Прежде чем начать разговор о создании профессором С.А. Рачинским (1833–1902) в 70-х гг.XIX в. образцовой сельской школы, мы должны поглядеть на ту действительность советского времени, которая была создана путём отказа от системы образования на основе Священного Писания и традиций русской церковной культуры.
«С первых шагов “на ниве просвещения” я оказался в тупике. Подлинную историю России можно было с лёгкостью перечеркнуть, а классическая литература представала набором эстетически-обличительных сюжетов, направленных против “воинствующих угнетателей и мракобесов”. Мне пришлось в рамках школьной программы ввести некий курс религиозного ликбеза. История и литература тут соприкасались. Ну, действительно: для чего равноапостольные братья Кирилл и Мефодий одарили нас (славян) возможностью читать? Для того, чтобы мы читали Священное Писание. Что это за концепция “Москва – Третий Рим”? Изъять этот стержневой вопрос – рушится вся наша история. А с Пушкиным? Почему он для выпускного лицейского экзамена пишет стихотворение “Безверие”, а в одном из последних своих стихотворений перелагает на поэтический язык Великопостную молитву преподобного Ефрема Сирина “Господи и Владыко живота моего...”? Почему Раскольников заставляет Сонечку Мармеладову читать вслух евангельскую главу о воскрешении Лазаря Иисусом Христом, а Лев Толстой изымает из своего переложения Евангельской истории всё, что касается феномена чуда?», – пишет о начале своего преподавательского пути в тульской глубинке поэт, ныне профессор Дальневосточного федерального университета Юрий Кабанков. В его книге «Религиозный ликбез. О «Религиозном нравственном смысле основных сюжетов Библии» как возле магнита собраны осколки русской православной философии, в которой жили, не замечая того, наши предки и на основе которой строил свою педагогику Татевский учитель.
Профессор Московского университета С.А. Рачинский со своим цельным миром, вобравшем и классическое домашнее образование русских усадеб, и религиозность крестьянского мира, среди которого он делал первые жизненные шаги, и литературно-музыкальное окружение именитых предков, и европейское знание точных наук, да и философски тонкое понимание самой европейской жизни, в 1872 г. навсегда вернулся в родовое имение Татево.
А после тридцатилетней просветительской деятельности Рачинского в Бельском уезде, размеры которого были, по замечанию самого Сергея Александровича, с немецкое герцогство, там не осталось пьющих попов, скрепя сердце описанных Рачинским в «Письмах к духовному юношеству о трезвости», в храмах служили священники из бывших учеников Рачинского, в школах детей обучали его воспитанники.
Интерес к педагогике у Рачинского появился ещё в годы учёбы в Германии, когда он познакомился с деятельностью профессора Йенского университета Карла Стоя, основателя нескольких учебных заведений, практику которого изучал и Константин Ушинский. Свои наблюдения Рачинский изложил в первой опубликованной им статье на педагогическую тему «Институт Стоя в Йене», где высказал актуальную и сегодня мысль о том, что воспитание любого народа должно быть национально ориентированным и современным.
Создав уникальную Русскую школу, по образцу которой потом возникли школы в Англии и в Японии (!), Рачинский принял активное участие в разработке реформы образования в России под руководством К.П. Победоносцева. Среди советников Константина Петровича наряду с Рачинским была также супруга Победоносцева Екатерина Александровна, сёстры А.Ф. и Е.Ф. Тютчевы, баронесса А.Ф. Раден – общественный деятель, фрейлина великой княгини Елены Павловны, состоявшая в дружбе с И.С. Аксаковым, Б.Н. Чичериным, Ю.Ф. Самариным.
Первая школа в Татеве была открыта в 1861 г. отцом Сергея Рачинского майором в отставке Александром Антоновичем. Он же положил начало и богатейшему татевскому архиву, а татевская библиотека славилась ещё со времён Екатерины II. Попечителями и учителями открывшейся школы стали старший сын А.А. Рачинского Владимир и дочь Варвара.
Сергей Александрович, переехав в Татево и приступая к школьному делу, понимал, что вопрос о народном образовании – это вопрос не о частном зле или частном благе. «Здесь вопрос о будущем России, более важный, чем о финансах, судопроизводстве, полиции и вообще о государственных учреждениях. Ибо как не плохи будут эти учреждения, но когда дух народа цел, государство останется непоколебимо. Когда же последовало в народе нравственное разложение, тогда самые превосходные учреждения не удержат государство от гибели», – писал он.
Подобным образом об этом размышлял в своих статьях «Русские речи» общественный деятель, публицист Василий Величко, соредактор журнала «Русский Вестник» в то время, когда в нём публиковался С.А. Рачинский: «Самый тип деревенского учителя (помимо указанных плохих экземпляров) выработался не тот, какой желателен. Сельской школе надобен или учитель-крестьянин, смиренномудрый и простой, не выделяющийся из своей деревенской среды, или, когда средства позволяют, – настоящий, хороший педагог, глубоко понимающий и значение созидательных начал русской жизни, и родную историю, и настоящие нужды крестьянина. К сожалению, учителя такого уровня и настроения встречаются весьма редко, а преобладает наименее полезный для деревни тип полуинтеллигента, колеблющегося между двумя сферами понятий, а потому и не могущего достигать иных результатов, кроме насаждения грамотности да распространения беспринципной умственной эмансипации».
Ощущал Рачинский и то, что дух народный и народный быт держатся преданием и обычаем, пока народ не образован. Главное призвание людей образованных, по его мнению, состоит в том, чтобы помочь народу «сознательно укрепиться в тех преданиях и обычаях, которые до сих пор он признавал слепо». «И если народ погрязнет в невежестве, то позор и проклятие нашему мёртвому образованию», – писал татевский учитель.
За 24 года «перестройки» и постперестроечного времени, когда школа сбросила с себя обязанности не только просвещения, но и воспитания, можно констатировать, что молодое поколение утратило верный путь своего национального развития. Оно совсем утратило бы свой путь, если бы не генетическая память, если бы не подвижники прошлого, опыт которых сегодня невольно ложится в наши благодарные руки.
В 1875 г. Сергей Александрович принялся за обустройство школы, созданной сестрой Варварой, а с сестрой Ольгой они организовали лечебницу, где бесплатно получали медицинскую помощь все жители окрестных сёл. Надо заметить, что на устройство сельских школ Рачинский потратил своё стотысячное состояние. «Теперь у меня 60 учеников при четырех учителях. В окрестностях возникли ещё две школы, и я буквально с утра до вечера учу и учусь», – писал он Льву Толстому в 1877 году.
Татевский учитель сам преподавал арифметику и грамматику, пение и рисование, географию и ботанику, предполагал ввести экспериментальную физику, понимая, что «естественные науки, как писал педагог К. Ушинский, дают многостороннее развитие духовным способностям, сближая человека с природой. Они дают мысли движение к высшим философским выводам, развивая глубокое чувство красоты и наполняя религиозным благоговением, потому что увеличение познания творений ведет к возрастающему прославлению Творца».
Мальчики учились в школе столярному делу, девочки вышиванию и кружевоплетению.
В основе педагогики Рачинского лежало церковное искусство, он считал Христианство «негасимым светочем, идущим, как огненный столп в пустыне, впереди человека и народов» (К. Ушинский).
Когда сегодня я слышу в возрождённом татевском храме, как поют чистыми голосами юноши – дети священника, когда вижу сырую ещё фреску, рождающуюся под кистью молодых иконописцев в заново возведённом соборе Николо-Угрешского монастыря, понимаю, что выше христианского воспитания и церковного искусства действительно ничего нет. Так пишет наш современник протоиерей Александр Салтыков, настоятель московского храма Воскресения Христова в Кадашах, декан факультета церковных художеств Православного Свято-Тихоновского Гуманитарного Университета: «Нет во всём мире другого искусства, которое явило бы человечеству такую чистоту и совершенство личности, как она явлена в церковном искусстве, особенно великого тысячелетия его расцвета, с VI по XVI века. Потому что в этих образах присутствуют дары Святого Духа – любовь, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание, надежда, мудрость, смирение, покой… Отсюда – особая гармония святого искусства, которое учит искать добродетель и избегать греха».
Как отчётливо это понимали Рачинский и его сподвижники!
С 1878 г. татевская школа имела статус церковно-приходской. В 1870-1880-е гг. была четырёхгодичной, а с 1898-го – шестилетней. Учебный год в сельских школах, устроенных Рачинским, начинался 1 (14) октября, после уборки урожая. Грамоту здесь начинали изучать с церковнославянского языка. Почувствовав его, дети могли свободно писать и читать на русском, впитывая преемственность. Владение речью предков развивало творческие способности детей, формировало их нравственно и эстетически.
Учебный день начинался с молитвы в 6 часов утра. После завтрака ребята одной дружной семьёй исполняли хозяйственные обязанности: привозили воду, рубили дрова, убирали школу, помогали кухарке Прасковье Фёдоровне. С 9 часов до полудня продолжались уроки, а после обеда школьники привозили дрова и воду, летом помогали старшим на пришкольном огороде и гуляли в лесу, зимой расчищали дорожки, затем шли кататься с горы.
С 14 до 16 часов в школе Рачинского проходило два урока. В 16 часов полдничали. Дети и учителя всегда собирались на трапезу за одним столом. Следовательно, воспитание детей проходило под неустанным взором учителя. И тут можно вспомнить автобиографический рассказ Николая Лескова «Кадетский монастырь», где образы учителей и строй учебной жизни во многом соответствовали картинам татевской школы.
После полдника до 18 часов дети гуляли, а далее следовали три вечерних урока: спевка, упражнения в умственном счёте и грамматика. В 21 час совершалась вечерняя молитва и дети ужинали. В субботу уроки заканчивались в 12 часов. После обеда дети расходились по домам, а те, кто оставался на полном пансионе, убирали школьные помещения и шли в баню. Воскресный день всегда был праздничным: утром на Литургии дети пели на клиросе, читали Псалтирь.
Важно заметить, что детей приучали к труду в семьях всех сословий. Это воспитывало ответственность и ускоряло приобретение разных жизненных навыков, а также закаляло физическое здоровье. Вспомним фотографии царской семьи, на которых маленькие девочки – великие княжны – вышивают или шьют.
Недаром отец будущего наместника Кавказа фельдмаршала князя Александра Ивановича Барятинского писал в 1821 г. в своих Письмах о воспитании сына:
«До семилетнего возраста наставление мальчика скорее физическое, чем нравственное. Внушение ему о правде и неправде стоит делать с ранней поры. Ложь и неумеренность – главные пороки детства. Необходимо быть неумолимым в искоренении лжи, потому что она унижает человека.
До пятилетнего возраста можно будет оставить сына моего на руках женщин.
Как только он будет в состоянии бегать и прыгать, следует постараться укрепить его телодвижением и холодным купанием, к которому следует приучить постепенно. Купание в реке самое здоровое. Надо будет достать ему две или три маленьких верховых лошадки, на которых он будет по очереди ездить без седла: ничто не придаёт больше ловкости, как этот способ езды кочевых народов. Сыновья наших крестьян – наездники с ранней поры и скачут на отцовских лошадях с пяти или шести лет с изумительною ловкостью. Когда мой сын достигнет семилетнего возраста, я бы желал, чтобы он начал учиться славянскому, латинскому, греческому, и в особенности родному языку. С этого возраста до 12 лет он приобретает некоторые познания, а в 14 и15 лет он будет в состоянии с пользою читать классических авторов. Изучение рисования и арифметики должно будет идти рядом с изучением мёртвых языков, т.е. с 7 лет.
В 12 лет надо будет постараться приохотить его к механике; ничего нет легче: следует только с семилетнего возраста наполнить его комнату маленькими моделями, чтобы возбудить в нём любопытство, и, в особенности, следует ясно и без педантизма объяснять ему основные начала механики. Эта наука бессознательно поведёт его к знанию практической математики. Предшествуемая высшей математикой, это род метафизики и для взрослого, а тем более для ребёнка. Надо его заставлять делать чертежи машин и в особенности объяснять их.
Вообще было бы хорошо приучить его применять на каждом шагу развития его умственных способностей практику к теории. Механика заставит его полюбить земледелие, которому она каждый день оказывает столь важные услуги, а земледелие приохотит его к химии, имеющей к ней такие близкие отношения. С восьми до пятнадцатилетнего возраста надо будет его учить, занимая разнообразными опытами; и особенно надо постараться вызвать в нём соревнование, назначая ему награды, состоящие из хороших книг, земледельческих орудий и других, имеющих отношение к изучаемым им наукам.
Я желаю также, чтобы в его распоряжение предоставили несколько десятин земли, на которых он бы производил агрономические опыты. Это будет новый способ доставлять ему движение. Ему следует дать лёгкий и хороший плуг, также борону, маленькую сеяльную машину и т.д.
Непременно нужно будет освоить его всеми этими инструментами, научить его размежеванию полей, заставлять его анализировать состав почв, научить его отличать разные травы лугов, заставлять его вести по-русски списки о посевах и урожае его пашни.
На землю, назначенную ему, следует смотреть как на рассадник хлебных растений, имеющую двойную цель: обучать его и в то же время доставлять значительное количество зерна в виду лучшей эксплуатации моих земель.
Вырученная им с своих полевых работ сумма денег будет предназначена в пользу бедных. Он должен будет сам распределять их между ними. Употребление химии до того необходимо и обыкновенно, что она должна быть неизбежною частью хорошего воспитания. Это одна из наук наиболее важных для крупного землевладельца и даже для государственного человека. Она особенно необходима в такой стране, как наша, где много ещё предстоит сделать и где знающий химик должен считаться цивилизатором и, в некотором роде, созидателем.
Я требую также, чтобы сын мой упражнялся с способными и образованными землемерами в межевании. Ему необходимо знание тригонометрии. Можно легко заметить по этим различным родам занятий, что я желаю, чтобы сын мой воспитывался в деревне до 16-летнего возраста, когда он должен начать путешествовать.
…Он должен положить себе за постоянное правило выучивать наизусть стихи некоторых Латинских и Греческих классиков и декламировать их вслух. Память его следует постоянно упражнять. Надо заставлять его сочинять речи по-русски на нравственные и исторические темы. Первый раздел истории, которой его будут учить, должен быть отечественный. Так же стоит поступить и с изучением географии. Это предварительное ознакомление будет ему очень полезно при предстоящем ему путешествии по отечеству. Следует заставлять его по одному разу в месяц произносить громкие речи, им самим составленные и, лучше всего при многочисленных слушателях…». (Из книги А.Л. Зиссермана «Фельдмаршал князь А.И. Барятинский». М., 1889).
Подобным образом воспитывали во всех дворянских семьях. И этот багаж Рачинский старался перенести в устроенные им школы.
У Сергея Рачинского не было собственной семьи, его семью составляли все ученики школы. Он жил в школьном здании, и пример его подвижнической жизни одухотворял окружавших его людей и школьное дело в целом. Вечерами дети читали «Записки охотника», «Капитанскую дочку», поэтов Золотого века, из которых сельский учитель уделял больше времени изучению творчества Пушкина. «Его творчество – всемогущий талисман, раздвигающий для всякого грамотного тёмные пределы времени и пространства, в которых до сих пор вращалась его мысль», – писал Рачинский. Сегодня для нас всё яснее становятся слова, сказанные сельским учителем полтора столетия назад: «Ничего не может сравниться с тем обаянием, которое производят творения Пушкина, начиная с его сказок и заканчивая “Борисом Годуновым”. Когда я ещё не приступал к занятиям в школе, я думал, что знаю Пушкина и умею его ценить. Я ошибался. Узнал я его только теперь. Этот светлый реальный мир, мир бодрой веры и трезвого смирения, мир духовной жажды и здравого смысла. Этот мир столь новый и как будто давно знакомый, мир, с раннего детства пленявший и манивший нас. Пушкин – его певец, его пророк – Пушкин! Наше образованное общество недостойно такого поэта!»
Первыми книгами для детей в школе Рачинского были «Родное слово» К. Ушинского и «Азбука» Л. Толстого, с которым Сергей Александрович вёл многолетнюю дружескую переписку, делясь советами о школьных делах. Овладев русским языком, ребятишки учились читать «из книги», а не «в книгу», по выражению самих крестьян. Рачинский, как и Лев Толстой в учебной практике уделял большое внимание школьному сочинительству, учил детей писать стихи и рассказы.
Судите сами, какими чувствами были наполнены сердца учеников татевской школы, юношей предреволюционных лет – наших прадедов (публикация дана с сохранением орфографии тех лет и незначительных ошибок ученика):
Экзаменационное сочинение ученика 6 отделения Татевской им. С.А. Рачинского школы Василия Калинова. 16 мая 1913 года.
Борцы за целостность государства в Смутное время.
Русское государство в течение многих веков своего существования переживало много радостных и печальных годин, во время которых жизнь русского народа то поднималась и процветала, то упадала и увядала. Во время удельных междоусобий, нашествия разных врагов, двухсотлетнее владычество над Русью одного из азиатских народов много принесли горя русскому народу, но ни одна из сих страшных годин не угрожала Руси такою гибелью её национальности, как Смутное время, наставшее после смерти Феодора Иоанновича, последнего царя из Рюрикова дома. Главная причина смуты было прекращение царствующего у нас дома Рюрика. Хотя смутное время продолжалось недолго, но оно едва в конец не разрушило нашего отечества. Иногда Россия доходила до такого падения, что стоило дать её два три толчка и она погибла бы, но Милосердный Бог не желал погибели нашего отечества и воздвигал из среды русских людей твердых и непоколебимых поборников за свою национальность и всё родное русское. Все эти люди были глубоковерующие в Бога и горячелюбящие свою родину.
Первым главным поборником за русскую национальность был патриарх Гермоген. Главная заслуга Гермогена состояла в том, что он разослал грамоты свои по разным городам, призывая людей на освобождение Москвы от поляков при 1-м и 2-м самозванцах. Грамоты Гермогена были так умилительны и так действовали на сердца русских людей, что многие из русских, сторонники самозванцев, чувствуя угрызения совести, переходили обратно на сторону русских и уже начинали освобождать свою столицу.
И так, благодаря Гермогену и его грамотам, мы освободились от 2-х самозванцев и с его же помощью избрали на престол Василия Шуйского, который и процарствовал четыре года, но Шуйским многие были не довольны, потому что он был избран одною Москвою, а потому и свергли его с престола и вот в это время пошла великая смута по всей русской земле, которую русские люди назвали «лихолетьем». Польский король, думая посадить на русский престол сына своего Владислава, с огромным войском вторгся в Россию и начал забирать один город за другим и осадил даже старинный русский город Смоленск.
Но здесь еще усиленнее начинает действовать Гермоген: он с большим усилием посылает одну грамоту за другою, возбуждая в русском духе уже забытое и потерянное патриотическое чувство и многие лучшие русские люди, внимая голосу Гермогена, принимались за освобождение Москвы. Главный вождь ополчения 25 городов, пришедший на освобождение отечества, был Прокопий Ляпунов, но ему не удалось исполнить своей мысли, он был убит казаками по наущению атаманов Трубецкого и Заруцкого. Много также помог освобождению Москвы ученик Гермогена келарь Авраамий Палицын, который так же, как и его учитель писал грамоты, но большую часть времени проводил в ополчении Ляпунова и в счастливую минуту сражения он умел ободрить казаков и тем сбивал поляков.
Также Троицкая лавра, основанная преподобным Сергием Радонежским, сильно подражала святителю Гермогену и много рассылал грамот по всей Руси, призывая людей на освобождение отечества. Все иноки этой обители всю ночь на пролет писали грамоты и развозили их по разным городам и в то время выдерживали 16 месячную осаду своей лавры.
Но вот одна из грамот подражателей Гермогена пришла в Нижний Новгород. Прочитав ее, Нижегородцы, под предводительством Минина и Пожарского, собрали ополчение и освободили Москву от поляков, а архимандрит Троицкой лавры Дионисий освятил в ней церкви, поруганные поляками и наконец с помощью выборных людей избрали на престол Михаила Феодоровича Романова. (РГАЛИ. Фонд 427, опись 1, единица хранения 1014)
Могут ли эти строки оставить равнодушными нас, потомков этих мальчишек, что писали, так искренне чувствуя связь времён, так переживая за судьбу Отечества? От каллиграфии и ясного течения мысли этих сочинений трудно оторваться. Важно здесь и то, что история и литература являли собой единое целое в школьном обучении. Вот она – церковно-приходская школа, давшая государству тысячи учёных и военных как в дореволюционное, так и в советское время.
Становится понятно, для чего в наше переломное, по-своему смутное время несколько лет нашим детям заменяли школьное сочинение тестами ЕГЭ…
Сергей Александрович внимательно следил за программой губернских и уездных школ и училищ, брал за образец всё лучшее. В его архиве хранятся выписки из отчётов Бельской прогимназии, где, допустим, указано, что в 1890-е гг. изучали русских писателей Ломоносова, Державина, Карамзина, Пушкина, Гоголя, Аксакова. «Всякий хороший ученик дельной сельской школы на 15-м году с наслаждением прочтёт “Капитанскую дочку” и “Дубровского”, “Бориса Годунова” и “Русалку”, “Полтаву” и “Песнь про купца Калашникова”, “Тараса Бульбу” и “Ночь перед Рождеством”, “Ундину” Жуковского, “Семейную хронику” Аксакова», – писал Рачинский в книге «Сельская школа».
Прогимназии в Российской империи давали программу младших классов гимназии и выпускали учителей начальной школы. Судите сами, какие знания и какой творческий залог давало изучение, предположим, курса русского языка в течение 3–4 лет в Бельской прогимназии.
В первый год изучались грамматика церковно-славянского языка в связи с русской грамматикой, этимология, синтаксис простого предложения, перевод с церковнославянского языка на русский из исторической хрестоматии и Евангелия, письменное изложение прочитанных статей из книги для чтения, составление планов, описаний и рассказов, самостоятельные сочинения по заранее составленному плану.
Второй год обучения: синтаксис церковнославянского и русского языков, чтение и разбор (характеристики и описания) лучших отрывков из «Илиады» и «Одиссеи» Гомера, русский эпос – былины и духовные стихи, образцы народной лирики.
Чтение из сборника «Русская земля и люди», разбор прочитанного, сочинения, описания, повествования, извлечения, конспекты, характеристики из содержания разобранных статей, знакомство с народной лирикой и разбор некоторых драматических произведений, перевод с церковнославянского на русский наиболее замечательных по форме и содержанию отрывков из Библии.
Курс истории включал следующие книги: Русская летопись для первоначального чтения (Вл. Соловьёв), «Святая Русь: извлечения из Карамзина и других исторических сочинений» (составитель Я. Тягунов), «Отечественная война 1812 г.» (журналы «Досуг и Дело»), «Народные чтения. Рассказы о севастопольцах» (А.Н. Супонев), «Хивинский поход» (А.Н. Хребтов), «Ооткрытие Америки» (С. Даневская); «Приёмыш. Повесть из того времени, как французы брали Москву» (Т. Толычева).
Примерно эта же программа была введена Рачинским в созданных им училищах, этот же курс в доступном переложении изучался в Татевской и других школах.
Обучение в школе Рачинского, по воспоминаниям бывших учеников, было праздником. А сами праздники – торжественными вдвойне. Так В.Т. Георгиевский в журнале «Народное образование» (июль–август 1904 г.) описывает празднование дня святых просветителей славян Кирилла и Мефодия: «Среди праздников специально школьных следует отметить празднество, устраивавшееся Сергеем Александровичем ежегодно в Татеве 11 мая, в день памяти св. Кирилла и Мефодия, первоучителей словенских, на которое собирались ученики, окончившие курс в этом году и со всех соседних школ, обязанных своим возникновением Сергею Александровичу и находящихся под его попечительством и руководством. Этот праздник был полон глубокого смысла и преследовал цель закрепить в сознании учащихся детей тесную связь нашу с другими славянскими народами, для которых язык богослужебных книг до сих пор остаётся одним общим языком для всех.
В этот день обыкновенно совершалась божественная литургия в присутствии всех учеников татевской школы и прибывших из школ окрестных селений и затем устраивался крестный ход в татевскую школу, где служили молебен св. Кириллу и Мефодию. Особенно торжественно устраивался крестный ход в школу. Вот как рассказывает об этом празднике один ученик Сергея Александровича – Емельянов, бывший в Татеве 11 мая в качестве гостя из соседней меженинской школы: “После заамвонной молитвы учитель поставил всех нас в два ряда посреди церкви лицом друг к другу, от амвона до выходной двери. Затем стал раздавать каждому по хоругви. Это были высокие и лёгенькие древки с деревянными крестиками наверху, к ним прикреплены картонные хоругви, и на каждой из них была нарисована во всю хоругвь красной краской какая-нибудь славянская буква. Обедня кончилась. Старичок священник с благообразной седой длинной бородой, в камилавке, с крестом в руках, за ним диакон с Евангелием, два мальчика со свечами, четыре мальчика с иконами св. Кирилла и Мефодия вышли из алтаря. И вся эта торжественная процессия двинулась из церкви: мы – дети-хоругвеносцы – впереди, позади нас причт, хор и все присутствующие. Выйдя из церкви, процессия отправилась к школе. День ясный, солнечный, дует маленький ветерок, тихо колыхая и шелестя нашими оригинальными хоругвями. Хор поет тропарь: “Яко апостолам единонравнии…” Чудный, простой и вместе торжественный этот вид невольно наводит на хорошие отрадные мысли, вселяет в сердце светлые надежды на будущее. Вздымая высоко это знамя, олицетворяющее собой самое важнейшее и необходимое в нашей жизни, они как бы собрались пройти весь жизненный путь под ним, призывая и других под сень его. Тут между нами находится и “он”, которого по духу дела смело можно назвать братом св. Первоучителей славянских. Как св. братья Кирилл и Мефодий первые пришли просветить духовную темноту и невежество болгарских славян, так этот апостол, только не древних славян, а русских крестьян, первый двинулся на эту нищую духом Божью ниву и своей горячей любовью к человечеству, своей верой в него, своей надеждой, что дело, начатое им не заглохнет, – продолжится и после него, создал эту чудную, многознаменательную картину, которой могли бы любоваться все желающие.
Дойдя до школьной террасы, духовенство и хор вошли в неё, а мы полукругом встали внизу ступеней. Начался молебен св. Кириллу и Мефодию, после которого священник окропил всех водой, и мы двинулись обратно в церковь, где, поставив хоругви, стали подходить ко Кресту. Когда собрались опять все в училище, нас позвали в класс. Посреди класса стоял стол, на нем лежали книжки и стояли чашки с красными яйцами. Сергей Александрович стоял у стола, мы остановились перед ним. “Вот, голубчики, – обратился он к нам, – на память о сегодняшнем дне я хочу раздать вам книжечки, в которых описаны жизнь, труды и подвиги св. братьев Кирилла и Мефодия. Конечно, вам уже известна, хотя вкратце, жизнь их, но, тем не менее, думаю, что эти книжечки не лишние будут для вас. Прочитывайте их хоть изредка. В жизни святых братьев много поучительного для вас”. После этих кратких слов Сергей Александрович начал раздавать нам книжечки и яйца”».
Для того, чтобы развить мыслительные способности учащихся, Рачинский придумывал задачи, используя картины церковного и сельского быта, знакомого крестьянским детям. К примеру, такие: «В течение февраля я прочёл весь Ветхий Завет. Прочитывал я по 36 страниц в день. Сколько страниц в Ветхом Завете?». Или: «Я купил 32 десятины земли, и каждая обошлась мне в 31 руб. 25 коп. Сколько я заплатил?», «Сколько вершков в версте? Сколько в ней дюймов?», «У меня было 15 руб. Хотел я купить на эти деньги 79 аршин ситца, но одной копейки не хватило. Сколько стоит аршин?». Точная наука превращалась для детей в живую игру. После года обучения математике ученики Рачинского с лёгкостью умножали и делили в уме двузначные числа.
Такая увлекательная арифметика вызывает интерес и у сегодняшних учителей и учеников. Задачи и примеры, составившие статью «Арифметические забавы», публиковались в журнале «Народное образование» № 3 за 1900 год. Книга Рачинского «1001 задача для умственного счёта» выходила до революции, была переиздана в советское время, снова переиздаётся и сегодня. Книга была отмечена в департаменте по делам начальных училищ Министерства народного просвещения. В январе 1892 г. Особый отдел учёного комитета Министерства «признал возможным допустить означенную книгу в учительские библиотеки народных училищ как пособие для 3-го года обучения…», о чём действительному статскому советнику С.А. Рачинскому писал вице-директор департамента И. Оношкович-Яцына.
В.Т. Георгиевский в своей книге «С.А. Рачинский – поборник народного просвещения» так характеризовал обучение в Татевской школе: «Руководя долгие годы Татевской школою, Сергей Александрович путём собственного опыта пришёл к убеждению, что прочно прививаются детям не знания, а уменья, поэтому заботы педагогов, следовавших немецкой школе, – сообщают как можно более так называемых “реальных” и всяких других сведений – не увенчиваются успехом: всякие теоретические познания скоро улетучиваются, а остаются только твёрдые навыки и уменья. Поэтому С.А. совершенно оригинально поставил преподавание всех тех предметов, которые он считал нужным включить в программу начальной школы. Так, на уроках русского языка он старался выучить своих учеников главным образом уменью толково читать и писать и владеть языком, как орудием мысли, и не следовать немецкой методе – в центре изучения русского языка ставить так называемое объяснительное чтение, когда слепые подражатели немецкой школе сводили эти уроки на уроки мироведения, стараясь на уроках русского языка сообщать как можно больше всевозможных сведений, а при изучении азбуки заботились более о развитии наблюдательности и самодеятельности и т.п., чем об изучении самой азбуки».
Сельские дети лет десяти, приходящие в школу, уже испытали на себе нелёгкий труд, с малолетства нянчили младших сестёр и братьев, помогая в домашнем хозяйстве, где работы хватало всем. «В школе же их ждала жизнь относительно привольная, где о них заботились старшие, – писал в своих очерках о школе Сергей Александрович. – Ребёнок приносит в школу чувство ответственности за свои поступки, осознание необходимости труда. Он приносит своё тёмное, но благоговейное понятие об учении, как о ключе к тайнам молитвы жизни, вечной Божественной мудрости. Он, крестясь, целует первую книгу, которую дают ему в руки». Первые слова, которые дети учились писать, – не бессмысленные двусложные «мама мыла раму», а содержащие глубокую мысль и живительную силу: «Господи, милостив буди мне грешному».
По известным картинам ученика Сергея Александровича замечательного художника Н.П. Богданова-Бельского «Устный счет в народной школе С.А. Рачинского», «Урок музыки», «Воскресное чтение», «У больного учителя»и многим другим, где изображены татевские ребятишки, можно видеть, с какой любовью и восхищением, как дерзновенно и терпеливо овладевают они знаниями.
Рачинский одним из первых выступил за обучение девочек. «Будущие матери, – считал он, – должны быть утверждены в тех навыках и знаниях, которые они призваны передавать детям». Учитель добился открытия в Глуховской волости Бельского уезда двух женских школ – Шопотовской и Тарховской. Последняя особенно славилась своими мастерицами вышивки и кружевоплетения. В 1885 г. Рачинский стал попечителем женских училищ Бельского уезда.
В 17 лет выпускники школ сдавали специальный экзамен Комиссии при средних учебных заведениях и получали звание сельских учителей. Сначала работали помощниками учителя, а затем старшими учителями. В 1890 г. в окрестных школах преподавали уже сорок учителей, подготовленных стараниями Рачинского.
Татевским учителем было открыто более 26 дочерних школ в Бельском уезде, где большей частью учительствовали его ученики. Они открыли несколько школ и в других губерниях.
Такое воспоминание не так давно прислала мне директор Бельского краеведческого музея Галина Ивановна Муратова. Написано оно 18 июля 1916 г. Евдокимом Елисеевичем Соколовым – учителем-заведующим Чернопенским двухклассным Министерства народного просвещения училищем Костромского уезда Костромской губернии:
«Родился я в тысяча восемьсот восемьдесят пятом году, 26 июля, в бедной крестьянской семье, в небольшой деревушке Смоленской губернии Бельского уезда Шантовской волости, прозываемой “Вараксино-Михеево”. Неустанными трудами известного педагога С.А. Рачинского и в нашем захолустном уголке возникла церковно-приходская школа. Покойный учитель не только плодил школы, но всеми мерами старался расположить к ним население и показать на примерах пользу образования. С этою целью многих крестьянских детей он сам учил и содержал на личные средства, а потом, в зависимости от способностей и призвания каждого, направлял в другие учебные заведения, расчищая дорогу многим талантам-самородкам. Неоднократно он заглядывал в убогие хибарки крестьян, просиживал там целыми часами, уговаривая отцов посылать детей в школу. Под влиянием его бесед мои родители, несмотря на беспросветную бедность, на восьмом году заставили меня посещать церковно-приходскую школу.
Учитель, питомец Рачинского и педагог по призванию, заинтересовал нас учебными предметами и всеми мерами старался приохотить к учению. Немало помогали ему посещения школы Сергеем Александровичем: они были просветом в нашей трудовой жизни.
Три года учения в родной школе прошли незаметно. На следующую осень я числился учеником Шантовского 2-классного училища, отстоящего от нашей деревеньки в пяти верстах. Ни бедность отца, ни холод, ни ежедневный десятиверстный путь, заносимый в зимнюю бездорожицу огромными сугробами, – ничто не мешало мне и моим товарищам сравнительно аккуратно посещать школу.
Наш обожаемый учитель Рачинский, как попечитель училища, не забыл «милых деток» и здесь. Его посещения неизменно сопровождались подарками и беседами, а в год окончания курса мы два весенних дня провели в дорогом ему Татеве, носясь по саду, парку, роскошным цветникам и оранжереям в обществе чрезмерно любимого “отца детей”.
В день акта, С[ергей] А[лександрович] в последний раз приехал в Шантово. Помню, как сейчас помню, маленькую фигурку седенького старичка, одетого с ног до головы в белое одеяние, с ясным светлым взором и сияющим любовью лицом, окруженную “детками” и учительским персоналом. “Покровитель народного образования” взял с наших отцов обещание не препятствовать нашему стремлению учиться. Рекомендовал он по преимуществу Дровнинскую церковно-учительскую школу Смоленской губернии, где один из его любимейших помощников, В.А. Лебедев, исполнял обязанности заведующего и во всем следовал примеру покровителя.
Через три года я уже покидал гостеприимный кров Дровнинской школы с дипломом народного учителя. С какой неохотой мы расставались с незабвенными преподавателями, так много хорошего сделавшими для нас, тем более, что дальнейшая жизнь для нас была полна неизвестности. В прощальной речи В.А. Лебедев, стараясь ободрить нас, напутствовал такими словами: “В жизни много хорошего, верьте правде, ищите ее и, уча других, учитесь сами, старайтесь быть мудры, как змеи, и просты, яко голуби”. С такими заветами выходил я на самостоятельную дорогу и с 1-го ноября 1905 г. вступил в отправление обязанностей учителя Феодоровской церковно-приходской школы Рославльского уезда Смоленской губернии».
Советами и средствами помогал Рачинский всем земским и министерским школам Бельского уезда. Обучались в них 580 мальчиков и 123 девочки. Среди устроенных Рачинским школ Берёзовская, Бобровская, Знаменская, Зехинская, Вязовашская, Хрущевская, Сопотская, Михеевская и Шкилинская, а также училища, помимо Татевского – Глуховское, Травинское, Тарховское, Межененское и Новосельское. В церковно-приходской школе села Спас-Берёза в 6 км от Татева, где жил мой прадед Кузьма Николаевич Ушаков, в 1892 г. учились 7 мальчиков и 4 девочки. Учителем там был псаломщик Руженцов.
Сохранились записи Рачинского, где значатся доходы учителей школ Бельского уезда. Вот несколько цифр для реальности изображаемой картины: «Меженинская школа. 1879 г. Яков Васильевич Мерзляков (жалованье с 10 окт. 240 руб.). Законоучитель Михаил Степанович Лебедев (жалованье с 10 окт. 60 руб.). Татевское училище. Павел Лаврентьевич Розов (жалованье 360 руб. в год). Законоучитель Пётр Григорьевич Марков (жалованье в год 120 руб.)».
Учитель Рачинский, оставивший в своём литературном наследии потаённые лирические строки, считал, что пробуждение любви к природе, понимание её красот – «лучшие плоды истинного образования». Сергей Александрович глубоко любил природу, его школа утопала в цветах, парк, возделанный его отцом, хранил редкие сорта южных цветов и деревьев. Всюду в природе Рачинский учился и учил детей искать духовное содержание, за её красотой видеть Создателя.
Народная школа, по мнению Рачинского, создаётся исключительно силой народного духа, её направления и формы вырабатываются под давлением требований, предъявляемых к ней со стороны родителей учеников, отражая их духовные запросы. Признавая, что с могуществом народного влияния на школу ничего не может сравниться, Сергей Александрович твёрдо верил «в будущность этой бедной, тёмной едва возникающей сельской школы, ощупью создаваемой на наших глазах безграмотным народом. Все, что есть в ней живого, доброго, внесено в неё не нашими просвещенными стараниями, не мерами правительства, но здравым смыслом и нравственным строем этого безграмотного народа».
Все упования профессора Рачинского были исключительно на учителей и священников из народа, ибо он, прожив половину жизни среди светского общества, наблюдал разложение современной ему интеллигенции. И возможно, это стремление учить крестьян было главной задачей того времени. Если бы такие учителя работали в каждом уезде Российской империи, если бы каждый помещик заслужил, чтобы к нему крестьяне обращались «милосердный отец», как обращались к Рачинскому, не думаю, народа можно было бы заставить вершить кровавую революцию.
«Та высота, та безусловность идеала, которые делают русский народ народом христианским по преимуществу, которые в натурах спокойных и сильных выражаются безграничною простотою и скромностью в совершении всякого подвига, доступного силам человеческим; которая в натурах страстных и узких ведет к ненасытному исканию, часто к чудовищным заблуждениям; которая в натурах широких и слабых влечет за собой преувеличенное сознание своего бессилия, и, в связи с ним, отступление перед самыми исполнимыми нравственными задачами, необъяснимые глубокие падения; которая во всяком русском человеке обусловливает возможность внезапных победоносных поворотов от грязи и зла к добру и правде, – вся эта нравственная суть русского человека уже заложена в русском ребёнке. Велика и страшна задача русской школы в виду этих могучих и опасных задатков, в виду этих сил и слабостей, которые она призвана поддержать и направить», – излагал Рачинский свои мысли о русском народе. И был уверен, что народ с такой историей и таковым складом характера должен иметь школу, учитывающую эти особенности.
Все его рассуждения содержат идею о том, что школе, отрешённой от Церкви, эта задача непосильна. Духовное развитие народа должно происходить путём восприятия всей широтой его духа истинно христианских начал веры и благочестия, чтобы на этой почве создать свою разумно нравственную жизнь и созидательную деятельность.
Самое трогательное и весьма важное в разговоре о Золотом веке Рачинского то, что святое дело творилось просто. Просто учитель мог купить скрипку или костюм своему выпускнику, просто Государыня могла подарить фисгармонику сельскому учителю, просто вслед за рескриптом от 14 мая 1899 г. Государь назначил Рачинскому пожизненную пенсию в три тысячи рублей.
У Рачинского были особые взгляды на школьную программу и методы преподавания. Он не придавал значения различным усовершенствованиям, а требовал, чтобы учителя сами знали достаточно хорошо то, чему будут обучать, и затем полагал, что чем проще они будут учить, тем лучше, лишь бы учили усердно.
По его мнению, воспитанники учительских семинарий получали весьма скудное, поверхностное полуобразование и попадали, таким образом, в жизни в самое тягостное, бедственное, неопределённое умственное положение. Большее доверие Рачинский оказывал ученикам духовных семинарий и обученным им самим учителям из крестьян, сохраняющим весь строй крестьянской мысли и нравов.
Такой общий взгляд на учительские семинарии не мешал видеть Сергею Александровичу счастливые, по его мнению, исключения. Более того, когда некоторые из его учеников пожелали поступить в Алферовскую учительскую семинарию, Рачинский не препятствовал им, а помогал советом и материальными средствами, так же, как и другим воспитанникам, избравшим иные пути образования.
Татевская школа никогда не закрывалась, летом здесь занимались певчие и художники, под руководством Сергея Александровича юноши готовились к поступлению в духовные училища. «Тратить что-либо на себя было бы преступлением. Летом у меня на руках пять школьных учителей, пять живописцев, один семинарист, один ученик духовного училища и так далее, всего до двадцати человек. Вы скажете, что всему этому народу сам Бог велел летом отдыхать. Но это не так. Только постоянным трудом вырабатываются люди, и в этом труде необходимо руководство и пример», – отвечал Рачинский В.И. Шемякину, редактору журнала «Приходская библиотека», на его предложение отдохнуть и поправить здоровье.
Из письма И.В. Полошина от 12 апреля 1902 г. мы видим, что в Татеве до последних земных дней Сергея Александровича кипела жизнь. Полошин писал: «…А так, как я слышал, что Вам, Сергей Александрович, переплётный инструмент требуется для имеющейся быть мастерской в одной из подведомственных Вам школ, то и покорнейше просил бы Вас, не признаете ли Вы возможным выручить меня из затруднения приобретением от меня сказанного инструмента. Зимою я совершенно свободен и могу приезжать и обучать желающих учеников безплатно переплётному делу. Адрес: г. Белый Смоленской губернии. Переплётная Голонина».
Многие выпускники университетов приезжали в Татево, чтобы поработать под руководством Рачинского. Прошли «школу Рачинского» известные педагоги Н.М. Горбов, В.А. Лебедев, А.Д. Воскресенский, А. Голицын. В школьной художественной мастерской Сергей Александрович сам проводил занятия по живописи, черчению и рисованию. Здесь же давал уроки муж его сестры, художник Э.А. Дмитриев-Мамонов.
Во время посещений Татева со школьным хором занимался Степан Васильевич Смоленский, музыкант, директор Московского синодального училища церковного пения, профессор Московской консерватории, с 1901 по 1903 гг. руководил Придворной певческой капеллой в Петербурге. В 1901–1902 гг. вёл отбор лучших певцов из хора Татевской школы для хора Синодального училища.
Чтобы представить полную картину народной жизни и сельской церкви, прочтём дневниковую запись Рачинского 1881 г. по поводу написанной Петром Ильичом Чайковским «Обедни»: «В прошлом году самый талантливый из русских композиторов П.И. Чайковский издал четырёхголосную Обедню своего сочинения. Обедня эта была запрещена. В настоящее время, сколько нам известно, продажа партитуры разрешена, но запрещение петь эту обедню в церквах остаётся в силе.
Нам неизвестно, какому начальству принадлежит у нас право музыкальной цензуры. Но смеем уверить это начальство, что мероприятия его совершенно тщетны. Отдельные номера из Обедни г. Чайковского уже теперь поются в сельских церквах, и мы можем предсказать им в скором времени самое широкое распространение.
Причины, по которым такое беззаконие невозможно ни предотвратить, ни пресечь, весьма просты. Преступники, поющие музыку г. Чайковского, не ведают, что творят. Они не только не имеют понятия о запрещении, постигшем сочинения г. Чайковского, но даже о существовании этого композитора…
Дело в том, что потребность в церковном пении у нас так велика, что во многих местностях России (преимущественно в приходах, где есть школы) крестьяне нанимают регентов для составления церковных хоров. …Ноты добываются по случаю, переписываются в ближайшем монастыре у архиерейских певчих при епархиальных объездах, откапываются в старом хламе бывших семинаристов. Все они ходят по рукам без имени автора… Таким путём распространяются лучшие композиции Дегтярёва, Ломакина, даже Турчанинова и Бортнянского… Плохую вещь переписывать и разучивать не станут. Вкус наших крестьян и нашего сельского духовенства очень верен… Чайковский первый понял, что обедня не есть концерт, который можно составить произвольно из любых элементов, а должна составить стройное целое. Он с одинаким (так у Рачинского. – И.У.) тщанием и с одинакою любовью обработал все части своей Обедни. По примеру Глинки, он придал жизнь и разнообразие ектениям и вообще всем кратким ответам лика на возгласы священника.
Наконец, он придал всей своей композиции то внутреннее единство, которое столь желательно именно в Обедне. При том талант г. Чайковского в этом новом творении обнаружил новые симпатические и серьёзные стороны. Величавая простота №№ 3 и 13, мастерство в обращении с строгими формами полифонии (двойной канон в №11, фуги № 6 и 14) представляют новые доказательства неистощимой гибкости его неутомимого творчества…»
В архиве Дома-музея П.И. Чайковского хранится письмо Рачинского от 18 апреля 1881 г., в котором он пишет по поводу «Литургии» (Обедни): «Вы – первый из русских композиторов, Вы – русский человек, Вы – искренний христианин. Не покидайте же пути, на который вступили так блистательно… Ваше имя будут благословлять миллионы… Вы призваны сделать то, что смерть не дала сделать Глинке, начать новую эру в русской церковной музыке…». Можно предположить, что Чайковского эти слова подвигли к духовному пробуждению, через три недели он ответил Рачинскому: «…Благодаря удалению от суетного вращения среди городской толпы… я всё более проникся новым и сладостным чувством, прежде находившимся… лишь в зародыше. Я стал верить в Бога и любить Его, чего прежде не умел. Если он пошлёт мне силы, то я, согласно высказанному Вами желанию, потружусь для церковной музыки».
Немудрено, что и простой народ мог точно оценить достоинства сочинения великого композитора. Древняя русская культура, какой она явилась на заре XI в., начиналась задолго до этого времени и находила своё выражение в фольклоре и музыке, в словесности и зодчестве. Русский народ сложился как культурное общество благодаря своему чутью и устремлённости к идеалу. Народные дарования питала сама природа, из которой и брали мотивы и настроение наши национальные гении. «Пение – единственная отрасль обучения, в которой успехи могут быть оценены непосредственно даже безграмотными родителями учащихся, возбуждает живой интерес в сельских жителях всех сословий», – писал Рачинский…
Известно, что настоятелем Троицкого храма и школьным законоучителем в последние годы жизни Рачинского был отец Пётр Григорьевич Марков, матушку величали Натальей Николаевной. Причетником служил Иван Алексеевич Кочеповский, женатый на сестре отца Петра Авдотье Григорьевне. Садовником в усадьбе некоторое время был латыш Мартин, а управляющим имением – поляк Савелий Петрович Карлуцкий. Помощниками учителя были Павел Онуфриевич Шалдокин и художник Тит Никонов, преподавателем геодезии – Нил Аристархович Мистров, преподавателем столярного ремесла – Иван Тарасов, плотником – Андрей Самсонов. Как сложилась жизнь сподвижников и учеников Рачинского? Где теперь их дети и внуки, кого и где они учат?
Публицист и общественный деятель Иван Аксаков писал о Рачинском как об идеальном сельском учителе: «…надо наперёд познать его труд и призвание, и, познавши, – возвести его идеальный тип в общественное сознание: такую задачу могут разрешить лишь люди с высшим образованием, с высшим развитием умственным и нравственным, и разрешить не отвлечённым лишь умозрением, но и практическим опытом… Раз идеальный тип найден и определён, и образец дан, – средний тип деревенского учителя, средняя мера потребных для него качеств обозначится сама собою».
Таким усердным, неустанным тружеником, склонённым над переписыванием нот для хора своей и соседних школ, и запечатлел Богданов-Бельский своего учителя – Рачинского.
Для времени 1870–1900 гг. деятельность С.А. Рачинского явилась как руководство к действию огромного числа педагогов, а его книга «Сельская школа», переиздававшаяся четырежды, стала настольной для большинства учителей. Посыл Рачинского просвещать народ, утверждая его в вере, также имел стратегические задачи в предчувствии революционной волны, которая за минувшие десятилетия вымыла сознание многих наших соотечественников, опустошив их духовно.
Последние годы жизни Рачинский был попечителем церковных школ 4-го благочинного округа Бельского уезда Смоленской епархии. С 1899 г. – почётным членом Епархиального училищного совета.
Дневники С.А. Рачинского 1882–1896 гг. – времени его частого пребывания в Санкт-Петербурге – говорят о его неутомимой деятельности по усовершенствованию реформы образования. Эта его деятельность требует сегодня особого изучения.
«Приступая к занятиям школьным в летах уже зрелых, я был вполне убеждён, что не доживу ни до одного из тех результатов, из-за коих стоит только заниматься этим делом. Убеждение моё, нисколько не умаляя моей веры добросовестного школьного учения, заставило меня работать усиленно в надежде, что труд мой сколько-нибудь приблизит отдалённое время жатвы, которую собирать суждено не мне», – писал Рачинский. А мы понимаем, что его слова обращены к нам.
Высокопоучительная деятельность Рачинского на благо просвещения была оценена и с высоты Царского престола. 14 мая 1899 г. Император НиколайII подал Рескрипт.
«Сергей Александрович! Многолетняя ваша деятельность на пользу народную обращает на себя особливое Мое внимание. Обширное образование ваше и опытность, приобретенную на государственной службе в Московском университете, посвятили вы, с ранних лет, делу просвещения посреди населения, наиболее в нем нуждающагося. Поселясь безвыездно в отдаленном родном имении, вы явили для всего благородного сословия живой пример деятельности, соответствующей государственному и народному его призванию. Труды ваши по устройству школьнаго обучения и воспитания крестьянских детей, в нераздельной связи с церковью и приходом, послужили образованию уже нескольких поколений в духе истиннаго просвещения, отвечающего духовным потребностям народа. Школы, вами основанныя и руководимыя, состоя в числе церковноприходских, стали питомником в том же духе воспитанных деятелей, училищем труда, трезвости и добрых нравов и живым образцом для всех подобных учреждений.
Близкая сердцу Моему забота о народном образовании, коему вы достойно служите, побуждает Меня изъявить вам искреннюю Мою признательность. Пребываю к вам благосклонный. НИКОЛАЙ».
На этот Рескрипт откликнулись более десятка тогдашних газет и журналов: «Петербургская газета» (№ 136 от 20.05.1899), «Гражданин» (№ 37, 1899) и другие. Но ещё до выхода Рескрипта о С.А. Рачинском писал редактор-издатель газеты «Санкт-Петербургские ведомости» (№ 63, 6(18) марта 1899 г.) князь Э.Э. Ухтомский: «Русь ещё не оскудела людьми, занятыми созидательной работой, которые как пчёлы строят одну ячейку за другой в громадном улье нашей народной жизни. Эти созидатели изыскивают и поддерживают прочные и здоровые основы народной жизни, которые никому не удастся расшатать до тех пор, пока только будет стоять русское государство. И те люди, которые смиренно работают, веря в свои идеалы, заслуживают большого общественного внимания, т.к. они оставляют заветы будущему и передают свет новым поколениям, при которых тем придётся работать. “Созидатели” при жизни всегда не пользуются ни поклонением, ни шумным успехом, но это – общая участь всех искренних и плодотворных деятелей, заботящихся о чужом, а не о личном благе и поэтому оставивших попечение о собственной рекламе и выгодах.
Одним из самых замечательных современных русских деятелей, знатоков всей глубины русской жизни народной и “учителей века” является по профессии учитель сельский Сергей Александрович Рачинский. Он, к стыду русской интеллигенции, ей мало известен, тогда как многие современные бездарности, журнальные компиляторы и псевдоучёные играют роль в обществе, заставляют себя выслушивать и имеют какое-то сильное значение для нашей рабской читающей толпы».
Великий Князь Константин Романов (К.Р.) так же в своём дневнике писал о сильном впечатлении, произведённом на него Рачинским.
Посвятив половину жизни церковной народной школе, Рачинский передал в собственность Училищному Совету при Святейшем Синоде все свои работы по педагогике.
К вопросу о «непросвещённом народе» следует сказать, что церковно-приходских школ в Смоленской губернии к 1902 г. было 916. В них обучалось 34 525 детей: 26 399 мальчиков и 8 126 девочек, как значится в «Обзоре Смоленской губернии за 1902 г.».
Своё делание на школьной ниве Рачинский отразил в публицистических заметках, публиковавшихся в журналах «Русский Вестник», «Народное образование», газетах «Церковные ведомости», «Русь». Они характеризуют автора как крупного русского педагога–просветителя, принадлежащего к выдающемуся ряду таких народных педагогов как В.П. Вахтеров, Х.Д. Алчевская, К.Н. Вентцель. Статьи Рачинского: «Из записок сельского учителя», «Народное искусство и сельская школа», «Музыкальная заметка», «Письма к духовному юношеству» и многие другие работы вошли в книгу «Сельская школа». Она выдержала пять изданий, стала настольной книгой многих учителей, пережила советский атеизм и сегодня реально применима в школьной практике.
Первое издание «Сельской школы» вышло в 1891 г. Тогда же на книгу появились одобрительные отклики в периодике. «Содержание “Сельской школы” гораздо шире скромного названия. Это содержание не только поднимает вопрос о наших сельских школах, но и показывает возможность и необходимость всей культуры… Книга Рачинского есть плод свободной мысли, свободного чувства, не подчиняющихся никакой доктрине, не вогнанных ни в какую шаблонную рамку», – отзывалась на книгу газета «Московские ведомости» (№ 142 за 1891 г.). «Редкие книги, которым суждено остаться и у будущих наших поколений жемчужиной мысли и слова. Это настольное руководство». («Детская помощь» № 13 за 1891 г.). Так и исполнилось.
До 1924 г. Татевская школа носила имя своего основателя Сергея Александровича Рачинского, затем его имя, как и заслуги, были забыты на десятилетия. После Великой Отечественной войны школа получила статус средней общеобразовательной, а в 1998-м ей было возвращено имя С.А. Рачинского.
Глядя из туманного сегодня, я пытаюсь понять, чем же была эта универсальная школа С.А. Рачинского для своего времени? Прежде всего, она зиждилась на личности педагога и отражала его способности, врождённые дарования, кругозор, образование, которые создавали воспитательную среду для его учеников. Из школьного гнезда они вылетали, имея обширный багаж знаний, какой сегодня едва ли можно получить, окончив престижную столичную гимназию. Не говоря уже о том, что такие, как это теперь называется, «образовательные услуги» родителям сегодняшнего школьника обошлись бы недёшево. В школе Рачинского с родителей брали только муку для выпечки хлеба. Отрадно и то, что Рачинский, оставив свою университетскую кафедру Физиологии растений, после десятилетия деревенской жизни собрал вокруг себя ещё более значимую «кафедру», только уже церковную и литературно-музыкальную, если можно так выразиться, – кафедру целостного развития. Каждое лето в школе Рачинского занимались студенты и семинаристы, по различным общественным, педагогическим и литературным делам приезжали известные деятели культуры того времени.
В Татеве изучала педагогическую практику, а затем и преподавала графиня Евгения Борисовна Ефимовская (1850–1925) – будущая устроительница Леснинского монастыря в Седлецкой губернии на границе России и Австро-Венгрии (ныне Польша). После обучения в Татеве Евгения Борисовна учительствовала в Велико-Будищском монастыре на Полтавщине, затем по совету батюшек Амвросия Оптинского и Иоанна Кронштадтского направилась в Лесну, приняв постриг с именем Екатерина. За тридцать лет игумении Екатерине удалось создать в Лесне обитель, где к 1914 г. монашествовали 500 сестёр, воспитывались 700 детей, на праздники стекались до 30 тысяч богомольцев. Узнаваема и здесь школа Рачинского.
В 1916 г. вышла книга Александра Ивановича Миловидова «Памяти С.А. Рачинского». Он рассказал о своей встрече с Татевским учителем в Троице-Сергиевой лавре, куда приезжал, окончив Тульскую духовную семинарию. Молодой человек стоял перед выбором дальнейшей деятельности: учительство, священство или академия. В Лавре, на скамеечке перед домом отца Варнавы Гефсиманского молодой человек разговорился с господином. Тот сказал ему, «какое важное значение имеет в настоящее время служение в сельской школе, которая должна стоять под покровительством Церкви, т.к. России нужен идейный сельский учитель, любящий народ и его детей». Этим господином был Сергей Александрович Рачинский.
На протяжении многих лет А.И. Миловидов, став учителем школы в Тульской губернии, писал Рачинскому и получал от него советы по устройству школы, по организации Обществ трезвости, библиотек. Позже Александр Миловидов стал основателем Виленского Братского издательского комитета, ежегодно выпускавшего в свет свыше сотни тысяч экземпляров брошюр и листовок для народа. Виленский Братский комитет по устройству религиозно-нравственных чтений в 1880–1890 гг. вёл занятия в 623 аудиториях, число посетителей составляло 916 160 человек разных возрастов, вероисповеданий и народностей. «В 1903 г. мною основаны в Вильне две бесплатные народные библиотеки Общества ревнителей русского исторического просвещения в память императора Александра III, которые имели до мая 1915 г. свыше 36 600 абонентов», – писал Миловидов. – Я, говоря о своей деятельности, отношу её к первоисточнику – С.А. Рачинскому, давшему начало и дальнейшее направление этой деятельности. И если бы мы все, обязанные ему нравственным влиянием, безбоязненно высказались, что нами сделано и как мы выполнили свои заветы, то этим достойно выразили бы свою благодарность и принесли новые свежие венки на могилу великого учителя земли Русской».
Как тут не вспомнить о небесном покровителе Сергея Александровича – преподобном Сергии Радонежском, называемом игуменом земли Русской? Ученики преподобного разошлись по Руси и стали устроителями новых православных обителей – духовных светильников, центров просвещения и крепостей во времена вражеских нашествий.
Во имя преподобного Сергия С.А. Рачинским было основано Общество трезвости, имевшее всероссийский охват.
Ученики Сергея Рачинского, духовно окормлявшегося в Троице-Сергиевой лавре, так же разошлись по всему Русскому мiру, открывая новые школы, библиотеки, Общества трезвости, воспитывая нравы и служа народному просвещению, а значит, благополучию государства.
«Благословенна наша суровая северная природа, полагающая неумолимые пределы физическому труду селянина, повелительно призывающая нас к деятельности духа. Благословенна и долгая осенняя распутица, и бесконечные зимние ночи, и скромная сельская церковь, собирающая под сень свою детей и юношей напоминанием о том, что не хлебом единым жив будет человек!». Мысли Рачинского не расходились с его делами. Библейскую мудрость: «не хлебом единым жив будет человек» подтвердит учитель всей своею жизнью, и эти слова Спасителя попросит он любимого ученика А.А. Серякова написать на своём надгробии…
Скончался Сергей Александрович 15 мая 1902 г., в день своего рождения, на руках Аркадия Серякова, которому выпало продолжать дело жизни учителя. По кончине Рачинского попечителем основанных им школ стала его младшая сестра Варвара.
Школьным делом занимались и дети Константина Александровича Рачинского вплоть до разрушительных лет революции.
В 1912 г. его сыну Александру – последнему попечителю о Татевской школе – было выдано Свидетельство Смоленской епархии «при благословительной печати» «за постоянное весьма сочувственное и отзывчивое отношение к нуждам школы и щедрые жертвы в её пользу».
В июне 1917 г. Александр Константинович открыл в селе Рубанке Конатопского уезда Черниговской губернии ремесленное училище. Для открытия училища он подарил селу здание винокуренного завода, которое ему досталось по наследству от материнского имения.
Не пришло ли время и сегодня наше образование сделать предметом попечения благотворителей и меценатов, людей, думающих о будущем, а главное – поставить образование на более надёжные рельсы, взяв за основу то, что значилось в Положении о начальных народных училищах Российской Империи: «утверждать в народе религиозные и нравственные понятия и распространять первоначально полезные знания».
К слову, о социальной организации крестьян в предреволюционное время стоит сказать, что она только приобретала отчётливые очертания и не была ещё повсеместной системой, но школы и медицинские пункты, подобные татевским, были во многих помещичьих усадьбах. И это явление можно назвать симфонией социального предпринимательства и благотворительности.
«В своём имении Воробьёво Калужской губернии лейб-хирург Николая II знаменитый медик-уролог, профессор С.П. Фёдоров, мой двоюродный дед, построил в Суходреве школу (функционирует до сих пор, а попечителем её со дня открытия был мой дед А.Н. Коншин), открыл лечебный пункт и аптеку, – рассказывает А.Д. Коншин-Рачинский. – В летнее время на каникулах с Фёдоровым приезжали его ученики, аспиранты, которые также занимались лечебной практикой в округе. А сам он любил ездить по деревням на велосипеде и лечить крестьян. В с. Ахлебинино Калужской губернии в имении Коншиных Ириной Яковлевной, женой брата моего деда, были организованы лечебница и лазарет, она часто сама ходила по деревням округи и лечила крестьян. Помимо этого, поселившись в начале 1890-х гг. в имении, Ирина Яковлевна, объединив 600 крестьянок-вышивальщиц из 57 Приокских деревень, создала промысловую артель, тем самым обеспечила им дополнительный заработок. Это типичное социальное предпринимательство! Также И.Я. Коншина создала приют, несколько школ, восстановила храм и после гибели мужа построила часовню. При школе были ферма, огород, станы для ковроткачества, на которых работали мальчики, столярные мастерские. Дети сами приучались трудиться и зарабатывать деньги, распределять их на свои школьные нужды, чувствовать себя хозяевами на своей земле. Кроме того, И.Я. Коншина организовывала благотворительные концерты, ставила оперы, обучала пению и ставила голоса многим нашим московским знаменитостям».
В селе Сергиевка Вяжлинской волости Кирсановского уезда Тамбовской губернии в 1871 г. также открылось народное училище, учредительницей и попечительницей которого стала двоюродная сестра Сергея Александровича Рачинского – Софья Сергеевна Чичерина (урожд. Боратынская). Одним из тогдашней сотни учеников был выходец из семьи бывших крепостных крестьян Боратынских, будущий архиепископ, подвижник, миссионер, один из самых значительных духовных писателей XX в. Вениамин (Федченков) (1880–1961).
Он окончил духовное училище, Тамбовскую семинарию, Санкт-Петербургскую духовную академию. Был ректором Тверской духовной семинарии и Таврической – в Симферополе, участвовал в работе Поместного Собора Русской Церкви.
Весной 1920 г. владыка Вениамин принял должность управляющего военным и морским духовенством. После капитуляции Врангеля покинул Россию; жил в Константинополе, Болгарии, Югославии, Чехословакии, Сербии, Франции, был в числе немногих зарубежных иерархов, кто подписал Декларацию митрополита Сергия (Страгородского) от 29 июля 1927 г., сохранив каноническое общение с Московской Патриархией. С 1933 г. управлял Алеутской и Североамериканской кафедрой.
Во время Великой Отечественной войны митрополит Вениамин стал вдохновителем патриотического движения русской эмиграции. В 1947 г. ему разрешили вернуться на Родину, где он управлял Рижской и Латвийской кафедрой, затем – Ростовской, Новочеркасской и в последние годы – Саратовской.
Можно бесконечно спорить, о том, был ли наш народ богоносцем и нужно ли нам идеализировать Российскую империю. Но с фактами спорить – труд напрасный. Нашими предками нам дан залог созидательного труда, опыт просветительской работы и чувство бесконечной любви к Отечеству.
* Изд-во "Изографъ", М.: 2016 г.
Ирина Ушакова
Приглашаем обсудить этот материал на форуме друзей нашего портала: ""
