит, таким образом, к самому началу Татарского нашествия. Изображение подобных примеров святости явилось кстати в эпоху, когда своекорыстие, себялюбие и ненависть, раздирая утробу России, привлекали в нее полчища дикарей самых грубых. Чтение Пате¬рика послужило много к тому, чтобы воспитывать в духовенстве и во всех сословиях Русского народа, в древнем периоде его жизни, те добродетели, ко¬торыми и теперь пока еще твердо наше Отечество.
 
Св. Авраамий Смоленский.
На рубеже тех же двух столетий встречается еще святой муж, сильно действовавший словом, Св. Авраамий Смоленский. Житие его написано было учеником его, иноком Ефремом, вскоре после его кончины. Ефрем описал даже его внешний образ, находя в нем сходство с Василием Великим. 12 дочерей было у родителей Авраамия; мать молила Бога о сыне: он был ей послан. Как только стало можно, отдан был на ученье грамоте. При¬званье его к иночеству открылось рано. По смерти родителей он ему последовал и постригся в Богородицком монастыре, близь Смоленска. Он читал неутомимо жития и поучения Антония великого, Илариона, Евфимия, Саввы, Феодосия, что близь Иерусалима, Ефрема Сирина, Иоанна Златоуста и Феодосия Печерского. Имея необыкновенный дар слова, он при¬влекал своими поучениями весь город. Не только мастер был читать, но и толковать писание. Даже несведущие его понимали. Память его обнимала все – и ничто из писания не могло от него утаиться. Не умолкал он, поучая больших и малых, рабов, свободных и ремесленников. Днем поучал, но¬чью молился за народ. Поставленный в священ¬ники при Мстиславе, Князе Смоленском, он ни дня не пропустил, чтобы не служить литургии. Был и живописцем, написал две иконы – страшный суд и испытания воздушных мытарств – и любил о том беседовать.
Но зависть поднялась на красноречивого учи¬теля. И духовенство, и граждане восстали и обнесли его клеветою. Сам Епископ Игнатий ему позавидо¬вал. Авраамий перешел в монастырь св. Креста, но число его слушателей все увеличивалось. Тогда завистники стали обвинять его в ереси, в том, что читает какие-то глубинные книги, требовали от епископа, чтобы Авраамий был предан суду. – И вот позорно повлекли его на суд; но он спасен был каким-то благочестивым иноком, Лукою Прусином, который, совершая тогда девятый час молитвы, услышал таинственный голос в пользу невинного и пошел на его защиту. Мученик был избавлен от позора. Вступился за него и Смолен¬ский священник Лазарь, после бывший преемником Епископа Игнатия. Правда обнаружилась. Авраамий был избран в игумены Богородицкой обители. Поучительное слово его все не умолкало. Перед кончиною он любил поминать о разлучении души с телом, о мытарствах, ее ожидающих, об ответе на страшном суде, об огненной реке, кото¬рая пожжет всю землю, о том, что кроме покая¬ния, милостыни, молитвы и любви, не будет ни для кого иной помощи. 50 лет продолжался его подвиг. Время кончины его неизвестно. Полагают в пер¬вой четверти XIII века. Поучения его до сих пор не были открыты: но в библиотеке Иосифова Волоколамского монастыря есть слово преподобного отца нашего Авраамия о небесных силах, чего ради создан бысть человек. Содержание его совершенно сходно с тем, о чем любил беседовать в последнее время жизни своей Авраамий, по свидетельству его ученика и жизнеописателя. Главная мысль, проникающая все Слово, есть отношение человека к мipy вышних сил. Проповедник начинает словами Кирилла философа, что созданы мы были не для того, чтобы есть, пить и одеваться в различные одежды, а для того, чтобы угодить Богу и наследовать будущие блага. Сначала сотворены были ангелы, но некото¬рые из них пали. В восполнение падших, не соответствовавших Богу, создан был человек: и он пал, но не совсем, не без надежды на восстание. В течение 7000 лет, определенных на существование человечеству, должен быть восполнен чин ангелов, отпадших на небесах. К сему вел Господь человека в мiре древнем казнями; к сему ведет его искуплением и ожиданием страшного суда. Два ангела, добрый и злой, блюдут за всею жизнию человека. От изображения ее под влиянием этих двух сил проповедник перехо¬дит к смертному часу и к мытарствам, ожи¬дающим душу по ее исходе. Душе показывается Ангелами весь мiр духовный – и светлый и темный. Слово заключается мыслию об обновлении земли.
В рукописях того же монастыря это Слово встречается иногда с именем Кирилла. В сокращенном виде оно было напечатано Калайдовичем в числе проповедей Кирилла Туровского. Замеча¬тельно мнение о семитысячелетнем существовании мipa: в последние три года седьмого тысячелетия, пророчит слово, будет пришествие Антихристово, а по истечении трех лет, Архангелы Михаил и Гавриил затрубят и созовут на суд вселенную. Мы еще встретимся с этим мнением в столетиях XIV и XV-м, когда оно всего сильнее действовало (23 b).
 
Обратный взгляд на XII век.
Переходя к XIII столетию и обращая взор на совокупность памятников словесности XII-го века, мы можем со всею вероятностию сказать, что это одни только значительные обломки от великого кораблекрушения нашей до-Татарской древности. Сла¬вяно-Русское слово говорило в XII-м веке устами богомольного странника, великого князя, митрополита, юмориста-заточника, глубокомысленного и красно-речивого проповедника, певца – друга Отечества, мужей святых, славивших свою обитель, плодо¬творную чудесами. В глубине всех этих произведений лежит одна великая и живая мысль – как зерно будущего величия России, как залог ее соединения государственного, как основа ее сил нравственных, как опора и точка отправления в ее умственном развитии – мысль о православной Церкви нашей, источнике спасения и временного, и вечного. Из памятников древнейшего нашего слова мы видим, что семя Русское взошло было славно, но Татарские снега его завалили: волею Промысла оно было уже окрещено, и потому не могло погиб¬нуть; долго лежало под снегами; росло между тем крепкою внутреннею, духовною жизнию, пока Провидению угодно стало вызвать его снова на свет Божий. 
 
Впечатление от XIII в.
Резкая граница отделяет XII век от последующего, начиная со второй его четверти. Внезапное бесплодие, поражающее нас в XIII веке, можно было бы сравнить с впечатлением пустыни, встречавшей в те времена странников наших на их пути из населенной России к полудню, к Татарским кочевьям. 
 
Нашествие Татар.
Словá, читаемые нами под 1224 годом летописи, объясняют нам это бесплодие: «Том же лете, по грехом нашим, придоша языци незнаеми, их же добре никтоже не весть, кто суть и отколе изыдоша, и что язык их, и котораго племене суть, и что вера их; а зовут я Татары».
Нельзя лучше выразить всей внезапности ужаса, который обуял тогда наших соотечественников. Силы Монголов, в то время еще не разъединенные, были огромны; наши же, несмотря на личную храбрость многих князей и на самоотвержение многих городов, раздроблены и потому ничтожны. Вспомним, что нашествие Татар поразило страхом всю Европу. Императоры созвали против них кре-стовый поход. Папа испугался за безопасность своей церкви (24) и счел за нужное отправить к Татарам послов-миссионеров, которые в орде подвергались всем унизительным условиям Ханского обычая. Плано-Карпини и Асцелин с двух сторон про¬никли в Татарские орды в 1246 году. Француз¬ский король Людовик святой в 1253 году отправил к ним также и своего посла, монаха Рубруквиса.
Храбрость, смешанная с легкомыслием, обна¬ружилась в первых действиях наших против Татар. Отдельные князья вооружились мужественно, а избили Татарских послов легкомысленно. Битва Калкская проиграна потому только, что три Мсти¬слава, Киевский, Козельский и Галицкий, старейшины Русской земли, ненавидели друг друга. Втуне по¬крыт ранами храбрый, осмнадцатилетний юноша, Даниил Романович; втуне стоит твердо Олег Курский; даром льется Русская кровь как вода: поражение при Калке было такое, какого князья наши не испытали от самого начала Русской земли. Татары клали их под доски и, сидя на них, обедали. Из воинов десятый не избежал меча. Погибло семьдесят великих и храбрых богатырей, в том числе Александр Попович и Добрыня Рязанский, золотой пояс. Сам великий князь Киевский, Мстислав Романович, с детьми и с зятем, был убит руками Татар. Киевлян одних избито 60.000, а других сколько? один Бог то ведает: «число безчисленное».
Несчастный пример юга не был спасителен для раздробленного севера. Батый, «молнийная стрела», устремился на Рязань. Юрий Всеволодович не пошел на приглашение Юрия Игоревича Рязанского. Феодор Юрьевич убит Батыем за то, что не хотел выдать прекрасной супруги своей сластолюбцу. Бросилась с высокого своего терема и прекрасная Евпраксия с сыном своим Иваном, когда услыхала о смерти мужа, и убилась до смерти. Город за городом берут Татары: 14 городов взято ими за один Февраль месяц в Рязанской и Суздальской области. Воевода Филипп Нянька погиб в Москве за право¬славную веру: старцы и дети обагрили кровью улицы города. Владимир, лишенный своего князя, славно противится и в соборном храме возносит к небу жертвенник всесожжения, в котором сгорают владыка Митрофан, великая княгиня с дочерьми и снохами, бояре с семействами. Евпатий Коловрат, богатырь Рязанский, собирает дружину, бьет воинов Батыевых, поражает Татарского богатыря Хоздоврула и сам уступает только множеству врагов. Меркурий, витязь Смоленский, родом Римлянин, поло¬жил Татарского исполина на долгом мосту. Козельск увенчался славою имени злого города, данного ему Батыем, и умылся кровью своих младенцев, не пощаженных мстителем. Пал великодушно на берегах Сити Юрий Всеволодович с своими вое¬водами, боярами и воинством. Предан мученической смерти и братанич его Василько Константинович Pocтовский в плену у Татар за те словá, которыми он поносил их. От многоветвистого дерева князей Русских уцелело всего 15 князей, избывших меча Татарского. – Погасла перед Батыем и величе¬ственная красота Киева: едва ли 200 домов остава¬лось в городе в то время, когда посетил его Папский посланник Плано-Карпини. Один за одним сдавались Батыю Русские города. В 1243 году великий князь Ярослав Всеволодович кланялся ему в орде и принял от него старейшинство над всеми князьями и народом. Начались жалкие странствия князей Русских в орду, где они подвергались всевозможным унижениям своего сана, где самые низшие прислужники ханские ходили впереди их, занимали всегда первое и верхнее место и часто са¬жали их позади себя. В 1257-м году Татары сочли всю землю Суздальскую, Рязанскую и Муром¬скую, поставили десятников, сотников, тысячников и темников, не сочли только одного духовенства. В 1259 году Новгородцы, боясь Татарской рати, добровольно сами пригласили к себе Татарских счетчиков, которые изочли земли – и Новгородскую, и Псковскую. Изредка вспыхивает открыто ненависть против Татар: в 1262 г. Русские князья избивают Татарских баскаков, а других изгоняют; иные Татары крестятся в нашу веру (25). В Ярославле народ предает смерти и псам на съедение от-ступника монаха Зосиму, который гонит православие в пользу магометанства и мирволит Татарам! Но в 1278 году Русские князья воюют уже заодно с Татарами против Ясов.
 
Влияние наше на Татар.
Образованием своим мы действовали тогда на Татар. Воевода Батыев Мангу-хан удивился красоте и величеству Киева и даже сначала не хотел разорять его. Плано-Карпини, проезжая через Киев, нанял в нем толмача для переговоров с Татарами; но он однако не был в состоянии пере¬вести Латинскую папскую грамоту на Татарский язык. Золотых дел мастера были весьма честимы Татарами. Так Русский золотых дел мастер Кузьма был очень любим ханом Гаюком и по¬могал миссионерам папским в их нуждах. Он сделал для Хана престол и печать (26). Толмачем при великом князе Ярославе и спутнике его, Половецком князе Сангоре, был Русский из Суздаля. Монах Рубруквис, посол Людовиков, нашел при дворе Мангу-хана Русского архитектора. К духовенству Русскому Татары питали уважение. Их перепись, которая забирала все в подданство ханам, не коснулась только духовенства: они не считали ни архимандритов, ни игуменов, ни иноков, ни попов, ни диаконов, ни крылошан, ни всего причта церковного, говорят летописцы. Многие духовные Русские люди пребывали при дворе ханском, когда был там Плано-Карпини. Перед большим шатром Гаюка, отличавшегося особенным сочувствием к христианству, всегда была христианская часовня, где наши священнослужители открыто звонили к часам и пели. В 1261 году учреждена была в Сарае епархия, и Кирилл митрополит поставил первым Сарайским епископом Митрофана, который в 1269 году облекся в схиму и уступил свое место новопоставленному епископу Переславскому и Са¬райскому Феогносту.
Юго-Запад Руси.
На юго-западе Руси, в Галиции, куда не столько достигала Татарская гроза, было более приволья строить города и украшать их храмы. Летописец Волынский рассказывает о городе Холме, сожженном в войну с Куремсою, как он создан был Даниилом, как приходили к нему Немцы, Ляхи и Русь, как всякие мастера бежали от Татар, ковачи железа, меди и серебра, и была жизнь, и дворами наполнились все окрестности, поля и села, окружавшие город. Создана была великолепная цер¬ковь во имя св. Иоанна: своды ее были поставлены на четырех головах человеческих, изваянных каким-то художником: должно думать, что оне изображали четырех Евангелистов; три окна были украшены Римскими стеклами, вероятно, росписанными; два столпа из цельного камня стояли в олтаре; над ними своды, а верх украшен золотыми звездами по лазурю; внутренний помост вылит из меди и чистого олова и блестел как зеркало; двои дверей украшены камнем Галицким белым и зеле¬ным Холмским: узоры на них делал художник Авдей, шарообразные и золотые; на одних дверях изображался Спаситель, на других – св. Иоанн. Огром¬ная башня поднималась середи города, снизу камен¬ная, верх деревянный; выбеленная, светилась она во все стороны. И после пожара Даниил возобновил город и храм, но не мог возобновить башни, потому что надобно было строить города против Татар. Другую церковь построил он в городе Холме во имя Пресвятыя Богородицы и украсил ее чашею из багряного мрамора, принесенною из земли Угорской: чудно была она изваяна, и змеиные главы обвивали ее.
Тот же Волынский летописец упоминает вскользь о славном певце Митусе, который за гор¬дость не хотел служить князю Даниилу и жил в Перемышле: дворецкий Даниилов Андрей привел певца, связанного и в разодранном рубище, к сво¬ему князю. – В той же летописи говорится о славной песне, которую пели Даниилу и его воинам после побед их над Ятвягами и после того, как они многих христиан освободили из плена. Летописец сравнивает Даниила с отцом его Романом, который, как лев, выходил на поганых: именем Романа Половцы стращали детей. Но летописец не распространяется об этой песне, заимствуя, может быть, из нее выражение о Романе, ибо, по его мнению, изъявленному в другом месте по случаю хвального слова, произнесенного Даниилом, Бог похвального слова не любит (27).
В летописях XIII-го же века упоминается о том, как в областях Олега, князя Рыльского и Волгорского, были ловища лебединые, и сокольники царя Ногая ловили ему лебедей соколами. В этих ловлях древней Руси, которые совершались в 1284 году в Курском княжении, заимствован один из прекраснейших образов превосходной хороводной песни нашего народа: Ах по морю, морю синему, плыла лебедь белая со лебедушками... Где ни взялся млад ясен сокол, убил, ушиб лебедь белую... (28).
 
Три Князя, представители эпохи.
Три князя олицетворяют для нас Россию этого времени: Александр, Михаил и Владимир.
 
Св. Александр Невский.
Во времена унижения народного духа и страданий всякого рода, мысль летописца и с ним вместе мысль всякого Русского отдыхает на величавом и прекрасном образе родоначальника будущих осво¬бодителей России, князей Московских, Александра Невского, в котором не умирала наша древняя воинская слава. Западные страны, по словам лето¬писца, дивились ему и завидовали его славе. Муже¬ство и благоразумие сочетались в нем. В то время, когда на юге одолевали нас Татары, Александр на севере, окруженный шестью богатырями, побеж¬дал Немцев. Он едет в орду по призыву Батыя, и Батый удивляется его доброте и величеству, и жены Татарские, как, вероятно, пели тогда в народных песнях, убаюкивали плачущих младенцев словами: «Молчи, в. князь Александр едет». Слава его расходится по всем землям от моря Варяжского до Понтийского, до гор Араратских и до Рима. «Чада милые, разумейте, что зашло солнце земли Русской!» – сказал митрополит Кирилл по преставлении сего князя.
 
Св. Михаил Чернигов¬ский.
В то время, как Александр Невский подвигами меча питал воинственный дух в князьях и на¬роде, другой великий князь, Михаил Черниговский с своим верным боярином Феодором подвигом мученичества укреплял в них веру и кровию своею посеял семя будущего спасения Отечества. Когда все Русские князья, миссионеры папы и послы короля Франузского совершали языческое поклонение огню и солнцу, по требованию ханов, Михаил Всеволодо¬вич, князь Черниговский, и боярин его Феодор объявили решительно волхвам или жрецам хана, что христиане не поклоняются ни твари, ни идолам, а поклоняются только Пресвятой Троице – Отцу и Сыну и Святому Духу. Тщетно племянник Михаила, князь Борис Василькович Ростовский, тщетно многие Русские князья и бояре со слезами убеждали Ми¬хаила исполнить волю цареву и обещались, возвратясь в свою землю, всею землею взять этот грех на себя и совершить всенародную эпитимию за князя; тщетно говорили Михаилу, что он многими благами Русской земле и им всем искупит этот грех. Подкрепило Михаила в минуту искушения слово Феодора, напомнившего ему о Евангельском наста¬влении духовника их Ивана. – Решительный ответ Михаила Эльдеге, ханскому вельможе, что он готов умереть, вызвал мучение. Нашелся отступник из Русских, некто Доман, Северянин, родом из Путивля, чтобы отрезать ножем честную главу святого великомученика Михаила, которая, отброшен¬ная от тела, проговорила: «Христианин есмь». Боярин Феодор принял тоже мучение. Посторонний очевидец события, папский посол Плано-Карпини, засвидетельствовал его истину (29). Князь Роман Олегович Рязанский в 1270 г. последовал примеру Михаила и вынес в орде жесточайшие истязания за Веру.
 
Владимир Волынский.
Третий князь, в котором олицетворяется Россия XIII века, был Владимир Василькович Волынский. Высокий рост, сильные плечи, прекрасное лицо, русые, кудрявые волосы, борода остриженая, стройные руки и ноги, исподняя часть рта полная и голос громкий составляли признаки его наружности. Он был искусный ловец, храбр, кроток, смирен, незлобив, правдив, не мздоимец, ненавидел воров¬ство, не пил вина от ранних лет своих, имел высокое просвещение, говорил вразумительно от книг, любил беседу с духовными, украсил храмы городов Берестья и Каменца, им основанных, Бельска, Владимира Волынского, Перемышля, Чернигова, Луцка, Любомля – иконами, сосудами, ризами и другими церковными потребами, снабдил книгами – евангелиями, апостолами, служебниками, прологами, минеями, сборниками отца своего. Из этих книг он сам своею рукою переписал многие. Был иконописцем; написал многие иконы, между прочими икону св. Георгия на золоте, а другую Пресв. Бого¬родицы не докончил (30). Летописец, воспевая похвалу сему князю, говорит о нем: правда облекала его, крепость препоясывала, милостыня, как золотая гривна, украшала его, обвивала истина и смысл венчал его. И вот за четыре года до своей кон¬чины он начал страдать болезнию, которая была так замечательна, что со всеми подробностями описа¬на в летописи. У него начала гнить исподняя часть рта, с каждым годом все более и более. Сначала эта болезнь не мешала ему ходить и ездить на коне; он раздавал все имение свое нищим. Потом, на четвертый год, опало у него все мясо с бороды, выгнили нижние зубы, кость бородная перегнила, об¬наружилась внутренность гортани, в течение семи недель он не питался ничем кроме воды и то скудно, – и наконец скончался после тяжких страданий в 1288 году, 10-го декабря, в городе Любомле.
Мужество, веру и терпение в страданиях олице¬творяла Россия XIII века в этих трех князьях: Александре Невском, Михаиле Черниговском и Владимире Волынском.
В 1227 году князь Ярослав Всеволодович распространял христианство на севере и послал священников, которые окрестили почти всех Ко¬рел. В том же году Новгородцы варварски сожгли четырех волхвов на Ярославовом дворе, которые причиняли много зла в народе; но духовенство не принимало в том никакого участия.
 
События Церкви.
В 1274 году, по случаю поставления Киевопечерского архимандрита Серапиона в епископы Владимирские и Суздальские, Киевский митрополит Кирилл II созвал собор епископов во Владимир и, сам собою или через других узнав о многих нестроениях в церквах, поставил вместе с епископа¬ми соборное Правило, составляющее значительный памятник нашей словесности (31). Прежде всего, согласно правилам семи соборов, он восстает против ставления на мзде не только настоятеля обители или священника, но даже и ключаря церковного: семью гривнами на клирошан должна огра¬ничиваться вся издержка попа или дьякона. Мздоимцы да будут извержены из церкви, а ходатайствующие за них – прокляты. Это совершалось у нас в то время, когда на западе – в Германии императоры, во Франции короли – обогащались продажею епископских мест, а Римскою тиарою в 1276 году украшался Николай III, которого Дант, вместе с Бонифацием VIII и Климентом V, казнил в Аду за святокупство (32). Раб не мог быть поставлен, не приняв отпускной от своего господина. Житие ставленика должны были свидетельствовать семь священников и добрые соседи, знавшие его с детства. Не одни преступления важные мешали ставлению: кто отдавал деньги в рост, удручал слуг голодом и наготою, страдою, т.е. рабочею порою мучил, убегал дани, чародействовал, не мог быть ни попом, ни дьяконом, ни даже причетником. Во священники ставили не менее тридцати лет. Пьяницы все отвергались, если не покаются: «Лучше один достойный служитель олтаря, нежели тысяча беззаконных», – говорит Правило. – Восстает оно также против игрищ народных, на которых люди убивали себя до смерти. В пределах же Новгородских держались еще языческие обычаи и суеверия: водили невест к воде, а в субботу, в ночь накануне воскресенья, мужья и жены вместе праздновали какой-то не¬честивый Дионисов праздник (33).
В начале этого Правила есть замечательное место, где митрополит обращает слова укоризны ко всему Русскому народу своего времени: «Какую прибыль получили мы, оставив Божественные правила? Не рассеял ли нас Бог по лицу всей земли? Не взяты ли были наши города? Не пали ли сильные князья наши ocтрием меча? Не отведены ли в плен дети наши? Не запустели ли святые Божии церкви? Не томят ли нас каждый день безбожные и нечистые поганые? Все это постигло нас за то, что мы не храним правил святых наших и преподобных Отец» (34). Эти слова, раздавшиеся из уст пастыря, скорбевшего о несчастиях Русской земли, повторялись нередко и после, в летописях и словах, при бедствиях Отечества, подобных тому, которое постигло его в XIII столетии. Видно, что они глубоко врезы¬вались в памяти и переходили из рода в род по устному и письменному преданию.
В 1284 году все Русские епископы созваны были в Киев к митрополиту Максиму. Вероятно, к этому времени относится Правило Максима митропо¬лита, встречающееся в Кормчих, о мясопусте и о хранении законного брака (35).
Уже давно обстоятельства требовали, чтобы средоточие Церкви Русской перенесено было с юга, задавленного Татарами, на север, где могло зародиться освобождение. Митрополиты весьма часто оставляли Киев и нередко жили во Владимире. Сношения с церквами Русскими и с великими князьями были отсюда гораздо удобнее. Наконец, в 1300 году митрополит Максим, не терпя Татарского насилия, как сказано в летописи, перенес окончательно митрополию из Киева во Владимир. Весь Киев разбе¬жался, прибавляет летописец, вслед за митрополитом: так сильна была охрана Церкви.
В 1301 году, несмотря на смуты времени и на затруднения пути, в Константинопольском соборе, бывшем при патриархе Иоанне Векке, участвовали Русский митрополит Максим и Сарайский епископ Феогност. Ответы собора на вопросы, предложенные Максимом, существуют в наших рукописях. Во¬просы вызваны были преимущественно нуждами Са¬райской церкви: таковы особенно о крещении Татар, Несториан и Яковитов, которых было много в войске Монголов из Персии, Индии и Монголии (36).
 
Памятники письменности.
Памятники письменности, относящиеся несомненно к XIII веку и означенные годами или обстоятельствами, определяющими годы, следующие: 1) Евангелие, писанное в Новгороде попом Домкою, повелением Милятина Лукиниця, принадлежащее Публичной библиотеке и по признакам, почти несомненным, от¬носимое Востоковым к 1215-му или 1230-му году (37). 2) Апостол толковый 1220 года, в Синодаль¬ной библиотеке, судя по филологическим признакам списанный с древнейшего текста (38). 3) Евангелие 1270 года, писанное Георгием, сыном попа Лотыша, по заказу чернеца Симона, с признаками Новгородского наречия, принадлежащее Румянцевскому музеуму (39). 4) Псалтырь 1296 года, писанная писцем Захарием по повелению княгини Марины и принадлежащая Синодальной библиотеке (40). 5) Шестоднев Иоанна Экзарха Болгарского, писанный Сербским грамматиком Феодором в 1263 году в Хиландаре (41). 6) Номоканун, писанный пятью писцами в 1284 году, при Рязанских князьях, братьях Ярославе и Феодоре и матери их великой княгине Анастасии, по желанию епископа Рязанского Иосифа (42). Сюда же относятся: Договорная грамота Смоленского князя Мстислава Давидовича с Ригою и Готским берегом, писанная в 1229 году; три договорные грамоты Новгорода с в. князем Тверским Ярославом Ярославичем 1265 и 1270 года; ярлык, данный от Капчакского царя Менгу-Тимура Русским митрополитам и священнослужителям, писанный между 1270 и 1276 годами; грамота Смоленского князя Феодора Ростиславича к Рижскому епископу, мейстеру и ратманам, 1284 года; две духовные грамоты Владимирского на Волыни князя Владимира Васильковича, писанные около 1286 года; грамота Владимирского на Волыни и Луцкого князя Мстислава Дани-ловича, писанная 1289 года (43); данная на села Мининское и Романовское Суздальскому Васильевскому монастырю (44). Не привожу тех памятников, ко¬торые гадательно относимы бывают к тому же столетию.
 
Три Кирилла. Кирилл I, митрополит.
Скудно число писателей, относящихся к XIII веку; еще скуднее число памятников, от них оставшихся. Упомянем имена тех, которых славят летописи за книжное их просвещение. Кирилл, родом Грек из Никеи, поставленный в Киевские митрополиты в 1223 году и преставившийся в 1233, был, по словам летописей, философ велий, учителен зело и хитр ученью божественных книг (45). К нему Герман, Патриарх Цареградский, с шестью Митрополитами писал послание о непосвящении рабов в духовный сан (46).
 
Кирилл, епископ Ростовский.
Второй Кирилл, книжному просвещению которого летописцы воздают похвалу, был епископ Ростовский, поставленный в 1231 году и скончавшийся в 1262 г. Суздальский летописец говорит о нем, что он не только учил словом, но и на деле показывал свое учение; что все князья и вельможи, все люди города Ростова, не только простые, но и духовные, все приходившие из окрестных городов, удивлялись соборному храму, который епископ украсил великолепно, удивлялись также, внимая учению его от божественных книг (47). Летописец, великий почитатель учения и словес сего епископа, в каком-то узком месте, вероятно, в затворе Ростовского монастыря св. Григория Богослова, задал себе труд передать письму словеса его (48). Сему Кириллу Архиепископ Филарет приписывает, с большою вероятностию, перевод с Греческого Жития Нифонта и многие слова, обозначаемые в рукописях именем Кирилла; но словá требуют еще издания, а предположения – ученого исследования.
 
Кирилл II, Митрополит.
Третий Кирилл, митрополит Русский, действовал благотворно и делом и словом: он грамотою помирил Новгородцев с в. князем Василием Ярославичем; первый из митрополитов получил от хана Мангу-Темира ярлык, которым духовенство освобождалось от поголовной дани, а церковные имения – от сборов; говорил слово при погребении в. князя Александра Невского; при Болгарском царе Константине Техе получил от деспота Болгарского Иакова Святислава Номоканун или Кормчую, пере¬писанную для Русского Митрополита тремя писцами в 50 дней (49); в 1274 г. собрал собор во Владимире и сочинил Правило, с содержанием которого мы уже знакомы; неутомимо действовал в северных пределах России, уготовляя перенесение митрополии во Владимир, и бдительно охранял южную паству от наветов Римского католичества; осудил Игнатия, епископа Ростовского, за строгое его действие над прахом князя Глеба Васильковича Ро¬стовского, который изринут был из церкви собор¬ной Игнатием и просто закопан в землю. При этом митрополит сказал Игнатию замечательное слово: «Не возносись, не считай себя безгрешным; не столько запрещай и отлучай, сколько осво¬бождай и прощай; прощение грехам нашим мы обретаем в прощении братий наших; милость Господня скрывается для нас в милости нашей к ближнему. Плачься, чадо, и кайся до смерти о своей безстыдной дерзости: ты прежде суда Божия осудил уже скончавшегося; а от живого ты принимал дары; ты ел и пил с ним; ты живал у него и веселился с ним; когда было можно его исправить, ты не исправил, и ныне ли исправить хочешь мертвого жестоким отлучением? А если желаешь сотворить ему помощь, твори ее милостынями нищим, молитвами и божественною службою». Летописи говорят о Кирилле, что он, проходя города всей Руси, не¬утомимо учил, наставлял, исправлял. Смерть за¬стигла его на пути в 1280 году в Переславле Залесском; но похоронен он был в соборной церкви Киева.
Не знают, которому из двух Кириллов, митрополиту ли Киевскому, или епископу Ростовскому, приписать Поучение священникам, которое встре¬чается в Кормчих при Правиле Кирилла митропо¬лита, хотя и не всегда. Ученые Троицкой Лавры с вероятностию приписывают его епископу, полагая при том, что митрополит Кирилл на известном соборе присоединил это слово к своему Правилу (50). 
 
Поучение священникам.
Это краткое Поучение все исполнено сознания святости иерейского сана. Приведем некоторые главные мысли:
«Внимай, иереев собор преподобный! К вам мое слово. Вы нареклись земными Ангелами, небесны¬ми человеками. Вы с Ангелами предстоите у престола Господня; вы с Серафимами носите Господа. Вы свóдите с небеси Дух Святый, и претворяете хлеб в плоть, и вино в кровь Божию, человекам невидимо, а святые многие видели. Вы просвещаете людей крещением святым; вы связуете, вы раз¬решаете. Вами совершает Господь тайну спасения роду человеческому; вас поставил стражею и па-стухами словесных овец Своих, за них же кровь свою излиял... Господь сказал: лучше навязать жернов на шею и погрузить в море, нежели со¬блазнить единого из малых. Душе бо человеческой, ни единой, мiр весь не равняется!.. Простец, согрешив, за одну свою душу даст ответ перед Богом; a иерей, согрешив, многих соблазнит, и за души их будет ему осуждение...
Я не ленюсь вам говорить... Разумейте, как учить духовных детей: не слабо, чтобы ленивы не были; не жестко, чтобы не пришли в отчаяние...
Святую же страшную службу совершайте со страхом. Никогда не входи во святой олтарь, имея вра¬жду с кем-нибудь, и если спорил много с кем, не служи в тот день, но, укротив мысли, возшли молитвы к Господу от чистого ума. И не озирайся назад, но ум весь имей горе: ты с Ангелами служишь, и не мысли о земном в тот час: ибо Небесного Царя приемлешь в сердце свое; весь освящайся Им.
Блюдите и родимых детей ваших, чтобы целомудренны были до женитьбы. И безгрешный перед Богом священник за сыновние грехи может быть послан в муку, ибо не учил добру сыновей своих, и не наказывал их» (51).
Это поучение встретилось однажды вставленным в другое более обширное слово на Собор великого Архистратига Михаила и прочих сил безплотных, и тем подало повод к заключению, что оно со¬ставляет с ним одно целое. Но должно заметить, что слово о небесных силах, и чего ради создан бысть человек, и о исходе души, встречается под именем Кирилла Философа и под именем Авраамия. Это слово требует еще особого исследования (52).
 
Серапион и Слова его.
Наиболее значительный объемом и содержани¬ем памятник духовной словесности XIII века со¬ставляют пять слов Серапионовых, не в давнем времени открытых. О Серапионе знали мы по летописям и по Правилам Владимирского собора, что он из архимандритов Киевопечерского мона¬стыря в 1274 году поставлен был Кириллом митрополитом в епископы городам Владимиру и Суздалю, и что в следующем 1275 году он пре¬ставился и похоронен во Владимирской соборной церкви: «Бе же сей зело учителен и силен в божественном писании». Архиепископ Филарет, автор Истории Русской Церкви, открыл в пергаменной рукописи Сергиевой лавры, писанной вероятно в XIV веке, под заглавием Златая чепь, четыре поучения, надписанные именем Преподобнаго Отца нашего Се¬рапиона. Пятое найдено мною в рукописи Кирилло-Белозерского монастыря под заглавием: Слово бла¬женнаго Серапиона о маловерии (53).
Пребывание Серапиона в монастыре Печерском указывает на то, что он мог образовать искусство словесное в той самой обители, которая, как мы знаем, была его рассадником. Время же поучений ясно определяется некоторыми событиями, современ¬ными эпохе Татарской.
В 1230 году, в 3-й день маия, в пятницу, на праздник преподобного Феодосия, во время святой литургии, когда читалось евангелие в соборной церкви Пресвятой Богородицы во Владимире, потряслась земля, а с нею и церковь и трапеза; иконы двигались по стенам, паникадило со свечами поколебалось; люди изумились; говорили друг другу, что голова у них кружится. Землетрясение было и в других городах, но в Киеве всего сильнее. То был праздник самого Киева, праздник св. Феодосия, и каменная церковь монастыря Печерского треснула на четыре части в то самое время, как были в ней митрополит Ки¬рилл, князь Владимир, бояре и множество народа. В трапезнице камень посыпался сверху на кушанье и на питье. В Переяславле Залесском обрушился свод церкви св. Михаила. По случаю этого страшного события, с рассказа очевидцев, записанного летописцами, зачинается слово Серапионово. «Вы слы¬шали, братия, слова Евангелия, – говорит проповедник, – в последняя лета будут знамения в солнце и в луне и в звездах, и труси по местом и глади. Тогда реченное Господом – ныне сбывается. Сколько раз видали мы солнце погибшее, луну померкшую! Ныне же видели своими глазами и земли трясение. Земля, от начала утвержденная и неподвижная, повелением Божиим ныне движется, грехами нашими колеблется, беззакония нашего сносить не может. Не послушали мы Евангелия, не послушали Апостола, не послушали Пророков, не послушали светил великих: Василия, Григория Богослова, Иоанна Злато¬уста и иных Святителей святых, ими же вера утверждена, еретики прогнаны и Бог познан всеми языками... Господь уже не устами говорит нам, но делом нас наказывает. Всем казнив, не отвлек он нас от злого обычая: ныне землею трясет и колеблет, беззакония и грехи многие от земли отрясти хочет, как листья с дерева. Но скажут: бывали и прежде потрясения. Так, бывали, но потом, чтó было нам? Не голод ли? не мор ли несколько раз? (54) не рати ли многие? Однако мы не покаялись, пока пришел на нас народ немилостивый, по Божию попущению, опустошил нашу землю, взял наши города, раззорил святые церкви, избил отцов и братий наших, поругался над матерями и сестрами нашими... Ныне, братия, убоимся прещения страшного... Отступим от немилостивых судов, оставим кровавое резоимство... В какое время видали мы столько примеров внезапной смерти? Иные не успели о доме своем сделать распоряжения, как были ею похищены. Иные с вечера легли здоровы, и не проснулись поутру... Много раз говорил я... Но многие не внимают, а дремлют, как будто бессмертные»... Мыслию о страшном суде и последнем воздаянии заключается слово.
Время, когда сказано было второе слово Серапионово, определяется верно: «Се уже к м҃ лет приближает томление и мука», – говорит он о нашествии иноплеменников и о тяжких данях, ко¬торые от них наложены. Стало быть, слово говорено было в 1264 году. Неистощим в укорах проповедник. «Не так скорбит мать, видя детей своих больными, как я, грешный отец ваш, видя вас болящих делами беззаконными. Много раз я говорил вам... но не вижу в вас перемены». Сле¬дует исчисление пороков, из которых особенно резоимство поражает пастыря. – «Чем мне утешить¬ся? Чем обрадоваться? Всегда сею в ниву сердец ваших семя божественное, и никогда не вижу, что¬бы оно прозябло и плод породило». После увещаний изображается современное состояние России, как повторяется оно с некоторыми изменениями и в Правиле Кирилла митрополита: «Чего не навели мы на себя? Какой казни от Бога не восприяли? Не пленена ли была наша земля? Не взяты ли были наши города? Не пали ли отцы и братья наши трупами на землю? Не отведены ли наши жены и дети в плен? Не порабощены ли были мы, оставшиеся, горьким рабством от иноплеменников? Вот уже к сорока годам приближается наше томление и мука; и тяжкие дани с нас не прекращаются, и голод и мор скота нашего! И в сласть хлеба мы съесть не можем. И вздыхание и печаль иссушают кости наши. А чтó нас до сего довело? Наше беззаконие, наши грехи, наше непослушание, наша нераскаян¬ность. Молю вас, братия: каждый из вас вник¬ни в свои мысли, сердечными очами рассмотри дела свои; раскайся – и гнев Божий минует... Великими нас Господь сотворил, а ослушанием мы сделались малы. Не погубим, братия, величия наше¬го... Прослезим, сотворим милостыню нищим, поможем бедным»... Приводится пример Ниневии: она согрешила, но потребила беззакония свои покаянием, постом, молитвою и плачем, наложив пост на всех – от старцев и юношей до грудных младенцев, лишив их на три дня молока, и на самый скот, на коней и домашних животных, и умолила она Господа, и ярость Божия перешла в милосердие. – «Но что нам говорить о них? Мы сами чего не видали? Чего над нами не сотворилось? Чем не наказывает нас Господь Бог наш, желая обра¬тить нас от беззаконий наших? Ни одного лета, ни зимы не проходило, чтобы Бог не казнил нас... Терпят и праведные вместе с грешными; тем светлый венец, а этим бóльшие мучения за страдания праведных». Проповедник заключает молитвенными изречениями Псалмопевца об обращении народа и помиловании его.
Третье слово, возобновляя те же укоры, содер¬жит в себе превосходное изображение Монгольского нашествия, напоминающее слова книги Второзакония (гл. 28. ст. 49). «Тогда Господь навел на нас народ немилостивый, народ лютый, не щадящий ни красоты юной, ни немощи старцев, ни младости детей. Мы подвинули на себя ярость Бога нашего. По Давиду, вскоре возгорелась ярость Его на нас. Разрушены божественные церкви; осквернены сосуды священные, потоптана святыня; святите-ли мечу в пищу достались; тела преподобных иноков птицам повержены на снедь; кровь отцев и братьев наших, как многая вода, напоила землю. Исчезла крепость наших Князей и воевод; храбрые наши, исполненные страха, бежали. Большая часть братьев и детей наших отведена в плен. Села наши поросли травою, и величество наше смирилось, красота погибла, богатство наше другим в корысть досталось, труд наш поганые наследовали. Земля наша сделалась достоянием иноплеменников: в поношение стали мы живущим вскрай земли нашей, в посмех врагам нашим (55). Как дождь с небеси, мы свели на себя гнев Господень... Не было казни, которая бы нас миновала... Умаленные, мы еще величаемся... Зависть умножилась, злоба перемогает нас, величанье вознесло ум наш, ненависть к ближним вселилась в сердца наши, корыстолюбие поработило нас: нет в нас милости, не милуем и сирот, не сознаем естества человеческого; но как звери алчут плоти, так и нам всех бы погубить, да чужое заграбить!.. Бог говорит устами пророка: «Не разумеют ли люди, что величайшее беззаконие снедать людей вместо хлеба?..». Лихоимцы и грабители осудятся вместе с идолослужителями... Моисею чтó сказал Бог? Если озлобите вдовицу и сироту, слухом услышу вопль их и разгневаюсь яростью, и погублю вас мечем. И ныне сбылось реченное. Не от меча ли мы падали, не один раз и не два?.. Вспомним наибольшую заповедь – любить друг друга... не воздавать злом за зло. Нет ничего не¬навистнее Господу, как человек злопамятный. Как же мы скажем: «Отче наш, остави нам грехи наши», а сами не оставляем? В ню же меру мерите, от¬мерится вам». Заключение этого слова все исполнено намеков на братские междоусобия, раздиравшие Русскую землю.
Четвертое слово, презамечательное, направлено все против варварского обычая сожигать волхвов. В летописи этого столетия упоминается о сожжении четырех волхвов в Новегороде. Должно пред¬полагать, что бывали и другие примеры подобного варварства. «Мал час порадовался о вас, чада, – говорит проповедник, – видя вашу любовь и по¬слушанье... Но вы еще поганского обычая дéржитесь, волхвованию веруете и, пожигая огнем невинных людей, навóдите на весь мiр и город убийство. Если кто и не участвовал в убийстве, а в сонмище был и соглашался, и тот убийца. Кто мог помочь, да не помог, как будто бы сам велел убить. Из каких книг, из какого писания вы слышали, что от волхвования бывает на земле голод, и что волхвованием умножается жито? Если верите сему, то зачем сожигаете их? Молитесь им, чтите их, приносите им дары, чтобы они благоустроили мiр, пускали дождь, приводили тепло, велели земле плодить. Ныне вот три лета, нет рода житу не только на Руси, но и в Латыни: разве это волхвы сотворили? Разве не Бог устроивает Свою тварь, как хочет, за грех нас томя? Из божественного писания я знаю, что чародеи действуют на людей, но только на тех, которые веруют в них. И бесы действуют, по Божию попущению, на тех, кто их боится. Но кто веру твердую содержит в Бога, над тем чародеи не имеют силы. Печален я о вашем безумии. Молю вас, отступиˊте от дел поганских... Если вы хотите очищать город от людей беззаконных, очищайте. Царь Давид то же делал, но он судил в страхе Божием, видел Святым Духом и ответ давал по правде. А у вас один судит по вражде, другой ради горького прибытка. Иной же, лишенный ума, только жаждет убить и ограбить; а за что убить, и того не знает. Правила божественные повелевают, по свидетельству многих, осуждать на смерть человека. Вы же воду свидетелем поставили и говорите: если начнет утопать, неповинна; если поплывет, волшебница... Вы оставили свидетельство богосотворенного человека и пошли к бездушному естеству, к воде, чтобы от нее принять свидетельство и прогневать Бога». – Проповедник припоминает казни, бывшие древнему человечеству, переходит к казни современной, к иноплеменникам; велит чуждаться басней человеческих, а притекать к божественному писанию; ра¬дуется тому, что народ ходит с великою любовию в церковь и стоиˊт с благоговением. О если бы он мог наполнить сердце и утробу каждого разума божественного! – Таково желание проповедника, и так разумно действовала наша церковь в том же самом XIII веке, когда церковь западная учре-ждала повсюду инквизиционные суды (inquisitio haereticae pravitatis) под ведомством ученого ордена доминиканских проповедников, для которых не¬истощимую пищу предлагали процессы о волхвах, когда сам глава церкви, папа Иоанн XXII, в на¬чале XIV века личною боязнию чародейства много содействовал развитию грубого варварства, осуждав¬шего волшебников на костры и виселицы (56).
В пятом слове: о маловерии, повторяются не¬которые укоры, содержащиеся в предъидущих сло¬вах. Проповедник указывает еще на суеверие: на¬род запрещал погребать удавленников и утопленников и выгребал их, приписывая им несчастия, постигавшие землю. Далее, сильнее еще, чем в дру¬гих словах, преследует он пороки времени. «Это ли ваше покаяние? – восклицает он. – Тем ли Бога умóлите, чтоб утопшего или удавленика выгрести? Тем ли Божию казнь хотите утишить? Лучше, братья, перестанем от зла; лишимся всех дел злых: разбоя, грабительства, пьянства, прелюбодейства, скупости, лихвы, обиды, воровства, лживого свиде¬тельства, гнева, ярости, злопамятства, лжи, клеветы, резоимания. Я грешный всегда учу вас, дети; велю вам каяться, вы же не перестали от злых дел. А если какая на нас казнь от Бога придет, то мы еще более его прогневляем, делая изветы: того ради ведро, сего деля дождь, того деля жито не родится, – и бываете строители Божией твари, а о безумии своем почто не скорбите? Поганые, закона Божия не ведая, не убивают единоверных своих, не грабят, не обижают, не клеплют, не крадут, не запираются в чужом. Поганый брата своего не продаст; но кого из них постигнет беда, то ис¬купят его и на промысел дадут ему; а найденное в торгу проявляют. Мы же считаемся верными, крещены во имя Божие и заповеди его слышим всегда, а исполнены неправды, зависти, немилосердия. Братию свою грабим, убиваем, в погань продаем, обидим, завидуем: если бы можно, съели бы друг друга... Кого, окаянный, кого снедаешь? Не такой же ли человек, как и ты? Не зверь, ни иноверец. Почто плач и клятву на себя привле¬каешь? Или ты бессмертен? Не чаешь суда Божия?.. От сна востав, не на молитву ум прелагаешь, а как бы озлобить кого, лжами перемочь. Говорю вам: не оставите сего, горшее вам будет... Видно и за мои грехи беды с вами деются; но придите со мною на покаяние, да умолим Бога».
 
Симеон, епископ Тверский.
Летопись по Никонову списку хвалит еще Симеона, первого епископа Тверского из князей Полоцких, как архипастыря добродетельного и учительного, и сильного в книгах божественного писания: князей не стыдился он, слово Христово правил истинно и право, всем творившим неправду был страшен. Скончался он в 1288 году (57). Под именем его встречается в рукописях Мерила Праведного небольшое поучение, изложенное в виде бе¬седы между Константином, Князем Полоцким, и им самим. Князь спрашивает у Епископа: где тиуну быть на том свете? Симеон отвечает: где и Князю. Князю не полюбился ответ; он говорит: тиун неправедно судит, мзду берет, людей продает, мучит, зло всякое делает, а я что? Симеон отвечает: если Князь добр, богобоязлив, жалеет о людях, правду любит, то тиуна и властеля избирает такого же: тогда и Князь в раю, и тиун в раю. Если же Князь без божия страха, Христиан не жалеет, сирот не милует, о вдовицах не печалуется, – и в тиуны или властели ставит чело¬века злого, лишь бы только Князю товару добывал: тогда и Князя в ад, и тиуна с ним в ад (57).
Максим, митрополит Киевский, хиротонисанный в Царьграде в 1283 году, хотя по происхождению своему, как Грек, и не мог принимать участия в словесном образовании России, но духовною деятель¬ностию своею принес много пользы. Он в 1301 году предлагал вместе с Феогностом вопросы на соборе Царьградском; он оставил Правила, касающиеся особенно семейного благоустройства. Глав¬ная заслуга его состоит в том, что он в за¬ключение века (1299 – 1300) перенес митрополию из Киева во Владимир на Клязьме.
 
Учение ко всем Христианам.
Гадательно, но с вероятностию, можно отнести к XIII-му же столетию Учение ко всем христианом, судя по необыкновенной простоте содержания и слога, напоминающей времена первобытные и словá Луки Жидяты и Феодосия. Предложив в начале о не-обходимости соединять веру с любовию, оно содер¬жит наставления: о посте, о суседех, о монастыри, о епископе, о князе, о друзех, о челяди, о женне смерти, о тайне, о снех, о смирении, о рабех, о молитве. Изложим главные мысли каждой статьи. Пост чистый имейте к Богу: постяся раздробляйте хлеб свой. Не обижайте сирот домашних, но ми¬луйте их: убогий инде себе выпросит, а домашние в твоих руках. Челядь милуйте и учите на спасение и на покаяние; старых на свободу отпускайте, а иных поучайте на послушание и на добро. Соседа не обижайте; не берите его земли за себя. Бог не одному человеку велит жить на земле, но многим. Монастыри любите: это сыновья святых, пристанища сего света. Входя в них, вы видите, как игумен пасет свое стадо; один чернец не говорит страха ради Божия; другой возносит руки и сердца горé, а очи держит долу; тот плачет в своей келье и лежит ниц; этот работает, как полоненный; те заняты делом; другие стоят в церкви, будто каменные и неподвижные, воссылая молитвы к Богу за весь мiр. Епископов чтите, как Петра и Павла: они молитвенники за ваши домы и за ваше спасение. Принимая чернеца или причетника в дом свой, более трех чаш не принуждайте пить: бесовское дело – до срама напоять слуг Божиих; надобно отпустить их с поклоном и взять их благословение. – Прияйте князю главою своею и мечем своим и всею мыслию своею: не возмогут иные князи противиться вашему добру, если будете верны вашему князю, и разбогатеет земля ваша, и плод добрый возьмете с нее… Если кто от своего князя к иному князю отъедет, то подобен будет Иуде, замыслившему продать Господа князьям Жидовским. – Друзьям малым и великим покоряйтеся; на пир званы будете, садитесь на последнем месте, и вас пригласят на высшее. – Челядь свою кормите до сытости, одевайте и обувайте; если же не кóрмите, не обуваете, а холопа или рабу вашу убьют в воровстве, за кровь их вы будете отве¬чать в день страшного суда. Учите их на крещение, на покаяние, на весь закон Божий: ты как Апостол в доме своем. Учи грозою и ласкою: если же не учишь, ответ дашь за то перед Богом: Авраам сам учил своих домочадцев всему добру, закону Божию и доброму нраву. Если же тебя не послушают ни мало, то не щади лозы, и от 4-х до 6-ти, до 12-ти, 20-ти и даже до 30 ударов, смотря по вине, дать позволяется, но не более 30-ти (58).– Если умрет жена, и возьмешь другую, и будет она не любить детей от первой, осужден будешь на муку вечную и подобен коню, который отдал себя в управление кобыле. – Кто хочет любить живот свой, и голову свою, и дом свой, да хранит тайну царскую и друзей своих. Премудрость сказала: слы¬шал тайну, да умрет с тобою. Если же захотел кому передать, почитая его за доброго друга, то напряг стрелы с чемерью и с серою горячею на главу свою и на дом свой. Открыв ее, будешь иметь двух врагов: и в том, от кого слышал, и в том, кому поведал. Кто блюдет тайну, тот блюдет и свою голову. – Снам не верьте, братья и чада. Кто верует снам, тот погиб: многие свя¬тые мужи тем себя погубили. Иисус Сирах говорит: кто может за тенью своею или за ветром угнаться, тот сну веруй. – Если хочешь быть велик перед Богом и перед человеками, смирися. Ко всякому ласкайся, в очи и за очи. Над кем смеются, а ты хвали его. – Рабы, работайте, думая, что вы не человеку работаете, но самому Богу. – Ведомо будь, что не пытаемо молитвенное место: Иеремия умолил Бога в пропасти, три отрока в пещи, Даниил пророк во рву львином, Иов на гноищи, Моисей на море, разбойник на кресте: так и ты, где бы ни был, на море, на пути, на торжище, во всяком месте или в храме, молись часто, и Бог услышит тебя: Того бо есть земля и исполнение ея, и на всяком месте владычествие Его (59).
 
Паремьи о Борисе и Глебе.
К числу учительных сочинений, которые Церковь наша возглашала в храмах Руси во времена междоусобий, принадлежат три паремьи о убиении страстотерпцев Бориса и Глеба от Святополка. Оне встречаются в рукописях XIV столетия под заглавием: Чтения от Бытия; заимствованы сокращен¬но из летописи Нестора, но с некоторыми при¬бавлениями. Так, например, в начале говорится: «Братья! в бедах пособивы бывайте: муж безум¬ный плещет руками и радуется о злобе, когда удручает братьев своих; грехолюбец радуется рати и кровопролитию: не добро ковать ков брату на брата. Горе душе твоей, поелику ты зло умыслил на праведных братьев своих и сказал так: «Избию братьев своих и буду один властителем на Руси», – не ведая, что меч на него поострится. Не помянул он Иоанна Богослова, обличающаго его: «Возлюблении! аще кто речеть: «Бога люблю, а брата своего ненавижу», ложь есть; не любяй бо брата своего, его же виде, Бога, его же не виде, како может любити?..». Вот окаянный Святополк и братьев своих возненавидел»... После рассказа об убиении братьев в паремье говорится: «Стенам твоим, Вышгород, я устроил на весь день и на всю ночь стражей; они не уснут и не воздремлют, храня и утверждая от¬чину свою, Русскую землю, от супостатов поганых и от усобной рати: праведник и по смерти жив есть. Кровь их до кончины века не перестанет вопиять к Богу на беззаконнаго и гордаго Святополка, лучше скажу Поганополка, безглаваго зверя»... (60).
 
Летописи XIII века.
Летописи XIII века также памятники словесно¬сти, современные самому столетию. Имена летописцев столь же редко встречаются, как в XI и XII столетиях. В Новгородской летописи под 1230 годом упоминает о себе Тимофей пономарь. В дру-гой рукописи вместо Тимофея стоит имя попа Иоанна. Явно, что оба они были переписчики и что каждый особо вписал свое имя (61). Заметим сле¬ды времени существования летописцев и следы очевидного или по слуху свидетельства. В Воскресен¬ском списке летописи есть место, из которого ви¬дно, что первый издатель оного жил в самом на¬чале XIII века, судя по именам Византийских им¬ператоров, ему современных, до которых он до¬водит свое повествование (62). В 1227 году лето¬писец был во Владимире при ставлении в епископы игумна Митрофана митрополитом Кириллом и че¬тырьмя епископами, в присутствии великого князя Георгия Всеволодовича и детей его, братьев его Святослава и Иоанна, и всех бояр и множества на¬рода: он называет это зрелище дивным и преславным (63). Все подробности разрушений, какие произведены были в разных городах землетрясением 1230 года, рассказаны со слов самовидцев: «Тако слышахом у самовидець, бывших тамо в то время». То же самое прибавляет летописец, говоря о знамениях небесных, виденных в Киеве: «Тако сказаша нам самовидци, бывши там» (64). Ужасные действия голода, в том же году посетившего Новгород, переданы со всеми подробностями очевидца и должны принадлежать Новогородцу. «Начали мы покупать хлеб по 8 кун, а ржи кадь по 20 гривен, а пшеницы по 40 гривен, а пшена по 50, а овса по 13 гривен, и разошелся город наш и волость наша, и полны были чужие города и стра¬ны братий наших и сестер, а остальные нача¬ли умирать, и кто не прослезится о сем, видя мертвецов, по улицам лежащих, и младенцев, псами изъедаемых? И вложил Бог в сердце архиепископу Спиридону сотворить благое: он поставил скудель¬ницу у Святых Апостол, в яме, на Прусской улице и приставил к ней мужа добраго и смиреннаго, по имени Станилу, который объезжал город на конях, возил в яму мертвецов, и наполнил ее до верха: мертвых в ней было 3030... Что сказать о бывшей на нас от Бога казни? Просто¬людины резали живых людей и ели, иные обрезы¬вали мясо с трупов, другие ели конину, псину, кошек: кормились мхом, сосною, корою липовой, листом, кто чем мог. Злые люди стали зажигать дома, где чуяли рожь, и грабили имение. Мертвецы лежали по улицам, по торгу, по мосту по великому: псы их ели. Поставили еще две скудельницы, и те все наполнились: мертвых было в них без числа. Видя все это перед глазами, мы бы должны были делаться лучшими, а становились хуже: брат не жалел о брате, ни отец о сыне, ни мать о дочери; сосед соседу не уломлял хлеба; не было милости между нами, но была туга и печаль. На улице скорбь друг с другом; дома тоска при виде детей, с плачем просивших хлеба или умиравших. Покупали мы хлеб по гривне и больше, а ржи 4-ю часть кади по гривне серебра, и отдавали отцы и матери детей своих гостям из хлеба. Это горе было не в одной нашей земле, но и во всей области Русской кроме Киева, и так Бог воздал по делам нашим».
Летописец, под 1231 годом пишущий по¬хвалу Кириллу, Епископу Ростовскому, явным образом находился в близких с ним сношениях и пользовался его учением. – С вероятностию можно то же предположить о похвале, которая под 1238 годом касается Ростовского князя Василька Константиновича, особливо по иным спискам летописи: «Был лицем прекрасен, очами светел, грозен взором, паче меры храбр, на ловах проворен, сердцем легок, а кто ему служил, а хлеб его ел, чашу его пил, тот за его любовь никак не мог у инаго князя быть и служить, – так он любил слуг своих»... (65). Приступая к описанию жизни и подвигов Александра Невского, летописец го¬ворит, что он слышал все это от отцев своих и сам был свидетелем его возрасту, а рассказав о победе его при Неве и о шести храбрых витязях, которые были с ним (Гаврило Олексич, Сбыслав Якунович, Яков Полочанин, Миша, Сава и Ратмир), прибавляет, что все это он слышал от самого господина своего великого князя Александра и других, которые в той самой битве находились.
На описаниях нашествия Татарского живы, по большей части, следы впечатлений, принятых оче¬видцами: так особенно это заметно под 1240 годом, где говорится о том, как Батый осадил Киев. «Нельзя было в городе, разговаривая, слышать друг друга от скрыпа телег, рева верблюдов, от звука труб и органов, от ржания конских стад, от клича и вопля бесчисленных человек: вся земля была наполнена Татарами».
Несмотря на то, что летописи XIII века носят на себе характер удельного периода и занимаются подробностями, относящимися к тем местностям, где составлены отдельные их списки, все важнейшие события Татарского нашествия, объемлющие и несчастия отечества, и подвиги самоотвержения, рассказаны почти одинаково во всех возможных списках. Таковы: самое первое впечатление ужаса от Татар, битва при Калке, нашествие Батыя, взятие Рязани, Москвы, Владимира, подвиг Владимирского епископа Митрофана, упорная осада Козельска, битва при Сити, кончина Георгия Всеволодовича и Василька Константиновича, осада и взятие Киева, мученические подвиги Михаила Черниговского с боярином Фео¬дором и Романа Рязанского. Некоторые частные подвиги против Татар, как например Евпраксии Рязанской, Евпатия Коловрата, Меркурия Смоленского, описаны не везде с равною подробностию. Но главные события, помянутые выше, записаны везде, за¬писаны даже в летописи Новгорода, который более, чем другие города, отторгался от Русского един¬ства. То же следует сказать о подвигах Александра Невского, этого единственного героя силы в XIII веке, надежды Отечества, на котором отдыхает сердце Русское, истерзанное его бедствиями. И они, как события славы, записаны одинаково повсюду, вслед за событиями горя и страдания. В слове летописей мысль Веры и чувство любви к земле Русской, водившие пером летописцев, уготовляли желанное освобождение от тяжкого ига и будущее единение земли в одну державу несокрушимую. Переписывание и чтение этих страниц, облитых нередко слезами и смягченных молитвою, конечно, приняло немалое участие в избавлении России.
Заметим черты образованности и начитанности в наших летописях. Но начнем с черты про¬тивной, с черты признания в невежестве. Новгородский летописец, говоря о первом нашествии Татар, так выражается: «Бог один ведает, кто они и откуда вышли; премудрые мужи, кто книги раз¬умеет, знают их хорошо; мы же их не знаем, кто они, но здесь вписали об них памяти ради Русских  князей, и бед, которые им были от них». Волынский летописец под 1233 годом при¬водит из Гомера слова о лести: «О злая лесть! до обличения сладка она, обличенная же зла: кто в ней ходит, конец злой приимет. Злее зла это зло!». В другом месте ссылается он на хроно¬граф (66). Вообще должно заметить, что Волынский летописец более оживляет свое повествование поэзиею: битвы Даниила и Василька с Ростиславом под пером его весьма живописны. В некоторых списках летописи под 1248 годом встречается предание о войне царя Батыя с Венгерским ко¬ролем Владиславом, как Батый осадил Варадин и пленил сестру Владислава, которая потом уже помогала врагу против брата, как, наконец Владислав убил царя Батыя и с ним изменницу сестру свою. Это предание, конечно, заимствовано из истории племен Славянских. Здесь же упоминается о том, что Угры прежде были право¬славными, приняв крещение от Греков, что потом, по недостатку своей грамоты, перешли к Римлянам, и что Святый Савва, архиепископ Сербский, обратил короля Владислава снова к православию, но не явно, а тайно, из боязни восстания народного (67).
Личность летописцев, вместе с именами их, скрывается в общем духе исторического сказания. Они позволяют себе чувство, размышление, укор, совет, но не от лица своего, а в силу того общего начала, которое и тогда уже составляло основу Рус¬ской жизни. Иногда чувство Русского, повествующего о бедствиях Отечества, вырывается простым, но сильным воплем: «Да кто, отцы, братья и дети, видя это Божие попущение на всю Русскую землю, из нас не плачется? кто остался в живых? О если бы мы это видя устрашилися, и восплакали бы о грехах своих день и ночь, забыв про имение и ненависть братскую!» (68). Летописец южный, более страстный, чем северные, рассказывая об унижениях, которые переносит Даниил, сын славного Романа, в орде Батыевой, как пьет кумыс и зовется от Батыя Татарином, глубоко чувствует обиду земли своей и не может удержаться от восклицания: «О злее зла честь Татарская! Даниил Романович, князь бывший великим, обладавший Русскою землею, Киевом, Владимиром и Галичем, ныне сидит на коленях, называется холопом, дани от него хотят, живота не чает, грóзы на него приходят. О злая честь Татарская! Его же отец был царем в Русской земле, покорил землю Половецкую, воевал на иные страны, а сын не приял его чести: то иной кто может приять?.. Когда пришел он опять в свою землю, брат и сыновья его встретили и был плач обиде его»... (69).
Летописцы северные, менее чувствительные к обиде, предаются важным благочестивым размышлениям, соединенным с укорами. «Се наводит на нас Бог, веля нам иметь покаянье и вспрянуть от грехов наших... Бог казнит рабов своих напастьми разноличными: огнем, водою, ратью, смертью внезапною: так и подобает христианам многими напастями и скорбями внити в царство небесное, если с благодареньем примут напа¬сти». – «Бог, видя наши беззакония, братоненавидение, зависть, видя как мы, присягая во лжи, скверны¬ми устами целуем тот крест, которого Ангелы зреть не могут, а многоочитые крылами закрывают¬ся, – наводит поганых на нас: они землю нашу опустошили, и мы сами, не блюдя ничего, без мило¬сти истеряли власть свою». – «Грехов ради наших, Бог попустил на нас поганых: по гневу Своему наводит иноплеменников на землю... Усобная рать бывает от дьявола, Бог же не хочет зла в человеках, а дьявол радуется злому убийству и крово¬пролитию. Земле же, которой-либо согрешившей, Бог казнит ее смертию, или голодом, или наведением поганых, или ведром, или дождем сильным, или казнями иными...». – «Братия, за грехи наши казнит нас Бог, и отъял у нас мужей добрых, чтобы мы покаялись. Писание говорит: дивное оружие молитва и пост, и паки: милостыня, совоку¬пленная с постом и молитвою, от смерти из¬бавляет человека... А мы хотим съесть завистью брат брата, друг друга. Целуем крест и пре¬ступаем его, не ведая, какова сила крестная: крестом побеждены бесовские силы, крест князьям пособляет в бранях, крестом ограждаемые вер¬ные люди побеждают сопротивных»... (70).
Рассказав мученический подвиг князя Рязанского Романа, летописец с таким советом обра¬щается к князьям Русским: «О возлюбленные князья Русские! не прельщайтесь суетною и мало¬временною прелестною славою света сего: она хуже паутины, изменяется ежечасно, как тень проходит, как дым исчезает, как сон она вся: вы не принесли на этот свет ничего, ни отнести с него что можете: наги вышли из чрева своей матери, наги и отойдете. Не обижайте друг друга, не лукавствуй¬те между собою, не похищайте чужаго, не обижайте меньших сродников ваших, их же Ангелы видят лице Отца вашего небеснаго. Возлюбите истинную правду и смирение, долготерпение, чистоту, любовь и милость, да радость Святых исполнится» (71).
В «Русском Временнике», по случаю описания нашествия Батыя под 1240 годом, встречается весьма красноречивое отступление, в котором мрач¬ными красками изображены бедствия Русской земли, и перед этим зрелищем вся природа плачет, и «плачет общая наша мать земля, как чадолюбивая мать плотская, и стеная говорит: «Сыны, сыны Русские! за чем ходили вы пред Господом Богом, сотворившим вас, в похотях сердец ваших? или не слыхали пророка Господня говорящего: «Аще хощете и послушаете мене, благая земли снесте; аще ли не хощете, ни послушаете мене, оружие вас пояст»: уста Господни глаголали сие. Чада мои, чада мои! прогневали вы Господа своего, моего Творца и Бога! Вижу, как вас отторгают от недр моих, как праведным судом Божиим впадаете в немилостивые руки поганых; вижу иго работы на плечах ваших. Я же, без вас, моих чад любимых, остаюсь вдова бедная и бездетная. Но кого прежде мне оплакивать? мужа ли? чад ли любимых? Вдовство мое – опустение многих городов, честных монастырей, святых церквей, лишение чад, учителей, священников, властителей и народа»». Плач земли Русской заключается ее молитвою к Господу, «да утолит праведный гнев свой и возвратит плененных во свояси», и к этой молитве присоединяется молитва всех православных, чтобы Господь избавил нас от злого нашествия нечестивых варваров и укрепил на них православных царей наших. – Заключение показывает, что это есть позднейшее распространение какого-нибудь отголоска летописи, современного событиям XIII века.
Скорбь об Отечестве, покаяние и молитва дают главное содержание и силу Русскому слову в XIII веке: оно не обильно, но значительно. Пораженный внешними бедствиями, избранный Русский человек того времени все более и более уходил в самого себя, и здесь, внутренними слезами омывая беды родной земли своей, воспитывал в себе те духов¬ные силы, которые возросли после и уже в следующем веке, обильно развиваясь, уготовляли славное освобождение Отечества.
 
Жития Святых.
Жития святых мужей, живших в XIII столетии, тем особенно примечательны, что в них число мiрян почти превышает число духовных. Это объясняется несчастным временем Татарского ига, в начале которого первыми подвижниками за Веру и Отечество должны были явиться Князья и Витязи. Многие из этих Житий сложены в том же столетии и внесены в летопись: другие появились в XIV, XV и даже XVI столетиях, уже в подробнейшем изложении. Но мы решились при из¬учении этих многообильных памятников нашей древней Словесности следовать не времени, когда Жития написаны, а времени тех святых мужей, которых жизнь послужила для них предметом. На это две причины: первая та, что устные предания, служившие для составления Житий, рождались со¬временно святому мужу, которого касались; вторая, что подробности, извлекаемые из Житий, раскрывая нам внутреннюю сторону народной жизни, в по¬рядке времени особенно любопытны на своем мес¬те, живее обрисовывают каждый век и тем восполняют недостатки летописей, которые этой сто¬роны, по большей части, чуждаются.
 
Герои Отечества.
Первое место в ряду святых мужей XIII столетия занимают герои, действовавшие против Татар мечем и мученическим терпением. Первым является Меркурий, Смоленский витязь и чудотворец; он родом был Римлянин, но православного исповедания; Богоматерь от иконы своей позвала его на подвиг против Татар. На долгом мосту, перед Смоленском, сражался он с ними; сначала поразил он какого-то исполина Татарского, а потом и целые полчища врагов. Ему помогали святые молниеносные мужи и сама Богоматерь солнцеобразная. Эту воздушную рать видели Татары. Но по совершении победы, суд божий, т.е. смерть постигла и Меркурия. Он утомленный преклонил сном голову, и сын исполина, им убитого, ему отсек ее. Меркурий взял голову и принес ее в город. Исповедав событие перед изумленным народом, он возлег в Смоленске, и особенным явлением приказал, чтобы оружие его было повешено над его гробом (72). – Подвиги Юрия Всеволодовича, основателя Нижнего Новгорода, положившего голову свою за Отечество на берегах Сити, и Василька Константи¬новича Ростовского, в плену не изменившего вере и приявшего конец мученика, записаны в летописях под 1237 годом, но встречаются и от¬дельно писанные (73). – Константин Всеволодович и Василий Всеволодович, строитель трех церквей в Ярославле, также пали жертвами Татарского нашествия (74). – Повесть о святых мучениках, о великом Князе Михаиле Всеволодовиче Черниговском и о боярине его Феодоре, вкупе пострадавших, со¬ставлена, конечно, современником, судя по подроб¬ностям, которые оправдываются свидетельством Римского миссионера Плано-Карпини, очевидца событию. Она вставлена однако в позднейшие сборники летописей (75) под 1246 годом. – Страдание подражателя Михаилова, В. Князя Романа Ольговича Рязанского, встречается в летописи под 1270 годом (76).
 
Святые по жизни.
Другой Роман Владимирович, Князь Углицкий, скончавшийся в 1285 году, прославился святостию жизни. Мощи его свидетельствовал в 1605 году Митрополит Казанский Ермоген, при Патриархе Иове. Стихиры и каноны ему сложены тщанием и трудами Воеводы Симеона Романовича Олферьева да инока Переславского Данилова монастыря Сергия. Житие с чудесами, писанное при открытии мощей, погибло в разорении от Литвы города Углича (77).
Прекрасная дочь Михаила, Евфросиния Суздаль¬ская, украшение Суздальской обители положения риз Богоматери во Влахерне, жила также в этом столетии. Благоухание, внезапно наполнившее дом ее родителей, просивших у Бога детей, и видение во сне прекрасной голубки, добровольно летевшей в их руки, предсказали Михаилу и жене его рождение необыкновенной дочери Феодулии. Рано обрекши себя Богу, она не пренебрегала и земными науками, как говорится о ней в житии: изучала грамма¬тику, риторику, философию, науку числа и меры. Далеко шла о ней молва по земле Русской: многие Князья желали руки ее. Мина, Князь Суздальский, был обручен с Феодулиею; но когда она при¬была в Суздаль, не стало жениха ее, и она обру¬чилась жениху небесному, и осталась навсегда, под именем Евфросинии, в женской Суздальской оби¬тели Риз положения, которая была основана еще прежде в 1207 году. Своим словом Евфросиния насаждала и укрепляла духовную жизнь в обители. Своими молитвами спасла ее от нашествия Батыя. Когда отец ее, Михаил Всеволодович, сбираясь в орду к Хану, колебался в нерешимости, уступить ли обычаям Татарским и поклониться огню, кусту и поганым идолам у ставки Хана, – дочь его, по словам Жития, убедительным письмом укрепила в душе отца волю его на мученический подвиг. Духовные образцы Антония и Феодосия, основателей Киевопечерской обители, одушевили ее для подвигов в монастыре, где кончила она жизнь в сане игумении. Предание сохранило ее Русский ответ одному богатому человеку, который, видя ее в одежде ра¬зодранной и ветхой, принес ей новую. Не приняв дара, она сказала: «Рыба на стуже, засыпанная снегом, не смердит и не покрывается червями, но сладка бывает  в пищу: так и мы черноризцы, мужского и женского полу, если зимою страдая и потерпим, то Христу будем сладость в вечную жизнь». Отец ее, Михаил, с верным боярином своим Феодором, явился к ней в белых ризах перед самою ее кончиною и призвал ее на вечное и радостное свидание. Григорий, монах Суздальского же Спасо-Евфимиева монастыря, написал житие Евфросинии в половине XVI века по преданиям, какие слышал он из уст инокинь ее обители (78), и сложил ей канон: Суздальский епископ Варла¬ам около 1580 года поднес и житие и канон Царю Иоанну Васильевичу.
Житие Св. Александра Невского, как читается оно в летописях, носит на себе следы происхождения современного. Но более подробное и отдель¬ное житие святого принадлежит иноку Михаилу, который сочинил его около 1547 года (79). В жизни этого Святого Князя и действиях на пользу Отечества, можно сказать, выразились впервые душа, сила и разум Князей Московских – и от него могли только произойти будущие освободители и собиратели Отечества.
Даниил Александрович, сын Невского, глава Князей Московских, первый начал храбрую борьбу с Татарами у Рязани и у Переславля Рязанского. Он основал в Москве обитель во имя Св. Даниила Столпника, где и сам постригся. Обитель перенесена была в Кремль на княжеский двор Калитою, а при Иоанне III утвердилась на том месте, где теперь на¬ходится и куда при Царе Алексии перенесено было и тело Даниилово. Потомки Даниила, начиная с Иоанна III, чтили его память. При патриархе Иове сло¬жены были стихиры и канон святому трудами Симе¬она Романовича Олферьева да инока Переславского Данилова монастыря Сергия. Когда составлено житие, неизвестно: вероятно, в 1652 году, при Патриархе Никоне, когда мощи святого перенесены были в самый монастырь, в храм святых отец семи вселенских соборов (80). Церковь величала Даниила заступником и забралом земли Русской, великим поборником города его Москвы и просила его, чтобы он молитвами своими утверждал мир, любовь и здравие во всех домах ее.
Два Феодора в Князьях Русских прославились святостью жизни: Феодор Ярославич, Князь Нов¬городский, и Феодор Ростиславич, по прозванию Черный, Князь Смоленский и Ярославский, с своими детьми Давидом и Константином. Житие сего по¬следнего было составлено Антонием, иеромонахом Спасо-Ярославского монастыря, при Великом Князе Иване (81) Васильевиче и сыне его Иване Ивано¬виче. Феодор имел второю женою дочь Татарского Хана, но обратил ее еще до брака в Христианство. В житии его замечателен рассказ о предсмертном его пострижении в схиму, когда князь велел про¬водить себя в монастырь святого Спаса. Это было в 1299 году. Сентября 18-го, в пятницу, в три часа дня ударили во все колокола на дворе у Святой Богородицы, и стекся весь город на княжой двор, от малого возраста и до великого, мужеский пол и женский, и до грудных младенцев. Князя по¬несли от сеней и несли через весь город к монастырю святого Спаса, и был во всем народе плач неутешный. Не слышно было голоса поющих от вопля и крика людей: всем была общая скорбь. Когда же принесли его в монастырь к святому Спасу и поставили в притворе церковном, начал игумен вопрошать по обычаю: «Что пришел, брат? или припадаешь к святому жертвеннику и к святой дружине сей?». И потом: «Или желаешь сподобиться ангельского образа?». Блаженный, воздев руки на небо, сказал: «Рад всею душею, Владыка и Творец мой, работать Тебе во всем житии сем», и потом прибавил, обращаясь к игумну: «Да, честный отче», и со всем смирением и покорностью дал обет пострижения и благодарил Бога за то, что сподобил его такого дара, какого желал издавна. Потом по¬несли его на двор к игумну, и он пробыл тут целый день, исповедываясь пред всеми в грехах своих, благословляя и прощая тех, которые про¬тив него согрешили. Во всем повинился он перед Богом и перед всеми человеками, а потом при¬звал свою Княгиню и детей, говорил им о любви, учил и наказывал, чтобы пребывали в единстве мира и любви. «Дети мои, – сказал он, – если кто из вас слово мое соблюдет, благословение мое да пребудет на нем; если же кто не соблюдет слова моего и не послушает наказания моего, благословение мое удалится от него». Потом был вечер и на¬стал четвертый час ночи: он начал изнемогать и скорбеть; призвал игумна, братию, и повелел постричь себя в схиму, и дал обет Богу с ве¬ликою верою и любовию душевною. Постригшись в схиму, всех тут бывших, целуя, благословил и простил, а потом всем приказал выйти вон, кроме игумна и немногих из братии. Время при¬спело звонить к заутрени, и, когда начинали третью славу псалтири, он изнемог до конца и, знаменовав себя крестным знамением, предал душу свою в руки Божии».
Житие Муромского Князя Петра и супруги его Февронии носит на себе следы устных преданий народных, которые собраны неизвестно кем и когда. В одном сборнике сочинитель назван монахом Эразмом. Феврония была дочь крестьянина, древолазца. Муромский Князь Петр искал врачей в земле Рязанской для излечения от струпов, которы¬ми покрыл его тело змей, им убитый. Юноша из свиты Князя вошел в одну избу села Сласкова: в ней сидела девица за ткацким станом и ткала красна. На вопросы юноши девица говорила загадка¬ми: не хорошо быть дому без ушей, а храмине без очей. – Отец и мать ее пошли взаймы плакать, а брат пошел через ноги в мертвецы смотреть. На вопросы юноши: «Чтó значат эти речи?» – девица так объяснила их: уши дому – пес, очи храмине – ребенок; отец и мать ее пошли на погребение о мертвом плакать: это заимоданный плач; брат пошел с дерева мед снимать: это значит с вы-соты в землю на мертвецов смотреть; легко со¬рваться и жизнь потерять. – Юноша передал отве¬ты девицы Князю. Он удивился ее разуму. Феврония исцелила Князя от струпов. Перед исцелением Князь посылает ей льну и поручает соткать ему сорочку, порты и полотенце в то время, как он пробудет в бане. Феврония велит посланному отколоть часть полена и просит Князя, чтобы он приготовил ей ткацкий стан и все строение для тканья его полотна тем временем, как она очешет лен его.
Князь взял остроумную деву в замужество; но боярыни города не захотели повиноваться Княгине из крестьянок и послали мужьев своих к Князю с просьбою, чтобы он развелся с женою. Князь не захотел нарушить Евангельского слова о браке и предпочел покинуть лучше княжение, чем жену. Они выехали оба из Мурома по Оке; но вскоре бояре, встревоженные внутренними смутами города, просили Князя, чтобы он снова возвратился к ним на княжение. Оба снискали любовь народную смирением и простотою жизни и, постригшись под име¬нами Давида и Евфросинии, скончались в один день и час, 25 Июня (82).
Житие Петра, Царевича Ординского, по прозванию Берки, свидетельствует, что силою Христовой веры мы в XIII веке уже действовали на своих поработителей – Татар. В Орде, когда Епископ Ростовский Кирилл рассказывал Хану Беркаю о том, как Леонтий крестил Ростовскую землю, – тогда слушал его племянник Хана, пленился Христианством, оставил все богатство отца своего и вместе с Епископом ушел из Орды в Ростов. Богослужение храма пресвятой Богородицы, где на левом клиросе пели тогда по-гречески, а на правом по-русски, поразило Татарского Царевича. Он молил Кирилла крестить его. Им основаны были впоследствии храм во имя Петра и Павла на том месте, где явились ему сами первоверховные Апо¬столы, и монастырь на берегу озера. Петр был женат на Русской, одарен землею от Князя – и по кончине супруги, постригшись в монахи, скон¬чался в глубокой старости, в 1253 году. Потомки Петра спасали Ростов от грозы Татарских Ханов, напоминая им о родстве своем (83).
Св. Довмонт, Князь Пскова, был родом Литвин и идолопоклонник: в Пскове крестился он и наречен Тимофеем. Князь Дмитрий Александрович выдал за него дочь свою, Марфу. Вера и любовь породнили Довмонта с Русским народом. Он го¬ворил Псковичам: «Братья мужи Псковичи, кто стар, тот мне отец; кто молод, тот мне брат. Слышал я про ваше мужество во всех странах. Вот предлежит нам смерть и жизнь: братья, пойдем за святую Троицу, за святые церкви и за Отечество». Такими словами одушевлял он воинов и побеждал Литву и Немцев. Храбрый в войне, он был приветлив в мире, украшал церкви, любил духовенство и нищих, праздники праздновал честно. Летописец Псковский вписал его подвиги под 1265 – 1272 годами Псковской летописи, откуда перенесены были они и в другие (84). Супруга его Марфа постриглась после его кончины, преставилась в 1300 г. и причтена также к лику святых. Тетка Довмонта Евпраксия, в мiре Евфросиния, дочь Ли¬товского Князя Рогволода и супруга Ярослава Владимировича, княжившего во Пскове, в 1243 г. осно¬вала в нем женский монастырь и была убита мученически своим пасынком в городе Медвежья Голова (85).
К числу духовных лиц, святою жизнию уго¬дивших Богу в XIII столетии, принадлежит Антоний, Архиепископ Новгородский и Псковский, крот¬кая, смиренная и покорная жертва Новгородцев, про¬стиравших буйное своеволие от Князей и на духовных пастырей; Игнатий, Епископ Ростовский, прими¬ритель междоусобий своей области; Василий, Епископ Муромский и потом Рязанский, другая жертва неспра¬ведливых подозрений жителей Мурома, чудно спа¬сенный волнами Оки, соединяющей оба города и пере¬несшей Василия, а вместе с ним и престол Епи¬скопский из Мурома в Рязань (86); Киприан, бога¬тый земледелец, построивший монастырь Архангель¬ский в Устюжской волости.
Особенною славою святости и чудес в этом столетии сияет Варлаам, чудотворец Новгородский, основатель и Игумен Хутынского монастыря. Житие его сочинено было, по устным преданиям, Пахомием Логофетом в XV веке, по повелению и благословению Новогородского Архиепископа Евфимия, открывавшего в 1440 году мощи Преподобного Варлаама (87). На севере России Варлаам, подобно предшествен¬нику своему, Антонию Римлянину, дал образец иноческого жития, основав обитель на Хутыне, в десяти верстах от Новгорода. Действие святого мужа на вольных Новгородцев так было сильно, что однажды, встретив на Волховском мосту осужден¬ного на свержение с мóсту, Варлаам одним словом выпросил у народа освобождение виновному от каз¬ни. Но в другой раз не хотел он в подобном случае вступиться перед народом за невинно осужденного, потому что прозревал его невинность и знал, что приняв неправедную казнь, он примет от Бога и венец мученика. Благоговение к памяти святого до сих пор так укоренилось в народе, что в день его смерти, 6-го Ноября, в монастыре Хутынском живет обычай не отказывать в милосты¬ни ни одному нищему, в покое ни одному стран¬нику (88). Ученики Варлаама, Антоний Дымский и Ксенофонт, сначала поочередно наследовали ему на игуменстве, а потом основали свои обители, первый на озере Дымском, второй на реке Робейке. Третий ученик его Константин Косинский основал мона¬стырь Косин близь Старой Русы (89).
Уроженец западных стран, немец Латинской веры, купец богатый приехал в Новгород с своими земляками и товарищами по торговле: целый корабль нагружен был его имением и сокровища¬ми. Но в Новгороде не торговля пленила пришельца, а истинная православная Христова вера. Она сияла в мiре как солнце, говорит жизнеописание Прокопия Устюжского, и пленила его церковным украшением, поклонением святым иконам, звоном великим, святым пением и чтением книг святых, множеством обителей, окружавших Новгород. Прокопий воз¬любил Новгород и его веру православную. Ходя по монастырям, он нашел в одном из них себе на¬ставника в Варлааме Хутынском и принял от него истину Евангельского слова и крещение. Имение отдал Прокопий нищим и на украшение монастыр¬ского храма. Скоро слава пронеслась о нем по всему Новгороду, но он укрылся от нее, принял на себя юродство, пошел на восток и через многие города и веси достиг города Устюга. Здесь он выбрал себе жилищем паперть соборной церкви Успения Богоматери, а церковь была деревянная и превысокая. Зимой и летом, днем и ночью он был тут: ни в чей дом не входил он; о пище и об одежде не заботился, добрые люди его кормили; но пищу он брал от бедных, а не от богатых. Раз только, после ужасного мороза, посетил он устюжского гражданина, Симеона, отца Стефана Пермского, и рассказал, как дивною ветвию Ангела он был согрет и избавлен от смерти. Прозрение бедствия тяготило юродивого: он звал народ к покаянию и на паперти соборной, и по улицам города. Устю¬жане не слушались. Ужасные тучи с громом и бурею собрались на город. Жители пришли в ужас, принесли всенародную молитву в соборном храме, покрыли своими лицами помост церковный. С народом вместе молился и Прокопий, поставляя себя, пришельца в этой земле, виновником гнева Божия. Тучи рассеялись; но в 20-ти верстах лесоломная буря разразилась каменным градом над землею, где теперь весь Котовальская.
Однажды трехлетняя дочь посадского человека, именем Мария, шла с родителями своими мимо собор¬ной церкви: народ слушал в тот час вечерню. Прокопий сошел с церковной паперти, поклонился ей до земли и сказал во всеуслышание, что она будет матерью Стефана, просветителя Перми. Он ходил в ветхом, разодранном рубище, которое спускалось с его плеча, в сапогах без подошв; по ночам, как будто сторож всей святыни города, обходил все хра¬мы Устюга и молился у каждого из них. Три кочерги нáшивал он в левой руке. Когда держал их прямо, народ видел в этом предзнаменование изобилия; когда держал их вниз, предвидели ску¬дость. Часто сиживал Прокопий на камне у берега реки Сухоны, смотрел, как люди в малых лодочках перевозились через реку, и молился за них, чтобы Господь даровал им тихое плавание. Полюбил он это место и просил народ, чтобы по смерти погребли его тут и камень, на котором он сиживал, положили бы на его могилу. – В 1303 году Июля 8-го, отслужив заутреню, священники и диаконы вышли из соборной церкви и с удивлением не заметили Прокопия, который не про¬пускал ни одной церковной службы. Три дня искали его по городу и нашли мертвое тело его у монастыря Архангела Михаила. Здесь, на конце мосту, кресто¬образно сложив на груди руки, он заснул вечным сном: люди из народа видели, что он сам прочитал себе отходную молитву. – Житие Прокопия слагалось в течение столетий. Первое начало ему, как видно, положено было отцом Стефана Пермского, (90) Симеоном.
 
Святитель Петр. Житие его.
В высшей духовной жизни Русского народа звеном, связующим XIII-е столетие с XIV-м, является Святый Петр, первый Митрополит Московский. Житие его написано было в конце следующего столетия одним из наследников его на престоле Московской Митрополии, Св. Киприаном (91). Волынь была роди¬ною первого Московского Святителя. Он вышел из семьи благочестивых родителей: отец его называл¬ся Феодором; мать, нося его в утробе своей, видела сон: ей казалось, что она держит на руках своих агнца; перед нею посреди горы вырастало благолиственное дерево; цветы и плоды его покрывали; многие свечи горели на ветвях; кругом разносилось благовоние. Видение предзнаменовало кротость и смирение первого Святителя Московского и богатое духов¬ными плодами Русской жизни древо Митрополии Мо¬сковской. Семи лет принялся он за грамоту; две¬надцати вышел на подвиги монастырской жизни. Одним из любимых его занятий было иконописание. Он писал Спасителя, Пречистую Его Матерь и лики Святых. Когда кто лица любимых помянет, от предмета любви к слезам обращается: так и бо¬жественный Святитель от изображений к изображаемым возносился, а от них к доброй жизни и слезам обращался. Игумен обители раздавал его иконы братии и молельщикам, в нее прихо-дившим. Созрел Петр и для своего подвига: оста¬вил монастырь и на реке Рате обрел место безмолвное. Здесь воздвиг он церковь во имя Христа Спасителя, поставил кельи для братии, и скоро собралось около него немалое число иноков. Он был кроток нравом, молчалив, казался между братиею не старшим, а последним из всех; ни¬когда ни на кого не сердился, а с тихостию учил словом умильным. Милосердие же его было такое, что ни один убогий, ни странник не отошел от него никогда с пустыми руками. Тайно от братии своей подавал нищим, помня слово: милующий ни¬щего Богу взаймы дает. Не было дать чего – давал свои иконы или снимал с себя власяницу. Князь Волынской земли и многие вельможи узнали о жизни Петра. Митрополит Максим, перенесший пре¬стол из Киева во Владимир, посетил однажды Волынскую землю, поучая людей Божиих по преданному уставу. Божий человек Петр вышел к нему навстречу с своею братиею, принял благословение от Святителя и поднес ему икону Бого¬матери своего письма.
По смерти Максима некто игумен Геронтий хотел восхитить сан митрополичий и отправился к Патриарху в Константинополь, но буря на море у¬держала его. Князь Волынской земли и другие Князья, желая учредить у себя митрополию Галицкую на место Киевской, отправили от себя Петра в Царьград с просительным посланием к Патриарху. Море скоро и безопасно принесло его. Патриарх Афа¬насий с духовным собором возвел его на пре¬стол митрополии Русской. Киприан слышал в Царьграде предание о том, как лице Петра в то время просветилось и как все, сослужившие Патриарху, смотря на Петра, пришли от того в изумление. Афанасий, возлагая на него многотрудное дело, говорил ему: «Великий корабль Христос Бог по¬ручил тебе: наставляй его, управляй им и веди его к пристанищу спасения. Да не обленишься никогда, да не уныешь, да не отяготишься великим попечением о величестве и множестве земли Рус¬ской! Ты преемник служения Апостолов: будь же им подражатель; будь ученик истинный Спасителя, да возможешь с дерзновением во второе пришествие его стать и воззвать: Господи! се аз и дети, яже ми еси дал!».
Святитель принял паству Русскую: начал учить ее деятельно, переезжая с места на место; в учении и правлении обнаружил смирение, труд и кро¬тость, вспоминая слова: в сердце кротких почиет Бог.
Скоро искушение встретило Архипастыря церкви Русской. Епископ Тверской Андрей, «легкий умом, легчайший разумом», оклеветал Петра доносом Патриарху. Созван был по повелению Патриарха собор в Переславле Залесском; собрались духовные и Князья. Прочли донос к Патриарху. Сильное волнение обнаружилось на соборе. Кроткий ученик кроткого Учителя, вспомнив слова: «Вонзи нож в ножны его», сказал, подражая Григорию Богослову: «Братия и чада о Христе возлюбленные! Не лучше же я Ионы пророка. Если из-за меня это великое волнение, изгоните меня из среды своей. Буря успокоится между вами: зачем же из-за меня вам волноваться?». Но волнение было о том, чтобы найти клеветника, и когда он обнаружился перед всеми, и покрыт был от всех срамом и уничижением, один Петр обратился к нему с словами утешения: «Мир тебе, о Христе чадо! Не ты сотворил это, но завистник из начала рода человеческого, диавол. Ты же отныне берегись лжи, а за прошлое да простит тебя Бог».
Святитель продолжал труд поучения по горо¬дам и по селам. Кротостью победил он Хана Узбека в Орде и снискал подтверждение прав Русскому духовенству. Какой-то еретик Сеит явился тогда противником православной Веры: Петр победил его прением.
Москва привлекла его к себе, а в ней – благо¬разумный Князь Иван Данилович Калита. Благо¬честие и любовь к Москве сблизили обоих узами дружбы. Перенесение митрополии из Владимира в Москву имело следствием и перенесение столицы. Святитель просил Князя воздвигнуть каменную цер¬ковь во имя Богоматери и просьбу свою сопровождал таким пророчеством о Москве: «Если ты меня по¬слушаешь и храм Пречистой Богородице воздвиг¬нешь в своем городе, то сам прославишься паче иных Князей, а сыновья и внуки твои в род и род, и город сей славен будет во всех городах Русских, и святители поживут в нем, и взыдут руки его на плеча врагов его, и прославится Бог в нем; еще и кости мои в нем положены будут».
Князь послушался Святителя; началось строение храма; Петр, предвидя скорую свою кончину, начал своими руками копать себе гроб близь святого жерт¬венника. Князь Иван рассказал ему сон: он видел гору высокую и на вершине ее снег. Но вдруг снег растаял и исчез. Петр отвечал ему: «Гора высокая – это ты, Князь; а снег – это я, смиренный. Мне прежде тебя отойти из этой жизни».
Храм еще не был достроен, когда пришла кончина Святителя. Князя не было в Москве. 21-го Декабря 1326 года Святитель вошел во храм, принес молитву за Царей и Князей, за своего сына Князя Ивана, за все Христианское множество всей земли Русской, помянул умерших, причастился святых таин, вышел из храма, призвал церковный причет, поучал его, пригласил старейшину города Протасия, в лице его простился с отсутствовавшим Князем, благодарил за свое успокоение, обещал роду его могущество, отдал все свое имение на совершение церкви, сказал мир православным и на¬чал петь вечерню. Молитва еще была на устах его, как душа оставила тело.
Святитель почивает в трех шагах от того места, где скончался, исправляя долг пастыря. У этой гробницы утвердилось единодержавие государ¬ства Московского и Русского. Москва хранит его св. иконы, панагию (92) и посох. Церковь, воспевая его кончину 21-го Декабря, взывает к своему Святи¬телю: радуйся, утверждение граду нашему!
 
Слово Святителя Петра.
От многих поучений неутомимого учителя па¬ствы, о которых говорит его житие, поучений, вероятно, изустных, по обычаю древней России, осталось только одно письменное Слово Игуменом, Попом и Диаконом. Все содержание его заключается в самом простом, кратком и сильном изложении обязан¬ностей каждого пастыря Христова стада. «Да будет вам, дети, понятно, в каком звании вы поставлены Богом, как Апостол Павел пишет: в какое звание кто позван, в том да пребывает. Вы же, дети, нареклись церковными стражами, пастухами овец словесных, за них же Христос спаситель¬ную кровь свою пролил. Будьте же, дети, пастуха¬ми истинными, а не наемниками, млеко снедая и волну снимая, а об овцах не имея попечения» (93). Кротость и смирение учитель ставит в числе первых дел, какими подобает прежде всего просве¬титься Христову Пастырю. В этих словах поучения яснеют и дело всей жизни, и внутренний образ самого Святителя, предзнаменованные еще до рождения его видением агнца на руках его матери.
 
ПРИМЕЧАНИЯ
к одиннадцатой лекции
 
(1) См. Истории Русской Словесности, преимущест¬венно древней, Том I. Часть II. стран. 134 – 142. (66 – 70)
(2) Лавр. спис. Киевск. Летоп. стран. 185. Того же лета (6722 / 1214) Князь Гюрги, сын Всеволожь, извед Симона игумена блаженнаго от Рождества Святыя Бого¬родица, и посла иˊ в Кыев к митрополиту, и постави иˊ епископом Суждалю и Володимерю. – стран. 190. В лето 6734, месяца мая в 22 день, преставися блажен¬ный и милостивый, учителный епископ Симон Суждальскый и Володомерьскый, постригъся в скыму, и положено бысть честное тело его в церкви святыя Богородица в Володимери.
(3) См. Ист. Р. Слов. Т. I. Часть II. стран. 137 – 142. (68 – 70)
(4) Напечатано в Памятниках Российской сло¬весности, изданных К.Ф. Калайдовичем, под № XXI, стран. 249 под заглавием: Послание смиренаго Епископа Симона Владимерскаго и Суздальскаго к Поликарпу черноризцу Печерскому, по двум спискам – Синодальному начала XVI века и списку библиотеки Графа Толстова, писанному в 1549 году. Это послание не находится в древнейшем харатейном списке Патерика 1406 года, судя по описанию его содержания, напечатанному А.М. Кубаревым в 9 № Чтений Обще¬ства И. и Д. Р. 1847. Этот список Патерика, хотя и древнейший, не есть однако лучший.
(5) Книга Степенная Ч. I. стран. 480. Егда же ли кто от препростия сердца, и грубостию неведения божественных писаний, или в некое прегрешение преткнется, и таковии от достовернейших и истинно ведущих боже¬ственное писание благоразсудными беседами и посланьми люботрудными друголюбезно и благомудренно друг друга исправляху.
(6) Якоже бо дождь растить семя, тако и церкви влечеть душу на добрыя дела: все бо елико твориши в келии ни в чтоже суть, аще и Псалтырь чтеши, или обанадесять псалма поеши, ниединому Господи помилуй подобится съборному пению. О сем, брате, разумей, яко верховный Апостол Петр, сам церкви сый Бога жива, егда ят бысть от Ирода и всажен в темницю, не от церкви ли бывающа молитва избави от руку Иродову? Давыд бо молится глаголя: единого прошу у Господа и того взыщу, да живу в дому Господне вся дни живота моего, и да зрю красоты Господня и посещаю церковь святую его. Сам же Господь глаголеть: дом мой, дом молитвы наречется; иде же бо, рече, два или трие събрани во имя мое, ту есмь посреди их. То аще толик збор боле ста сберется, веруй яко ту есть Бог нашь. От того бо божественаго огня тех обед створяется, его же аз желаю единоа крупици паче всего суща иже предо мною.
(7) «Но что пишеть блаженный Иоанн иже в Лествице?». – «Аще хощеши вся уведати, почти Летописца старого Ростовьскаго, есть бо всех боле л҃, а еже потом и до нас грешных, мню, близ н҃». – «Аще ли кому неверно мнится се написаное, да почтет Жития святых Отец наших, Антония и Феодосия, начальника Руским мнихом, и тако да верует». – О Житии Антония го¬ворит Симон и в других местах, которые высчита¬ны в статье А.В. Кубарева: О Патерике Печерском, напечатанной в 9-м № Чтений Общества И. и Д. Р. 1847.
(8) История Российская Татищева. Книга I Часть I стран. 58. «Сего времени (т.е. с 1203 года по 1226), или мало прежде, видим, что Симон Епископ в Белой Руси дополнял, ибо просто Русские или Мало¬русские и Червенские Руси или Волыни дел весьма мало упоминается. Оной Симон Епископ умер в 1226. Сей Симон не токмо тщание к Истории как гл. 5, н. 2. ( ), но к тому потребный способ имел, ибо жил во время любомудраго Государя Константина, котораго он хотя по вражде с его защитником Георгием III несколько неправо обвиняет, а Георгия выхваляет, однакож Константина мудрым, кротким и справедливым нарицает. О его библиотеке великой и писании истории не умолчал, и в учреждении училищ хвалу приписывает. Сей его или с него список, однакожь довольно стары видел я, и выписывал у Артемья Волынскаго, которой кончен раззорением Москвы от Токтамыша в 1384 году: однакож знатно, что в тож время и по другим местам Историки были, и дела тех времен описывали, понеже некоторые списки во многом с оным разнятся, и многия, чего он не знал, делá в разных летописцах находятся, токмо о творцах неизвестно, яко Голицынской, видно, что сочинен на Волыни, Еропкина в Полоцку, Хру¬щова в Смоленске, и един в нижнем Новегороде; оный список есть с Новгородскаго».
(9) «Да слышит твое благоразумие глаголы моего младоумия и несовершенна смысла», – пишет он к Акиндину. «Не внидеши в святое и честное место, в нем же еси остриглъся», – говорит ему Симон в своем Послании.
(10) «Чай от Бога милости: труда ради твоего двои двери доспел еси то святей велицей церкви святыя Богородица Печерския, и та отверзеть ти двери милости своея: ибо иереи вопиют о таковех всегда в той церкви: Господи, освяти любящая благолепие дому Тво¬его, и тыя прослави божественною силою Твоею».
(11) «Взем же Владимер (Мономах) едину свя¬тую Богородицу, и послав во град Ростов в тамо сущую церковь, юже сам созда, иже и до ныне стоит, ейже аз самовидец бых: сеже при мне сотворися в Ростове, церкви той падшися, и та икона без вреда пребысть, и внесена бысть в древяную церковь иже изгоре от пожара; икона же та без вреда бысть, ни знамения огненаго на себе имущи». Эта икона и теперь находится в Ростовской Соборной церкви. См. мою Поездку в Кирилло-Белозерский монастырь, стр. 69.
(12) Вот слова, которыми Симон заключает Житие Афанасия затворника: «Тыж, брате и сыну, сим не последуй: не тех бо ради пишу се, но да тебе приобрящу. Совет же ти даю благочестием: утвердися во святем том монастыри Печерском не восхощи власти, ни игуменства, ни епископьства, и довлеет ти к спасению, еже скончати жизнь свою в нем. Веси сам, яко могу сказати всех книг подобная, уне ми и тебе полезное, еже от того божественаго и святаго монастыря Печерскаго содеянная и слышанная от мно¬гих мало сказати о Христе Иисусе, о Господе нашем».
(13) «Вопросил мя еси некогда, веля ми сказати о тех черноризец содеянная». – «Тем же и аз грешный Поликарп, твоей воли работая, державный Анкидине, напишю мало нечто о блаженом Григории чюдотворцы».
(14) Втораго послания еже к Архимариту Печер¬скому Анкидину о святых и блаженных черноризец братий наших. Списано Поликарпом черноризцем, того же монастыря Печерскаго.
(15) «Древних убо святых подражающе мы грешнии писанию, еже они изъясниша и многим трудом взыскаша в пустынях, и горах, и пропастех земных, инех убо сами видевше, инех же слышавше жития и чюдеса, и делеса богоугодная преподобных мужи написаша, инех же слышавше преже их бывших жития же и словеса и деяния, еже есть Патерик печерский в том сложше, сказаша о них отцы, еже мы почитающе, наслажаемся духовных тех словес. Аз же недостойный ни разума истинны не постиг, и ничтоже от тех таковаго видех, но слышанию последуя, еже ми сказа преподобный Симон и сия написах твоему отечеству, и несмь николиже обходил святых мест, ни Иерусалима видех, ни Синайския горы, да бых что приложил к повести, якож обычай имуть хитрословесницы сим краситися, мнеж да не буди похвали¬тися. Но токмо о святем сем монастыри Печерском, и в нем бывших святых черноризець, и тех житием и чюдесы их же поминаю радуяся, желаю и аз грешный святых тех отец молитв».
(16) «Аще повелит твое преподобство написати их же ми ум постигнеть и память принесеть, аще ти не¬потребно будеть, да сущим по нас ползы ради оставим, якоже блаженый Нестор в Летописцы написа о блаженных отцех: о Дамиани и Еремии, и Матфее, и Исакии. В Житии же святаго Антония вся жития их вписана суть, аще вкратце речена, но и паче прежеречении черноризцы, ясно реку, а не втайне, якоже и прежде. Аще бо аз премолчю, от мене до конца забвена будут, и к тому не помянутся имена их, якоже было и до сего дни. Се же речеся в ei҃ лето твоего игуменства, еже небысть воспомяновения за р҃ и з҃ лет, ныне же твоея ради любве и утаеная слышана быша».
(17) В лето 6739... Поставлен бысть Кирил епископом месяца априля в 6 день, в неделю святых Мvроносиць по пасце; священ же бысть пресвященым митрополитом Кирилом и с окрестными епископы... и игумени мнози, и архиманьдрит святыя Богородица монастыря Печерьскаго Анкюдин. Лавр. сп. стран. 194.
(18) Кроме того места, которое приведено в 15 примечании, приведу самое начало Послания: «Господу поспешествующу и слово утвержающу ко твоему благоумию, пречестный Архимарите всея Русии, отче и господи¬не мой Анкидине, подайже ми благоприятныя твоя слуха да в ня возглаголю дивных и блаженных мужь жития, деяния и знамения бывших в святем сем монастыре Печерском, еже слышах о них от Епископа Симона Володимирскаго и Суждальскаго, брата своего, черно¬ризца бывшаго тогож Печерскаго монастыря иже и сказа мне грешному»...
(19) «И в таковем страдании лежа преподобный Пимин лет к҃; во время же преставления его явишася три столпы над трапезницею, и оттуда на верх цер¬кви приидоша, о них же речено бысть в летописцы. Свесть же Бог, знамение сие показавы, или сего ради блаженнаго, или ино кое смотрение бысть».
(20) «Болеслав… воздвиже гонение велие на черноризцы, изгна вся от области своея; Бог же сотвори отмщение рабом своим вскоре: во едину убо нощь Болеслав напрасно умре, и бысть мятеж велик во всей Лядской земли, и воставше людие избиша епископы своя, и боляры своя, якож и в летописцы поведает». Из Жития Моисея Угрина.
(21) «Уже бо вы постиже суд, яко вси вы в воде умрете и с князем вашим… Ростислав нейде в монастырь от ярости, не восхоте благословения и удалися от него, возлюби клятву и прииде ему; Владимир же прииде в монастырь молитвы ради, и бывшим им у Треполя и полкома снемшимася, и побегоша князи наши от лица противных: Владимир же прееха реку молитв ради святых и благословения; Ростислав же утопе со всеми вои своими, по словеси блаженнаго Григория». См. Лавр. сп. стран. 94.
(22) «Егда же Святополк с Давидом Игореви¬чем рать зачаста про Василкову слепоту, егожь ослепи Святополк, послушав Давида Игоревича, с Володарем и с самем Васильком, и не пустиша гостей из Галича, ни лодии от Перемышля, и не бысть соли во всей Русской земли: сицева неуправления быша». Вот одно из доказательств тому, что была торговля в древней Руси и что касалась она предметов первой не-обходимости. Здесь замечательно место, где употреб¬ляется слово голважень: «Юже бо преже драго продаваху, по две голважне на куну, нынеж по i҃, и никто же взимаше».
(23 а) «Мстиславу же хотящю стрелити, внезапу ударен бысть под пазуху стрелою, на заборолех, сквозе дску скважнею, и сведоша иˊ, и на ту нощь умре». Лавр. сп. стран. 115. – «Не по мнозех же днех сам Мсти¬слав застрелен бысть в Володимери, на забралех по проречению Василиеву: бияшеся с Давидом Игоревичем, и тогда познав стрелу свою, ею же застрели Василия, и рече: се умираю днесь преподобных ради Василия и Феодора». (Из Патерика).
(23 b). Житие и терпение преподобного отца нашего Авраамия просветившагося в терпении мнозе и новаго града во святых Смоленскаго. Август. 21 дня. л. 2127 Великих Четиих Миней Митрополита Макария. Дальнейшие объяснения отсылаю к 52-му примечанию. Здесь скажу только о глубинных книгах. Преосвящен¬ный Макарий в тексте своей Истории Русской Церкви назвал их голубиными книгами (49 стран.); но в тексте жития Авраамиева, отрывками помещенного в примечаниях (269 стран.), читаем глубинные книги, как и в Макарьевских минеях. Г. Буслаев извлек отсюда заключение о том, что это относится к стиху о голубиной книге. Не преждевременно ли такое за¬ключение? – К соображению принять можно книгу: Глубина, которая показана в статье о книгах истин¬ных и ложных, но поставлена однако в числе истин¬ных. Неопределенность мнений в этом отношении в такие отдаленные времена может скорее подать повод к заключению, что разумелась эта книга. – Заметим мимоходом, что Златая Чепь уже упоминается в Житии Авраамия. Слово, приведенное мною, находится к руко¬писи Иосифова монаст. за № 516. В Памятниках Сло¬весности XII века оно напечатано под № XII, с большим выпуском всего того, чтó относится к небесным силам и созданию человека.
(24) Timebamus, ne per illos in proximo Ecclesiae Dei periculum immineret, говорит Плано-Карпини в начале своего путешествия.
(25) В Русском Временнике сказано даже, что был совет по всем городам Русским на всех бусурманов, поставленных властелями от Батыя, и что по убиении Батыя велели Князья Русские убивать всех тех, которые не хотят креститься, и что многие из них крестились.
(26) Собрание Путешествий к Татарам. Пер. Языкова. СПб. 1825, стран. 195 и 55. У Карамзина (Т. 4 стран. 49) Кузьма назван Комом, вероятно, с Французского Côme. У Мангу жил в большой чести золотарь Парижский Гильом, по свидетельству Рубруквиса.
(27) «Видевшужеся Данилу о реку Велью с ко¬ролевичем, и некое слово похвально рекшу, его же Бог не любит»...
(28) Вот, конечно, одно из свидетельств тому, что эта песня древнего происхождения. Народ мог заимствовать этот образ только из тех времен, когда эти ловли еще совершались часто. Слово о полку Игореве упоминает о десяти соколах, которых пус¬кали на стадо лебедей. Город Рыльск находится в Курской губернии, а Воргольская область сохранилась теперь в имени села Ворголя, в Елецком уезде Орловской губернии.
(29) Собрание Путеш. к Татарам стр. 85. «Южной стороне поклоняются как Богу, и заставляют то же делать других знатных людей, кои предаются им. Поэтому случилось недавно, что Михаил, бывший од¬ним из великих герцогов Русских, приехав к Батыю для предания себя, сперва проведен был ими между двух огней, а потом сказали ему, чтобы он поклонился Цингис-кану на юг. Он отвечал, что охотно поклонится Батыю и его служителям; но образу человека умершего кланяться не будет, поелику это неприлично для христианина. Когда же несколько раз го¬ворили ему, чтобы он поклонился, а он отказывался, то Батый чрез Ярославова сына велел ему сказать, что его убьют, если он не поклонится. На это он отвечал, что скорее согласится умереть, нежели сделает неприличное дело. После этого Батый прислал одного телохранителя, который бил его пинками в сердце до тех пор, пока он умер. В это время один из Михайловых воинов, тут же бывший, под¬крепляя его словами, говорил: «Мужайся, мучение это продолжится недолго, и за сим немедленно последует веселие вечное». После этого отрезали ему ножем голову, а потом отсекли также и вышесказанному воину». Плано-Карпини был в орде в 1246 году; тем же годом записано событие и в наших летописях.
(30) Волынская летопись упоминает о 25 книгах, подаренных князем Владимиром Васильковичем в разные церкви и монастыри, и в том числе о двух сборниках отца его: из этих книг князь сам списал Апостол и Евангелие апракос в трех экземплярах, пролог в 12 месяцах, 12 миней, триоди, октоих, ирмолог, службу св. Георгию, молитвенник, с утренними и вечерними молитвами.
(31) «Правило Кюрила Митрополита Русьскаго съшьдъшихъся Епископ Далмата Нооугородьскаго, Иг¬натья Ростовьскаго, Феогноста Переяславьскаго, Симеона Полотьскаго, на поставление Епископа Сарапиона Володимирскаго». Напечатано в Русских Достопамятно¬стях, издаваемых Обществом И. и Д. Российских. Москва. 1815. стран. 106. Список полнее напечатанного находится в Румянцевском музее, в Кормчей за № 238. См. Востокова стран. 321. Замечательно, что об этом соборе и его Правиле не упоминает ни одна летопись, между тем как в Никоновском о ставлении Серапиона в епископы Кириллом упоминается.
(32) См. Staatsleben des Klerus im Mittelalter, von S. Sugenheim. Berlin. 1839. 1 В. стран. 95 – 107. После Лю¬двига, сына Карла Великого, все Каролинги продавали духовный сан за деньги. Ближайшие наследники их в Германии, Саксонские Императоры, виноваты в том же, начиная с Генриха Птицелова. – В Италии, по свидетельству епископа Оттона Верчельского, с того времени как погасла Каролингская династия, было в общем обычае, что светские властители продавали епископии тем, которые наиболее предлагали денег. Не лучше дело шло и во Франции, где все церковные должности королями раздавались тем, которые наиболее пред¬лагали денег, часто мальчишкам из-под розги едва выросшим, а иногда короли предпочитали снабжать этими доходными местами незаконных сыновей от сво¬их любовниц, как поступил именно король Гугон, современник Оттона великого. Ужасны были последствия этой позорной купли: она подкопала основания Церкви и разрешила все узы дисциплины и нравов.
(33) Прибавление об обычае Новгородском находит¬ся в Румянцевской Кормчей и напечатано у Востокова в Описании Р. М.
(34) «Кыи оубо прибыток наследовахом оставльше Божия правила? не расея ли ны Бог по лицю всея земля? не взяти ли быша гради наши? не падоша ли силнии наши князи острием меча? не поведени ли быша в плен чада наша? не запустеша ли святыя Божия церкви? не томими ли есмы на всяк день от безбожных и нечистых поган? Си вся бывают нам, зане не храним правил святых наших и преподобных отець».
(35) В Описании Рум. Муз. у Востокова стр. 304 и 321.
(36) Об этих ответах см. Ист. Кар. Т. VIII, прим. стран. 149. История Русской Церкви. Период второй. М. 1848, стр. 78. Поездка моя в Кирилло-Белоз. монастырь. Ч. 2 стр. 21. Епископ Сарайский Феогност, еще в 1274 году, уже в третий раз воз¬вращался из Царяграда, куда посылан был от Кирилла митрополита и от Менгутемира с грамотами к патриарху и царю и Михаилу Палеологу. Ник. лет. Т. 3. стран. 68.
(37) Оно описано Калайдовичем в его издании Иоанна Экзарха Болгарского, стран. 111, и носит при¬знаки Новгородского наречия ц вм. ч.
(38) Описан в палеографических и филологических Материалах для Истории письмен Славянских, собр. из 15-ти рукописей Моск. Синод. Библиотеки, Г. Буслаевым. стран. 20.
(39) Описано у Калайдовича, там же на той же стр., и у Востокова в Описании под № 105.
(40) См. у Калайдовича, там же стран. 28 и 106. Слова К. там же стран. 97. «Списка Псалтыри, с ясным означением времени, не знаю старше конца XIII века. – Списки Апостола, мне известные, не восходят выше XIII века». Описана в том же издании у Г. Буслаева, стран. 23.
(41) См. у Калайдовича стран. 15.
(42) Книгы глаголемыя Гречьскым языком Но¬моканун, сказаемыя нашим языком закону Правило. См. Описание Славяно-Российских рукописей Гр. Ф.А. Толстого. Отдел. 1. № 311. Здесь сказано, что Рязанский епископ Иосиф получил подлинник из Киева чрез посредство митрополита Максима.
(43) Все приведенные грамоты напечатаны в 1 и 2 части Собрания Государственных Грамот и Договоров.
(44) Данная напечатана Калачевым в Актах относ. до юридич. быта древней России. Том I, стран. 439.
(45) Лавр. сп. стран. 190. Никон. сп. Т. 2. стран. 309. Митрополит Евгений в Словаре своем говорит, что из сочинений его много слов находится в библиотеке Волоколамского Иосифова монастыря между руко¬писями. Ему приписано в Обзоре Русской духовной литературы Поучение крестьяном, но гадательно.
(46) Опис. Рум. муз. стран. 304 и 326.
(47) См. в Творениях Святых Отцев в Русском переводе. Год первый. Книжка 4. Москва. 1843. Статья Кирилл II, Митрополит Киевский и всея России.
(48) См. Лавр. список стран. 195. «Любовному ученью же и тщанью дивлься сего честнаго святителя Кирила, с страхом и покореньем послушая, в узце месте некоем и во входне написанья собе вдах сего перваго словесе детеля нanиcamu; зело бо велье дело паче нас всприях, боязнью ослушанья, разумех в Притчах глаголемое: яко сын ослушливый в погибель будеть, послушливый же кроме ея будеть». Узкое место автор вышепомянутой статьи объясняет затвором монастыря Св. Григория Богослова.
(49) Опис. Рум. муз. стран. 291. Один из трех писцов Иоанн Драгослав сопровождает эту кормчую письмом, в котором пишет: «Пишю тобе възлюбленый богом архиепископе кvриле протофроню да ся сло¬вом твоим вселеная руская просветить». – Кормчая дошла до нас в списке XVI века.
(50) Слово и поучение к попом или Поучение Епископле к Иереом. Между рукописями Румянцев¬ского Музеума встречается в 4-х списках Кормчей: под № 231 с именем Кирилла, но ранее правил Кирилла Митрополита; под №№ 233 и 234 без имени Кирилла, непосредственно за Правилами собора, под № 238 с именем Кирилла и после собора, но не не¬посредственно. Мнение ученых Лавры основано на том, что в некоторых Кормчих именуется оно именно поучением Епископа, что речь в нем обращается от лица епископа к священникам его паствы и что ни в одном списке поучения в надписи нет имени митрополита, тогда как в надписании Правил собора Владимирского Кирилл назван митрополитом.
(51) Слово и поучение к попом. «Слыши, Иерей сборе преподобный! К вам ми слово. Понеже вы нарекостеся земнии ангели, небеснии человеци. Вы со Анге¬ли предстоите у престола Господня; вы с Серафими носите Господа. Вы сводите с небеси Дух Святый, и претваряете хлеб в плоть, и вино в кровь Божью, человеком невидимо, и святии бо мнози видеша. Вы бо просвещаете человекы крещением святым; вы связаете, вы разрешаете. Вами свершает Господь тайну спасения роду человечьскому; вас стража постави и пастухы словесных овец Своих, за ня же кровь Свою излия... Господь бо рече: луче навязати жернов на шию, имже осел мелет, и погрузити в мори, нежели соблазнити единаго малых. Души бо человечьстей ни единой несть равен весь мир... Простець бо съгрешив за едину свою дасть душю ответ пред Богом: а ерей же согрешив многих соблазнить, и за тех душа будеть ему осуждение... Аз же не ленюся вам глаголати... Разумейте, како духовныя дети учити: ни сла¬бо да не ленивы будуть; ни жостко, да ся не отчають... Святую же страшную службу стваряйте. Николи же не вниди в святый олтарь, вражду имый с ким; и велику имев прю, том дни не служи, но, утишивь мысли, молит¬вы восли Господеви от чиста ума. И не озирайся назад, но ум весь имей горе: со Ангелы бо служиши; и не мысли земных в той час: Небеснаго бо Царя приемлеши в сердце свое; весь освящайся Им»… (Твор. Св. Отцев, Год I, кн. 4. Приб. стран. 428).
(52) Слово Кирилла философа на собор великого Архистратига Христова Михаила найдено было Г. Ро¬зовым в одном Сборнике XVII или XVIII века и напечатано в Чтениях Общ. Ист. и др. Росс. 1847 г. № 8. Это слово, под заглавием: О небесных силах, и чего ради создан бысть человек, и о исходе души, встречается в Сборнике Иосифова Волокол. монастыря (№ 529) под именем Кирила философа, а в Сборнике того же монастыря (за № 574) под именем Авраамия. Припомним кстати, что Авраамий Смоленский, как го¬ворится в его житии, написал две иконы – страшного суда и испытания воздушных мытарств, и ко всем приходящим любил о том беседовать. А в этом слове находим изображение мытарств. Слово о мы¬тарствах встречается и отдельно, как знаем из Па¬мятников Словесности XII века. Кроме того в житии Авраамия сказано: «Поминаше бо часто о своем разлучении души от тела блаженый Авраамий, и како истяжуть душу пришедшеи Ангели, и како испытание на въздусе от бесовскых мытарев, како есть стати пред Богом и ответ о всем въздати, и в кое место поведуть, и како в которое пришествие предстати пред судищем страшнаго Бога, и каков будет от судий ответ, и како огненаа река потечеть пожигающа вся, и что помогаяй будеть, разве покаяние и милостыня, и беспрестанныа молитвы и ко всем любы и прочая дела благаа». Это входит в содержание слова о небесных силах и есть главное содержание слова, напечатанного Калайдовичем. Упоминание о бесерменских странах находится во вставленном Поучении к священникам, а не в самом слове о небесных силах. Слова же, следующие после поучения: нынеже на предлежащее возвратимся, ясно обличают вставку поучения.
(53) См. Творения Св. Отцев. Год первый. Книжки 1, 2, 3. Москва. 1843. Поездка в Кирилло-Белозерский монастырь. Часть 2. стран. 36.
(54) Под тем же годом Новгородский летописец Тимофей пономарь рассказывает об ужасном голоде и море, как его последствии. И в Новгороде было землетрясение в обеденное время.
(55) «Разрушены божественныя церкви; осквернени быша ссуди священии, потоптана быша святая; святители мечу во ядь быша; плоти преподобных мних птицам на снедь повержени быша; кровь отец и братья нашея, аки вода многа, землю напои. Князии наших, воевод крепость исчезе; храбрии наши страха наполньшеся бежаша. Множайша же братья и чада наша в плен ведени быша. Села наша лядиною поростоша, и величьство наше смерися, красота наша погыбе, богатство наше инем в користь бысть, труд наш погании наследоваша. Земля наша иноплеменником в достояние бысть, в поношение быхом живущим въскрай земля нашея, в посмех быхом врагом нашим». Привожу это место в подлиннике ради красоты его и потому еще, что оно повторяется и после в летописях и древних памятниках наших при описании подобных случаев.
(56) Geschichte der Hexenprocesse. Aus den Quellen dargestellt von D-r W.G. Soldan. Stuttg. und Tübing. 1843. Zehntes Capitel. стран. 179. In dem Hexenprocesse gewann der Inquisitor einen geschmeidigen und unerschöpflichen Criminalstoff.
(57) Никон. Лет. Т. 3 стр. 86. История Российской Иерархии, часть I. стр. 135. Словарь Митрополита Евгения. Т. 2 стран. 209. Рукописи Мерила Праведного в Синод. библ. №№ 52 (л. 79 об.) и 525 (77 об.).
(58) В подлиннике употреблено древнее слово: рана, соответствующее в теперешнем языке удару.
(59) По рукописи Златой Чепи Сергиевой Лавры напечатано в Москвитянине 1851 года № 6. Архиепископ Филарет приписывает его Кириллу 1-му Митрополиту.
(60) Указаны Калайдовичем и Строевым в описании рукописей Графа Ф.А. Толстова, Отдел IV. № 275. С этой рукописи напечатаны в Приложениях к изданию Лаврентьевского списка Летописи, стран. 252. Указаны еще мною в книгах Св. Кирилла Белозерского. См. Поездку в Кирилло-Белозерский монастырь. Часть 2. стран. 22.
(61) Полное Соб. Русск. Летоп. Т. 3 стран. 47. «А даи Бог молитва его святая всем крестьяном и мне грешному Тимофею пономарю». Внизу выставлен вариант: «И дай Бог молитвами его всем христианом, и мне грешному Иоанну попови». В Обзоре Русской дух. лит. Тимофей признан за автора летописи, но не разрешено недоумение, невольно возникающее по случаю варианта.
(62) Русская Летопись с Воскресенскаго списка подареннаго в оной Воскресенской монастырь Патриархом Никоном в 1658 году. Ч. 1 стран. 70. «Мы же от начала Русской земли до сего лета и вся по ряду известно да скажем от Михаила Царя до Александриа и Исакиа». Здесь разумеются Алексей Ангел и отец его: следственно, до сего лета относится к 1203 году. Замечание Добровского. См. Исследования, замечания и лекции о Русской Истории. М.П. Погодина. Т. IV. стран. 72.
(63) Лаврентьев. сп. стран. 190 и 191.
(64) Там же стран. 193.
(65) Так в Софийск. Времен. Т. 1. стран. 245.
(66) «Яко же премудрый хронограф списа, яко же добродеянья в векы святяться».
(67) Никонова летопись. Т. 3. стран. 27 – 29. Воскресенский список. Т. 2. стран. 226. Русский Временник, 1790. стран. 138.
(68) Троицк. спис. стран. 222. И кто, братие, о сем не плачется, хто ся нас остал живых, како ону нужную и горкую смерть подъяша? да и мы то видевши быхом устрашилися, и грехов своих плакалися с вздыханием день и нощь, пекущеся не о имении, ни о ненависти братни. Новгор. спис. стран. 52. Да кто, братье и отцы и дети, видевше Божие попущение и на всеи Русьской земли и не плачеться? – Соф. Врем. Т. 1. стр. 239. И кто, братие, о сем не поплачется? кто ся нас остал живых? како ону нужную и горкую смерть подъяша? стран. 246. Да кто, отци и братия и дети, видевши Божие попущение се на всей Русьской земли, и не плачеться?
(69) Ипат. сп. стран. 185.
(70) Лавр. сп. стран. 191. Новгор. сп. стран. 46, 52, 60.
(71) Никон. сп. Т. III. стран. 53.
(72) Русский Времянник. Печат. в Моск. Синод. типографии 1790 года стран. 114. – Второе Прибавление к описанию Славяно-Российск. рукоп. Графа Ф.А. Толстого. Отдел. II. № 455. л. 43. – Каталог рукоп. И.Н. Царского. № 380. л. 381.
(73) Опис. Слав. Росс. ркп. Гр. Толстого. Отдел. II. № 110. Отдел. III. № 69. л. 301, л. 320. – Опис. Румянц. Музея. № 364. л. 215. – Катал. И.Н. Цар¬ского. № 136. л. 344.
(74) В библиотеке В.М. Ундольского под № 294 есть житие Василия и Константина, составленное иноком Пахомием, по благословению Кирилла, Архи¬епископа Ростовского и Ярославского. Рукопись нового письма. Здесь сказано, что мощи святых открыты были при Иоанне III в 1501 году. Пахомий пришел в Рос¬сию, по словам Митрополита Евгения, около 1460 году, – по Обзору дух. лит. при Василии Темном, но по Никонову списку лет. вместе с Митроп. Фотием при Василии Дмитриевиче. Кирилл в Архиепископы Ростовские хиротонисан в 1526 г. – След. это житие не может быть приписано Пахомию.
(75) Повесть о мучении В. Князя Михаила Всево¬лодовича Черниговского и боярина его Феодора вставле¬на в Никонову летопись, в Воскресенскую, в Русский Времянник, в Софийский Времянник. – Опис. рукоп. Гр. Толстого. Отд. I. № 292, л. 47. Отд. II. № 67, л. 148. № 84, л. 149. Отд. III. № 69, л. 327. – Опис. Рум. муз. № 160, л. 42. № 172. № 434, л. 45. Катал. рукоп. И.Н. Царского. № 368, л. 77. № 379, л. 39. Филолога черноризца слово о святых велико¬мученику, иже от Чернигова славную, о великом Князе Михаиле и Феодоре Синьглитице. № 614, л. 103. В сборнике из библиотеки В.М. Ундольского за № 565 это житие названо в заглавии творением Иеромонаха Пахомия святыя горы. За житием следует известное сказание о убьении злочестиваго Царя Батыя.
(76) Катал. рукоп. И.Н. Царского. № 396, л. 20 об.
(77) Канон, стихиры и чудеса, позднее собранные, находятся в библиотеке В.М. Унд. под № 363.
(78) Опис. Рум. муз. 547 стран. № ССС, LXXI. – Катал. Рук. И.Н. Царского № 95, № 408, л. 652. № 411, л. 175. Библиот. В.М. Ундольского № 307. Во всех пяти списках обозначен автор. Он говорит: «Сподобихся достоверно слышати от поведавших ми неложно черноризец обители преподобныя иже во граде Суждале». – Об образовании преподобной Евфросинии сказано: «Аще и не во Афинех учися блаженная, но афинейски премудрости изучи: философию же и риторию и всю граматикию, числа и кругом обхождения и вся премудрости». Весьма важно в этом свидетельстве то, что признавалась необходимость такого образования. Приведем замечательные слова и выражения из этого жития: мнози падоша взнацы. – Царь Батый ста на яронове горе на берегу у реки каменица от полуденныя страны (на дороге ко Владимиру). Любопытно бы знать, есть ли теперь около Суздаля Яронова гора и река Каменица? – И трезлым своим повелением. – Вражии бесов его суть находи и мечты. – Коня и снузницы его вверже в море. – Нигде же бо таков монастырь во всей России великой на устрой и благочиние. – При¬ведем ответ Ефросинии в подлиннике: «Рыба на студе¬ни суще и снегу на ню сыплему не смердит никакоже и червей не творит, но сладко вкушение творит: тако и мы черноризцы мужеска полу и женьска, аще зимою стража терпим, сладость будем х҃ви ввечную жизнь».
(79) Находилось в Библиотеке М.П. Погодина под № 115. – Опис. рукоп. Гр. Толстова. Отд. I. № 183. Отд. II. № 110, л. 21. № 388, л. 5. Отд. III. № 69, л. 165. – Втор. приб. Отд. II. № 455, л. 57. – Опис. Рум. муз. № 34, ст. 17. Житие, описанное современником. № 297, л. 348 об. – Катал. рукоп. И.Н. Царского. № 369, л. 289. № 378, л. 104. № 400, л. 104. № 411, л. 132. № 614, л. 499. № 729, л. 810 об. – Библ. В.М. Ундольского № 274. Печатные в Софийском Времен¬нике и в Степенной книге. Приведем два выражения замечательные по списку В.М. Унд. И многи гости побиша новгородцкия до луги и до сабля. – В. Кн. Александр вто время рагозен бяше сновоградцы и отъехает от них в переславль град.
(80) Опис. Рум. муз. стран. 208 и 546. – Катал. рркк. Царск. № 136, л. 418. № 427, л. 133. – В.М. Ундольский владеет списком (№ 300), к сожалению, неполным, канона и стихир, равно и жития. К пер¬вым прибавлено следующее послесловие, открытое владельцем библиотеки: «Стихиры и канон благоверному великому Князю Даниилу, сотворены, по благословению святейшаго Иова патриарха, Московскаго и всея России, тщанием и труды Сvмеона Романовича Олферьева да инока Сергия честныя обители пресвятыя Троицы Даниилова монастыря Переаславля Залескаго». В конце жития говорится о перенесении мощей в 1652 году в царствование Алексея Михаиловича. В каноне и молитвах к Святому есть беспрерывные отношения к Москве: «Царствующий свой град Москву и страны Российския земли благомилосердо пощади, и милостивно утверди, и мир, и любовь, и здравие обильно во всем, во всех домех сотвори, и всегда радостно нас посещай». – «Сохрани град свой, Москву, и все страны Российския земли, благочестивый Княже Данииле, от безбожных иноверных находа, и от междоусобныя рати, и всякаго страха и муки избави». – «Радуйся, земли Российской заступник и забрало нерушимо! ра¬дуйся, граду своему Москве великий поборниче!».
(81) Библиотеки В.М. Ундольского № 384. Канон и служба преподобному Феодору с детьми его, и далее житие и чудеса. В заглавии жития сказано: «Составле¬но ж бысть сие житие и чюдеса Ермонахом Антонием тогоже монастыря по благословению Господина Преосвященнаго Митрополита... волеюже боголюбиваго и вседержавнаго Господаря великого князя Иоанна Василиевича и при благородном и благочестивом его сыну Великом князе Иване Ивановиче всея Руси». В тексте жития читаем: «Аз же предреченыи инок Антоний нечто мало о святем списах, слышав извест¬но о его житие, пачеж от самех чюдес бывающих от раки богоноснаго отца Феодора, неподобно вменших быти святаго чюдесем, но на многы части глаголатися, яко цветци собравше от многых в едино, да не умолчано будеть едино праведное ст҃аго же и приснопамятнаго житие». Все оно отличается цветистым и вычурным слогом. О времени написания сказано: «Темже и повсюду слава о нем происхожаше якож лехким пером произношашеся по всем странам, даже и до великого князя Ивана Васильевича всея Руси, и до его сына великаго князя Ивана Ивановича, тогда великое княжение ему держащу». Есть замечательные формы слов: листвица, въспитение, надра, до трею лет; выражения: лествица небомерная, недуг тяжек корчета (как в других житиях встречается корче¬тная немощь). – Опис. Рум. муз. № СLX, л. 40 на об. № CCCV. Патерик Печерский пис. в 1462 году, л. 260. без предисловия, которое находится в списке Унд. и по-видимому гораздо короче. № CCCCXXXIV, л. 43 об. – Катал. рркк. Царск. № III, л. 313 – 348. Сочинитель Антоний показан и прибавлено автором ка¬талога, что он жил около 1470 года. – № 372, л. 385. – № 388. л. 193. Соч. иеромонах Антоний. – № 481, л. 30 об. – № 614. л. 110 об. показан Автор.
(82) Опис. Рум. муз. № CCCXCVII, л. 379 об. № CCCCLVII, л. 762. – Катал. рркк. Царск. № 129, л. 77. № 132, л. 223. № 135, л. 99. № 396, л. 87. Автор Каталога замечает, что это житие встречается очень часто. № 411, л. 43. № 728, л. 322. Библиот. В.М. Ундольского № 360. Владелец библиотеки замечает, что по Сборнику Академическому за № 224 это есть сочинение монаха Эразма. Так говорит автор жития, обращаясь ко святым угодникам: «Да помянитеже и мене грешнаго списавшаго сие елико же слышах, а не ведый, а аще ми суть написали ведуще выше мене; аще же аз грешен есмь и груб, но на Божию благодать и на щедроты его уповая и на ваше моление ко Христу надеяхся и трудихся». – Выпишем загадки и ответы Февронии: «Не лепо есть быти дому без ушию и храму без очию». – «Отец мой и мати поидоста взаем плакати, а брат же мой иде чрез ноги в нави зрети». – «Аще бы был в дому сем пес, лаял бы на тя, ощутив тя идуща к дому, се бо есть дому уши, и аще бы было во храмине моей отроча, и видев тя к храму при¬ходяща, поведало бы мне: се бо храму есть очи. А еже сказах ти про отца и матерь и про брата, яко отец мой и мати идоша взаим плакати, пошли бо суть на погребение мертваго, и тамо плачут, а егда по них смерть приидет, и инии по них учнут плакати: се есть заимоданный плачь. А брата же моего рекох ти, яко отец мой и брат древолазцы суть: в лесе бо и с древа мед взимают, и брат же мой иде на таковое дело, якоже лезти на древо в высоту чрез ноги зрети к земли, мысля какобы не урватися и себе жи¬вота не гонзнути, и сего ради рех ти яко иде чрез ноги в нави зрети». – «И посла к ней единаго от слуг своих, и с ним посла повесмо лну, и рече яко сия девица хощет ми супруга быти мудрости ради: аще бо мудра есть, да в сем лну учинит мне срачицу, и порты и убрусец, в ту годину, в нюже аз в бане пребуду. Слугаже принесе повесмо лну, и по¬веда ей княжее слово. Она же рече слузе: взыди на пещь нашу, и снем зградки поленцо, и снеси семо. Он же послушав ея и сня поленцо. Она же отмерив пядию: отсеки сие от поленца сего. Юноша же отсече. Она же рече: возми сей утинок поленца и шед даждь князю своему, и от мене рцы ему: в кий час сие повесмо очищу, а князь твой да приготовит ми в сем утинце стан и все строение, ким сотчется полотно его».
(83) Опис. Рум. Муз. CLX, л. 83. – Катал. рркп. Царск. № 135, л. 485. № 190, л. 135. № 378, л. 270. № 614, л. 258. № 728, л. 334 об. № 743, л. 267 об. – Библ. В.М. Унд. № 358. – Когда написано это житие, неизвестно; но должно думать, что оно написано еще во времена Татарского нашествия. В заключении рассказывается, как Игнатий, правнук Петра, освободил Ростов от нашествия Ахмыла, Татарского Хана, в силу своего родства с ним по предкам. Язык этого жития местами весьма хорош. Приведем отрывок. «Прииде Ахмыл на Русскую землю и пожьже град Ярославль, и пойде к Ростову с всею силою своею, и устрашися его вся земля, и бежашя князи Ростовстии, и владыка ж бе Прохор, Игнатий же извлече мечь, и угна владыку: аще не идеши с мною противу Ахмыла, то сам посеку тя: наше есть племя и сродичи. И послуша его владыка, и с всем клиросом в ризах, взем крест и хоруговь пойде противу Ахмыла, а Игнатий пред кресты с гражяны възем тешь царскую, кречеты, шубы, питие, край поля езера, ста на колену пред Ахмылом, и сказася ему древняго брата царева племя, а село царево твое, господи: се есть купля прадеда нашего, идеже чюдеса творяхуся, господи. Страш¬но ж есть видети рать его вооружену. И рече Ахмыл: ты тешь подаеши, a сии кто суть в белах ризах и хоруговь сиа? егда сещися с нами хотят? Игнатий же отвеща: сии богомолцы царевы и твои суть, да благословять тя, а се ношаху божницу по закону нашему».
(84) Псковск. летоп. изд. М.П. Погодиным. 1837. Москва, стран. 11 – 17. Полн. собр. Русск. летоп. Т. IV. стран. 180 – 183.
(85) См. Новгор. летоп. под 1213, стран. 54.
(86) Опис. рукоп. Гр. Толстова. От. I. № 292, л. 449. Слово на преставление св. Отца нашего Игнатиа Епископа Ростовскаго. – Опис. Рум. муз. № 160, л. 15 на обороте. № 322. Маия 28, № 434, л. 435 об. – Катал. И.Н. Царского. № 411, л. 74 об. № 563, л. 201. № 728, л. 250. – Библиот. бывшей Погодина № 149, л. 52. – Относительно Епископа Василия см. Библ. Погодина, № 169, л. 143.
(87) Опис. Рум. муз. CLIV, л. 153. Служба, л. 176. Житие и чудеса, л. 200. Слово похвалное на пречестную память преподобнаго отца нашего Варлаама, священно-инока Пахомия Логофета, внем же имать нечто на июдеи. – № СLХ, л. 48. Житие Преподобнаго Варлаама Хутынскаго – № CCCCXXXIV, л. 104 об. л. 108 об. – Катал. рркк. Царск. № 89. № 370, л. 56 и 57 об. № 382, л. 91. № 396, л. 202. № 401, л. 43. № 420, л. 145. л. 150. № 446, л. 84. № 457, л. 111. № 481, л. 42. № 624, л. 126, 129. № 743, л. 12 об. л. 14. Библ. В.М. Унд. № 565. Житие и похвальное слово. – Как житие, так и похвальное слово написаны Сербом, иеромонахом Пахомием Логофетом. Первое свидетель¬ствуется его же словами: «Не бо своима очима видех что таковых, но пришедъшу ми от святыя горы в преславный великий Новъград и слышав елика от многих поведаема бяху чудеса, и сего ради повелен бых архиепископом тогоже преименитаго града влады¬ки Еvфимия приити в обитель святаго тамо своима ушима слышати бывшая и бывающая чюдеса». Место про¬тив Иудей, находящееся в похвальном слове, должно иметь современное отношение к ереси жидовствовавших, которая уже зачиналась в Новгороде. «Рци ми убо, о иоудею, что негодуеши? что печалуеши? что распыхаешися, видев нас поклоняемом мощем святого благочестно угодивших; иже от вас распятому Христу исцелением бо знамения видевше покланяемся, не глаголюще мощи святых Бога быти, но яко угодившому, тем же хвалу въздаем прославльшему их Богу». Далее следуют укоры народу Еврейскому в преступлениях, им совершенных против избранников божиих. Известно, что жидовствующие восставали против поклонения мощам святых.
(88) Жития святых Российской церкви. Ноябрь, стран. 46.
(89) Житие Антония Дымского с чудесами находит¬ся в библиотеке В.М. Унд. под № 281. Здесь сказа¬но, что Антоний родился в 1206 году в Новгороде, пострижен в Хутыне в  1227 году, был в Царьграде у Патриарха в 1238 году, поставлен Игуменом на Хутыне по смерти Варлаама в 1243 году, преставился в 1273 году, Июня 24. Житие сложено, конечно, в новое время, на основании источников и преданий, хра¬нившихся в обители.
(90) Полный экземпляр жития и чудес Прокопия Устюжского находится в библиотеке В.М. Ундольского под № 362. Здесь сказано: «Раб же Божий Симеон (отец Стефана Пермского) почюдися зело глаголанным от святаго и прослави Бога о сем, яко показа ему Господь такова свята мужа, и скры тайныя его глаголы, яже беседова с ним, и никому же поведа о житии святаго Прокопия, и о великом его терпении, донележе он изыде от жития сего. По преставлении же святаго, все написа по ряду, еже виде и слыша от святаго ползы ради душевныя последним родом нашим». Многие чудеса, совершенные Прокопием, отмечены года¬ми. Весьма странное по подробностям чудо о Соломонии означено 1671 годом и рассказано попом Иаковом. Здесь видно не русское влияние. Тут же находится: Слово похвалное святым и блаженным Христа ради юроди¬вым Прокопию и Иоанну Устюжским чюдотворцем, списано дуксом Симеоном Шаховским. В этом похвальном слове встречаются сравнения поэтические. «Бла¬женный же сей муж вся сия божественная учения в сердцы своем собра и отвержеся родителей и дому своего, и во след Христа своего и Бога потече, и странник в чюжей земли явися, яко птица парящая по воздуху, во время красновидныя весны царицы времен ко странам на¬шим приближается, и в дубравах вселяются, и по¬дружию примешаются, и гнезда себе созидают, и птенцы своя воспитывают, и сладкоглаголивыми песнми воздух наполняют, и сердца человеком услаждают. Такожде и сей чюдный муж блаженный Прокопий, невемый от коея страны суть или коих родителей, еже о нем писание поведа».
(91) Житие Петра Митрополита помещено в Сте¬пенной книге и находится как в письменных, так и в печатной. Имя автора Киприана обозначено в заглавии. В заключении Жития Киприан сам говорит о важном событии в жизни своей, которое связано с чудом Святителя Петра.
(92) Панагия № 11 в Патриаршей ризнице. См. Указатель для обозрения Московской Патриаршей Риз¬ницы и Библиотеки, составленный Архимандритом Сав¬вою. Изд. 2-е, стран. 13.
(93) Творения Св. Отцев. Изд. Московской Духов¬ной Академии. 1844. Год второй. Книжка 1. В прибавлениях статья: Св. Петр, Митрополит Киевский и всея России, и тут же Поучение смиреннаго Петра Митрополита Киевскаго и всея Руси Игуменом, По¬пом и Диаконом. Подлинник находится в Сборнике Владыки Леонида Рязанского 1576 года, находящемся в библиот. Иосиф. Волокол. монаст. за № 567, лист 385. Там же на л. 389 об. находится Поучение тогоже к Епископом, и Архимандритом, и Игуменом, и дьяконом, и ко всем православным крестьяном, како ходити по закону. Но автор статьи справедливо замечает, что это поучение по содержанию своему противоречит кроткому характеру Святителя и не может быть ему приписано, с чем нельзя не согласиться.
(Продолжение следует)

Степан Шевырёв


 
Поиск Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"