«Первые исторические деяния и
стремления Русской земли
идут не прямо из недр родового быта, но из города…
Городовое
общество и было главным деятелем и руководителем
во всех начальных предприятиях зарождающейся
народности».
Иван
Забелин.
Проблема
происхождения древнерусского города давно привлекала внимание историков, но
из-за своей сложности до сих пор остается нерешенной. Еще прозорливый Василий
Татищев «выдал» в XVIII веке замечательный афоризм: «Злость – начало градов,
ремесла – причина градов». Отделение земледелия от скотоводства (первое
общественное разделение труда), затем ремесла от земледелия (второе разделение
труда) действительно завершилось в итоге возникновением городов как мест
ремесленного производства, центров обмена продукции этого производства на
продукты сельскохозяйственной округи. «Торгово-ремесленный критерий» многие
историки считали даже определяющим: есть ремесла и торговля – есть город, нет в
поселении ремесленников и торгашей – нет города.
Однако
города сразу появлялись многофункциональными, обретая оборонную, культовую,
административную, складскую функции в различном «наборе». Лишь затем они
обрастали торгово-ремесленными посадами, превращаясь в развитые, «полноценные»
города. В самом же начале важным оказывается даже не возникновение собственно
города, а таинственное «предварительное зарождение» городового общества, точнее
той властной части городской общины, которая затем создавала и «держала» город.
По
отношению к Русской земле, в этой связи, детального рассмотрения заслуживает
период «зарождения» феодализма, факт былого существования жречества, появления
в распадавшихся первобытно-общинных племенах князей и, особенно,
бояр-землевладельцев. Выяснению действий этой «триады власти» в первоначальной
градостроительной сфере и посвящен данный очерк. Для постепенного освещения
татищевской канвы: «злость – начало градов» необходимо сначала рассмотреть ряд
слов, понятий, вынесенных, в частности, в заголовок очерка.
Арей. Испокон веков
понятие «защиты» любого народа-племени было связано с наличием войска, а воины,
в свою очередь, искали защиты у небесного покровителя – бога войны. В Южной
Европе у эллинов-греков это был Арес, у
расенов-этрусков – Марис, у латинян-римлян – Марс… Бог представлялся им в виде
прекрасного мужественного молодого воина в огненно-медной броне
тяжеловооруженного гоплита. У восточных народов Европы: арамеев-скифов,
сарматов, аланов, роксланов, росомонов (по-алански – людей-росов) богом войны
был Арей. Символизировал его простой меч или сабля, воткнутые в землю. Действие
было символичным, - здесь земля издревле считалась территорией арамеев
(скифский квадрат, Арика) и все что находилось или возникало на ней даже
позднее принадлежало Арею. Но функцию войны у драчливого Арея нередко
перехватывали главные, верховные боги-громовержцы: Зевс – у греков, Юпитер – у
римлян, Перун – у русских. И только у воинственных восточноевропейских
кочевников Арей всегда оставался главным божеством.
Впрочем,
когда-то Арей был главным божеством и покровителем скотоводов-земледельцев
русов. Об этом свидетельствуют старые названия всех слоев русского
народа-племени с окончанием на «арь»: государь (позднее – царь, верховный
судия), бояре, судари (вечевые судьи), рыцари, орари (пахари), рыбари, скобари
(кузнецы), косари, лекари, пекари, бондари, градари, дудари, даже ухари… Русы
как бы изначально были народом бога войны Арея, - что говорит о трудной истории
их бытования, вечной борьбе за выживание, существование. И еще в X-XI веках
страна Русь на земле Арея, загородившаяся от нападений многотысячных орд
кочевников Причерноморской степи грандиозным городом-крепостью в Среднем
Поднепровье, называлась норманнами «Гард-арика». Причем Заграду эту защищали
наши государи, бояре, рыцари, ухари.., а строили градари.
Триста было когда-то
магическим, священным числом у индо-ирано-европейских народов. Его корень три,
trai, tra означал: побеждать, превосходить (в борьбе), оберегать, защищать
(отсюда же – строить, Троя). Еще древнейший смысл слова-корня – трою, отравати,
страва – кормить, питать, отравлять, пировать по покойнику (тризна).
Сто
– из древнейшего десятичного счета (от пальцев рук и ног, десять по десять). У
нас «сто» было обозначением величины поселения или части городского посада, которые
могли выставить для защиты 100 воинов (сторож) под командованием ста-росты или
сотника. А тремя стами воинов, например, у греков-византийцев, командовал
особый военачальник – тристат. Число «300» с древнейших времен считалось
победоносным, победительным и использовалось в качестве оберега.
Рыцари. В «Книге
пределов мира», написанной неведомым арабским географом по материалам VIII
века, в главе «Рассуждение о стране Рус» и ее воинах, четко и лаконично
сказано: «Одна часть их рыцарство… Там изготовляют очень ценные клинки и
булатные мечи. Все русы вооружены такими мечами, их рыцари всегда носят броню».
Примечательно, что исламитский писатель счел полезным применить славянские
термины «рыцарь» и «рыцарство» без перевода. И это тогда, когда в языке германцев
никаких «риттеров» не было и в помине. (В. Прищепенко. «И вооружены зело».
Техника Молодежи N12, 1980). В X-XI вв. сами немцы (Дитмар Мезенбургский и др.)
называли Киев «главным городом Руции», а наемники, отправлявшиеся в Русь, были
«руцарии». Это не просто созвучно словенскому слову «рыцари», - оно родилось от
русов-воинов.
Картину
дополняют наши былины, сказания, летописи. Так богатырь Дюк Степанович
обращается к своему боевому коню: «То ли ты добрый конь, то ли лютый зверь, из
под наряда добра коня не видети». Рыцарь и его конь были так закованы в броню,
что представляли собой живой танк-таран. На Руси тяжеловооруженные воины
объединялись в профессиональные дружины, носили доспехи, щиты, вооружены были
харалужными мечами (Харалуг – поселение кузнецов на Волыни).
Так
у Ярослава Осмомысла, как впрочем и у других князей, полки были «железными»
(«Слово о полку Игореве)»; дворовая дружина князя Александра Черторыйского
названа «кованой ратью боевыми людьми» (Псковск. лет.). У таких воинов
«блистахуся щити и оружници подобни солнцю», «Щите же их яко зоря бе, шелом же
их – яко солнцю восходящу, копием же их дрьжащим в руках яко тръсти мнози»
(Ипат. лет., стб. 510,540).
С.
Соловьев подметил в свое время для Руси, вечевого Новгорода: «В летописи
различаются два рода дружин: дружина городская и дружина собственно княжеская…
Это странное двоевластие, сопоставление власти княжеской и власти Веча друг
подле друга на правах равных, выражается всюду: повсюду возле князя является
Великий Новгород». (Соловьев С. Об отношениях Новгорода к великим князьям.
ЧОИДР, г.2, N1, М., 1846, с. 10,53). Запомним это «двоевластие», - оно было
характерным не только для Руси.
Кон – опора жрецов. В чешском,
польском, исчезнувшем полабском, поморском языках слово «къnеz» означало
поначалу «жрец». Это уже потом главный жрец-князь выделился в обществе, стал
высшим светским судьей, воеводой, наконец потомственным государем-властителем.
Слово
«кънязь» состоит из корня «кън», местоимения «яз» и окончания «ь». В корне
слова буква «ъ» (ер) оглашалась как редуцированная гласная звуком «о», а
окончание «ь» (ерь) как «е» (еси). В итоге, сложно составное слово «князь»
расшифрровывается как «я есть кон». То же проглядывает, кстати, в немецком
«konig» (kon ich) и в норманнском «konung» - вождь, потом король.
Слово
«кон» (позднее – «покон») с глубочайшей древности означало систему обычаев,
неписаный свод справедливых, положительных правил поведения людей: люби,
оберегай, помогай, защищай, уважай… Кон возник из простых житейских истин,
опыта, как сумма основополагающих нравственных начал, признанных за
обязательные к исполнению для всех и каждого. Кон был базой элементарного
права, сохранявшегося с помощью преданий, примеров отцов, дедов, пращуров,
передававшихся по цепочке поколений. Такому праву были подчинены частные,
общинные, племенные отношения. Личность, семья, род удерживались силой обычаев,
освященных многовековой практикой народа. Об этой силе прекрасно сказал Пушкин:
«Обычай – деспот меж людей» (Евгений Онегин, I), а поэт Дмитриев так перевел Горация:
«Многие падшие вновь возродятся;
другие же ныне
Пользуясь
честью, падут лишь потребует властный обычай,
В
воле которого все: и законы, и правила речи…»
К
нашему времени некогда священный кон утерял свое былое великое значение, став
просто «подстилкой» различных игр: городки, лото, игральные «судьбоносные
карты»… Хотя в нашем языке остались примечательные однокоренные слова: искони,
испокон веков, коновод (ведущий, зачинщик), конючить (когда-то кон учить),
окончить, докончить (завершить дело), конец (предел явления, край предмета),
конец (часть поселения), конура (когда-то небольшое жилище), конечно, кончина,
досконально, конченый, бесконечный, исконный, посконный, кондовый… В языке
латин «кон» превратился в приставку: конституция, конвент, консул, конвой,
концлагерь и проч.
Есть
слова неожиданно удивительные. Так «кънига» очевидно возникла как «скованный»
игом-записью кон. «Чесому же суть Словенскы кънигы? Ни того бо есть Бог
сотворил, ни то аггелы, ни суть иждекони яко Жидовьскы, и Римскы, и Еллинскы:
иже от кона суть и прияты суть Богом» – писал в XII веке «О писменех» черноризец Храбр. Появившиеся словенские
христианские книги сразу же зафиксировали высочайший уровень понятия «кон»:
«Искони бе Слово» - утверждает Остромирово Евангелие XI века; «Кто не
покланяется Исконьному? Кто славить Коньчьнаго? » - восклицал Григорий
Назианзин.
Закон – опора князей. Утеря высокого
значения кона произошла постепенно во времена распада первобытного общества,
возникновения частной собственности, несправедливых, «злобных», хищнических
рабовладельческих, позднее - феодальных отношений. Человеческое общество
разделилось на классы и поляризовалось: появились рабы и аристократы, смерды и
бояре. Свобода личности исчезла. Добро во взаимоотношениях людей стало
сокращаться, а Зло – возрастать.
Праведный
кон по необходимости дополнили противоположностью – «законом» (установлениями
«за» пределами кона), означавшим поначалу очевидно свод отрицающих правил: не
убивай, не грабь, не уничтожай, не поджигай…Жизнь стала регулироваться не
только по обычаю – кону, но и по закону: «Имяху бо обычаи свои, и закон отец
своих, и преданиа каждо свои нрав» (Пов. Врем. Лет. Введ.); «Мы же кляхомся… по
закону и по покону языка нашего» (Догов.кн.Олега, 912 г.). До сих пор закон
применяется в суде для возврата преступника к праведной жизни, к жизни по кону.
«Для чего же закон? – вопрошал апостол Павел, и отвечал, - он дан после, по
причине преступлений» (Гал., III:19).
В
наступавших все более суровых временах классовых обществ чаще приходилось прибегать
к силе законов, которые оказывались не только записанными, - их старались
освятить (уставы, скрижали). «Законы святы» отцов и дедов выступили вперед,
получили преимущественное применение, поглотив теперь уже наивные истины кона:
«Показнен будеть по закону Гречьскому, по уставу и по закону Русьскому»
(Догов.кн.Игоря, 945 г.). Смена мирного кона силовым законом сопровождалась
более четким разделением функций некогда единых властей: культовой и светской.
В появившемся государстве закон стал выражать государственное право, вооружив
им его администрацию.
Из
состава жрецов, по необходимости, выделился князь уже как светский властитель,
став даже наследственным государем. И если когда-то «knez-жрец» наблюдал за
культовым коном, то теперь «кънязь» оседлал светский закон.
Он
говорил теперь «я закон, я судья» (суд есть я). В результате таких понятийных
сдвигов вместо, например, Русского закона, Русской правды появились княжеские
законы: Правда Ярослава, Ярославичей. Истина божественного кона сменилась
правдой феодала. Князь получил даже право сам объявлять войну, заключать мир,
то есть решать судьбу всего народа. О таком процессе хорошо сказал Павел
Флоренский: «Когда сакральное разложилось и выдохлось, а священная
принадлежность культа была обмирщена, то тогда-то из этого кощунства в
отношении к античной религии, и возникло мистическое самозванство..., имеющее
привкус какого-то ужаса» (Иконостас).
Контина –
ядро города западных словен. Историки
считали и считают контину языческим храмом западных словен. Возможно так же
воспринимали ее иногда немцы-информаторы X-XII вв. Однако это неверно. В
некоторых континах крупных городов, например, Щетина, совсем не было идолов. К
тому же само словенское название «контина» (kontinae – лат.) состоит из двух,
отнюдь не культовых слов: «кон» и «тина».
Кон, как уже отмечалось, являлся
«системой» обычаев праведного поведения людей. Но «коном» называли еще народное
собрание-судилище (у нас на Руси – вече), а также саму площадь этого собрания.
Л. Суровецкий в свое время писал: «Кон, как показывает Русская Правда, означал
у древних славян место собрания суда и совещаний старейшин… Имя «контина» тем
достовернее происходило от «кон», что как в священных рощах, так и в капищах,
совершались народные обряды. У поляков сидеть в коне припоминает, верно,
наказание, производимое некогда пред коном или континой, а теперь перед
церквой» (Иссл. Начал народов славянских. ЧОИДР, год 2, N 1, 1846, с.59). А
чешское «конати» означало давать обет, клясться. Площадь кона могла вмещать от
100 до 1000 человек небольшого или крупного населенного пункта. На краю ее
имелась степень-трибуна для выступлений, народ на собрание созывался звуком
колокола. Поскольку на кону решались крупные дела, даже судьба народа-племени,
контина была, по существу, его административным центром.
«Тина» - это тын, от
слова «тинати» - рубить, заострять колья, «отынивая» что либо (отсюда же
рогатина, плотина, куртина, скотина как дворовое животное, затинная пищаль…).
Контина, следовательно, была общественным двором, обнесенным оградой, тыном.
Ограда была нередко мощной: со рвами, валами, даже рубленными стенами,
воротами, мостами, способной защитить население округи. В таком случае это была
настоящая крепость, небольшой словенский «грод», по-немецки - «бург», по-русски – «град», острог, детинец.
Храм-чертог. Обычно все же
контина, - особенно если была единственным укрепленным ядром поселения, -
посвящалась какому-либо языческому богу-покровителю народа-племени, небесному
защитнику данного места. Поэтому на краю ее кона-площади размещался еще храм в
виде чертога. В нем имелось, как правило, два главных помещения: святилище с
идолом божества, стоявшим между четырьмя высокими столбами, и сени,
охватывавшие святилище с трех или четырех сторон. Чертог обносился по периметру
либо деревянным тыном-стеной, либо просто столбами с завесами. Стена имела
несколько входов, украшалась изнутри яркими росписями, а снаружи – расцвеченной
рельефной резьбой. Кровля была нередко матерчатой: толстая цветная ткань
свешивалась со средних высоких столбов на крайние пониженные стену или столбы.
Весь чертог на площади контины выглядел разноцветным, изукрашенным
шатром-храмом какого-либо божества. Если же вместо наружных стен стояли просто
деревянные столбы-опоры, то в такой храм могли входить со всех сторон. Более того,
приподняв завесы по краям, к сеням чертога можно было присоединять все
пространство кона-площади и, следовательно, к богослужению привлекалось все
народное собрание. Таким образом, контина с храмом внутри служила культовым
центром народа-племени.
Кром. Площадь внутри
контины окружали различные постройки. Одни составляли обиталища жрецов,
воинов-охранников, в других хранились «божественные» ценности чертога. Но часть
контины занимали еще клети-склады и подвалы («под валами» ограды). В
закромах-подвалах хранилось вооружение и зерно-провиант для народа на случай
войны. В клетях могли отсидеться семьи на время нападения врагов, для чего в
клетях имелись печи-каменки. Кромские клети и подвалы могли занимать иногда до
70% территории контины.
Вот
описания нескольких контин городов западных славян в передаче немецких
очевидцев (к сожалению словенских описаний нет).
— Крупнейший город поморян Щетин имел четыре контины. В трех из них не
было идолов богов и они служили, очевидно, для вечевых собраний, хранения оружия
и ценностей трех концов города (на кон собиралось по 300 старейшин, «конец» -
от кона). Главная контина Щетина была посвящена богу Триглаву. Венчала она холм
Триглава, причем рядом находилось общегородское торговище и княжий двор. На
торговище стояла деревянная степень-трибуна для выступлений старейшин города и
глашатаев перед народом. Общегородское собрание знатных людей созывалось на кон
звоном колокола в определенные дни, причем старейшины участвовали во всех
сходках как особое сословие (900 «отцов семейств» или родов).
Храм-чертог Триглава контины «имел по стенам внутри и снаружи резные
(выступающие) изображения людей, птиц и зверей, представленные столь
естественно и верно, что, казалось, они живут и дышат. Краски наружных
изображений отличались необыкновенной прочностью: ни снег, ни дождь не могли
потемнить или смыть их… Таково было искусство живописцев». В закромах контины
«по старинному обычаю… слагали захваченные
на войне богатства и оружие врагов, изо всей добычи, - в морском ли
походе или в сухопутном бою приобретенной, - законом определенную десятину, а
также… берегли золотые и серебряные кубки и сосуды, которые в праздники
выносились из святилища… Равным образом большие рога диких быков (зубров),
позолоченные и выложенные дорогими каменьями, служившие для питья, и рога,
устроенные для музыкальных звуков, мечи, ножи и многочисленная утварь,
драгоценная, редкая и на вид прекрасная, - все это там хранилось в честь богов»
(Из жития Оттона Бамбергского, 1125 г.).
— В городе
лютичей Радогоще «нет ничего кроме храма, искусно построенного из дерева на
основании рогов различных зверей. Стены его украшены извне чудесной резьбой,
представляющей образы богов и богинь. Внутри же стоят рукотворные боги, страшно
одетые в шлемы и панцири … Главный из них Сварожич… Сколько областей в этой
стране, столько и храмов. Но вышеупомянутый город повелевает всеми ими» (Титмар
Мерзенбургский).
— В городе
ретарей Ретре был «воздвигнут большой храм богам, из которых главный Радегаст.
В городе девять ворот и окружен он со всех сторон глубоким озером. Входят в
него по деревянному мосту. Но идти по нему позволяется только тем, кто хочет
приносить жертвы или получить ответ» (Адам Бременский, Гельмольд).
— Город ругов Кореница стоял посреди болота,
и к нему шел только один ход. На кону-площади красовалось три храма,
посвященных трем богам: семиглавому Руговиту, пятиглавому Перевиту и
четырехликому Коревиту (пятое лицо было на груди). «Главное капище было
окружено со всех сторон сенями, а стен не было: и капище, и сени закрыты были завесами
из багряницы, а крыша лежала на одних столбах. Внутри стоял дубовый истукан,
который назывался Руговитом… Голова его имела семь человеческих лиц, которые
все находились под одним черепом. Столько же настоящих мечей с ножнами,
привешанных к одному поясу, прикреплено было искусством ваятеля к бедрам
истукана; восьмой он держал обнаженным в правой руке.» (Саксон Грамматик).
Кореница была священным городом, где в мирное время жили жрецы и
служки. Только во время войны город становился убежищем для жителей округи.
Сохранилось известие, что при нападении в 1168 году войска датского короля
Вольдемара, в Коренице скопилось так много людей, что они не смогли долго в ней
продержаться из-за тесноты, голода, вони, и им пришлось сдаться.
Контины
имелись во множестве других городов западных словен. В них за соблюдением
людьми кона следили не только жрецы, но сами боги. Истуканы богов вырезались из
дерева, всячески украшались и были разными по величине. Так золотого идола
Триглава из Волына могли унести на руках и спрятать в дупле дерева. А истуканов
в Гостькове могли едва повалить несколько быков, - настолько они были огромными
и укрепленными в землю. Кстати, в строительство храмов в Гостькове было
употреблено 300 талантов (по сведению немцев). Контина выступала в словенском
городе символом священного кона, центром городского «микромира», а
«континентом» служил весь мир.
Полабские
и поморские словене жили в переходный период от первобытно-общинного строя к
феодальному. Наряду с остатками родоплеменного быта (племенная организация,
родовые поселения, жречество, общеплеменное войско) в их обществе уже
присутствовали «элементы» феодализма (разделение земель в частную родо-семейную
собственность, наличие князей как верховных воевод и светских судей …). Но что
здесь важно: именно у западных словен четко и ясно прослеживается процесс
зарождения и развития феодального города.
Зародышем,
ядром города выступала контина с функциями: культовой (святилище),
административной (кон), складской (кром) и оборонной (грод). Мощная священная
контина-грод племенного центра со всеми четырьмя функциями строилась населением
всего племени во главе с уже потомственным князем по решению обще племенного
кона. Контина-грод меньшего, волостного центра строилась населением волости
(жупы) во главе с выборным жупаном по решению племенного и волостного конов.
Контина-двор городского конца (в Щетине) строилась кончанским городским
населением. Иерархия контин соответствовала иерархии племенных богов, а также
иерархии племенной власти. Князья жили на княжьих дворах в племенных центрах
близ контин. Никаких замков-крепостей еще не было (их стали создавать позднее
немецкие феодалы-захватчики) .
Торговище,
возникая возле одной из контин в удобном для торга месте (наличие
географических, топографических, промысловых удобств), выделяло ее в качестве
крепостного ядра будущего торгово-ремесленного центра. Возле торга оседали
ремесленники и купцы, развивался посад пришлых предприимчивых людей,
иностранцев. Увеличение здесь населения могло способствовать перемещению сюда
обще племенного кона, княжьего двора, даже главного божества племени. Такой
процесс и завершался возникновением феодального города.
У
западных словен уже в VIII-IX веках возникло много крупных городов: Щетин,
Волын, Велиград, Старград, Колобег, Дымин, Клодно… Крепости-контины стояли
нередко среди озер: Плуна, Ратибор, Радогощ, Ретра, Сгорелец, Зверин, Добино..,
а сами города, их посады раскидывались по берегам озер.
