Одним из наиболее характерных явлений нашего времени стал поиск неких особых, христианских подходов к, казалось бы, вполне привычным, учебным и научным дисциплинам: за последние годы немало сказано о христианской педагогике и церковной истории, соответствующим мировоззренческим подходах к преподаванию естественнонаучных дисциплин.
Такое широкое и не всегда оправданное использование слов «христианский» и «православный» вполне объяснимо: оно продиктовано благим намерением избавиться от искусственно созданных в прошлые десятилетия идеологических рамок, критическим духовно-нравственным состоянием общества, на долгое время изолированного от собственной многовековой религиозной традиции. На термины «христианская педагогика» или «православный подход к преподаванию какой-либо научной дисциплины» нуждаются в уточнении, так как не всегда могут быть корректно истолкованы: речь не идет не о каких-то сверхновых, гениальных методах, подходах и технологиях, а о правильном применении и использовании тех частиц складывавшегося веками научного опыта, которые соответствуют главной исторической задаче православной Церкви – нравственному воспитанию человека, ведущему к исцелению его пороков и спасению души. Понятие «христианская педагогика» введено в наши дни в научный обиход, очевидно, для того, чтобы особо подчеркнуть в этом словосочетании первое слово, хотя ранее в отечественной педагогической традиции в этом не было особой нужды – развитие педагогики как науки наиболее интенсивно происходило в XIX веке, крайне сложный с духовной точки зрения период. Педагогика этого времени была неразрывно связана с Православной Церковью, о чем свидетельствуют жизненные и творческие пути выдающихся русских педагогов этого времени – К.Д. Ушинского, С.А. Рачинского, П.Д. Юркевича и некоторых других. Вторая половина XIX в. как никогда остро поставила вопрос о нравственных началах политики, экономики, литературы, искусства и ряда других, не менее важных сфер человеческой деятельности, но, на широкое распространение в этот период педагогических идей и их неразрывную связь с Православием, усилия классиков педагогики по утверждению основ христианской нравственности в образовании и воспитании не всегда находили понимание и поддержку в обществе. Когда деятельность ученых – педагогов были одобрены и поддержаны архиепископом Харьковским и Ахтырским Амвросием (Ключаревым), это было воспринято, как большая неожиданность и в церковных, и в светских кругах. Эта поддержка была не только моральной: архиепископ Амвросий организовал два религиозно – философских журнала (один – в Москве, другой – в Харькове), охотно предоставлявших свои страницы выдающимся ученым – педагогам. Но Владыка Амвросий (до принятия в 1877 г. монашества – священник Алексий Ключарев) был не только талантливым организатором религиозного образования и церковной печати, ярким миссионером, первым из московских священников начавшим практиковать внебогослужебные беседы с представителями интеллигенции, в том числе и за пределами храма, незаурядным иерархом, не побоявшимся пойти против консерватизма и косности чиновничества, но и , без всякого преувеличения, талантливым педагогом. В своих проповедях, относящихся как к московскому периоду, когда будущий архиепископ служил в церкви Казанской Божьей Матери у Калужских ворот в Москве (позднее описанной И.С. Шмелевым в романе «Лето Господне»), так и к периоду архиерейского служения, архиепископ Амвросий высказал ряд идей, значение которых явно не ограничивается вероучительной сферой – их в полной мере можно назвать педагогическими. Идеи эти не просто актуальны для нашего времени, но представляют собой основу того, что сегодня называется «христианской педагогикой». Сегодня остается только удивляться тому, что почти полтора века назад в этих проповедях был достаточно четко изложен взгляд Православной Церкви на многие из современных проблем, но на самом деле это удивление окажется напрасным: упомянутые проблемы архиепископ Амвросий понимал не как явление, свойственное своей эпохи, как явление вневременного характера. Его проповеди стали, несомненно, ярким событием русской культуры второй половины XIX в., представляя собой важный этап не только в развитии педагогики, но и в отечественной проповеднической традиции. Интерес к ним был настолько велик, то еще раз при жизни были изданы три сборника проповедей Амвросия. «Несколько проповедей протоиерея А. Ключарева» (М., 1873 г.), «Проповеди епископа Амвросия, епископа Дмитровского, викария Московского, за последние годы служения его в Москве. 1873-1882 г.» (М., 1873 г.), «Проповеди Преосвященного Амвросия, архиепископа Харьковского, произнесенные во время служения его в Харьковской епархии. 1882-1894 г.» (Харьков, 1895 г.). Фрагменты этих сборников вошли в книгу «О семейном счастье и семейном воспитании» (М., 1997 г.). Переиздание проповедей архиепископа Амвросия в наши дни, несомненно, свидетельствуют о том, что интерес к его идеям сегодня не ослабевает, и в условиях, когда государственные институты фактически расписались в своей неспособности повлиять на современный кризис семьи, а общество, потеряв нравственные ориентиры, готово принять на веру любые, даже самые сомнительные рецепты сохранения семьи, эти идеи как частица духовного опыта Православной Церкви эти идеи окажутся востребованы.
Каков же, по мнению архиепископа Амвросия, самый верный путь к семейному счастью? Прежде всего, обращает на себя внимание употребление в произведениях такого серьезного жанра, как проповедь, несколько легкомысленного и не совсем вписывающегося в церковный лексикон слово «счастье». Скорее, это слово уместно для популярной беллетристики, лирической поэзии или бывших неотъемлемой частью культуры того времени романов, встречается оно и в фольклоре, например, в сказках, но уже гораздо реже. Русский фольклор развивается под мощным воздействием христианства, и поэтому счастье в народных сказках, песнях и преданиях воспринимается не как нечто реальное, а как идеал. Сказочный герой отправляется на поиски счастья (это и есть наиболее распространенный контекст употребления этого слова), но поиски легкого счастья приводят в тупик – герой все же находит свое счастье, но приходит к нему иным путем, ценой неимоверных физических и духовных усилий. Эту идею, известную русскому народу издревле, но к XIX в. основательно забытую из-за распространения в обществе различных заманчивых теорий, архиепископ Амвросий формулирует в своих проповедях, но уже не сказочным слогом, а богословским языком: «Главное заблуждение относительно семейной жизни ныне состоит в том, что все ищут и ждут от семейной жизни счастья как чего-то готового, что непременно они должны найти без трудов и усилий. Но такого готового счастья ни в каком роде и нигде нет на нашей земле: все здесь трудом добывается» (Архиепископ Амвросий (Ключарев) О семейном счастии и семейном воспитании, М., 1997 г., с. 5). В обоих религиозно – философских журналах, созданных архиепископом Амвросием, фольклор занимал не последнее место – здесь публиковались как выдающиеся памятники народного творчества, вновь открытые фольклорными экспедициями, так и исследовательские работы, в полной мере раскрывающие духовно- нравственное значение устного народного творчества. При поверхностном знакомстве с проповедями архиепископа Амвросия может показаться, что он говорит и пишет о неких азбучных истинах, известных каждому с раннего детства. Но если в древнерусскую эпоху эти идеи, действительно, были азбучными истинами, всепроникающий рационализм нового времени потребовал, как это ни странно, логического обоснования этих истин. Этим обоснованием и занимается в своих проповедях архиепископ Амвросий – в данном случае, с точки зрения богословия: «Воображая, что счастливым выбором партии обеспечивается навсегда семейное счастие и что оно упрочивается первою склонностью, многие супруги ныне упускают из виду и то, что в первое время они еще не знают ни друг друга, как должно, ни самих себя в новом свое положении. Только стоя близко друг к другу, как стоят супруги, и только по времени они могут изучить образ мыслей, вкусы, склонности, привычки друг друга, причем, к удивлению многих, в избранниках сердца вместе с достоинствами, привлекающими любовь, открываются и значительные недостатки (Указ. соч. с. 11)». Но труд перенесения в супругов недостатков друг друга есть право на благодарность от стороны, имеющей недостатки, к другой, терпящей их. Это укрепляет любовь, так как имеющий недостаток старается утешить снисходительного друга другими, лучшими свойствами своей души (Указ. соч., с. 14). Архиепископ Амвросий раскрывает здесь христианское понимание любви, однако, христианство не придумало чего-то нового и сверхъестественного (обвинение в «сверхъестественности» налагаемых на человека ограничений сегодня часто предъявляется Церкви), такой подход был свойственен, как ни странно, еще античности, что закрепилось в самом языке. В русском языке для обозначения понятия «любовь» существует всего одно слово, что многих, особенно, в наши дни, вводит в соблазн. В греческом же языке для обозначения этого понятия существует целых четыре слова: «эрос» обозначает плотскую, почти животную страсть, активно культивировавшуюся античной культурой, но почему-то не менее активно пропагандирующуюся сегодня, на рубеже второго и третьего тысячелетий христианской эры. Второе слово «филейа», предусматривает уже не всецелое тожество чувства, здесь немного присутствует и разум, но главная роль все же по-прежнему принадлежит страсти (для сравнения можно привести слова типа «филателист» или «библиофил» - в этих популярных увлечениях проявляется страсть не к человеку, а к коллекционированию каких-либо предметов). Лишь следующее понятие «сторгэ» приближается по своему содержанию к христианскому пониманию любви: одним из вариантов перевода этого слова – «терпения». Это уже созвучно тому, о чем говорит архиепископ Амвросий: «Внимание к слабости и недостатку такого близкого человека, как муж или жена, возбуждает жалость к нему и утверждает в терпении, которое само по себе есть добродетель, в этой добродетели человек, имеющий христианские утверждения, и для собственного усовершенствования обязан упражняться с ревностью и постоянством» (Указ. соч., с. 15) Но и «сторгэ», как выясняется, не является наивысшей формой христианской любви. Для нее в Греческом языке есть слово «агапэ», дословно переводящееся как «беззлобие»: в греческом тексте Священного Писания этим словом обозначается любовь Бога к людям, а также идеал, к которому должен стремиться человек в отношениях с другими людьми. Следует особо отметить, что такое понимание любви было свойственно еще античному язычеству, а христианством лишь было унаследовано. В одном из греческих патериков повествуется о том, как некая молодая пара обратилась за советом к старцу: «Для этого надо пройти четыре стадии любви». Что же мы видим сегодня, когда наше общество считает себя умнее и выше «примитивных догм» и «средневекового мракобесия»? Обычным явлением наших дней стала сектантская демагогия, производящая довольно грубую подмену понятий: под любовью Бога к людям вместо «агапэ» понимается «фалейа», а то и «эрос», причем подмена понятий уже даже не маскируется – на одном из сектантских собраний молодежи вместе с текстом Библии бесплатно раздавали… противозачаточные средства. Но даже если не рассматривать крайности, к которым, несомненно, принадлежит сектантство, то взгляд на проблемы брака внерелигиозного обывателя выглядит ничем не лучше. Для гордыни современного «свободного» человека, как резкие пощечины, звучат слова архиепископа Амвросия, сказанные в столетии, которое с недавних пор стали называть позапрошлым: «в современном воспитании девиц много крайностей, вредящих целости и сосредоточенности семейной жизни. Ныне каждая образованная девица, забывая свое главное назначение быть женой и матерью, непременно задается какой-нибудь особой возвышенною целью, для достижения которой не только отдает все свои силы, но и изнуряет себя: быть общественною деятельницею и служилым человеком, врагом, литератором, художником, поступить на сцену – вот любимые мечты современных молодых девиц » (Указ. соч. с.18-19). В наше время у «молодых девиц» наблюдаются часто совсем иные «любимые мечты» - идеи, только зарождавшиеся во времена архиепископа Амвросия, претерпели за полтора века определенную эволюцию, дойдя до наиболее абсурдной и уродливой формы. Именно такой была судьба явления, антихристианская сущность которого ярко раскрыта архиепископом Амвросием – т.н. «гражданского брака». И здесь, как и с понятием «любовь», в наши дни приходится сталкиваться с очевидной подменой понятий – исторически «гражданским браком» все же именовался более или менее устойчивый союз, установки и цели которого соответствуют историческим задачам брака, но заключенный без участия Церкви. Даже в такой форме архиепископ Амвросий считал «гражданский брак» очевидным нравственным злом, проявлением гордыни и своеволия человека: «Чем иным можно объяснить нетерпеливое желание некоторых народов Западной Европы заменить христианский брак, благословляемый Церковью, так называемым гражданским (в авторском тексте выделено курсивом А.Т.), если не стремлением совершенно освободить свою совесть от напоминания закона христианского о хранении верности, чистоты и целомудрия в супружеской жизни?» (Указ. соч., с. 37) Современный «гражданский брак» не признает не только церковных установлений, но и государственных законов – впрочем, первые ростки такого отношения к семье появлялись еще во времена архиепископа Амвросия: «Но у нас замечается нечто еще худшее, чем борьба в Европе за гражданские браки: у нас люди, свободно сошедшиеся, без разрешения всякого закона, не краснея, живут вместе, выезжают, принимают гостей и развязно говорят: «Мы живем в гражданском браке» (Указ. соч., с. 39) Сегодня «у нас замечается нечто еще худшее» по сравнению с временами, когда были написаны эти строки: т.н. «гражданский брак», вовсе не воспринимается как брак, а как некий «испытательный срок» к нему. Однако, получив широкое распространение, такой способ вступления в брак вовсе не улучшает печальной статистики разводов.
Каков же, по мнению архиепископа Амвросия, выход из этой неутешительной ситуации? По его мнению, в вопросах воспитания «мы слишком положились на науку, на учение, мы сосредоточили все просвещение на образовании ума (в авторском тексте выделено курсивом – А.Т.), его мы признали приемником не только познаний, но и всякого человеческого совершенства» (Указ. соч., с. 47) Наше время еще в большей степени, чем XIX в., не знает недостатка в различных педагогических «методиках» и «технологиях», но большинство из них упускают из вида важный момент: русский термин «образование» и латинский «эдукацио» не тождественны друг другу. Латинское слово дословно переводится как «руководство», имеет несколько механистический «технологический» смысл, русскому же слову «образование» по смыслу больше подходит другой латинизм – «формацио», т.е. создание, формирование личности: «… раннее детство есть возраст, недоступный для науки, но в этом возрасте многое закладывается в наши души помимо нашего сознания и впоследствии обнаруживает влияние на всю жизнь и судьбу нашу» (Указ. соч., с. 48) Архиепископ Амвросий следует здесь древней традиции православного воспитания, главным объектом которого является не ум, а душа: «Одна из самых трудных задач в деле воспитания есть раскрытие совести. Человек без совести – язва общества; человек с совестью нечувствительною, или изворотливою есть ненадежный член общества» (Указ. соч., с. 57) В христианском воспитании «… наставление направляется главным образом не на внешние признаки, или принадлежности, или последствия худого дела, а на внутреннее состояние духа, которое от него происходит, т.е. на страдание сердца и совести» (Указ. соч., с. 59). «Внутренняя жизнь человека есть тайна. Мы можем говорить воспитаннику, учить, советовать, но что происходит в его духе вследствие наших убеждений, мы не можем знать, если он сам этого не откроет; да еще в силах ли он сам объяснить, что в нем происходит?» (Указ. соч., с. 75)
Глубокие и искренние размышления архиепископа Амвросия не являются результатом какой-то «технологии», в них заключен многовековой опыт Церкви, личный опыт восьмидесятилетнего жизненного пути, начавшегося 18 марта 1820 г. в семье священника г. Александрова, а завершившегося 3 сентября 1901 г. в г. Харькове, в хлопотах о своей обширной епархии. С тех пор минул век, оказавшийся жестоким и кровавым из-за того, что проповедь архиепископа Амвросия не была своевременно услышана. Сегодня на дворе новый век, новое тысячелетие – это время уже породило в обществе ожидание чего-то нового и необычного, пусть наивные и иллюзорные, не очень искренние надежды хотя бы в какой-то мере осуществились, проповеди архиепископа Амвросия (Ключарева) не должны быть списаны в архив. Сегодня за забвение этих идей придется заплатить более страшную цену, чем была заплачена в минувшем столетии.
Андрей Торопов (г. Владимир)
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
