На первую страницу сервера "Русское Воскресение"
Разделы обозрения:

Колонка комментатора

Информация

Статьи

Интервью

Правило веры
Православное миросозерцание

Богословие, святоотеческое наследие

Подвижники благочестия

Галерея
Виктор ГРИЦЮК

Георгий КОЛОСОВ

Православное воинство
Дух воинский

Публицистика

Церковь и армия

Библиотека

Национальная идея

Лица России

Родная школа

История

Экономика и промышленность
Библиотека промышленно- экономических знаний

Русская Голгофа
Мученики и исповедники

Тайна беззакония

Славянское братство

Православная ойкумена
Мир Православия

Литературная страница
Проза
, Поэзия, Критика,
Библиотека
, Раритет

Архитектура

Православные обители


Проекты портала:

Русская ГОСУДАРСТВЕННОСТЬ
Становление

Государствоустроение

Либеральная смута

Правосознание

Возрождение

Союз писателей России
Новости, объявления

Проза

Поэзия

Вести с мест

Рассылка
Почтовая рассылка портала

Песни русского воскресения
Музыка

Поэзия

Храмы
Святой Руси

Фотогалерея

Патриарх
Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II

Игорь Шафаревич
Персональная страница

Валерий Ганичев
Персональная страница

Владимир Солоухин
Страница памяти

Вадим Кожинов
Страница памяти

Иконы
Преподобного
Андрея Рублева


Дружественные проекты:

Христианство.Ру
каталог православных ресурсов

Русская беседа
Православный форум


Родная школа  
Версия для печати

Дети победы

Народный проект: воспоминания о военном детстве

Союз писателей России, Центр Федора Ушакова выступил с предложением объединиться в одном федеральном народном проекте «Дети Победы», который был уже заявлен со страниц журналов «О Русская земля», «Роман-журнал XXI век» и «Новая книга России», портал «Русское воскресение». Здесь были напечатаны первые работы проекта, работы-воспоминания о военном детстве, о военном лихолетье в судьбах детей. Наш центр начал собирать банк данных, вернее, банк воспоминаний о военном времени тех, кто еще жив, кто еще помнит и видел воочию, что происходило на нашей земле в дни Великой Отечественной войны. Детская память самая сильная, и в то же время самая образная, подчас это художественные картины, воспроизведенные в памяти наших дедов, прадедов, отцов, которые могут стать основой художественных произведений, будь то повести и поэтические произведения, кинофильмы и документальные эпизоды, воплощенные в краски, в художественные произведения судьбы наших дедов и прадедов. Таковы и воспоминания детей Сталинграда, собранные в книгу «Сталинградское детство», таковы и воспоминания, напечатанные в журналах Центра, на портале «Русское Восресение», собранные в Белоруссии писателем Татьяной Дашкевич… Впереди большая общая работа над народным проектом по сбору воспоминаний военного детства с девизом-подзаголовком «Вспомни и расскажи своим внукам». Визитной карточкой проекта стал рисунок Блажевской Виктории из города Рыбинска Ярославской области «Салют Победы!», присланный на Конкурс «Гренадеры, вперед!». Связь времен не должна прерваться и дети победителей могут сегодня соединить наши поколения, наши города, наши страны…

 

«Мы, наши семьи остались с Богом одни…»

Серебрякова (крайнова)

Лидия Васильевна, 1929 г. р.

Я уроженка Сталинграда. Из семьи рабочих. Жили дружно. Когда началась война, на фронт ушел брат Пётр, отец был болен и не подлежал призыву. Сестры старшие помогали фронту, работали на заводе. Я и другая сестра ухаживали за ранеными.

Наступило лето 1942 года. В городе не было паники, правда, иногда из соседних домов уезжали люди (в основном семьи служителей государственных учреждений, партийных работников). Никакой сплошной эвакуации не было.

Город встречал и размещал эвакуированных голодных людей из Ленинграда. По радио сообщали о боях за Доном. Никто не предполагал, что немецкие войска на подступах к городу. Работали заводы, в школах размещали раненых. Мы, дети, помогали чем могли: убирали, готовились к занятиям в несколько смен в разных школах. На Волге по-прежнему было тихо. Мы жили в центре города на улице Халтурина, рядом с рынком, рядом с переправой. Никто нам не предлагал эвакуироваться. Висели плакаты «Сталинград врагу не отдадим!». В кино шли фильмы «Чапаев», «Веселые ребята», киносборники о солдате Швейке.

В августе 1942 года стали делать налеты фашистские самолеты в Красноармейском районе. И вдруг 23 августа в 16 часов небо нашего города закрыли тучи фашистских самолетов. Наша семья сидела за столом в комнате. Первые удары бомб у переправы Нефтесиндикат. Нефть загорелась — горела Волга.

Мама схватила нас с Таей, крикнула старшим, и, в чем были, мы бросились бежать к Волге. Кругом стоны, крики о помощи, взрывы и рёв самолетов. Мама обняла нас и молилась, говорила и нам: «Читайте «Отче наш...», просите Бога о милости».

Берег был берегом смерти. Кто цеплялся за лодки, доски. Пароходы не подходили к причалам.

Фашистские летчики видели, что на переправах не было войска, были только раненые бойцы и мирные жители. Самолеты так низко летали, что видны были лица летчиков.

Мы, наши семьи остались с Богом одни. Лишь на него и наших матерей мы, дети, надеялись. В этот день мать поседела, сестра Тая сошла с ума от грохота и страха. Пройдут годы и она очнется.

Мама сказала, что надо бежать из центра за Царицу. Там жила наша старшая сестра с детьми, туда в это воскресное утро ушел отец. И мы пошли, было темно от гари, дыма и пыли. Стоны из развалин, репродуктор передавал какие-то веселые песни. Москва не кричала нам: «Держитесь, дети Сталинграда!» Мы держались за обессилевшую мать и бежали от Волги в овраг — приток Царицы. Здесь мы встретили старшую сестру с детьми и отца. Нашли в овраге яму, расширили ее и стали жить.

Человек привыкает к страху, опасности. Здесь, на окраинах города, меньше бомбили. Надо было выживать. Бои шли вокруг. Утром были наши, к вечеру овраг занимали немцы. Немцы не трогали нас, им было не до нас. Им надо было идти к центру, а тут уже подошли советские войска, бои шли за каждую улицу.

Наступил сентябрь. Мы питались горелой пшеницей. Ходили на элеватор, вблизи которого сгорела кондитерская фабрика. Там была патока, ее ели. Привыкли. В конце сентября этот участок, где мы были, прочно заняли немецкие войска. Появилась полевая кухня, и дети потянулись с чашками. Немцы давали нам еду, но стали нам говорить, чтобы мы уходили с этого места.

Стало холодно. Конец октября. Наши землянки понадобились фашистским войскам, стали выгонять семьи на дорогу в сторону Калача. Целые колонны беженцев, старух, женщин и детей — в общем, весь мирный Сталинград — покидали свой родной город. Мы шли по территории, занятой врагом. Иногда немцы подвозили нас на машинах.

В дороге было все. У каждого из нас, детей военного Сталинграда, прошедших через муки и испытания бомбежками, переправами и концлагерями, были мгновения, когда мы всем своим существом ощущали близость смерти. Для одних это была та самая бомба, которая неминуемо должна была убить именно его, но от взрыва которой погиб не он, а соседский мальчишка и девчонка. Для другого — пулевая очередь, прошившая лодку, но не задевшая его. Для третьих — рухнувшая от взрыва снаряда громадная стена дома, накрывшая всех, кто был рядом с ним, но не его. Для меня же это была мина, лежавшая на проселочной дороге, по которой гнали нас немцы в Калач.

Когда ведущий колонну немец дал команду на привал, мы, как подкошенные, повалились здесь же — у обочины. Натруженные ноги гудели, мучительно терзали голод и жажда. Думать ни о чем не хотелось. Даже о том, что волновало все эти десятки километров: «Куда гонят? Сколько еще идти?» Какое-то безразличие овладело всеми.

На оставшийся обоз, шедший навстречу, обратили внимание не сразу. Так же, как и на немца, который, подойдя к маме и пнув ее стволом винтовки, скомандовал: «Ауфштейн!» Растерявшаяся от неожиданности, она не сразу поняла, чего от нее хочет гитлеровец. Расстрелять? Но за что? На болезнь не жаловалась, от колонны не отставала. Что-то отобрать из ее одежды, приглянувшееся ему? Так это можно сделать здесь же. Чуя недоброе, мы с сестренкой заплакали, повисли на ней. Но это у немца жалости не вызвало. Он грубо толкнул ее в спину: «Шнеллер!» Так мы тройкой и пошли.

Лежавшую на дороге мину, из-за которой остановили обоз, мы заметили не сразу, а лишь тогда, когда конвойный остановил нас от нее в каком-то метре. Его жесты были столь выразительны, что мама сразу догадалась, что от нее хотят. Место, куда следовало отнести мину, немец, словно указкой, показал винтовкой. Мама понимала, чем это может закончиться, а потому велела нам вернуться назад. Мы заплакали и еще сильнее ухватились за ее юбку. На мгновение задумавшись, мама неожиданно перекрестила нас и решительно сказала: «Идемте!» Мину взяла осторожно, словно бы грудное больное дитя. Мелкими шагами пошла вперед в сопровождении нашего девичьего эскорта. Позже она рассказывала родственникам, шедшим с нами в одной колонне: «Когда поняла, что от меня требует немец, вначале решила, что мину брать не буду. А потом подумала, что мне этого не простят и наверняка расстреляют и тогда дети останутся одни. Взять? А если взорвется? Исход — тот же. Вот после этих раздумий и решила: или все останемся живы, или умрем все разом».

Метр за метром мы были все ближе к цели. И вот наконец, наклонившись, мама положила притаившуюся внутри металла смерть на землю и обессиленная села рядом. По ее лицу ползли крупные капли пота, струей стекая на воротник платья. Мы смотрели на нее и молчали. А на той стороне дороги, припав к земле, все еще лежала наша колонна, ожидая взрыва. Вместо него раздалась гортанная команда немца «Форвест!» Мы так и не поняли, к кому она относилась. То ли ко всем нам, идущим в неизвестность, то ли к обозу, спешившему попасть в город, где шли ожесточенные бои.

Детская память цепко сохранила отдельные эпизоды этого пути.

В маленьком тазике мама несла с величайшей скупостью расходуемые лепешки из жита. Это были не просто наши завтраки или обеды. Это были наша сила и сама жизнь, ибо всех обессиленных, отстающих немцы просто расстреливали.

Наша жизнь в конце октября–январе 1943 года проходила в хуторе Чернозубов близ Белой Калитвы. В хуторе уже была власть немцев. Жили мы в землянке, питались тем, что находили на плантациях (мерзлую картошку, морковь, лук). Соли не было. Отец ходил по хутору просить милостыню, хуторяне подавали. Но больше давали немцы, ведь в хуторе стояли войска, и была полевая кухня.

В хуторе была установлена власть оккупантов, работали в конторе русские, полицаи. Они не любили «сталинградских» (так нас называли), даже просо давали с упреками.

В конце декабря в хутор пришли какие-то полосатые желтые танки. Офицеры были в красивых чёрных шинелях и с одним погоном. Здесь в хуторе шел жестокий бой. Фашисты заминировали дорогу, а наши не знали. Советские танки горели на подступах к центру хутора. Много наших танкистов подорвались. Семь дней шли бои. Здесь мы, сталинградцы, еще раз пережили страх, смерть. Когда фашисты отступали, шли от дома к дому и бросали гранаты в каждый колодец, особенно в погреба, ведь там прятались люди. Мы с мамой не уместились в погребе, сидели в землянке. Фашист заставил нас выйти и поставил к стогу сухих подсолнухов, а сам открыл крышку погреба и хотел бросить гранату. Сестра Маша подняла на руки ребенка и показала немцу. Она знала немецкий и объяснила: «Гер офицер, здесь одни дети». Наверное, дрогнуло сердце у фашиста, не бросил он гранату. А тут подошли еще немецкие солдаты, увидели нас с мамой и так, между прочим, дали очередь из автомата. Мы упали, рядом были люди, которые тоже упали. Мы остались живы, другие люди погибли.

Началась перестрелка. Наши войска освободили нас. Это было 7 января 1943 года. А в апреле мы уже вернулись в Сталинград.

Из книги «Сталинградское детство»

Соб.информ.


 
Поиск Искомое.ru

Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: "Русская беседа"